– Зачэм я? – Дворник покосился на ворота. – Тут бэз мэня найдется, кому накостилять!
– А что здесь за контора, за этими воротами? – миролюбиво поинтересовался Маркиз.
– Слюшай, мне тут с тобой разговаривать нэкогда! – напыжился дворник. – У мэня работа! Давай, право-левой... то есть проваливай по-хорошему, а то и тэбе, и мнэ достанется...
– Да ты наверняка ничего и не знаешь! – пренебрежительно проговорил Маркиз. – Откуда тебе знать, что тут, за этим забором...
– Кто нэ знаешь?! – возмущенно воскликнул дворник. – Я нэ знаешь? Это ты ничего нэ знаешь, а я все знаешь! За этот забор дурдом для богатых, ясно?
– Что? – недоверчиво переспросил Маркиз. – Как это дурдом? Как это для богатых?
– Ты что, нэ знаешь, что такое дурдом? Вот если ты совсем глюпый станешь, папа-мама узнавать нэ будешь – тэбя посадят в дурдом для бедных, а если богатый папа-мама нэ узнает – его сюда везут. Тут его кормят самым хорошим пловом, самой лучшей долмой, самой вкусной халвой, только на волю нэ выпускают...
– Да ладно тебе, – пренебрежительно отмахнулся Маркиз. – Откуда ты все это знаешь? Вон там какой забор высокий, какие ворота железные! Отсюда тебе ничего не видно...
– Отсюда, может, и нэ видно, – ответил дворник обиженно. – А только у меня там друг санитаром работает, мы с ним из один кишлак, он мне все равно что родной брат, так он мне все как есть рассказал! Если у богатый человек теща совсем глюпый стал или кричит много, кушать мешает, он ее сюда везет. Если у богатый человек папа-мама сильно скандалит, он его тоже сюда везет. Здесь ему укол делают – и папа-мама сидит тихо, плов с халвой кушает, никому нэ мешает...
Вдруг за спиной дворника раздался грозный оклик:
– Эй, как тебя, Низреддин, ты что тут лясы точишь? Ты почему вместо работы со всякой швалью болтаешь? Сейчас ты у меня на счет раз вылетишь в родной кишлак!
За спиной гастарбайтера стояла приземистая женщина с короткой стрижкой и маленькими злыми глазками. Этими глазками она насквозь прожигала безобидного дворника, так что Лене показалось, что одежда на нем начала дымиться.
– Я не Низреддин, я Насрулла! – отозвался гастарбайтер.
– А мне без разницы! – рявкнула женщина. – Оба вылетите!
– Зачем вылетите, Анна-Ванна, не надо вылетите! – испуганно забормотал дворник. – Я все делать как надо! Все убирать как надо! Все чисто будет! У меня в кишлак дети, жена, папа-мама старый, им всем кушать-пить надо...
– А мне без разницы! Меня твои папа-мама не интересуют! – кипятилась женщина.
Тут она увидела Маркиза и переключилась на него:
– А ты что тут делаешь, рвань подзаборная? Сейчас я санитаров кликну, они тебе ребра-то переломают! Ишь, крутится тут, выглядывает, вынюхивает, где что плохо лежит...
Леня не стал дальше слушать, он юркнул в ближайшую подворотню и через несколько минут оказался на соседней улице.
Он неторопливо шел к метро, обдумывая то, что ему удалось узнать.
Бомжа Рваклю привезли в «дурдом для богатых».
Лене приходилось слышать о таких заведениях, куда состоятельные люди упрятывают неугодных родственников, а иногда даже надоевших жен. Хорошо прикормленные врачи ставят пациентам нужный диагноз, при котором их необходимо изолировать от общества, и держат в своем заведении, пока за это платят деньги.
Но Рвакля не похож на родственника олигарха... совсем не похож, уж это точно. Но с другой стороны, обычного бомжа в такой дорогой дурдом не упрячут. Что же это получается? Может быть, Рвакля вовсе не бомж, а переодетый богач? Угу, скептически усмехнулся Маркиз, «принц и нищий», «тысяча и одна ночь...» Еще, говорят, французский какой-то король любил переодеваться, за бедного себя выдавать... Что-то тут не то...
В собственный подъезд Леня проник украдкой, незаметно проскользнул мимо консьержки, поднялся на лифте и нетерпеливо позвонил в дверь своей квартиры.
Лола немедленно открыла ему дверь. Глаза ее вылезли на лоб, Пу И, которого она держала под мышкой, залился истеричным лаем.
– У нас не подают! – воскликнула Лола слабым голосом. – И вообще, кто вас впустил в дом?
– Лолка, ты меня наконец впустишь в квартиру? – раздраженно проговорил Маркиз. – Ты что, хочешь, чтобы меня в таком виде заметили соседи? Тогда придется срочно менять квартиру, наша репутация в этом доме будет окончательно загублена! И немедленно прекрати разыгрывать этот спектакль, ни за что не поверю, что ты меня не узнала!
– Да, вот теперь я тебя узнаю! – ответила Лола страдальческим голосом трагической героини и отступила в сторону. – Это неприкрытое хамство, эта грубость, это ужасное отношение к единственному близкому человеку... Конечно, это может быть только он, ужасный тип, которому я отдала свои лучшие годы!
– Хватит развлекаться! – оборвал ее Маркиз. – Я хочу немедленно принять ванну, выпить чашечку кофе...
– Да, ванну принять тебе не мешает... – Лола повела носом, принюхиваясь. – Ты что, ночевал на помойке?
В это время в коридоре появился Аскольд.
Обычно он за несколько минут предчувствовал появление хозяина и ждал его возле дверей, обернув лапы хвостом. На этот раз он прозевал судьбоносный момент, и на его выразительной морде читались растерянность и удивление. Подойдя к Лене, он собрался было потереться об его ноги, но вдруг почувствовал незнакомый запах, чихнул, попятился и немедленно исчез в направлении кухни.
– И ты, Аскольд! – горестно воскликнул Леня.
Он повернулся к Лоле и произнес с обидой:
– Признайся, ведь это ты его подговорила!
– Больно надо! – фыркнула Лола. – И вообще, у тебя телефон звонит!
И правда, в комнате Лени заливался мобильник. И разумеется, тот самый, по которому с Леней связывались заказчики.
– Антон Иоганныч интересуется! – простонал Леня, потому что надеяться, что по телефону хочет связаться с ним новый заказчик, значило бы здорово переоценивать силы провидения.
– Не ходи в комнату! – взвизгнула Лола. – Я сама принесу!
Она развернулась и бросилась бежать, выронив по дороге Пу И. Песик перекувырнулся в воздухе и удачно шлепнулся на мягкий пуфик.
– Молодец, – сказал Маркиз, – прямо цирковой пес.
Пу И поглядел с опаской и чихнул. Леня совсем расстроился.
– Как прошла операция? – холодно поинтересовался на том конце голос заказчика.
– Ну как вам сказать... – завел Леня.
– Говорите прямо, вы ее выкрали или нет? – Заказчик повысил голос.
– Ну-у...
– Кажется, я с вами напрасно связался!
Злить Маркиза не следовало, это знали его близкие знакомые. Таковых, надо сказать, было не много. То есть знакомых у него было полно – всяких разных, деловых, цирковых и просто людей, встреченных за бурную жизнь в разных городах нашей бескрайней страны. Но вот близких друзей было не много, Леня Маркиз мало кого пускал в свою жизнь.
– Господин Штемпель! – излишне спокойно произнес он. – Кажется, мы с вами заключили договор. Я согласился выполнить для вас кое-какую работу, а вы со своей стороны обязались не мешать мне и не контролировать мою деятельность. Вы не поставили четких сроков...
– Я предупреждал, что она нужна мне как можно скорее!
«Скоро только кошки родятся!» – хотел ответить Маркиз, но вовремя сдержался. С самой первой встречи ему хотелось разговаривать с заказчиком недопустимо грубо.
– Итак... – процедил заказчик, – когда я могу рассчитывать получить...
– Как только, так сразу, – любезно ответил Леня и поскорее отсоединился.
– Ох, чует мое сердце, не будет нам с этого дела ни почета, ни денег! – вздохнула Лола. – А будут большие неприятности и фальшивые хлопоты.
– Не каркай! – буркнул Леня, хотя его сердце чуяло то же самое.
Через полчаса Маркиз сидел на кухне, умытый, причесанный и переодетый, и пил кофе со сливками. Лола тем не менее то и дело демонстративно принюхивалась.
– Тебе не кажется, Леня, что у нас в доме что-то протухло? – проговорила она задумчиво. – Вот и Аскольд... ты видишь, что он не приходит на кухню? Согласись, что это на него совершенно не похоже... обычно он устраивается у тебя на коленях или где-нибудь рядом, чтобы быть в курсе событий...
– Прекрати! – недовольно процедил Маркиз. – Я тружусь один, делаю всю грязную работу, и вместо благодарности...
– Вот именно – грязную! – возмущенно подхватила Лола. – Очень грязную! И что в результате? В результате ты опять упустил эту дурацкую монету!
– Если бы ты не перепутала тогда собак, монета давно уже была бы у нас!
– Так это я, выходит, виновата? – Лола привстала, на ее щеках выступили красные пятна. – А не ты ли сам эту монету упустил? Если бы ты не бросил ее собаке...
– Лолочка, – проговорил Маркиз примирительным тоном, – зачем считаться, кто прав, кто виноват? Мы с тобой делаем одно общее дело. И нужно наконец закончить работу. Мы должны поддержать свою репутацию и получить гонорар. И вот, кстати, на следующей стадии операции я хочу подключить и тебя.
– Что?! – Лола отшатнулась, как от удара. – Ты хочешь, чтобы я тоже вырядилась бомжихой? Ты хочешь, чтобы мы с Пу И бродили по помойкам, собирали бутылки и просили подаяния? Ты слышал, Пу И, до чего додумался этот ужасный, жестокосердный человек? Он выгоняет нас на улицу! На паперть! На панель!
– Лолка, прекрати этот театр одного актера! – оборвал ее Маркиз. – Ни на какую помойку я тебя не гоню. И вообще, дадут в этом доме что-нибудь поесть, или я должен пустой кофе пить? А это, между прочим, вредно для здоровья!
Лола спохватилась, что и правда мужчина, приходя домой, всегда хочет есть, у него такой условный рефлекс, и что если Леньке не дать что-нибудь пожевать, он запросто может съесть ее саму, причем живьем и без соуса. Но завтрак давно прошел, а обедать было еще рано, Ленька же сам просил кофе...
Через минуту на столе появилась половина шоколадного кекса, песочный пирог с малиновым вареньем и миндальное печенье. Пу И мигом прискакал на кухню и радостно тявкнул.
– Сорок один – ем один! – закричал Маркиз, но тут же подсунул песику печенюшку.
Попугай Перришон, до этого мирно дремавший в клетке, приоткрыл один глаз и заорал свое обычное: «Перреньке орешков!»
Кот Аскольд явился на кухню и сел посредине, окинув хозяев непроницаемым взглядом. Кот никогда не унижался до попрошайничества, он придерживался принципа, изложенного в старой песенке: «Он не требует, не просит, желтый глаз его горит, каждый сам ему выносит и спасибо говорит».
Кот смотрел прямо в душу, и Лолина рука сама отрезала ему солидный кусок ветчины. Сама же Лола налила себе кофе и отщипнула маленький кусочек кекса. Она заботилась о своей фигуре.
– Лолка, ты мне нужна, – сказал Леня, когда стол опустел.
– Отрадно слышать... – вздохнула Лола. – Ты не хочешь ввести меня в курс дела?
Маркиз скороговоркой пересказал ей свои приключения.
– А теперь мы с тобой сыграем богатую парочку, которая хочет пристроить своего престарелого родственника в частную психиатрическую клинику.
– Или родственницу, – проговорила Лола.
– Можно родственницу, – согласился Маркиз. – Не все ли равно.
– Если нужно сыграть богатую даму, я согласна! – Глаза Лолы мечтательно затуманились. – Я давно собиралась прикупить кое-что в свой гардероб. И бриллианты... ты не находишь, что у меня слишком мало бриллиантов? Недопустимо мало!
– Лола, мы собираемся не на бал и не на оперную премьеру! – одернул ее Маркиз. – Мы едем всего лишь в психиатрическую клинику! Зачем тебе новые бриллианты?
– Некоторые женщины и в магазин без бриллиантов не выходят! Даже на помойку с ведром... – Она снова выразительно принюхалась.
– Далась тебе эта помойка! – раздраженно пробормотал Маркиз. – Если уж на то пошло, женщины, о которых ты говоришь, вообще сами не выносят мусор. За них это делает прислуга.
– Вот именно! – Лола страдальчески вздохнула. – А я тружусь, как Золушка, прислуживаю тебе с веником и поварешкой, кормлю твоего кота и даже не могу купить себе лишнее бриллиантовое кольцо!
– Лолка, немедленно прекрати! – прикрикнул Маркиз на свою боевую подругу.
К чести Лолы, она всегда могла понять, когда Ленино терпение достигло предела и он готов взорваться, как перегретый паровой котел. В таких случаях она прекращала свои ролевые игры и беспрекословно подчинялась своему старшему компаньону.
* * *Дмитрий Осетровский вышел из ресторана в прекрасном расположении духа. За обедом он очень удачно переговорил с крупным чиновником из мэрии, и тот дал ему понять, что Осетровский может твердо рассчитывать на большой строительный подряд. После удачных деловых переговоров у Осетровского всегда разыгрывался аппетит, а сегодня шеф-повару очень удалась оленина по-лапландски с морошкой и можжевеловыми ягодами. В завершение обеда Дмитрий выпил рюмку прекрасного арманьяка пятидесятилетней выдержки, и теперь он лелеял густое бархатистое послевкусие благородного напитка.
Машина Осетровского подъехала к крыльцу ресторана, швейцар распахнул заднюю дверцу. Осетровский тяжело опустился на мягкое сиденье, прикрыл глаза и коротко бросил водителю:
– Домой!
Машина плавно тронулась, набрала скорость и влилась в транспортный поток. Осетровский предавался приятным раздумьям. Он думал о том, что успел добиться многого, а теперь, если он удачно справится с новым подрядом, можно будет продать свою компанию за хорошие деньги, вложить эти деньги в ценные бумаги и отойти от дел. Можно будет перебраться в швейцарское шале, которое он купил по случаю пять лет назад, и зажить спокойной жизнью богатого рантье. А то бесконечные стрессы отечественного бизнеса доконают его раньше времени, и он не сможет пожить в свое удовольствие.
Осетровский открыл глаза и с удивлением понял, что машина едет вовсе не к дому, а по Песочной набережной.
– Эй, как тебя... Сергей! – недовольно проговорил Осетровский в спину водителя. – Ты куда едешь? Я же велел домой!
Водитель не шелохнулся. Машина ехала в прежнем направлении. Впереди показался необычный силуэт буддийского храма. Осетровский уставился в бритый затылок шофера, затем приподнялся на сиденье, ткнул водителя в спину:
– Ты что – не слышишь? Я с тобой говорю!
Бритая голова повернулась. Вместо знакомой туповатой физиономии своего водителя Осетровский увидел плоское восточное лицо с узкими невыразительными глазами.
– Сиди тихо! – проговорил азиат.
Осетровский откинулся на сиденье и прикрыл глаза.
Вместо раздражения и недовольства в душе поднялся страх. Он сосчитал до десяти, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Этого просто не могло быть... может быть, страшный азиат ему просто померещился? Может быть, виной всему старый арманьяк?
Он открыл глаза – но ничего не изменилось.
Круглая бритая голова перед ним принадлежала не водителю, а узкоглазому незнакомцу.
Немного не доезжая до буддийского храма, автомобиль затормозил. Осетровский потянулся к двери, он хотел выскочить и убежать – но дверца машины сама открылась, и в салон протиснулся невысокий худощавый человек с таким же плоским лицом, с такими же узкими невыразительными глазами, как у водителя. Осетровский понял, что напоминали ему эти узкие глаза.
Когда-то давно, в детстве, Дима Осетровский ходил в лес за ягодами. Он наклонился к кочке, густо усыпанной черникой, и вдруг увидел плоскую треугольную голову и узкие темные глаза змеи. Эти узкие глаза смотрели прямо в его душу, они лишили Диму воли, сковали его. С трудом преодолев странное оцепенение, Дима закричал и бросился наутек.
Глаза этого незнакомца были такими же узкими и темными, как глаза змеи, и они так же проникали в самую душу Осетровского.
– Сиди, Осетровский! – проговорил незнакомец с каким-то странным акцентом.
Осетровский дернулся к другой двери – но водитель повернулся к нему и тихо, убедительно сказал:
– Не надо.
И Осетровский понял, что с этими людьми лучше не шутить.
Он снова откинулся на спинку сиденья и попытался понять, кто эти люди и чем ему грозит их появление.
Судя по всему, их подослали конкуренты, чтобы отобрать у него строительный подряд... но в таком случае...
Додумать Осетровский не успел. Человек, который сидел рядом с ним, взял его за плечо, сильно сжал, так что все тело Осетровского пронзила острая ледяная игла боли, пристально взглянул в его глаза своими змеиными глазами и негромко проговорил:
– Где монета?
– Что? – переспросил Осетровский недоуменно. – Какая монета?
– Не пытайся казаться глупее, чем ты есть! – процедил незнакомец со змеиными глазами. – И не пытайся мне врать. Мне нельзя врать. Спрашиваю последний раз – где монета Маньчжоу-Го?
И тут Осетровский обрадовался.
Эти люди не имели отношения к его конкурентам. Им не нужен был строительный подряд. Им нужна была всего лишь дурацкая монета. Правда... правда, этой монеты у него не было.
– Монеты у меня нет, – поспешно сообщил он, удивляясь собственной суетливой, заискивающей интонации.
– Не пытайся мне врать! – повторил человек со змеиными глазами.
– Я не вру! – заторопился Осетровский. – Поверьте мне! Монету у меня украли...
– Кто?
– Не знаю. – Осетровский попытался пожать плечами, но тут же ощутил еще более острую, пронизывающую боль, потому что плечо было сжато ледяными тисками.
– А если подумать? – спросил азиат, причем его вежливое обращение никак не соответствовало голосу.
Осетровский уже думал об этом раньше. Когда он узнал, что неизвестный вор приложил так много усилий, чтобы украсть одну-единственную монету, он стал думать, в чем же тут дело. Ибо Дмитрий Осетровский был не такой человек, чтобы отмахиваться от непонятных вещей. Когда он чего-то не понимал, он считал, что его облапошили. И очень злился. И если бы не строительный подряд, который занимал все его мысли, он додумался бы об этом раньше. Но сейчас под воздействием боли и страха он кое-что вспомнил. Ему предлагали продать эту монету несколько месяцев назад, предлагал пустой человек, несерьезный. Осетровский отказался, но выяснил, кто за той мелкой шушерой стоял.