— Вы успеете. Магазины здесь, если не ошибаюсь, работают до семи.
Они не спеша направились в сторону моря, видневшегося в конце улицы, которая вела от главной площади. В городе, по-видимому, не было ничего хоть сколько-нибудь примечательного. Ни музея, ни административных зданий. Лавки и магазинчики выглядели бедно. В порту возле широкого пирса, рассекавшего акваторию, стояли лишь два танкера.
— Наверное, сейчас здесь затишье, — заметил Честер.
Колетта взяла его за руку выше локтя. Он обнял ее за талию.
Через десять минут они повернули назад и зашагали к центру города в поисках места, где можно купить чулки. Им встретилось несколько обувных магазинчиков и галантерейных лавок, торгующих простеньким женским бельем, в том числе и хлопчатобумажными чулками, но нигде не было нейлоновых. Райдел указал Колетте на подвальную таверну с вывеской над входом, на которой была изображена поющая женщина в крестьянской сорочке и с необъятным бюстом.
— Думаю, это здешнее злачное место, — заметил Райдел. — Ночной танцклуб, как здесь сказано.
Колетта нагнулась, чтобы рассмотреть узкую лесенку, спускавшуюся к красной двери.
— Как интересно! Почему бы нам не заглянуть сюда вечером? — И бросила быстрый взгляд на Честера.
Глаза Колетты блеснули, и ему почудилась в них усмешка: «Ты как знаешь, а я пойду». Но Колетта тут же отвернулась, и Честер не был уверен, правильно ли истолковал ее взгляд. Заведение это показалось ему довольно убогим. К тому же полусельская танцплощадка не относилась к той части местной экзотики, которая интересовала Честера. Вульгарная, увешанная побрякушками женщина на фотографии выглядела как турчанка, румынка или того хуже. Но Честер, конечно, пойдет. Он знал это.
Райдел первым увидел чулочную лавку на противоположной стороне улицы. Он помог Колетте объясниться с продавцом и выбрать нужный размер.
— Как по-гречески чулки? — поинтересовался Честер.
Райдел ответил, но минуту спустя слово вылетело у Честера из головы.
Они вернулись обратно в гостиницу, чтобы отдохнуть перед вечерней прогулкой. Райдел обещал позвонить около семи. К этому времени он собирался раздобыть где-нибудь вечернюю газету.
Честер прилег на постель рядом с Колеттой, которая уже переоделась в халат и теперь читала один из романов в мягкой обложке, купленных ею в Афинах. Честер положил руку ей на талию. Но Колетта отвела его руку и встала.
— Прости, я забыл, ты ведь терпеть не можешь бородатых, — сказал Честер.
— Борода ни при чем, — ответила Колетта, не оборачиваясь. — Мне нужно привести в порядок ногти.
Она вернулась со специальным набором инструментов, села на постель, откинулась на подушку и занялась маникюром. Честер задремал.
Когда он проснулся, часы Колетты, стоявшие на прикроватной тумбочке, показывали десять минут седьмого. Честер вспомнил, что Райдел обещал позвонить. Впрочем, если бы в газете оказалось что-нибудь важное, например стало известно, что Честер Макфарланд выехал этим утром из Ираклиона, он бы сразу позвонил. Потом Честера начала одолевать одна мысль, а вернее, мучительный вопрос: ради чего молодому человеку помогать тому, кого, как ему известно, полиция разыскивает за убийство, даже если это был несчастный случай? Ответ напрашивался сам: чтобы получить деньги. Конечно же, это обычный шантажист, готовый плести свою сеть тщательно и неспешно. Честер задумывался над этим и раньше, но только сейчас, после короткого сна, осознал все достаточно ясно. Худшее еще впереди. Он поежился. В комнате было прохладно.
— Тебе холодно, дорогой? — Колетта лежала рядом и читала.
— Да, здесь не жарко.
— Батарея нагревается. Я только что проверяла.
Честер встал и налил себе виски. Он поймал на себе укоризненный взгляд Колетты, но она промолчала. Ну что ж, придется им пробыть с Райделом Кинером еще несколько дней. Честер решил попросить Райдела подробно рассказать о себе, о студенческих годах, о жизненных планах, если таковые есть, чтобы составить о нем более ясное представление.
Зазвонил телефон.
Райдел сообщил, что в местной газете нет никаких новостей.
— Я подумал, может, вы и ваша супруга хотите поужинать сегодня вечером одни? — спросил он под конец.
Но Честер уже настроился порасспросить Райдела.
— Нет-нет, если, конечно, вы сами не хотите побыть один, — сказал Честер.
— Он не идет с нами? — вмешалась Колетта и протянула руку к телефонной трубке. — Дай, я поговорю с ним.
Ничего не сказав Райделу, Честер с хмурым видом протянул ей трубку.
— Алло, Райдел! Что это за разговор о том, чтобы поужинать отдельно… Конечно же нет. Какие глупости… Постучите к нам около восьми и заходите выпить виски… Вот как? Это звучит заманчиво. Прекрасно! Я скажу Честеру… Хорошо. До скорого! — Она положила трубку и обернулась к мужу. — Райдел выяснил, что в ночном клубе, который мы видели, можно поесть. Почему бы нам не поужинать там?
Как Честер и предчувствовал, Райдел и Колетта танцевали до полуночи. Сам он уже начинал испытывать усталость. Честеру мало что удалось выведать у Райдела Кинера. По его словам, он учился в Йеле, где закончил юридическое отделение. Затем служил в армии. Последние два года провел в Европе благодаря своей бабушке, которая оставила ему в наследство десять тысяч долларов. Честер готов был поверить насчет бабушки, но сомневался насчет юридического образования Райдела. У Честера осталось лишь смутное воспоминание о йельском студенческом городке в Нью-Хейвене, где он был один раз. Сам он проучился два года в Гарварде. Он не мог придумать ни единого вопроса, чтобы проверить, действительно ли Райдел учился в Йеле. Так или иначе, но Райдел никогда не работал, и это не сулило ничего хорошего. Честер беспрестанно поглядывал на него и одетую в ярко-голубое платье Колетту, которые танцевали на маленькой, плохо освещенной танцплощадке. Они держались в стороне от остальных пар, танцевавших быстрее. Честер пил уже четвертый бокал виски. Когда Райдел и Колетта вернулись к столику, он поднялся.
— Может, пойдем? Сегодня был трудный день.
— Но, дорогой, в половине первого начинается представление.
Честер снова сел, решив, что будет ждать.
Райдел продолжил разговор, начатый, очевидно, на танцплощадке: о музыке, о танцах в греческих тавернах и о том, почему здесь мужчины танцуют с мужчинами. Честер уже что-то слышал об этом. Кажется, все объясняется строгостью морали в отношениях между полами. На танцплощадке бойко отплясывали две пары мужчин, не касаясь друг друга. В этом не было ничего интересного, но Колетта слушала Райдела как завороженная.
— Об этом что-то говорится в путеводителе, — вставил Честер.
Но его замечание осталось без внимания. Райдел уже рассказывал о другом: о кружевах на сорочках или о чем-то вроде этого. Райдел знал очень много, если, конечно, то, о чем он говорил, не было плодом его фантазии.
— Не хотите выпить? — спросил Честер у Райдела, когда принесли виски.
Райдел посмотрел на Колетту:
— Будете?
— Нет. А впрочем, немного пива.
Оба, Райдел и она, заказали пиво.
Наконец началось представление. Оно состояло главным образом из скетчей, вызывавших в зале смех. Честер не понимал ни слова. Он ужасно устал. Сначала долгое сидение в автобусе, теперь здесь. Когда представление закончилось, он хотел пригласить Колетту потанцевать — за весь вечер они станцевали лишь один раз, — но у него хватило сил лишь на то, чтобы показать своим видом, как он недоволен сегодняшним вечером и поведением Райдела.
— Тебе здесь интересно? Может, пойдем? — спросил он жену.
— Еще один танец, дорогой, последний… — сказала Колетта, поднимаясь.
Она приглашала Райдела. Честер понял это. Он проводил их нарочито хмурым взглядом, хотя и знал, что они не видят его. Честер рассеянно склонился над своим бокалом. Он думал о письмах, которые дожидались его в Афинах. А их там наверняка скопилось уже порядком, в том числе и отчет его доверенного человека в Далласе, исполнявшего теперь обязанности бухгалтера в компании «Юнимекс». Не нависла ли над ней угроза расследования? Кроме того, должны быть сообщения из Нью-Йорка от Джесси, который знал, что его настоящее имя Честер Макфарланд. Вероятно, он уже прочел в прессе о случившемся, если, конечно, это попало в нью-йоркские газеты, и запаниковал, не получив ответа ни на одно из своих писем, посланных в Афины. Интересно, что могли сообщить о Честере американские газеты? Это было важно для него, крайне важно. В Ираклионе оказалась недоступной даже парижская «Геральд трибьюн».
Музыка теперь звучала тихо и нежно: играли лишь скрипка и аккордеон. Словно специально для Колетты и Райдела. Честер обернулся и, к своей досаде, обнаружил, что они единственная пара на танцплощадке. Он стиснул зубы. Музыканты глядели на Райдела и Колетту почти мечтательно. Или ему это только показалось? Решив, что музыка будет играть еще минут пятнадцать, Честер направился в туалет.
Когда он вернулся, Райдел и Колетта уже сидели за столиком и болтали. Оркестр закончил играть.
— Уходим, дорогой? — спросила Колетта.
— Если ты готова. — Честер натянуто улыбнулся.
Вместе с Райделом они поделили счет и чаевые. Райдел предупредил, что чаевые должны быть в пределах сотни, и Честер с небрежным видом добавил к своей доле еще пятьдесят. Они вернулись пешком в гостиницу «Ника» и разбудили задремавшего лифтера, чтобы тот поднял их на нужный этаж.
— Доброй ночи и приятных снов. — Райдел помахал рукой и направился к своему номеру.
Честеру показалось, что у того была самодовольная улыбка.
В номере Честер снял пиджак и налил в стакан холодной воды из-под крана. Он предпочел бы еще один глоток виски, но подумал, что так во время разговора с Колеттой у него будет более трезвый вид.
— Тебе было скучно, дорогой?
Она сняла через голову свое голубое платье.
— Думаю, с твоей стороны было не очень разумно болтать с вымогателем.
— Что? — Она посмотрела на него своими наивными синими глазами.
— Потенциальным вымогателем. — Честер придвинулся к ней и приглушил голос. Он вдруг подумал, что Райдел может подслушивать за дверью. — Вчера вечером в Ираклионе я пообещал ему пять тысяч долларов за то, чтобы он остался с нами еще на три дня. — Честер отхлебнул воды, глядя с угрюмым видом на жену. — И, как видишь, он согласился взять эти деньги.
— Хорошо… Но ведь он не просил их у тебя. — Колетта повесила платье и направилась в ванную. — Ты предложил ему сам.
Честер посмотрел на ее голую спину, перекрещенную черными тесемками бюстгальтера, и черные трусики.
— Как я могу разговаривать с тобой, если ты уходишь в ванную?
— Я только надену халат. Господи, из-за чего столько шума? — Она вернулась, завязывая на ходу пояс.
— Так вот. Я не знаю, о чем ты с ним говорила, но… он и так уже знает о нас слишком много. В воскресенье вечером он должен уехать. Я успокоюсь лишь после того, как увижу его в последний раз. — И кивнул в сторону номера Райдела.
Колетта подняла брови, но ничего не сказала. Она присела на край кровати, взяла с прикроватной тумбочки пилку и принялась полировать ногти, ожидая, что Честер скажет еще.
— Ты без конца болтаешь с ним. Мне это не нравится. Я хочу, чтобы ты следила за тем, что ему говоришь. Ты меня слушаешь?
Колетта хмыкнула. Она продолжала полировать ногти, не глядя на Честера.
— Не понимаю, с чего ты так взъелся?
— А с того… — Честер приблизился к ней. — Я не уверен, что смогу отделаться от него после воскресенья. Вдруг он не захочет уезжать и потребует большую сумму. Что, черт возьми, я смогу…
— Но ведь он тебя еще ни о чем не просил!
— Почему ты его защищаешь? Может, потому, что он уже пользуется сложившейся ситуацией и каждый вечер волочится за тобой?
— Честер, не будь глупым! Волочится!
Макфарланд фыркнул, направился к бутылке виски и плеснул в свой стакан, в котором еще оставалось немного воды.
— Я хочу знать, в каком положении нахожусь. О чем ты успела ему разболтать?
— А о чем я могла ему разболтать?
— О моих делах. О нас. О чем угодно.
— Дорогой, у тебя покраснело лицо. Думаю, тебе не надо больше пить. И пожалуйста, успокойся. Я ничего особенного ему не говорила, — добавила она примирительно. — Не больше того, о чем ты рассказал ему сам после нескольких бокалов виски. И вообще, сегодня вечером в основном говорил он. Райдел рассказал мне об одной девушке, в которую влюбился в пятнадцать лет.
— В пятнадцать? — Честер нахмурился.
— Да. Ей тоже было пятнадцать. Его кузина Агнес. Она гостила в их доме на пасхальных каникулах. У них завязался роман, продолжавшийся дней десять. Потом родители Райдела узнали обо всем и выгнали его.
Честер хмыкнул.
— Выгнали? Порвали с ним? И после этого он смог учиться в Йеле?
— Нет, разрыв с семьей произошел не сразу. Сначала ему досталось от отца. Тот обвинил сына в соблазнении девушки. Дело в том, что Агнес пошла к матери Райдела, когда его родители узнали обо всем, и заявила, будто кузен применил силу, а она пыталась защищаться, и все такое… просила оградить ее от Райдела. Разве это не ужасно? Ведь Райдел думал, что они любят друг друга и поженятся, как только достигнут совершеннолетия. По-моему, это ужасная травма для юноши в пятнадцать лет. Что ты об этом думаешь?
— Ничего. — Честер закурил сигарету.
— Ну а я думаю… Вся эта история сильно подействовала на Райдела. Вскоре после этого его задержали за воровство в бакалейной лавке. И тогда отец действительно выставил Райдела из дому, настояв, чтобы его поместили в исправительную школу.
— Должно быть, там он узнал много полезного.
— Почему ты такой циничный? Райдел возненавидел это место. Он пробыл там два года. Можешь себе представить: сын гарвардского профессора…
— Он так сказал?
— Да. По истечении двух лет бабушка помогла ему поступить в колледж. Она по-прежнему верила в него. А отец… Райдел сказал, что отец тоже немного помог, но больше они не общались. Агнес, по его словам, вышла замуж в семнадцать лет. Это был вынужденный брак.
Честер опустился в кресло.
— Похоже, ты выслушала сегодня настоящую сагу. И это все во время танцев?
— Да, в перерывах. Только Райдел говорил короче, чем я. Но кажется, ты не понял главного. Как юноша, по сути еще мальчик, смог пережить такое и остаться порядочным? По-моему, это о многом говорит. К тому же, несмотря ни на что, он закончил юридическое отделение Йеля.
Честер заключил, что Райдел окончательно склонил Колетту на свою сторону. Это было даже хуже того, что он предполагал, хотя и выглядело весьма забавным.
— Почему ты так уверена, что он все это не выдумал?
Колетта положила пилку для ногтей на прикроватную тумбочку и посмотрела на Честера.
— Так не лгут.
— Хм. Мне эта история не кажется правдивой. Хотел бы я знать, с чего это он вдруг разоткровенничался?
— Он сказал… Нет, ты не поймешь и будешь психовать.
Она поднялась, повернулась к нему спиной и начала снимать чулки.
— Так с чего же он разоткровенничался? — повторил Честер настойчиво.
— Он сказал, что я напоминаю ему Агнес. Не лицом, а фигурой.
— Вот как? Он уже успел изучить твою фигуру?.. Впрочем, немудрено. У него была такая возможность. Он ведь танцует очень близко, не правда ли?
Внезапно Честер встал. Ему захотелось разбить что-нибудь, порвать, уничтожить, но он лишь ткнул кулаком в воздух.
Колетта заметила этот жест.
— Успокойся, дорогой, и, пожалуйста, ложись спать, — сказала она примирительно.
— Я не хочу, чтобы ты с ним танцевала. Ясно? Ни одного танца. — Честер погрозил пальцем.
Колетта оглянулась на него. Ее лицо было бледным, но спокойным.
— Я думаю, это абсурд.
Честер неожиданно осознал, что они оба, Райдел и Колетта, ведут с ним игру. Колетта уедет с Райделом. В результате тот получит и деньги Честера, и его жену.
— Это не абсурд. И я не желаю… не желаю видеть, как каждый вечер мою жену лапает и даже целует какой-то жиголо, которого мы подцепили на свою беду.
— Подцепили? — Колетта подняла голову, ее глаза яростно горели. — Да кто ты такой, чтобы читать мне мораль? И это после того, как ты убил человека? — Она говорила понизив голос и подступая к нему. — Ты убил человека и даже не чувствуешь своей вины, а теперь еще выговариваешь мне из-за каких-то танцев.
Честер никогда прежде не слышал, чтобы Колетта спорила. Это было настолько неожиданно, что он даже на какое-то мгновение растерялся, чувствуя, как подрагивает его рука, державшая стакан.
— Сразу видно, что он много говорил с тобой.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросила Колетта, все еще хмурясь.
— Он навязал тебе свои мысли. Он манипулирует тобой.
— Думаю, ты просто ревнуешь или бредишь.
— Я в состоянии отличить твои мысли от чужих.
— Довольно! Не желаю выслушивать нравоучения от преступника, — вспыхнула Колетта. — Если хочешь знать правду, я не испытываю большой радости от того, что замужем за убийцей.
— Хватит повторять это слово! Ты ведь знаешь, черт возьми, что это был несчастный случай.
— Все равно, смерть есть смерть, и это ужасно.
— Есть более ужасные вещи.
— Какие, например?
Прежде всего, подумал Честер, это перемена в Колетте, отбросившей прежнюю мягкость, готовность соглашаться со всем и подыгрывать его мужскому тщеславию. Теперь он становился для нее таким же, как все. Нет, этого не может быть. Честер с трудом сдерживал себя.
— Чего ты добиваешься? — спросил он глухо.
— Я не хочу, чтобы ты разговаривал со мной в приказном тоне.
— Может, ты влюбилась в этого сопляка?
— Не знаю.
— Не знаешь?
Честер стоял оглушенный, словно в него попало пушечное ядро, оставив в нем пустоту.