После загадочного обещания Адера мы расстались и направились к освещенному газовым светом сердцу города. В моих ушах все еще звучал пронзительный рыдающий вопль птеродактиля. Подозреваю, что такое же воспоминание одолевало и моих спутников. В ту ночь никому из нас так и не удалось заснуть.
* * *Наняв экипаж, мы выехали из Тулузы, направляясь в сторону Мю-ре. Адер жил на ферме, отгородившейся от мира высокой стеной вязов. Ряды виноградных лоз, уже отягощенных пурпурными кистями, пересекали склоны холмов. Урожай в этом году обещал быть превосходным.
Адер ждал нас в амбаре неподалеку от сада. Массивные деревянные двери амбара оказались заперты, и нам пришлось войти через узкую боковую дверцу. Столбы золотого света проникали сквозь окошки в крыше, освещая деревянные корыта и корзины, подвешенные за кожаные ручки. В одном углу, за тюками прессованного сена, виднелась пирамида из уложенных горизонтально стеклянных бутылок. А посреди амбара, на плотно утоптанном земляном полу раскинула крылья гигантская летучая мышь, выглядывающая на нас из облака роящихся в воздухе пылинок.
Должен признаться, что это зрелище застало меня врасплох. Силуэт механического животного — это, во всяком случае, было очевидным — зловеще нависал над нами в полутьме амбара. Аппарат — шести метров в длину и с размахом крыльев чуть меньше пятнадцати — имел в носовой части конический выступ, увенчанный бамбуковым пропеллером, весьма напоминающим те лопасти, что вращаются под потолком во дворцах индийских магараджей, овевая их прохладой. Деревянный каркас крыльев обтягивал шелк. Результат весьма смахивал на кошмар палеонтолога.
Дойла, в отличие от меня, эта конструкция мгновенно покорила. С восхищением он обошел гигантскую летучую мышь и наклонился, чтобы заглянуть в кокпит, расположенный в спине животного, где я заметил несколько рычагов. Адер мягко, но решительно потянул его за рукав:
— Позвольте мне сохранить мои скромные секреты. Это «Эол». И с его помощью я докажу ученым из Академии, что полет на аппарате тяжелее воздуха действительно возможен!
— Фе, — фыркнул Челленджер. — Это и есть то рукокрылое животное, с чьей помощью вы надеетесь одолеть птеродактиля в его, так сказать, родной стихии?
— Вы инженер, сэр?
— Я англичанин, — ответил Челленджер, словно этого довода было более чем достаточно.
— На «Эоле» установлен мотор мощностью в двадцать лошадиных сил, а форма крыльев скопирована с крыльев летучей мыши, — быстро пояснил Адер. — Виктор Гюго замечательно выразился, когда говорил об аппарате, построенном с использованием силы чисел и воображения. И с его помощью я пристыжу любых скептиков, даже англичан. Но не здесь и не сейчас. Нам нужно отвезти аппарат в Тулузу в крытом фургоне и отыскать достаточно высокую площадку для взлета, чтобы подобраться к птеродактилю поближе. Я стану пилотом, а вы — стрелком.
— Крыша музея практически плоская, — заметил я. — На нее можно выбраться через большой застекленный люк главной галереи. Там есть и лебедка, которой мы сможем воспользоваться. Но, боюсь… — Я напряг мозги, пытаясь сформулировать окончание фразы как можно более корректно. — Боюсь, что комплекция моего достойного коллеги окажется непосильной нагрузкой для вашего аппарата. Вдвоем вам ни за что не взлететь!
В амбаре воцарилось молчание. Адер был хорошим инженером, он понял, что я прав.
— Значит, до вечера вы должны научить меня с ним управляться, — заявил Челленджер. — Я не отступлюсь в то время, когда успех настолько близок.
— Сказано истинным храбрецом, Джордж! — воскликнул Дойл. — В твоем мужестве никто не сомневается… однако это откровенное безумие. Прошу тебя, хотя бы на минуту задумайся о…
Челленджер только фыркнул в ответ. Он расхаживал по амбару, теребя пальцами густую бороду.
— Соседнее поле прекрасно подойдет для пробного полета, — предложил он. — Если — и я повторю — если ваша штуковина взлетит, то выдержит меня и сегодня ночью. Заливайте горючее в бак — и приступим!
Он направился к тюкам сена перед горой бутылок.
— Стойте! — завопил Адер. — Это мой личный запас марочного бренди. Если вы зальете его в бак вместо горючего, то оно разнесет «Эол» в клочки.
Челленджер остановился. В этот момент он очень напоминал разгневанное божество, готовое растоптать сотворенных им же жалких смертных.
— Да здесь его столько, что хватит напоить целый полк конногвардейцев, — заметил он, восхищенно взглянув на Адера.
— У одного из моих соседей есть перегонный куб, и часть своей продукции он оставляет для меня. Я все храню здесь. И я единственный, кто может сюда войти. — Инженер подошел к воротам ангара и открыл их ключом. — Давайте выкатывать «Эол». Запас спирта для мотора тоже снаружи, под навесом.
* * *Когда мы уже под вечер направились обратно в Тулузу, то с нами был фургон вроде тех, на которых торговцы развозят продукты.
В нем под брезентом скрывался корпус «Эола» со сложенными крыльями и снятым пропеллером. Мы ехали в город по дороге вдоль канала и добрались до музея как раз к тому времени, когда солнце садилось за частными домами на проспекте. Шарль уже ушел, но я без труда отыскал его в большой и шумной пивной на улице Сен-Мишель. Получив золотой наполеон, он помог нам поднять машину на крышу, не задав ни единого вопроса. Годы, проведенные за смахиванием пыли со скелетов из палеонтологических коллекций, постепенно притупили его любопытство.
— Ну, худшее позади, — сказал я, вытирая лоб, пока мои компаньоны устанавливали на место пропеллер. — И слава Богу! Я слишком стар, чтобы скакать по крышам, как трубочист, даже если с них открывается превосходный вид…
Челленджер, приставив ладонь козырьком над глазами, медленно обвел взглядом горизонт.
— Море красной черепицы, — подвел он итог, — и ни одного маяка, указывающего мне путь. В джунглях мне и то было бы проще отыскать дорогу.
— Капитолий вон там. Держите курс на колокольню Сен-Серни, и вы обязательно окажетесь над ним. Птеродактиль прилетит оттуда. — Я указал на купол «Божьего приюта». — Если вы рассчитаете время точно, то сможете перехватить его над рекой.
— Можно подумать, я знаю, когда следует взлететь…
— У меня с собой прекрасный немецкий бинокль.
— У этой адской птички слишком темная шкура. Она сливается с ночным небом. Бинокль тут бесполезен. Нет, придется положиться на госпожу Удачу, а она дама капризная, профессор.
Прежде чем спуститься с крыши, мы накрыли «Эол» брезентом. Сейчас, когда его обтянутые белой тканью крылья были расправлены, он напоминал упавшего ангела. Садящееся солнце бросало последние лучи на нашу разношерстную команду, а в пятнадцати метрах внизу густеющая толпа направлялась на последнее выступление Ночной Орхидеи.
* * *Ирен назначила нам встречу в «Кафе де артс» на площади перед Капитолием. Адер посоветовал Челленджеру не отягощать себя плотным ужином перед полетом, но все же неохотно позволил ему принять стаканчик арманьяка. В результате мой молодой коллега разрывался между предвкушением скорой охоты и голодом, терзающим столь могучий организм. Появление Ирен восстановило его хорошее настроение, но ненадолго:
— Представление отложено, — сообщила она, садясь рядом с братом. — У Орхидеи очередной заскок. Публика пока не знает, но ей придется прождать не менее часа, чтобы услышать диву.
— Черт бы ее побрал! — рявкнул Челленджер. — А я-то надеялся, что она издаст свое верхнее «до» примерно в то же время, что и вчера… Наше сегодняшнее свидание с птичкой под угрозой.
— Если бы здание оперы было оборудовано моим театрофоном, то мы смогли бы слушать весь концерт прямо на крыше музея с помощью дальноговорителей, — вздохнул Адер. — Безумие какое-то: весь наш план основан на сплошных импровизациях.
Я был склонен с ним согласиться, однако Ирен вновь подняла наш упавший было боевой дух.
— Вы умеете читать музыкальную партитуру, месье профессор? — спросила она меня, улыбаясь. — Если я дам вам полную партитуру, то сможете ли вы синхронно прочитать ее до момента, когда будет исполняться верхнее «до»?
Меня так и тянуло ответить ей положительно, лишь бы не опечалить устремленных на меня изумительных глаз. Но все же я покачал головой.
— В таком случае я приду к вам на крышу во время антракта, — заявила Ирен тоном, не подразумевающим возражений. — С хормейстером я договорюсь.
— Я выпью за это, — провозгласил Челленджер.
И заказал полную бутылку арманьяка. На дорожку!
* * *Мы вернулись на наблюдательный пост под звездным небом. Сумерки наконец-то сменились ночью, и музей заполнили призраки из далекого прошлого. Гигантские рептилии, бродившие по земле задолго до человека, отбрасывали тени на оштукатуренные стены. Требовалась лишь капелька воображения, чтобы превратить неполный скелет в крадущегося хищника. А для нас, палеонтологов, воображение — рабочий инструмент. Мы без труда воссоздаем образ неизвестного животного по нескольким отпечаткам в глине, зубу или осколку кости. Шум, доносящийся с улиц Тулузы, стихал. Я взглянул на карманные часы — началось ли уже представление? Челленджер в десятый раз проверял винтовку, сидя в кокпите «Эола». Над корпусом аэроплана виднелась лишь копна волос. Крылья аппарата были расправлены, пропеллер медленно покачивался, предвкушая взлет. Ветра почти не было. Дойл обшаривал горизонт в бинокль, водя им вверх и вниз по течению Гаронны. Все молчали, погрузившись в собственные мысли.
— А вот и сестра, — внезапно сказал Адер, перегнувшись через парапет.
Он помог Ирен подняться по лесенке, лишив меня этого удовольствия, и взял у нее пухлую папку с партитурой.
— Приготовьтесь, — предупредила она, оказавшись на крыше. — До сольной партии Орхидеи осталось всего несколько десятков строк. Я подам знак.
Адер крутанул пропеллер, проверяя мотор.
— Не забудьте про закрылки, — негромко напомнил он Челленджеру. — И да хранит вас Господь!
Ирен по-дирижерски взмахнула руками. Момент приближался. Дойл помог инженеру установить доски, с которых аппарат взовьется в бездну на распростертых крыльях. Несмотря на увиденную днем демонстрацию, мне до сих пор с трудом верилось в такое чудо: человек — да еще и англичанин! — сейчас разорвет оковы земного притяжения, чтобы сразиться с монстром в его родной стихии. Разумеется, такая причудливая комбинация годилась лишь для романа Жюля Верна.
— Заводи! — крикнула Ирен.
Пропеллер сделал несколько неуверенных оборотов. Внезапно меня осенило.
— Возьмите леденец, — посоветовал я Челленджеру, протягивая ему круглую коробочку, которую всегда ношу с собой. — Возможно, он вам поможет преодолеть воздействие высоты.
Из кокпита донеслось рокочущее ворчание, и толстые пальцы Челленджера сомкнулись на коробочке. Адер велел мне отойти в сторону.
— «Эол» взлетит, как только я вытащу клинья из-под колес. Мы будем следить за ним в бинокль.
— Шестнадцать строк, — предупредила Ирен. — Двенадцать… Восемь… Все, ария началась!
Мы напрягли слух, но напрасно — до Капитолия было слишком далеко. И все же какая-то неощутимая вибрация, эхо еле различимого дыхания, словно наполнило зовом ночной воздух.
— Я что-то вижу, — сообщил стоящий у парапета Дойл. — Немедленно взлетайте!
Адер изо всех сил крутанул пропеллер. Мотор содрогнулся, выплюнув струи белого дыма. Мы навалились на аэроплан, выталкивая его на узкую взлетную полосу, выложенную из досок и ведущую к краю крыши. И именно в этот момент мотор зачихал.
Не в силах ничего предпринять, мы стремились лишь удержать «Эол» на месте. Рывки пропеллера побудили Челленджера изрыгнуть поток проклятий. Он уже пытался выбраться из узкого кокпита. Ирен бросила партитуру и с отчаянием смотрела на брата. А над рекой скользил узкий силуэт птеродактиля.
— Нет, я не отступлю! — прогремел Челленджер, наконец-то обретя способность свободно двигаться. — Все назад!
Его рука нырнула в карман. Пораженный ужасом, я увидел, как Челленджер достал бутылку арманьяка и вылил ее в бак. Эффект его безумного поступка сказался почти мгновенно.
Мотор взревел. Пропеллер взвыл на высокой ноте, и мы ощутили, как «Эол» вырывается из рук. Сумасшедший англичанин догадался, как привести в чувство французский мотор! Покачивая широкими крыльями, аппарат промчался по доскам и вспорхнул над крышей, кометой устремившись в небо. Мы подбежали к краю крыши, следя за его полетом. «Эол» был перегружен, и Челленджеру пришлось вдоль всего проспекта Сен-Мишель вести его чуть выше верхних этажей. Однако к этому времени птеродактиль получил слишком большую фору, и нам было ясно: нагнать его удастся лишь чудом.
Ирен Адер прекрасно это понимала. И она, не спрашивая нашего одобрения, вновь проявила то спокойное мужество, которым мы уже восхищались: сняла с шеи шарф и глубоко вдохнула.
Первые ноты арии Беллини вырвались в ночь — чистые, как слезы. Ирен пела о любви к безвременно погибшему мужу, и искренность ее чувств удваивала и утраивала силу арии. Ее голос набирал уверенность, а крещендо, завершающееся верхним «до», неумолимо приближалось.
— Какая женщина! — восхищенно прошептал Дойл. — Даже наш общий друг с его невысоким мнением о прекрасном поле поддался бы силе ее очарования…
— И птеродактиль тоже, — заметил я. — Смотрите, он летит к нам!
Даже несмотря на неожиданную помощь Ирен, птеродактиль мог бы ускользнуть от нас, если бы мотор «Эола» не начал выбрасывать искры. Арманьяк проник в его металлические кишки и вызвал серию взрывов, подталкивающих аппарат вперед. Благодаря им мы увидели, как Челленджер мчится над рекой, окруженный вспышками пламени, подобно современному Святому Георгию, оседлавшему дракона. И мы четко расслышали его торжествующий вопль, когда он переместил закрылки, направляя аппарат в атаку на монстра.
Чудище, не теряя времени, развернулось в сторону своего логова. Позабыв о собственной безопасности, Челленджер последовал за ним, вытянув перед собой ружье, подобно копью. Я предположил, что он пытается прицелиться в огромный глаз птеродактиля. «Эол» вел себя превосходно, однако конструкция из обтянутого тканью бамбука не была рассчитана на такую скорость. Когда чудище оказалось над дальним берегом и начал снижаться к подземелью, откуда вылетел, пламя уже подползало к кончикам крыльев.
— Мы должны ему помочь! — воскликнула Ирен. — Пойдемте, Пикар!
Мы бросились вниз и остановили экипаж, оттолкнув парочку мирных горожан, даже не подозревающих о драме, которая сейчас разворачивалась в небе над Тулузой. Мы пообещали кучеру самые большие чаевые в его жизни, но когда подъехали к стенам «Божьего приюта», последний акт этой драмы уже подходил к концу…
«Эол» превратился в обгоревший каркас, уже неспособный держаться в воздухе. Птеродактиль, поняв это, испустил неописуемо злобный крик и устремил на несчастного Челленджера острый, как рапира, клюв. И мой коллега принял отчаянное решение — вместо того, чтобы уклониться, он направил то, что осталось от его летающей машины, прямо в пасть чудовища.
Удар швырнул их на землю, все еще сцепившихся в смертельной схватке. Мы увидели, как они кометой рухнули с неба, а затем услышали треск после сильного удара.
Дойл выскочил из экипажа и побежал к месту падения. Я высыпал горсть монет в ладонь ошеломленного кучера, но тот ухватил меня за рукав:
— Погодите, любезный господин! Что это за дьявольщина?
— Англичанин, — медленно проговорил Адер. — Замечательный человек в летающей машине.
Кучер пожал плечами и щелкнул кнутом.
— Англичанин… да они пить не умеют, — глубокомысленно заметил он и направился домой.
Ведомые криками Дойла, мы отыскали Челленджера, застрявшего в обломках «Эола». Аппарат врезался в старый дом возле причала, обвалив часть крыши и большую часть одной из стен. Удар достиг подземелья, обрушив вход и навсегда похоронив дверь к секретным глубинам, откуда явился птеродактиль.
От него самого не осталось и следа.
Нос «Эола», застрявший между балками крыши, спас жизнь моему невезучему коллеге. Кровоточащая и распухшая щека — вот и все, чем отделался наш герой. Осторожно двигаясь, Челленджер сумел выбраться из смятого кокпита и спрыгнуть вниз.
— Проклятая птичка улетела, профессор! — извинился он, едва увидев меня. — Я идиот, я осел. Я ее упустил!
— Пожалуйста, не вините себя так сильно, — попросила Ирен, поднимая что-то с земли возле входа в уже обрушившееся подземелье.
Она вытянула руку. На ее изящной ладони лежал коготь с уцелевшим на конце обрывком кожи.
— Пусть эта тварь и выжила, но она больше никому не причинит вреда. Мишель отмщен!
— Мне хотелось большего, — буркнул Челленджер. — И я…
— Пожалуйста, помолчите, сэр, — прошептала Ирен. И негромко добавила: — Теперь вы знаете, что такие создания существуют, и наверняка станете охотиться на них хоть на краю света. Но я не последую за вами… Брату понадобится моя помощь, чтобы заново построить «Эол», а меня ждет сцена. Вскоре мы отправимся в турне в Богемию. Я изменю имя, и обо мне позабудут. Но всякий раз, когда я стану петь, я буду вспоминать о вашем мужестве, и если мой голос достигнет тех же высот, где вы побывали сегодня, то случится это лишь благодаря вам.
Челленджер поклонился. Несмотря на ссадины, разорванную одежду и припорошенную штукатуркой бороду, в ту ночь он казался нам легендарным героем.
— А я буду слышать ваше пение в своих мечтах, — пообещал он.
Перевел с французского Андрей BOЛHOBБрайан Олдисс ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ИГРУШКИ НА ВСЁ ПРОШЛОЕ ЛЕТО
В саду Моники Суинтон стояло вечное лето, и миндаль шелестел неопадающей листвой. Сорвав шафранную розу, Моника показала ее Дэвиду.
— Смотри, какая красивая!..
Дэвид поднял голову и улыбнулся, но не ответил. Взяв цветок, он бросился бежать через лужайку и вскоре скрылся за низкой металлической будкой, где стоял газонокосильный автомат, готовый в зависимости от обстоятельств косить, мести, трамбовать. Моника осталась одна на безупречной дорожке из искусственного гравия.
Она очень хотела полюбить мальчика.