Потом снова заиграла музыка, на этот раз итальянская песня в исполнении Ренато Рашеля. Голос у Рашеля был гораздо слабее, чем у Марио Ланца, и мне стало его жаль. Кармела долго пропадала в ванной и вернулась сильно надушенная мамиными духами. Я не сказала ни слова. Не стала я возражать и против крашеных ногтей и макияжа. Когда Кармела закончила прихорашиваться, я помогла ей надеть платье в горошек, а потом молча ждала, пока она застегнет мамины золотистые босоножки.
Розалине не понравилось, что ее будят так рано и тащат куда-то, даже не накормив завтраком. Она перестала хныкать, только когда мы пообещали не водить ее сегодня в школу и купить пирожное с кремом. Задобренная такими посулами, Розалина притихла, и нам удалось выскользнуть на улицу, не разбудив маму.
Идти до вокзала Термини пешком было слишком долго, и мы решили поехать. Кармела все равно нервничала, особенно когда трамвай застрял на остановке у Порта-Портезе, ожидая, пока одни пассажиры выйдут из вагона, а другие войдут.
– Не волнуйся, не опоздаем, – заверяла я сестру.
– А ты откуда знаешь? – резко спросила она, теряя напускное хладнокровие. – Мы ведь понятия не имеем, когда он приезжает!
На вокзале Термини все шло своим чередом. Люди в деловых костюмах сходили с поезда, останавливались выпить эспрессо или купить газету и спешили на работу. Никто как будто не подозревал, что сегодня особое утро, что сюда приезжает великий американский тенор, которого уже называют новым Карузо.
Мы нашли нужную платформу и заняли место поудобнее. Сначала, кроме нас, никого не было, и я уже начала волноваться, что мы все перепутали и Марио Ланца даже не думает приезжать. Однако постепенно вокруг стал собираться народ. Около полудня я пошла купить пиццы и минералки, и назад мне пришлось продираться сквозь довольно густую толпу.
Люди на вокзале собрались самые разные: старенькие бабушки, молодые женщины и мужчины средних лет. Кое-где даже раздавалась английская речь. Каждый раз, когда прибывал поезд из Неаполя, толпа начинала волноваться, и все как один подавались вперед. Я крепко сжимала руку Розалины, боясь, что ее собьют с ног и затопчут.
День уже клонился к вечеру, Марио Ланца так и не ехал, и мы с сестрами начали терять терпение. Вокруг люди угощали друг друга принесенной с собой едой: хлебом из муки грубого помола с салями и оливками, твердым пармезаном, вареными семечками люпина в больших пакетах.
– Похоже, он вообще не приедет, – сказала я Кармеле. – Может, пойдем домой?
– Нет.
– Розалина устала, да и mamma скоро начнет волноваться.
– Иди, – отрезала Кармела. – А я остаюсь.
Я не могла бросить сестру одну. И потом, мне хотелось увидеть Марио Ланца ничуть не меньше, чем Кармеле. Мы стали ждать дальше.
Его поезд прибыл только вечером. Толпа разрослась так, что свободного места не осталось совсем. Люди размахивали плакатами и скандировали: «Марио! Марио!» Платформу заполонили фотографы и журналисты. Когда поезд подъехал к станции, раздался дружный оглушительный крик.
– Вижу! Я его вижу! – закричала я Кармеле. Она стояла на цыпочках, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.
Это была незабываемая минута: поезд замедлил ход, и у открытого окна показался Марио Ланца – такой знакомый мне по фильмам. Он весело улыбался и посылал толпе воздушные поцелуи. Когда поезд совсем остановился, Марио по очереди поднял на руки своих детей, чтобы они нам помахали. Маленькие Ланца выглядели старше и больше, чем на фотографии в «Конфиденце», но я все равно сразу их узнала: Коллин, Элиза, Дэймон и Марк. Девочки, обе в хорошеньких белых шляпках, улыбались, а мальчики явно робели. Наконец рядом с Марио появилась его жена Бетти – красивая и очень элегантная. Она приветственно подняла руку в белой перчатке.
Толпа ревела все громче и громче, и когда Кармела дернула меня за руку, мне пришлось наклониться, чтобы ее расслышать.
– Надо подобраться ближе! – прокричала она. – Распихивай всех!
Я попробовала протолкнуться вперед, но это было бесполезно. Едва Марио Ланца сошел с поезда, как его тут же окружили. Журналисты забрасывали певца вопросами, поклонники размахивали блокнотами для автографов. Загорались и гасли вспышки фотоаппаратов, репортеры подносили ему ко рту микрофоны. Никто даже не заметил девочку в зеленом платье в горошек и не услышал ни единой ноты, когда она попыталась запеть.
Мы надеялись, что публика устанет и начнет расходиться, а Кармела получит шанс обратить на себя внимание Марио Ланца. Однако радостные крики не стихали, и все новые и новые люди вливались в толпу, привлеченные шумом и кутерьмой. Нас стиснули со всех сторон и чуть было не раздавили.
«Марио, мы тебя любим!», «Марио, ты великолепен!» – кричали люди. «Я хочу поцеловать тебя, Марио!»
Часть поклонников последовали за певцом на площадь перед вокзалом, увлекая за собой и нас. Вид у Марио был возбужденный и радостный. Он постоянно махал нам, пожимал руки и подписывал клочки бумаги, которые ему протягивали.
Марио Ланца любил толпу и явно не хотел уходить. Его повели к машине, но он застыл на месте, потом развернулся и направился прямо к конной повозке. Потом, к всеобщему восторгу, забрался в повозку и, возвышаясь над морем голов, снова стал размахивать руками и выкрикивать приветствия – прямо как в моей любимой сцене из фильма «Великий Карузо».
Наконец-то я смогла рассмотреть его как следует. На нем был темный вечерний костюм, галстук немного съехал набок, на красивом лице – легкая усталость. Подумать только – такой великий и знаменитый человек здесь, прямо передо мной! Марио Ланца во плоти!.. Позабыв о своей бедной сестре, я тоже принялась скандировать.
Когда Марио Ланца удалось наконец вырваться и уехать, стояла уже поздняя ночь. Площадь перед вокзалом Термини была завалена флагами и плакатами. Крепко держа сонную Розалину за руки, мы с Кармелой побрели к трамвайной остановке.
– Мы обязательно попытаемся еще раз, – пообещала я разочарованной сестре. – Пойдем прямо к отелю на Пьяцца-Барберини – там уже такой толпы не будет.
Но Кармела устала, расстроилась и не желала выслушивать мои утешения.
– Может быть, – ответила она. – Посмотрим.
Еще ни разу я не видела маму в таком бешенстве – лицо белое как полотно, губы плотно сжаты. Наверное, она часами мерила квартиру шагами, то и дело перевешивалась через перила террасы и оглядывала улицу. Mamma прекрасно себе представляла, что такое ночной Рим, и готовилась к худшему. Она не могла уйти, не зная, где мы, и потеряла целую ночь, а значит, и деньги. Но больше всего она разозлилась, увидев Кармелу в моем платье в горошек и своих золотистых босоножках.
– Ты что о себе возомнила? Сейчас же снимай! – закричала она, грубо вытаскивая вату у Кармелы из-за пазухи.
Mamma долго ругалась, а потом расплакалась. Я еще никогда не слышала таких рыданий – отрывистых, с надрывом. Розалина тут же заревела в голос, по-прежнему крепко вцепившись мне в руку, как будто мы все еще стояли на площади посреди толпы. Кармела опустила глаза и не издала ни звука, пока буря не кончилась.
– Во всем виновата я, – сказала Кармела. Mamma сняла с нее платье, и она стояла посреди комнаты в одном нижнем белье. – Мне просто хотелось посмотреть на Марио Ланца. Я не знала, что он приедет так поздно. Прости, пожалуйста.
– Ну, и стоило оно того? – с горечью спросила mamma. – Стоило моих нервов?
– Я хотела спеть для него. Я не думала, что там будет столько народу. – Из глаз Кармелы хлынули слезы. – Прости… прости…
– Ах ты дурочка! – сказала mamma уже не так сердито.
– Я надеялась, что если он услышит меня первой, то запомнит. Но я даже толком его не разглядела. А теперь… теперь… – Она приникла головой к маминой груди и проговорила, всхлипывая: – А теперь ты на меня сердишься…
– Cara, я же волновалась. – Mamma обняла Кармелу и принялась ее укачивать. – Я все повторяла себе, что вы девочки благоразумные и ничего с вами не случится, но я ведь даже представить не могла, куда вы пошли. Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?
– Около полуночи? – предположила Кармела.
– Позднее, гораздо позднее. Идите спать. Поговорим утром – с тобой тоже, Серафина. Вы обе виноваты, не сомневаюсь. Но сейчас не время это обсуждать – мы все слишком измотаны.
Пока mamma подтыкала нам одеяло, Розалина пробормотала сонным, все еще дрожащим от слез голосом:
– После полуночи? Я еще никогда не ложилась спать так поздно.
– И больше не ляжешь – еще много-много лет, – ответила mamma.
Она выключила свет, плотно закрыла дверь и вышла на террасу – выкурить последнюю на сегодня сигарету. Зарывшись головой в подушки, мы даже не смели шептаться – никому не хотелось снова услышать мамины крики или рыдания.
Вскоре сестры мирно засопели. Ко мне сон не шел. Я лежала в темноте и вспоминала, как Марио Ланца стоял в повозке и, польщенный вниманием толпы, размахивал над головой руками, словно победитель на соревнованиях. Благодаря высокому росту я разглядела его лучше, чем большинство. Я даже слышала его голос. «Спасибо! Я люблю вас! – кричал он по-английски и по-итальянски. – Я всех вас люблю!»
Сейчас он, наверное, в отеле «Бернини Бристоль». В номере – дорогая мебель, цветы, может, даже шампанское. Дети, конечно, уже спят, а они с женой стоят у окна, любуются ночным городом и пьют за счастливое будущее в Риме.
Fools Rush In Where Angels Fear To Tread[15]
«Мариза Аллазио, итальянская Брижит Бардо, снимется вместе с Марио Ланца в новом фильме «До свидания, Рим». Синьор Ланца сообщил нашему корреспонденту, что ему очень повезло с партнершей и зрители непременно оценят ее талант. Запись музыки к фильму будет проходить на ватиканской студии «Аудиториум анджелико».
– Мариза Аллазио! – презрительно повторила мама. – Что же они не пригласили настоящую Бардо вместо этой жалкой подражательницы?
– Она очень красивая, – заметила я и прибавила звук – вдруг сообщат еще что-нибудь о Марио.
– Но он-то – звезда Голливуда! А этот корреспондент – просто cretino, раз верит всему, что ему говорят. Да у студии просто нет денег на более известную актрису. Мариза Аллазио… Фи!
С той ночи, когда мы поздно вернулись домой, mamma держала нас в ежовых рукавицах. Теперь она сама забирала сестер из школы и проверяла за ними домашнее задание. Выходя из квартиры, мы должны были отчитываться, куда идем и во сколько вернемся. Вся наша свобода разом испарилась. О том, чтобы пойти на Пьяцца-Барберини и подкараулить Марио перед отелем, не могло быть и речи. Только редкие сообщения по радио и скупые заметки в журналах не давали нам окончательно упасть духом.
Кармела была связана по рукам и ногам, но ее решимость спеть для Марио Ланца только крепла. Сестру не останавливала даже мысль о том, что другие девушки наверняка тоже пытаются обратить на себя его внимание. Ее шансы становились призрачнее с каждым днем. Я знала, каково ей, но мы обе понимали, что лучше всего затаиться и подождать, пока мама не устанет за нами следить и не ослабит бдительность.
Прошло несколько недель, прежде чем mamma вернула нам свободу. Когда мы наконец попали в «Бернини Бристоль», оказалось, что Марио Ланца с семьей там давно уже не живет. Портье не захотел сообщить, куда они переехали, но от Кармелы было не так-то просто отделаться. Она принялась больно щипать Розалину, та подняла страшный визг, и, только чтобы от нас избавиться, портье буркнул:
– Сходите в «Эксельсиор» на Виа Венето.
Мы купили все еще хныкающей Розалине леденец и отправились в «Эксельсиор», благо до него было недалеко. Перед отелем толклись охотники за автографами, и я спросила у них, скоро ли должен появиться Марио Ланца.
– Мы как раз его ждем. Обычно он возвращается к обеду.
Одна женщина уже получила автограф и с гордостью продемонстрировала его Кармеле.
– Я их собираю, – пояснила она. – Надеюсь, он скоро приедет и я смогу попросить еще один.
Кармела только пожала плечами: имя, написанное на клочке бумаги, ее не интересовало. Она хотела от Марио Ланца одного – чтобы он послушал ее пение. Зато я попросила посмотреть. Женщина не дала мне альбом в руки и только поднесла его к моему лицу, чтобы я как следует разглядела автограф Марио – витиеватые, но вполне различимые фиолетовые буквы, частичку его самого.
– Сегодня я попрошу подписать фотографию, а потом повешу ее на стену, – доверительно сообщила женщина.
Ждать пришлось несколько часов, да еще и на солнцепеке. Было жарко, скучно и хотелось пить. Погруженные каждая в свои мысли, мы не заметили, как подъехал автомобиль. Толпа разом всколыхнулась и, выкрикивая имя кумира, ринулась вперед.
Первым из автомобиля выбрался шофер в стильной форме и серой фуражке со значком студии «Титанус».
– Пропустите, пропустите, дайте синьору Ланца пройти, – скомандовал шофер, потом раскрыл большой черный зонт и поднял его над певцом.
Конечно же, Марио Ланца улыбался. Вынырнув из-под зонтика, он принялся пожимать поклонникам руки и с удовольствием раздавать автографы. Я стояла довольно близко и смогла хорошо его рассмотреть. Под глазами у него пролегли тени, лоб испещрили мелкие морщинки, щеки казались полнее, чем на экране, а под подбородком наметилась небольшая жировая складка. Марио выглядел не так подтянуто и ухоженно, как в кино, но в моих глазах он все равно был прекрасен.
Кармела терпеливо ждала в стороне от толпы и, когда Марио Ланца двинулся ко входу в отель, запела Be My Love. Она пела для него всем телом, ее голос звучал сильно, уверенно и тепло. Я с удовольствием заметила, что Марио остановился и слушает. Он дождался, пока она возьмет высокую финальную ноту, и только тогда зааплодировал.
– Brava, brava![16] Умница, прекрасно спела! – громко сказал он.
Прежде чем Кармела успела ответить, Марио Ланца взбежал по ступеням и исчез за дверями «Эксельсиора». Мы не могли поверить, что наш триумф кончился так быстро. Словно оглушенные, мы стояли в толпе охотников за автографами и смотрели ему вслед.
– Ну а теперь что? – спросила я.
– Пойдем за ним, конечно, – решительно ответила Кармела.
– Нам ведь нельзя… – начала было я, но сестра уже проскользнула мимо швейцара в вестибюль. Мне оставалось только схватить Розалину за руку и последовать за ней.
Внутри царила тишина и прохлада. Пахло чем-то приятным – даже воздух казался особенным. Со сводчатого потолка свисали люстры, за длинной конторкой стояли служащие в форме. Наверное, женщина посмелее, вроде мамы, прошла бы по этому до блеска начищенному мраморному полу с высоко поднятой головой. Но я впервые очутилась в таком великолепном месте, и мне сразу начало казаться, будто на нас смотрят – неодобрительно оглядывают одежду, обувь, даже прически. Синьора Ланца нигде не было видно, и только Кармела растерянно стояла посреди вестибюля.
– Кармела, пошли отсюда, – зашипела я.
Даже не удостоив меня ответом, она подошла к конторке и обратилась к человеку в темном костюме, который что-то торопливо писал в гроссбухе. Он поправил очки, сердито воззрился на нее и покачал головой. Кармела указала на меня, однако он опять покачал головой, на этот раз решительнее, и снова взялся за перьевую авторучку.
– Послушайте, – сказала Кармела уже громче, – моя сестра пришла к синьору Ланца на собеседование.
Портье поднял голову и нахмурился:
– На собеседование, говорите? Va bene[17], я позвоню в номер. Только это все равно бесполезно – они никогда не отвечают.
Телефон прозвонил, наверное, раз десять, прежде чем портье отчаялся и положил трубку.
– Вот видите? – сказал он.
– Но ведь ее ждут, – не отступала Кармела.
– Не думаю.
– Прошу вас…
– Никаких распоряжений на этот счет не поступало.
Кармела подошла вплотную к конторке и понизила голос:
– Синьор Ланца предложил моей сестре место, и ему не понравится, если его дети останутся без гувернантки.
Кармела врала напропалую. Портье сразу смягчился.
– Вы правда гувернантка? – спросил он чуть ли не с надеждой.
Мне не оставалось ничего другого, как подтвердить ложь Кармелы.
– Да, – ответила я, не глядя ему в глаза.
– И вы будете присматривать за детьми синьора Ланца? За всеми четырьмя?
– Я бы очень этого хотела.
Хотя бы тут я не соврала.
Портье не то вздохнул, не то кашлянул.
– Думаю, вам можно подняться, – наконец решил он. – Одной. Эти две пусть подождут здесь.
Кармела бросила на меня жалобный взгляд и молитвенно сложила руки.
– Спасибо, – сказала она портье.
– Пятый этаж, люкс «Купола», – пробормотал он, прежде чем снова склониться над гроссбухом. – Удачи.
Бросив на Кармелу возмущенный взгляд, я прошмыгнула через сверкающий вестибюль к лифту. Как и все в «Эксельсиоре», выглядел он помпезно – непомерно большой и весь в зеркалах и украшениях. Пока лифт поднимал меня на пятый этаж, я оглядела свое отражение, нервно поправила волосы, проверила, нет ли грязи под ногтями, одернула юбку. Я повторяла про себя, что надо набраться смелости, постучаться в дверь и попросить, чтобы Марио Ланца позволил Кармеле спеть еще раз. Скорее всего, он меня просто прогонит, но я хотя бы попытаюсь.
Лифт с негромким гудением открылся, я вышла в устланный ковром коридор и увидела перед собой высокую двустворчатую дверь с золотой табличкой: «Люкс «Купола». Я сразу оробела и уже была готова развернуться и уйти, как вдруг дверь распахнулась и из номера выбежал вопящий мальчик с перемазанным в томатном соусе лицом.
– Невкусно! Хочу гамбургер! – крикнул он и помчался прямо на меня.
Я сразу узнала его и очень удивилась, что никто не вышел вслед за ним. Мальчик уже почти добежал до лифта, но я наклонилась, протянула вперед руки и преградила ему путь.
– Дэймон, куда ты? – спросила я на ломаном английском.
Он удивленно уставился на меня:
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Я видела твою фотографию.
– Где? – спросил он. Милый маленький мальчик. От его одежды и волос пахло мылом.