Малиновский потребовал, чтобы Анна вышвырнула Стаса из дома, Шацкий напомнил ей о том, что в этом случае ее дальнейшей судьбе не позавидуешь.
– Тебе не надоело, величество? Думаешь, он тебя хоть немного любит?
– Он столько для меня сделал.
– Ну, если это любовь, то человечество давно бы выродилось. Это самая убийственная ее форма: истребление предмета страсти. Такая любовь не возвышает, но унижает.
– Что ты в этом понимаешь?
– Я? А ты никогда не думала, почему я голубой?
– Както не приходилось, – усмехнулась Анна.
– А зря. Думаешь, мне никогда не хотелось полюбить женщину? Но что я могу ей дать? Я, гнусная образина, сам себе отвратителен, и самые прекрасные картины я создаю именно глядя в зеркало, чтобы понять, что есть уродства. Пусть любят не за это, пусть она будет слепа от страсти, та женщина, которая рискнет меня полюбить. Но не дай бог она захочет иметь от меня дитя, в надежде, что это тоже будет маленький гений. Не факт, что ребенок унаследует мой талант, а вот букет ужасных болезней ему обеспечен. Ненавижу процесс размножения. – Стас с чувством сказал последние слова и сжал в кулак костлявую руку.
– Стас, успокойся. – Анна с трудом разжала ее. И ласково погладила пальцы Стаса. – Но можно же не иметь детей?
– Да? А чем тогда любовь мужчины к женщине отличается от любви его же к мужчине?
– Значит, ты способен любить женщину?
– И еще как! – Стас посмотрел так, что Анна быстро перевела разговор на другую тему:
– Я хочу поехать туда, где родился Дэн.
– С ума сошла? Зачем?
– Надо увидеть его родителей, жену, дочку, дать им денег. Он, наверное, посылал туда чтото? А?
– Наверное, раз никто до сих пор не объявился.
– Стас, перестань, ты циник.
– А ты оптимистка.
– Я хочу поехать.
– На чем? На своем «Мерседесе»? И куда? В глушь? Ты хотя бы представляешь, какие там дороги?
– Короче, я завтра уезжаю.
– А твой красавецадвокат?
– И изза него тоже.
– Да уж, он вцепился в тебя намертво, как собака в любимую кость. Не оторвется, пока не обгложет дочиста. А потом утащит в свою конуру и там закопает. Про запас. И чем ты его зацепила? Я бы даже портретов не стал с тебя писать, если бы этим делом баловался. Роскошные формы – это не про тебя.
– Ах ты мерзавец!
– Какой есть. Но то, что я с тобой еду, – это факт.
– На кой ты мне нужен?
– Я всетаки мужчина, если не вдаваться в суть проблемы. А как ты себе это представляешь: молодая женщина, на шикарной машине, одна, гдето в глуши… Можно найти менее мучительный способ самоубийства, у тебя же есть некоторый опыт, должна соображать.
– Ну, от тебя тоже мало толку. – Анна пропустила мимо ушей его последнее замечание.
– А устрашение? Побреюсь налысо, сделаю вид, что крутой, нарисую на теле угрожающую татуировку, куплю золотую цепь. Короче, я тоже хочу находиться подальше от твоего сногсшибательного сладкоголосого брюнета, он меня со свету сживет, как и всех остальных мужиков, попавших в твою орбиту.
– Стас, перестань. Если хочешь, поедем. Я взяла в деканате бумаги Дэна, там есть адрес родителей, его жены. У меня в машине атлас автомобильных дорог России.
– Не забудь купить резиновые сапоги и запастись бензином.
– Что ты мелешь, там же не тайга?
– Не знаю, я коренной москвич. Все, что за пределами столицы, представляется мне именно как тайга. У тебято, надеюсь, есть опыт передвижения по матушкеРоссии за границами Садового кольца?
– Надо просто денег побольше взять: были бы деньги, купить можно все.
– Я, пожалуй, возьму этюдник, поездка должна меня вдохновить.
– Все, Шацкий, утомил. Собирай свои манатки и готовься к тому, что мы завтра тихонько удерем из города. Малиновскому я оставлю записку, надеюсь, он не кинется следом.
– На всякий случай поедем какойнибудь звериной тропой, пусть потеряет след. И возьми у мамочки газовый баллончик, хотя это будет трудно.
– Это еще почему?
– Последнее время она с ним срослась.
– Стас?
– А? – обернулся он уже от двери.
– А Малиновский правда сволочь?
– Несомненно. Не терзайся, величество, не надо принимать за любовь тупой инстинкт размножения.
Она швырнула в Шацкого подушкой, которая ударилась в захлопнувшуюся дверь: Стас был необычайно проворен в борьбе за собственное существование.
Рано утром Анна разбудила Стаса и пошла в гараж за машиной.
– Ты хоть представляешь, куда надо ехать? – зевая, поинтересовался Шацкий, когда «Мерседес» выехал за ворота. Потом накрыл ноги пледом и развалился на переднем сиденье. – Какая рань, а?
– Слушай, если ты всю дорогу собираешься спать, то за каким чертом ты мне вообще нужен?
– А что я, потвоему, должен делать?
– Раз уж увязался со мной, возьми атлас и следи за дорогой.
Стас раскрыл атлас и долго пытался понять, где у схемы верх, где низ, вертел его в руках и возмущался:
– Нет, что это за рисунок? И это у них называется композиция? Авангардизм какойто, ни хрена не понятно! Величество, мне не нравится эта живопись. Я в ней ничего не понимаю!
– Разберемся. Не спи только, а то я с ума сойду.
– Ну, хорошо, я буду говорить.
Через час Анна устала от его болтовни. Шацкий нес такой бред, что хотелось зажать уши. Он объяснял ей, в чем суть философии Шопенгауэра, когда Анна вдруг спросила:
– Стас, а ты уверен в том, что убил Дэн?
Шацкий прервался на полуслове и, явно подбирая слова, что было на него не похоже, сказал:
– Тебе лучше считать, что это именно так.
– Ты что, знаешь правду?
Он не ответил, плотнее закутался в плед и уставился на дорогу.
– Знаешь, я в этом уверена. Ты странный человек, Стас. Понимаешь, что рядом со мной обязательно должен быть мужчина, а как только он появляется, начинаешь его травить. Дэна ты принял только потому, что не хотел, чтобы рядом был ктото другой. Человек, имеющий на меня влияние. Например, Малиновский.
– Ты сама от него бежишь. Придумала эту поездку. Зачем?
– Я просто хочу все узнать про Дэна. И дать денег его дочке, разве это плохо?
– О собственном ребенке пора наконец подумать.
– А что такое?
– Да ничего. Его словно нет для тебя. Ты была увлечена этим своим мальчишкой, теперь вновь появился Малиновский. А когда дойдет очередь до сына? Он ждет, между прочим. Поговори с ним. Хоть раз поведи себя как мать, а не как мачеха. Ты словно стесняешься его. Неужели того, что он уже взрослый? Ну, родила ты в семнадцать лет, и что? Мужчины будут появляться в твоей жизни и все равно потом исчезать. А сын – это навсегда.
– Ах, Стас, перестань! Он давно уже не ребенок!
– Ну, хоть это ты заметила! Слава богу!
– Ему надо побольше думать об учебе. Не увлекается девочками, и хорошо. Лишь бы не увлекался мальчиками. Но хоть в этом я могу на тебя положиться?
Анна внимательно посмотрела на Стаса, тот сердито кивнул. Дальше они некоторое время ехали молча.
Съехав на трассу, Анна прибавила газу. До границы Московской области можно было лететь вперед без остановки. Но через два часа Анне всетаки пришлось остановиться. Она съехала на обочину возле маленького рынка. Взяла у Шацкого атлас, чтобы самой сориентироваться, куда ехать дальше.
– Может, вернемся? – лениво спросил Стас.
– Вылезай из машины, разомни ноги. Пойди яблок купи.
– У кого?
– Вон у того дедушки. – Анна кивнула в ту сторону, где скучал под навесом бородатый дед в телогрейке. – Смотри, какие дивные яблоки! Оцени как художник.
– Чур меня! Чур! – замахал руками Шацкий. – Я в свое время столько их нарисовал! А в этих, как назло, ни одной червоточины! Отборные.
– А мне нравятся! Красивые у вас яблоки, – улыбнулась Анна продавцу.
– Это штрифель, – охотно сказал дед. – Берите все.
– Хорошо, – кивнула Анна. – Почем?
– Сорок рублей ведро. Берите.
Подошедший к прилавку Шацкий нехотя пересыпал яблоки в большую сумку. Дед проворно засунул сотню в карман телогрейки и стал отсчитывать сдачу. Тетеньки, стоявшие рядом, посмотрели на него с откровенной завистью:
– А молочка, дамочка, молочка? Творожок свежий. Жирный творожок, дамочка, возьмите.
– Нет, спасибо.
– Ну, у нас яблочка? Картошечки не хотите?
Анне захотелось тут же вывернуть карманы, но Стас схватил ее за руку и потащил прочь:
– Путешествие только начинается. Тебе такими темпами денег хватит всего на полдороги.
Он увел ее к машине, усадил на водительское место, а сам залез под теплый плед. Когда они вновь тронулись с места, сказал:
– Что ты как дикая! России не видела?
– Это мое первое путешествие. Не считая вояжа в Италию и поездку с Дэном на море. Но на машине я еду впервые. Стас, а почему так мало людей на улицах и все одинаковое?
– Нет, спасибо.
– Ну, у нас яблочка? Картошечки не хотите?
Анне захотелось тут же вывернуть карманы, но Стас схватил ее за руку и потащил прочь:
– Путешествие только начинается. Тебе такими темпами денег хватит всего на полдороги.
Он увел ее к машине, усадил на водительское место, а сам залез под теплый плед. Когда они вновь тронулись с места, сказал:
– Что ты как дикая! России не видела?
– Это мое первое путешествие. Не считая вояжа в Италию и поездку с Дэном на море. Но на машине я еду впервые. Стас, а почему так мало людей на улицах и все одинаковое?
– А что ты хотела? Разнообразия в архитектуре? Ассортимента в придорожных киосках, как в супермаркете, куда ты заезжаешь после работы каждый день, хотя дома и так полно еды? Вот это – Россия, а там, – он махнул рукой в сторону Москвы, – просто оазис. Экзотика в ассортименте, каждый день горячая вода и куча развлечений. Поняла?
Анне захотелось зажать ему рот. Как будто она не была бедной! Шацкий молчал, глядя на дорогу. Завидев черный «Мерседес», летящий с высокой скоростью, водители тут же уступали дорогу.
Прошло какоето время, и Шацкий заскулил:
– Есть хочу.
– Пошарь на заднем сиденье: в одном из пакетов сухой паек.
– Я горячего хочу.
– Возьми котлету и сядь на нее. А потом попрыгай. Знаешь, откуда взялись бифштексы?
– Я не ковбой, а твой «Мерседес» – не лошадь, – обиделся Стас. – Идет ровно, как по столу. В конце концов, можно просто выйти из машины и вдохнуть аромат жарящихся шашлыков.
– Стас, а вдруг это жареная кошка?
– Ну уж нет! Вокруг такие милые деревеньки, в них наверняка выращивают жирных свинок, которых и жарят потом в разобранном виде на углях. Есть хочу, – снова вздохнул он.
– Надоел ты мне! Так ведь и будешь ныть, пока не набьешь брюхо!
Чтобы отвязаться от Шацкого, Анна остановила машину возле деревянного домика, где уже припарковалось несколько фур и пара легковушек. Шоферы курили, ожидая, когда приготовят обед; две вислоухие собаки лениво тявкали, пытаясь поделить мясные обрезки. Красивая девочка лет тринадцати, выйдя из кафе с подносом в руках, застыла на месте, глядя, как Анна выходит из «Мерседеса». Анна вдруг увидела себя глазами этой девочки. Дорогой костюм из бутика, шикарная машина, модная стрижка, запах настоящих французских духов. И ей стало неловко. Шоферы, тоже заметив столичного вида дамочку, удивленно переглянулись. Каким ветром ее сюда занесло?
Зайдя в кафе, Анна сделала заказ и села за один из столиков. Есть не хотелось, но она не сомневалась, что Шацкий и ее порцию употребит с отменным аппетитом. Сам он остался у мангала контролировать процесс приготовления шашлыка. Девочка вернулась и теперь не сводила с нее глаз. Анна тихонько сняла под столом туфли, вытянула ноги и прикрыла глаза.
«Ничего хорошего в моей жизни больше не будет, – вздохнула она. – А меж тем девочка разглядывает меня с откровенной завистью! Наверное, думает, что я самая счастливая женщина на свете. Раз у меня такая машина, дорогой костюм и много денег. Если бы она знала, какие у меня мысли! Она, должно быть, мечтает в эту минуту поскорее вырасти, уехать в столицу, сделать там сумасшедшую карьеру. Модели, певицы, актрисы – все равно. Лишь бы потом вернуться в родные места на такой вот блестящей машине, вызывая жуткую зависть у бывших одноклассников. Ну, проедешь ты на «Мерседесе» по родному городу, где тебя помнили еще сопливой девчонкой, и что? Это всего лишь миг в твоей жизни, а сколько прожито до и сколько еще надо прожить после! А между прочим, потенциал у нее есть. Красивая девочка».
Та словно почувствовала, что элегантная незнакомка думает о ней, и подошла:
– Тетя, хотите, мой брат помоет вашу машину?
– Спасибо, не надо. Она все равно через несколько километров будет такая же грязная. Потом, на обратном пути. Вот, возьми. – Анна достала из кармана купюру, протянула девочке.
– Что вы…
– Берибери, у вас все очень вкусно.
– Опять? – В дверях стоял усмехающийся Стас.
– Как твой шашлык?
– Неплохо. – Шацкий довольно погладил живот.
– Как? Уже?
– А чего ждать? Кажется, и у тебя чтото осталось?
– Я попрошу, чтобы завернули с собой. Поехали, Стас. Поехали.
Анна подходила к своей машине, провожаемая все теми же удивленными взглядами шоферов. Девочка вышла на крыльцо и смотрела, как «Мерседес» выруливает на шоссе. «Счастья тебе!» – мысленно пожелала Анна.
– Надеюсь, тебе теперь надолго хватит? – покосилась она на Стаса.
– Что, общение с народом не вызвало положительных эмоций?
– Я тоже была бедной.
– Но тебе это не нравилось?
– Я хотела не денег – независимости.
– А это не одно и то же?
– Стас, не надо.
– Ладно, молчу. – И Стас стал разглядывать яблоки, которые вытащил из сумки. – Кстати, я их, пожалуй, напишу. Вот тут очаровательная трещинка. А тут точечка. Ага! Смерть уже коснулась своей костлявой рукой этого маленького шедевра природы!
– Замолчи! – Анна всхлипнула, «Мерседес» вильнул, водитель встречной машины погрозил Анне кулаком.
– Ты что? – испугался Стас.
– Дэн…
– А, это ты про шедевры природы? Ну, прости.
…Во второй половине дня Анна и Стас добрались наконец до села, где родился Денис Снегин. Расспрашивая людей, высыпавших на улицу при виде редкой в этих краях машины, Анна нашла дом, где жили его родители. Примерно так она это и представляла: старый дом, покосившийся забор, в саду старые яблони и сливы. Пожилая женщина, повязанная темным платком, развешивала на веревке мокрые простыни. Анна постучалась в калитку.
– Можно? – Она с каждой минутой чувствовала себя все больше и больше не в своей тарелке. Шацкий был спокоен и с откровенной иронией смотрел на ее терзания.
Женщина повесила последнюю простыню и, поправив на голове съехавший платок, медленно направилась к приезжим.
– Здравствуйте, – жалко улыбнулась Анна.
– Ась? Проверка, что ль, какая? Чего вы хотелито?
– Здесь жил Денис Снегин? – спросила она.
– Сыночек? А что?
– Так вы его мать?
– А вы кто?
– Знакомая его из Москвы. Можно пройти? – Женщина открыла калитку, взъерошенный пес кинулся под ноги гостям, заливаясь громким лаем.
– Да тише ты, Бимка, ну! – саданула его ногой Снегина. Пес, скуля, отлетел в сторону и затих. – Вы передать чего хотели?
– В общем, да. – Анна не знала, как себя вести, в этой женщине не было ничего общего с ее Дэном, каким она впервые увидела его возле метро: в черном пальто, с белоснежным кашне на шее, густыми светлыми волосами и теплым синим взглядом. Анна почувствовала глухую тоску. – Я даже не знаю, как вам сказать… Ваш сын… Дэн… Денис… Он разбился на машине.
– В больнице? – ахнула его мать. – Надо собрать чего? Да мы только кабанчика закололи, Пашенька, старший, вчера и заколол, вы проходите в избу, сейчас я Пашеньку, старшенького…
– Как вас зовут? – «Позорто какой! Я даже не удосужилась узнать имя и отчество его матери!»
– Полина Спиридоновна. Паша! – вновь крикнула женщина. – Паша!
– Полина Спиридоновна, он не в больнице. Денис разбился насмерть. – Дальше Анна заговорила торопливо, пока ее не перебили. Сейчас мать Дэна начнет плакать, и ей захочется зареветь вместе с ней. – Я его похоронила в Москве, вы сами понимаете, что везти тело… Я его знакомая, он у меня жил. Понимаете? Если вы настаиваете, я его привезу. Вернее, гроб с его телом. Ведь его не кремировали, он похоронен на кладбище под Москвой. Понимаете? Дэн, то есть Денис… Это вышло случайно, несчастный случай. Он врезался в рефрижератор, это кошмар, трагедия, и я…
Мать Дэна все еще не могла понять, зачем к ней приехала эта красивая, погородскому одетая женщина.
– Ну как же… Разбился, значит. Паша!
Наконец здоровый мужичина лет сорока пришел с огорода, воткнул у крыльца лопату:
– Ну, чего, мать? Погодато, а? Копать надо. Колька подъехать обещался, ты внукам пироговто спекла?
– Паша, говорят, Дениска разбился.
– Брательник? Ну да? Живой?
– Насмерть, говорят, Паша…
– Хорошо, что кабанчика закололи. Где он естьто?
– В Москве, – торопливо сказала Анна. – Вы его брат?
– Ну да, само собой. Значит, ехать?
– Вы тело хотите перевезти?
– Паша, как же? На чем? – ахнула мать, закрыв рот концом грязного платка.
Анна поспешно доставала из сумочки документы.
– Вот справка о смерти, вот его бумаги из университета. Не беспокойтесь, там все хорошо, на его могиле, вы можете приехать, посмотреть…
– Вот, значит, как… – Мужик неловко мял в руках бумажки.
– Семеро их у меня, – заговорила Снегина, вытирая глаза. – Семеро… Внуков уже восемь душ. Дениска – тот с детства был отрезанный ломоть, все книжки читал, нет чтобы матери помочь в огороде или где…