Киллер замер, что-то подсчитывая.
– Сто тысяч, – сказал он и облизнул губы.
– Семьдесят, – попытался торговаться Бигганов.
– Нет, – хладнокровно упорствовал киллер. – Я не могу вам уступить ни единого евро, дон. Это сложная работа – убить парня, который опасен сам по себе, да к тому же по его следу идет легион полиции с жандармами.
Однако Бигганов тоже был не лыком шит.
– Семьдесят, – тяжело повторил он. – И не центом больше. Но за те же деньги я включу в заказ Тимотэ. Мы даже можем отметить этот факт в контракте.
Сидоренко попытался бороться с собой, но у него ничего не вышло.
– О’кей, – сказал он голосом, в котором смешались сожаление и экстаз. – Будь по-вашему, дон. Я это сделаю.
…Дон Бигганов потушил сигару в услужливо подставленную ладонь охранника – тот даже не поморщился. Босс встал с кресла: телохранитель с автоматом обеими руками накинул на него плащ, держа материю за края.
– Мой адвокат все оформит, – бесстрастно произнес дон, глядя в прозрачные глаза Сидоренко. – Я надеюсь, ты деловой человек и понимаешь: если возьмешь аванс, а договор не будет выполнен… последуют санкции.
Киллер кивнул. Его лицо превратилось в застывшую маску.
– И учти – наказание окажется строгим, – продолжил Бигганов. – Например, я могу пересмотреть свое мнение по поводу заказа на Тимотэ…
– Не надо, – вздрогнул убийца. – Вы меня знаете, дон. И вас, и других я никогда не подводил. Я найду этого сукина сына. Обязательно найду.
Он склонился, целуя руку – на указательном пальце искрой полыхнул алмаз.
Глава пятнадцатая Совпадение (22 февраля, вторник, почти полночь)
Каледин пришел домой раньше своей бывшей жены – это удивило его, но не сказать, чтобы так уж очень. Звонить ей он, конечно, не стал – дабы не подавать виду, что беспокоится. Сняв верхнюю одежду и обувь, Федор перебрался на кухню, поближе к маленькому телевизору, достал из холодильника кильку в томате и открыл ее консервным ножом – на скатерть брызнул розовый соус. Есть кильку он не стал. Каледин был реалистом и соображал – при частом поедании содержимого таких вот банок его настигнет язва желудка. Зато когда придет Алиса, он примет вид истощенного существа и получит свою свиную отбивную. Так бывало всегда после развода – тем более что готовить Каледин хронически не умел. Из всех кулинарных изысков ему удавались только вареные сосиски, да и то не каждый раз. Пару килек, впрочем, для затравки он съел, чтобы экс-супруга увидела початую банку и поняла, как он страдает от голодных спазм.
…Алиса, однако, все никак не появлялась. Дабы немного отвлечься, Каледин включил телевизор – на Главном канале как раз шло ток-шоу Малахитова.
– Итак, сегодня гость нашей студии – автор романов ужасов Порфирий Профанов, – Малахитов орал так, что половину фраз не было слышно. – Этот господин высказал самую интересную версию, объясняющую серию мистических убийств в центре Москвы. Аплодируем нашему гостю!
Дождавшись, пока Профанов – грузный мужчина лет шестидесяти, с испитым желтым лицом, пройдет внутрь студии и сядет в белое кресло, ведущий хищно повернулся к нему, блеснув зубами и микрофоном.
– Порфирий Андреевич, повторите ваше сенсационное заявление.
– С удовольствием, – молвил Профанов, поудобнее устраиваясь в кресле. – Все эти смерти – жертвоприношения, организованные ЦРУ. Их главная цель – захватить наших пчел и медовые пасеки, а также сместить с трона святого помазанника, дарованного Господом – возлюбленного государя. После этого, как полагают враги империи, они смогут даром получать российский мед.
«Как забавно меняются люди, – слизнул с пальца соус Каледин. – Сначала-то Профанов этого самого „возлюбленного государя“ называл „тряпкой“, слыл ярым республиканцем, призывал к революции – а теперь за край горностаевой мантии считает за счастье подержаться. Интересно, это бабло так магически на людей действует, или у него правда сдвиг произошел?»
Корневой патриотизм в последние три года стал страшно модным в империи. Известные политики начали появляться в Госдуме одетые в вышитые посконные рубахи и тяжелые бобровые шапки, во время дискуссий потрясали посохами, в обиход вошли забытые выражения «гой еси», «житие мое» и «поелику» наравне с «зело». Новый государь показал крайнее упорство в православной вере, и купцы тут же побежали жертвовать деньги на храмы – в результате церквей стало столько, что их пришлось строить в метро (на земле места не осталось), и пассажиры ехали от станции к станции под колокольный перезвон. По примеру императора и великих князей, совершавших, согласно современному монархическому этикету, парадные выезды в золоченой карете с форейторами на запятках, в кареты пересели и министры – ежедневно на Шаляпинской авеню возникали пробки из экипажей. Горячие головы поговаривали – империи пора выйти из военного блока «Антанта», чтобы более не отождествлять себя с «богопротивным» Западом, но император считал иначе: ему нравилось посещать европейских монархов и кушать в их компании лобстеров. В популярных московских кафе к салату «Цезарь» подавали исключительно хохломские ложки, а суши предлагалось подхватывать мини-лаптем, раздвоенным на конце. Барышни рассекали по улицам с iPod на груди, одетые в мини-сарафаны от Bulgari; купцы, вспомнив моду предков, скупали хромовые сапоги и картузы – в американских закусочных, сразу уловивших новое поветрие, появился гамбургер «МакБоярин». Запад все это страшно напугало. В Европарламенте слышались громкие заявления: надо срочно искать других поставщиков недорогого меда, поскольку Россия становится опасной и непредсказуемой монархией. Мёд, однако, дешевле никто не продавал, а если и продавал, то это было полное говно. Поэтому Западу оставалось лишь надеяться на главного революционера – сбежавшего в Лондон купца первой гильдии Платона Ивушкина. Тот в частых интервью бил себя в грудь и обещал: как только он свергнет царя, мед будет раздаваться бесплатно всем желающим.
– Черное зло вырвалось на свободу, целуя нас взасос безгубым ртом, – загудел Профанов. – Его костлявые, кожистые крылья машут над страной, закрывая солнце, а из клыкастой пасти капает ядовитая слюна. Мертвецы встают из могил, снимая с рук облезшую кожу, как лайковые перчатки. Русалки, безумно хохоча, воют со дна темных озер… И только святые старцы в подземных скитах молятся за императора, за его невинную душу…
Сделав паузу, Профанов затянулся отлично свернутым косяком.
– Извините… что вы сказали? – выдавил из себя Малахитов.
Вместо ответа Профанов охотно протянул ему косяк. Малахитов сделал пару затяжек – и в глазах его появился тот же жизнерадостный блеск.
– Ууууу, блин, – сказал он, наблюдая за колечками дыма. – А я-то гляжу, и верно… кожистые крылья с русалками в скитах… хахахахахахааа…
«Вот ядреная трава, – завистливо подумал Каледин. – Знают же люди места! И где мне такую достать? Вечно в кафе барыги лажу бодяжат». Трава была официально разрешена новым императором, воодушевленным визитом в Амстердам, где местный король на приеме предложил ему раскумариться косячком. После «лигалайза»[19] в империи случился бум марихуаны – ее выращивали даже на балконах и в офисах вместо фикусов. Спохватившись, государь решил упорядочить употребление травки и понастроил кафе по принципу амстердамских – правда, народ к ним еще не привык. Творческие же люди по привычке употребляли косяки весьма активно, поэтому на телешоу «Секунда известности» в жюри вообще стоял дым коромыслом.
В замке повернулся ключ, и Каледин немедленно придвинул к себе баночку с кильками. Приняв выражение крайнего страдания, он нахмурил лоб и сосредоточенно уставился в телевизор. Алиса вихрем ворвалась на кухню в шубе и ботинках, оставивших на белом линолеуме грязные следы.
– Мне нужно срочно с тобой поговорить! – заявила она с порога.
Каледин, картинно державший на вилке рыбью тушку в томате, тонким звериным чутьем понял – никаких шницелей ему сегодня не обломится. Издав горловой звук, он отложил двузубую вилку в сторону.
– Садись, – кивнул он на табурет, сохраняя оттенок страдания в голосе. – У меня тоже есть новости. Что случилось? Ты обнаружила доказательства причастности британской королевы к смерти принцессы Дианы? Государь тебе княжеский титул пожалует – отношения с Британией у нас хреновые.
Калединский сарказм не остался без внимания.
– Дурак, – безапелляционно взвизгнула Алиса. – Вы там собираете свои идиотские совещания, толчете воду в ступе, опрашиваете свидетелей, приглашаете медэкспертов. А я в одиночку обнаружила такое, что поставит вашу контору на уши. И в тот момент, когда я прибегаю срочно посоветоваться: все, на что тебя хватает – это твои дебильные шуточки!
Каледин с сожалением посмотрел на кильку и временно посерьезнел. Алиса бесцельно перебирала пальцами пуговицы шубы, ужасно волнуясь.
– Дурак, – безапелляционно взвизгнула Алиса. – Вы там собираете свои идиотские совещания, толчете воду в ступе, опрашиваете свидетелей, приглашаете медэкспертов. А я в одиночку обнаружила такое, что поставит вашу контору на уши. И в тот момент, когда я прибегаю срочно посоветоваться: все, на что тебя хватает – это твои дебильные шуточки!
Каледин с сожалением посмотрел на кильку и временно посерьезнел. Алиса бесцельно перебирала пальцами пуговицы шубы, ужасно волнуясь.
– Я тебя слушаю, – произнес он, выключив сатанинскую улыбку.
Алиса положила перед ним два документа – один распечатанный на принтере, другой – полученный по факсу, оба на английском языке. Каледин склонился над листами – Алиса же наконец поняла, что ей жарко в шубе. Отнеся одежду в шкаф, она вернулась – стремясь унять дрожь в руках, открыла буфет, где стояла наполовину пустая бутылка шустовского коньяка. Налила себе рюмку и залпом выпила – не глядя закусила калединской килькой в томате, ухватив ее большим и указательным пальцами прямо из банки.
Каледин поднял глаза от бумаг – по размерам они вполне смогли бы заменить окуляры бинокля. Первую минуту он был не в силах произнести нужные слова – выплевывал их с трудом, как заезженная пластинка.
– Скажи… мне… честно…. как на духу… ты все ЭТО… подделала?
Алиса безвольно села рядом, налив себе еще одну рюмку – однако сломленный новостью Каледин показал недюжинную резвость: выхватив ее из-под носа у экс-жены, он молниеносно выплеснул коньяк в собственный рот.
– Нет, – сказала Алиса, переключившись на кильку. – В том-то и дело, что нет. Данные ДНК показались мне знакомыми. Когда я училась в Оксфорде, мы ездили на практику в Лондон и подробно изучали это досье в архиве – оно крепко запало мне в память. Все доказательства хранятся в Музее криминалистики при Скотланд-Ярде: последние исследования были проведены в 1994 году, ДНК прекрасно сохранилась. Это присланная в полицию почка проститутки со следами зубов и открытки, написанные кровью. Меня сразу начала терзать мысль о явных совпадениях. Поэтому вечером я послала факс с результатами теста ДНК нашего подражателя в архивный отдел Скотланд-Ярда, где работает мой бывший преподаватель…
Каледин в крайнем волнении поднялся с табуретки.
– Но ты понимаешь, что это вообще значит? – прохрипел он, тряся листками перед собой и слегка заикаясь. – В ответном факсе Скотланд-Ярда сказано: ДАННЫЕ ДНК ЭТИХ ДВУХ ЛЮДЕЙ СОВПАДАЮТ – ОДИН В ОДИН.
– Нет, – поправила его Алиса. – Совсем не так. Дело обстоит еще хуже.
Она повернулась, глядя прямо в расширенные зрачки Каледина.
– Судя по ДНК, убийца женщин в Лондоне 1888 года и в Москве 2008-го – один и тот же человек, – подвела черту Алиса. – Вот и вся разгадка.
Каледин побледнел так, что вполне гармонировал с кухонной плитой. Если бы ему на уши повесили немытые кастрюли, он слился бы с ней полностью.
– Сумасшествие…– еле слышно произнес он. – Ты расцениваешь это таким образом, как будто подражатель и в самом деле может быть…
– Это совсем не подражатель, – сказала Алиса. – Вся наша проблема в том, что нынешний московский убийца И ЕСТЬ ДЖЕК ПОТРОШИТЕЛЬ.
В чистом лунном свете за окном не было видно ни единой снежинки. Хлопнула раскрытая форточка – в комнату ворвался ледяной ветер…
Глава шестнадцатая Комната страха (23 февраля, среда, начало суток)
Девушка уже не плакала – привязанная за руки и за ноги к ржавой железной кровати, она безразлично наблюдала за неспешными приготовлениями убийцы. Очнувшись от паров хлороформа, брюнетка сразу поняла, в чьих руках находится, и самое главное – что с ней сделают. Стандартные мольбы о пощаде и обещания заплатить выкуп действия не возымели, да и не могли возыметь: этот человек совсем не заинтересован в деньгах. Черная маска на лице ее не обманула – она являлась данью театральному ритуалу, а вовсе не реальной необходимостью. Кшесинская знала, что умрет. Ее заботили лишь две вещи – чтобы это случилось быстро и главное – безболезненно. По крайней мере, он твердо обещал это ей в перерывах между криками о помощи. Пониженный до шепота голос – приятный и нежный, кажущийся удивительно знакомым… Девушка пытается, но не может вспомнить – кому же принадлежит этот мягкий, бархатистый тон. Похититель не заткнул ей рот, дав вдоволь наплакаться: глаза из-под маски светились тусклым блеском. Он удивительно спокоен. Наверное, так в деревнях мужики заходят в хлев, чтобы зарезать поросенка под Рождество. К чему волноваться? Проблемы ведь у поросенка – пусть он и волнуется.
Она буквально спинным мозгом ощутила, что момент пришел: одновременно с ее мыслью убийца поднялся с пола, положив голубой мелок на подоконник. Так вот почему именно тот поросенок, которого собрались резать, начинается метаться между собратьями, флегматично жующими отруби. Когда смерть приходит именно за тобой, ты всегда чувствуешь ее. Он стоял перед ней, держа в правой руке нож – лезвие из отличной стали, широкая выемка для кровостока. Прикусив губу и вздрагивая, Кшесинская обреченно закрыла глаза. Убийца ласково провел перчаткой по ее лицу от лба до подбородка – будто извиняясь. Затем положил нож на простыню – обе его руки легли на горло девушки, он крепко сжал шею, раздался хруст шейных позвонков. Сняв перчатки, он вышел на кухню, бросил их в раковину с грязной посудой и достал из кухонного шкафа полиэтиленовый мешок. Закрепив его под подбородком еще теплого тела, убийца зашел сзади: наклонив послушную голову влево, взял в ладонь рукоятку ножа – лезвие сверкнуло, проникая глубоко в плоть. Глядя, как дымящийся бальзам наполняет емкость, он терпеливо стоял – ожидая, пока упадет последняя капля. Взяв полный мешок с колышушейся на поверхности красной пеной, он отнес его к холодильнику, занимавшему половину кухонного пространства – в таких на бойнях держат свежее мясо. Для длительного хранения бальзама требуется определенная температура.
Он производил процедуру, как обычно, всего пятнадцать минут. Вскрыв ларец с помощью отточенного лезвия, достал из него сокровища и бережно разложил вокруг. А в самом конце, усердно потрудившись (с детства привык приберегать сладкое напоследок) и забрызгав руки по локоть бальзамом, убийца извлек артефакт – главный источник жизни на Земле. Стоя на коленях перед иссеченным ларцом, он поднял артефакт на окровавленных ладонях. Сохраняя почтение, благоговейно поцеловал, оставив на окровавленной поверхности четкий отпечаток губ. Наслаждаясь первозданной красотой артефакта, он долго не мог оторваться от захватывающего зрелища. Любуясь, убийца осторожно положил сочащуюся кровью массу в нужную выемку среди начерченных мелом голубых линий. К счастью, снаружи сегодня царствует Луна, жаждущая напитать божественный артефакт необходимой ему энергией. Теперь пора погрузиться в медитацию, а после выхода из нее – отвезти ларец с сокровищами в город, вернуться и лечь спать: ему рано вставать на работу. Его лицо отекло от бессонницы, но ничего не поделаешь – когда приходит период процедур, времени ни на что не остается. Отдохнет потом. На пляже.
На полу вспыхнули пять черных свечей. Он сел в позу для медитации и мгновенно, буквально за две минуты, вошел в транс. На этот раз он увидел себя в Лондоне – в одном из грязных, сырых переулков осеннего Ист-Энда. От него, крича, убегала женщина, а он гнался за ней, и крылатка на плечах величаво развевалась при мертвенно-бледном свете Луны. Без особых усилий он догнал ее, оглушил ударом, сомкнул руки на горле. Едва дождавшись, пока женщина утратит жизненные силы, он нетерпеливо вскрыл ее ларец. В центр головы ударили белые, отлично видимые лучи энергии, исходившие из ларца, сотрясая невиданными ощущениями, заставляя подавлять вопль удовольствия. Жилы наполнились бурлящим огнем, мозг опутали щупальца, запускавшие свои отростки во все главные центры наслаждения. Никто не знал, что дают ларцы. Это был его секрет.
Он увидел газеты, напечатанные на дешевой бумаге, с аршинными заголовками: «ДЖЕК ПОТРОШИТЕЛЬ НАНОСИТ УДАР СНОВА». Конечно, посылка в Скотланд-Ярд лишнего, ненужного ему артефакта, сопровождаемого письмом с кучей грамматических ошибок, была глупым хвастовством, излишком мальчишества – что не пристало такому умному и серьезному человеку, как он. Дескать, поймайте меня, если сможете, тупоголовые кретины. Впоследствии он устыдился – не следует так откровенно работать на жадную до сенсаций публику. Настоящий мастер никогда не покажет своего истинного лица. Но был и жирный плюс – письмо, отправленное в полицию, стало настоящей пиар-компанией, превратившей имя монстра Ист-Энда в торговый бренд. Если бы он мог его зарегистрировать, то давно бы стал богаче Билла Гейтса: один фильм «Из Ада» с Джонни Деппом дал бы ему пять лет отдыха на Мальдивах. Миллион исследователей, режиссеров, историков и профессоров разной степени учености в разное время пытались выяснить – кто же на самом деле таинственный Джек Потрошитель?