– Подарок, – мирно объяснил я. – От папы.
– От какого папы? – Лейтенант сильно волновался, так он боялся мне поверить. – Что ты врешь? От какого еще папы?
– От моего. У вас же мой паспорт. Там написано: Оболенский Дмитрий Сергеевич. А на визитке – Оболенский Сергей Александрович. Все сходится.
Дежурный неверной рукой нажал кнопку на пульте.
– Ну, что там у тебя? – послышался недовольный голос начальника.
– Неувязка, товарищ майор. Можно к вам зайти?
– Заходи.
Дежурный схватил мой паспорт, папину визитку и помчался к лестнице на второй этаж. В дежурке настала тишина, даже мухи примолкли, напугались. Старшина и сержант переглядывались. Наш Бонифаций злорадно улыбался в своей клетке. Парубки с черепами незаметно выскользнули за дверь.
На столе дежурного что-то затренькало на пульте. Сотрудник, который оформлял мой протокол, поднял голову и проговорил:
– В Москву звонят. Проверяют.
«Проверяйте, проверяйте, – мстительно подумалось мне. – Не повезло вам, менты-братаны».
Старшина и сержант бросили свои переглядки, приняли мудрое решение. Подошли ко мне. Один дал мне яблоко, другой горсть семечек. Они сейчас были похожи на первоклашек, которые сгоряча обозвали старшеклассника дураком, а потом спохватились. Но мне не было их жалко.
– Ты посиди пока, – вежливо предложил мне сотрудник, все с таким же вниманием рассматривая протокол.
Но посидеть я не успел. Спустился со второго этажа напуганный лейтенант и пригласил меня наверх, в кабинет начальника.
Начальник сидел за столом и держал в руке телефонную трубку.
– Возьмите, – сказал он мне. – Это полковник Оболенский.
– Дима? – услышал я папин голос. – Что там произошло?
– В милицию забрали, – спокойно ответил я. – Обыскали, деньги отобрали.
– Какие деньги?
– Пап, я тебе потом все расскажу. Без посторонних.
– Понял, – сказал папа. – Не делай глупостей. И не груби. Жду звонка.
Майор положил трубку и встал.
– Дмитрий Сергеевич, – сказал он, – я приношу вам свои извинения за неправильные действия моих сотрудников. Они будут строго наказаны.
– А Бонифаций? – напомнил я.
– И Бонифаций будет наказан… Не понял… Что за Бонифаций?
– Ихний учитель, – вставил лейтенант. – Выступал там… на рынке.
– Не выступал, а заступался, – уточнил я. – А ваши патрульные ему дубинку обещали в отделении. И за решетку посадили.
– Идиоты! – услышал я за спиной, когда закрывал за собой дверь кабинета. Алешка наверняка подслушал бы, о чем они говорят, но я и так об этом догадывался.
В дежурке народу прибавилось. Здесь уже «выступал» наш фермер Атаков при яростной поддержке Никиты.
– Свободу Бонифацию! – орал он. – Всех львов – на волю! В пампасы!
Бонифаций делал ему большие глаза и яростно шипел:
– Прекрати, Никитин! Ты не в школе! Ты в общественном месте!
Тут дробно простучали каблуками по лестнице дежурный и начальник. Дежурный был красен и приказал выпустить задержанного учителя. Начальник был бледен и извинился перед ним.
– Дело не в этом, – сказал Бонифаций. – Дело в том, что не у каждого ребенка – отец полковник милиции.
Майор скривился, как от кислого, и повернулся к патрульным, они съежились, переступили с ноги на ногу.
– Старшина Дыбенко? – Один кивнул согласно и нервно сглотнул, будто у него косточка от сливы в горле заблудилась. – Рядовой Дыбенко! Сержант Пилипюк? – обратился майор ко второму. – Рядовой Пилипюк!
Они стояли перед ним, вытянув руки по швам и хлопая глазами. Мне не было их жалко, мне было противно.
Мне вернули все отобранные вещи и все до копейки деньги, мамину фотографию и порвали протокол. И мы всей гурьбой вывалились из отделения. И ввалились в «газельку» фермера.
– Я этого дела так не оставлю! – кипятился дорóгой Бонифаций. – Я ихнему министру напишу. – Тут он спохватился: – Нет, лучше, Дима, пусть твой отец своему министру доложит.
– Мне нужно ему позвонить, – сказал я.
– Из конторы позвонишь, – сказал фермер Атаков. – Крайний случай. Небольшая малость.
Когда мы вернулись на ферму, вся наша команда окружила нас.
– А мы отделение собрались штурмовать! – обрадовал нас очкастый ботаник Мальков.
– Штурмовик! – фыркнул Никита. – Штурмовальщик!
– Честно! – загалдели все. – Мы уже и коней запрягли.
И точно – недалеко от конторы лениво щипал травку Голубок, запряженный в здоровенную фуру, полную кольев и дрючков.
– С ума сошли! – заорал Бонифаций. – Это вам не школа!
– Это вам общественное место! – поддержал его Никита.
– Далеко б не уехали, – спокойно сказал фермер. – Небольшая малость… Супони не затянуты, хомуты – вверх ногами, гужи болтаются… Не уехали б.
– Еще как! – возмутился ботаник Мальков и, неуклюже забравшись в фуру, выпрямился во весь свой малый рост, дернул вожжи. – Но, залетные!
«Залетный» шагнул вперед, пошел себе неторопко… Оглобли грохнулись на землю, телега осталась на месте. Мальков опрокинулся на спину, задрав ноги.
– Приехали, – усмехнулся Никита. – Штурмовики…
Мы перегрузили непроданную черешню в холодильники и пошли обедать. Атаков задержался в конторе, а потом присоединился к нам.
– Да, – вспомнил он и полез в карман, – Оболенский, тебе письмо.
– От жены? – сострил Никита.
– От детей, – сострил я.
Письмо было, конечно, от Алешки. Я не стал его читать за обедом, отложил на вечер. А после обеда пошел в контору, звонить папе.
Фермер Атаков помог мне соединиться с Москвой по коду и тактично вышел.
Я все рассказал папе. Не только то, что произошло со мной, а вообще о том, какие здесь порядки на местных рынках.
– И менты, пап, здесь неправильные.
Папа не обиделся, он сам говорил, что слово «мент» звучит по-разному. Мент может быть правильный – честно выполняющий свою работу. И неправильный, который не защищает честных граждан, а помогает жуликам, за деньги.
– Ладно, – сказал папа. – Я разберусь. Привет от мамы.
– И ей тоже. Как там Алешка?
Папа рассмеялся:
– Ты бы лучше спросил: как там Митек?
– Я ему сочувствую. Кстати, Лешка опять письмо прислал.
– Что пишет?
– Я еще не расшифровывал.
– Будет что-нибудь интересное – сообщи. Оставайся на связи. Если ты мне будешь нужен, позвоню сам.
– Пап, звони в контору, у нас мобильники на станции украли.
– А я тебе говорил: не зевать на Тихорецкой! Давай номер конторы. Да, я через пару дней могу в командировку уехать, так что не волнуйся. Я приму кое-какие меры.
Вечером, на сеновале, мы долго не могли угомониться.
Я не скажу, что мы ехали на Кубань, чтобы совершать там трудовые подвиги. Кто-то из ребят ехал просто из интереса, кому-то некуда было деться и не хотелось сидеть в горячей летней Москве, кто-то рассчитывал подзаработать – деньги лишними не бывают, особенно в пятнадцать лет. Я вот поехал только потому, что Бонифаций, формируя наш отряд, походя сказал мне: «Дима, я на тебя надеюсь». И куда тут денешься, когда на тебя надеется человек, которого ты уважаешь.
Да и работали мы в первое время без особой охоты и без умения. Больше в рот собирали ягоды, чем в корзины. И многие уже пожалели, что поехали. Уставали с непривычки, ленились иной раз, но как-то постепенно и незаметно втянулись. К тому же жалко стало эту самую черешню, которая вот-вот начнет осыпаться на землю и гнить без всякой пользы. А потом мы начали осваиваться и стали видеть, как работают другие люди. Особенно наш «хозяин» Атаков. А когда рядом с тобой работают хорошо, неловко работать плохо.
А вот сейчас мы вообще многое увидели другими глазами. Повзрослели, что ли?..
Особенно бушевал ботаник Малек.
– Мы должны нанести им всем отпор. Нас много, и у нас есть Никита. И Бонифаций.
– Ты, Малек, в школе очень умный, а здесь вовсе дурак.
После этих слов Мальков увял и долго помалкивал. Обиделся.
– Слушать сюда! – точно как наш Полковник рявкнул Никита. – Нас почти двадцать два человека, целый взвод. Делимся на два отряда. То есть на два отделения. Одно, во главе с Мальком, ставит рекорды по сбору урожая и торговле, а другое будет охранять работников прилавка.
– Правильно, – забыл про свою обиду Мальков. – Я буду командовать отделением охраны!
– Ты торговать будешь! – отрезал Никита. – Ты худой, мелкий, тебя покупатели жалеть будут. Сдачу не станут брать.
Мальков опять обиделся и замолчал.
Зато Бонифаций, который все слушал за воротами, не смолчал – выступил:
– Я отвечаю за вас перед вашими родителями и перед будущим нашей страны.
– Прикольно, – сказал Никита. – Я вам не завидую.
– Не перебивай старших, ты не в школе. Я запрещаю всю деятельность вашего ополчения до особого распоряжения.
– И сбор черешни тоже? – спросил Никита. С надеждой в голосе.
– А умываться? – спросил Мальков.
– А спать можно? – зачастили остальные. – А обедать?
– А умываться? – спросил Мальков.
– А спать можно? – зачастили остальные. – А обедать?
Бонифаций неожиданно для нас растерялся. Я решил его выручить.
– Парни, – сказал я. – Нам обещали помощь из центра.
– Батя твой? Спецназ пришлет?
– Не смешно! – теперь Бонифаций выручил меня. – Каждый должен заниматься своим делом. Одни будут собирать ягоды, а другие воевать. Это всем ясно? – И Бонифаций обвел нас тем самым своим взглядом, под которым мы молча ежились еще с пятого класса.
Следующим утром мы снова поехали на рынок и допродали оставшуюся черешню. Никто нам не мешал, никто не требовал «делиться» и никакой патруль с яблоками и семечками к нам не приставал.
Глава IV ПАПА КАРЛО
Лешкино письмо я прочитал перед обедом на ферме. Приводить его здесь целиком не буду, вы все равно его «правильнописание» не разберете, перескажу в основном своими словами.
Вначале Алешка, как обычно, жаловался на Митька. «Мне, Дим, – писал он, – очень без тебя скучно, потому что с этим Митьком мы едим теперь только «хлеп с миодом», потому что яйца уже все съели. Ксюшка, хитрая, «миод» не ест, а поймала стрикагузку. А Митек ее у нее отобрал и поселил в верхней комнате, в своем кабинете. Она там хромает по его столу и какает на его рукописи. Но он на нее не сердится, а вот если бы Ксюшка на них накакала, небось, живо разозлился бы. А уж если я…»
В общем, как я понял, живут они весело. Едят «хлеп с миодом», ловят «стрикагузок» и пачкают рукописи. А потом началось что-то интересное. Алешка познакомился с Папой Карло. «Но он, Дим, Буратин не делает. У него поговорка, Дим, такая: «Вкалываю, как папа Карло». Ни фига, Дим, он не вкалывает. Живет в своем домике напротив милиции и целый день сидит на лавочке, смотрит на улицу и пьет пиво».
Я тоже не в восторге от папы Карло. Когда это он вкалывал? Ходил по дворам со своей шарманкой, чтобы заработать на стаканчик вина и кусочек сыра – это называется «вкалывать»? Ну посидел вечерок в своей каморке и сделал деревянную куклу… Хотя за Буратино ему спасибо. Такое благодарное человечество не забывает…
«А еще, Дим, он так здорово ругается! Сейчас я тебе напишу». Дальше в письме следовали сплошь зачеркнутые строки – наверное, Митек постарался.
А вот самое главное. С этого главного начались Алешкины приключения, а потом к ним присоединились и мои приключения.
Самое странное и удивительное, что из этих двух историй получилась в конце концов одна. Начались они совсем в разных местах и в разное время, а закончились в одно время в одном месте. Но никто еще этого не знал. Алешка воевал на Севере, а я на Юге. И, как оказалось, с одними и теми же врагами…
…Митек писал новую книгу. Он в ней рассказывал о поисковых группах, которые на местах сражений делают раскопки, находят оружие и останки погибших бойцов. Они устанавливают их имена, сообщают родственникам, а потом на месте захоронений возводят памятники в их честь.
Найденное оружие они передают в музеи, а то, которое еще сохранило свои боевые качества, сдают в милицию.
И вот, недалеко от деревни Пеньки, такая группа поисковиков нашла целый склад оружия военных лет. Наверное, этот склад устроили партизаны, но не смогли почему-то им воспользоваться – война ведь, всякое на войне бывает.
Все найденное оружие сдали на временное хранение в местную милицию. И ее начальник позвонил Митьку, чтобы тот с этим оружием и с этими ребятами познакомился. Митек очень обрадовался и помчался в поселок. Алешка, конечно, помчался вместе с ним.
Сначала они помчались на машине. Но машина у Митька такая старенькая (тоже военных лет), что промчалась недалеко. Заглохла прямо за воротами.
Пришлось идти пешком. Они шли довольно долго, так что поисковиков уже не застали, но начальник милиции майор Максимкин их дождался.
Пеньковская милиция располагалась в старом, даже в старинном доме. В двухэтажном таком, с подвалом. Купеческой постройки.
Несмотря на такую уменьшительную фамилию, начальник милиции был здоровенный гигант. Когда майор Максимкин ходил по своему кабинету, то все время задевал головой висящие под потолком лампочки. И казалось, что вся мебель расступается на его пути, чтобы он случайно ее не задел. И все стулья дрожали от страха – вдруг он на какой-нибудь из них сядет. Это так мне Алешка его описал.
– А это кто? – спросил Митька майор Максимкин, указывая на Алешку. – Где-то я его видел. Наш человек?
– Еще какой наш-то! Алексей, сын полковника Оболенского.
– Сережки? – обрадовался начальник. Оказывается, они с папой вместе учились в школе милиции, а потом служили участковыми в одном районе. – А похож, похож. Вылитый Сережка в детстве. Да, Алексей?
– Я не очень помню, – вежливо сказал Алешка, – каким был папа в его детстве.
– Таким же языкастым, – сказал Митек.
– Ладно, пошли в подвал, пока у меня время есть.
Максимкин вызвал офицера с ключами. Тот с трудом отпер толстую железную дверь и с трудом ее распахнул, щелкнул выключателем.
Длинный ряд ламп осветил узкий холодный подвал. В самом начале его стоял деревянный барьер, на котором лежали наушники и стояла подзорная труба на треноге – чтобы оценивать дырки в мишенях. А в самом конце подвала, освещенные сильными лампами, выстроились в ряд черные силуэты с белыми кругами на груди.
– Наш тир, – сказал Максимкин. – Лет через пять, Алексей, приходи сюда, постреляешь.
– А я и сейчас могу, – сказал Алешка. – Хоть из палимета.
– «Палимета» у нас нет, – Максимкин покачал головой.
– Алексей хорошо стреляет, – похвалил Алешку Митек. – Однажды он сбил яблоко с моей головы рогаткой.
– Рогатки у нас тоже нет, – сожалея, покачал головой майор Максимкин, а сам, наверное, подумал: и что это за странные писатели, которые ходят с яблоками на голове.
Алешка, в свою очередь, тоже пожалел майора – что ж у вас за милиция: ни «палимета», ни даже рогатки у вас нет. Но тут офицер с ключами отпер еще одну железную дверь – в оружейную комнату, и Лешка ахнул. С завистью и восхищением. Ровными рядами вдоль стен стояли на стеллажах автоматы, в стальных шкафах прятались пистолеты и коробки с патронами, на полках лежали какие-то баллончики, рации, наручники, каски со стеклянными щитками. А посреди комнаты, на длинном стальном столе для чистки оружия стоял большой зеленый ящик. Майор Максимкин приподнял его крышку. В ящике были аккуратно сложены хорошо смазанные и почти как новенькие большие автоматы с деревянными прикладами и дырчатыми кожухами. В торце ящика тесно жались друг к другу дисковые магазины и тускло блестящие под лампой пистолеты.
– «ППШ», «ТТ», – выдохнул Алешка. – Можно потрогать?
Майор посмотрел на него с уважением (наш человек!) и молча кивнул. Алешка вытащил автомат и бережно его погладил.
– Точно как у Митька, – сказал он.
Митек одно время увлекался тем, что мастерил копии оружия военных лет, почти как настоящие. Они даже стреляли безопасными охотничьими пистонами. Мы с Алешкой, кстати, славно повоевали против настоящих бандитов игрушечными автоматами и пистолетами.
Митек тоже внимательно осмотрел драгоценную находку, разложил с Алешкиной помощью все оружие на столе и сделал несколько снимков.
– Жаль, ребята нас не дождались, – сказал он. – Хотелось бы с ними побеседовать. Очень полезно было бы для книги.
– Да вы сходите к ним, – сказал майор Максимкин, помогая ему уложить оружие обратно в ящик. – У них здесь, неподалеку, лагерь. Там много интересного. Вообще, молодцы ребята, я их сильно уважаю.
– Я тоже, – сказал Алешка, не отрывая глаз от автоматов.
Они вышли на улицу.
– Дать вам машину? – спросил майор Митька.
– Ни к чему, мы еще молодые и крепкие. Да, Алексей?
– Смотря кто из нас, – мудро заметил Алешка. – А это кто такой?
Через дорогу, на скамеечке перед домом, сидел небритый мужичок и, щурясь на солнце, потягивал пиво из большой бутылки.
– Папа Карло… – Майор поморщился и чихнул.
– Настоящий? – обрадовался Алешка. – Буратин делает?
– Да ничего он не делает. Бездельник какой-то. Недавно здесь появился. Целыми днями то на лавочке сидит, то в окошко глазеет.
– Он за вами наблюдает, – спокойно сказал Алешка.
– Да? Не думаю. Что за нами наблюдать? Это мы наблюдать должны.
– А вы проверьте у него документы. И регистрацию.
Майор и Митек переглянулись, улыбаясь одними глазами.
– Участковый проверял, – сказал Максимкин. – А как же! – Тут начальник милиции задумчиво почесал свой большой нос – видно, Лешкины слова запали ему в голову. – Вообще-то… Он какой-то странный. Откуда у него деньги на этот дом? Дом, конечно, копеечный, но ведь и Карла этот – безработный.
– Сонный он какой-то, – заметил Алешка.
– Пиво целый день пьет, вот и сонный.
– Или ночами не спит, – брякнул мой младший брат.
– Пошли-ка домой, – сказал Митек. – У нас сегодня такая яичница! С помидорами и с колбасой.