— Почему вы скрыли этот факт?
— Я считал, что она была пьяна: ее зрачки…
Но капитан перебил меня:
— А несколько позднее вы сами говорили, что Гитлеру место на виселице. Было такое?
— Нет.
— Кроме того, вы утверждали, что Германия проиграла войну.
— Такое вполне возможно.
— После наших неудач в Африке вы заявляли, что число русских партизан с каждым днем растет… Это вы говорили?
— Да, я говорил это и уверен, что так оно и есть…
Вопросы следовали один за другим, и капитан уже наслаждался своим триумфом. Санитар тоже торжествовал, а я же лихорадочно думал о том, как мне избежать петли. Оставался единственный выход — бежать к партизанам.
После окончания допроса капитан Франц по телефону приказал лейтенанту Штитцеру держать меня под домашним арестом и выставить охрану к моей квартире. Так я оказался под арестом. Обмануть часового мне не составило труда.
— Доложите господину капитану, что мне плохо, я заболел… — сказал я часовому, который стоял за моей дверью. Вскоре дверь открылась. Показав рукой в сторону клозета, я пошел в кустарник, где он находился. Через минуту я вышел оттуда и незаметно побежал к лесу.
Как долго я бежал, не знай. Изнемогая от усталости, упал на землю, чтобы передохнуть. Вокруг росли кусты. Вдруг я услышал рокот грузовика, едущего по лесной дороге. Выглянув, увидел, что в кузове машины полно солдат. Один из них дал очередь из автомата, но не по мне, а по какому–то человеку, находившемуся на опушке леса. Человек вскочил на ноги и, сделав по машине несколько выстрелов из пистолета, скрылся в лесной чаще.
«Партизан! — обожгла меня мысль. — Это был наверняка русский партизан! Выходит, они совсем рядом, а я их ищу!» Однако прошло несколько дней, прежде чем я разыскал их.
А до того момента мне пришлось питаться ягодами, пить воду из луж. Ноги мои были стерты в кровь.
Однажды вечером я неожиданно натолкнулся на колонну конных повозок — это и были партизаны.
В отряде я исполнял обязанности врача, а также принимал участие в нескольких боевых операциях…»
Небольшая группа партизан на немецком трофейном грузовике ехала впереди, а за ними на штабном автомобиле — капитан Малкин. Завершала процессию спецмашина, оборудованная мощной говорящей установкой. Дорога была каждая минута. По словам пленного, которого привели партизаны, в лесу находилось тысячи две немцев — остатки разбитых подразделений и отставшие от своих частей солдаты.
Выехав из села, автомашины свернули на боковую дорогу, которую в темноте было нелегко разглядеть. Виктор ехал в радиомашине, глядя в окно. Тут и там поднимались плоские холмы, поросшие густым кустарником. Кратко рассказав Буше о предстоящей операции, Виктор задумался над тем, что именно он скажет своим соотечественникам через МГУ. Он понимал, что жизнь людей, которые ехали сейчас в этих трех машинах, во многом будет зависеть от того, удастся ли ему своим выступлением убедить немцев не сопротивляться и сдаться. Но Виктор понимал также, что сделать это будет ему, не очень грамотному рабочему, трудно… По этому поводу майор Кипиани как–то сказал: «Вот это–то ты и должен использовать, Виктор Андреевич! Без рабочих не может быть никакого народного фронта!» Но сейчас он думал, как уговорить немцев не только не оказывать сопротивления, но и сдаться в плен.
Подъезжая к лесу, колонна сбавила скорость, а затем и вовсе остановилась между двумя холмами. Виктор видел, что Малкин вышел из своей машины и о чем–то заговорил с партизанами. По первоначальному плану было решено первое обращение к немцам передать с этого места. Однако партизаны убедили их не делать этого, так как лес здесь негустой и тянется узкой полоской, так что никаких гитлеровцев здесь и быть не может.
Машины осторожно выехали из–за холмов на открытую местность. Со стороны леса дул резкий ветер, метя по земле снежную порошу. Откуда–то издалека доносился грохот артиллерийских разрывов.
Открытый участок дороги, тянувшийся до леса, казался бесконечным. Все напряженно всматривались в даль. Ветер крепчал, а иногда его порывы становились такими сильными, что кузов машины содрогался.
Но как только машины въехали в лес, завывания ветра не стало слышно.
За каждым деревом, за каждым кустом их могла подстерегать опасность. По лесной дороге машины продвигались очень медленно.
Виктор внимательно прислушивался. Вот резко крикнула какая–то ночная птица, эхо гулко повторило ее крик.
Неожиданно машины оказались на лесной поляне и остановились. Малкин рукой показал направление, в котором надлежало развернуть рацию.
Партизаны попрощались с Малкиным и, усевшись в грузовик, поехали обратно, пожелав антифашистам успеха в их работе.
Техники включили аппаратуру, и на лесной поляне раздалось равномерное тиканье метронома, а затем из репродукторов полилась музыка, зазвучала немецкая народная песня.
Виктор невольно вздрогнул: так непривычно было слышать здесь, в русском лесу, старую баварскую мелодию.
Виктор взял в руки микрофон и, поднеся его ко рту, начал:
— Офицеры и солдаты! Камараден! Говорит уполномоченный Национального комитета «Свободная Германия»… — Он назвал номер части, в которой он служил до сдачи в плен, и продолжал: — Слушайте меня внимательно! Поверьте мне, камараден… Вы сейчас находитесь в лесу, который полностью окружен советскими частями и отрезан от немецких войск… Короче говоря, все вы находитесь в советском тылу, далеко за линией фронта!.. На что вы надеетесь? Чего ждете? Независимо от того, продержитесь вы тут еще несколько часов или не продержитесь, судьба войны не изменится. Гитлер уже проиграл ее. Так подумайте о своих близких: о женах и детях, о родителях, братьях и сестрах, оставшихся дома! Они ждут вашего возвращения. Не верьте сказкам, не верьте, что русские расстреливают пленных! Как вы слышите, я–то живой, а рядом со мной сидят еще трое немцев. — Виктор назвал фамилии и номера воинских частей, в которых служили его товарищи, и продолжал: — Кончайте наконец с этой войной, переходите к нам!.. И еще одно: не оставляйте на произвол судьбы раненых товарищей. Забирайте их с собой! Здесь им немедленно будет оказана медицинская помощь. Вместе с нами находится врач, тоже немец… И не бросайте свои котелки и ложки, они вам пригодятся: у нас вы получите горячую пищу!
Вслед за Виктором по радио выступили Цингет и Ханнес. Последним говорил Эберле. Когда передача закончилась, Виктор вылез из машины и, остановившись возле капитана Малкина, прислушался. Ничто не нарушало тишину леса.
Вскоре подошли и остальные.
— Возможно, стоит повторить передачу, — предложил Буше.
Ему никто не ответил. Каждый был погружен в свои мысли.
Спустя несколько минут капитан Малкин приказал проехать немного вперед и повторить передачу. Машины медленно покатили дальше в глубину леса. И снова послышалось размеренное тиканье метронома, а затем — народная немецкая песня.
Время от времени, когда машина проезжала еще метров триста, передача повторялась. Однако кругом стояла тишина. Из леса никто не выходил. И хотя все были удручены этим, но все же не теряли надежды. И лишь один Цингет пессимистически утверждал, что немцы скорее перестреляют друг друга, чем сдадутся.
— Не торопитесь ли вы выносить приговор? — спросил капитан Малкин.
— Не тороплюсь ли? — переспросил Цингет. — Им, по крайней мере, уже пора бы знать, что они для фюрера и его сатрапов являются всего–навсего пушечным мясом, Война и без того проиграна…
— Тогда почему же вы сами перешли к нам только сейчас, а не раньше? — перебил его капитан.
— Я… так сказать… мы… — растерянно залепетал Цингет.
— Ладно, — махнул рукой капитан, — я не собираюсь обижать вас, но в следующий раз, прежде чем осуждать других, сначала подумайте о себе.
Между тем наступил рассвет. Было бы неплохо сделать перерыв и немного отдохнуть.
Выставив двух шоферов часовыми, все устроились в радиомашине немного поспать. Однако едва они легли, как пришли шестеро немцев, изъявивших желание сдаться в плен.
Когда Виктор вышел к ним, он по выражению их измученных лиц понял, что работа Ханнеса и Цингета была не напрасной — немцы уже не боялись плена. Пленные сообщили, что днем сюда придут многие из тех, кто боялся ночью пускаться в путь по незнакомой местности, и даже изъявили желание обратиться по радио к своим соотечественникам.
Капитан Малкин, заметив, как жадно пленные поглядывают на хлеб, предложил им сначала немного перекусить.
Спустя несколько минут, собравшись перед микрофоном, пленные рассказали о том, как их здесь встретили, как накормили. Правдоподобность передачи подкреплялась тем, что они перебивали один другого, смеялись, называли друг друга по имени.
Настроение у антифашистов сразу же поднялось. Капитан вышел на поляну. Спустя несколько минут на ней появилась большая группа немцев, человек сто пятьдесят, которые решили сдаться, не дожидаясь наступления утра.
— А как настроены остальные? — спросил Виктор у немцев.
— Они тоже придут к вам, — ответили ему, — но чуть позднее. Они слишком напуганы.
— Ну так уговорите их!
Из разговора с пленными выяснилось, что большинство солдат, оказавшихся в окружении, надеялось на то, что их вызволят из котла. Сдаваться в плен они сразу не могли решиться, все еще веря нацистской пропаганде, кроме того, они боялись, что во время перехода их могут застрелить собственные офицеры, пытавшиеся поддерживать дисциплину только с помощью оружия.
Малкин дал немецкому лейтенанту временный пропуск и сказал, какой дорогой ему следует провести сто пятьдесят сдавшихся солдат и унтер–офицеров без всякой охраны на ближайший пункт сбора военнопленных.
Примерно через час на поляне появилась новая группа — сто восемьдесят человек.
В перерывах между приемами пленных Виктор и его коллеги вновь повторили свое обращение через МГУ.
После прибытия двух крупных групп на поляну вышли… всего два немца. Подняв руки, они шагали друг за другом: впереди — маленький офицер в очках, а вслед за ним солдат ростом побольше. Проходя мимо немцев в военной форме с черно–бело–красными повязками на рукавах, они недоверчиво покосились на них. В трех шагах от капитана Малкина они остановились, и офицер, приложив руку к козырьку, доложил:
— Обер–лейтенант Земпер со своим ординарцем прибыл для сдачи в плен! — И, не дав капитану Малкину возможности что–либо сказать, офицер попросил хлеба. Им дали не только хлеба, но и консервов, колбасы. Усевшись под деревом и утолив голод, они только теперь поверили, что живы.
Обер–лейтенант, вдруг перестав жевать, подошел к капитану Малкину и сказал, что в лесу недалеко отсюда находятся люди из его батареи. Виктор потребовал, чтобы офицер передал своим подчиненным приказ следовать за своим командиром в плен. Обер–лейтенант согласно кивнул, но вернулся под дерево, где остался его ординарец, и снова принялся за еду.
Когда консервная банка была опустошена и ординарец забросил ее в кусты, обер–лейтенант Земпер встал и спросил:
— Где я должен говорить?
Виктор провел офицера в радиомашину, подавляя в себе неприязнь к этому человеку.
— Солдаты штабной батареи, узнаете вы мой голос? — проговорил обер–лейтенант в микрофон. — Говорит командир вашей батареи обер–лейтенант Земпер! Я нахожусь на поляне в нескольких сотнях метрах от вас, где только что сдался в плен. — Тыльной стороной ладони обер–лейтенант вытер губы и продолжал: — Сообщаю вам, что меня здесь хорошо приняли и накормили… Поскольку вы слышите меня, то, следовательно, понимаете, что никто меня не расстрелял… Я… Я хочу вам сказать, что здесь спасут вашу жизнь. Мы находимся за линией фронта, в русском тылу. Всякое сопротивление бесполезно. — Сделав небольшую паузу, офицер продолжал: — А потому я приказываю: всему личному составу батареи следовать ко мне, предварительно сложив оружие! — Слова приказа офицер повторил трижды.
— Как вы думаете, солдаты подчинятся вашему приказу? — спросил его Виктор.
Обер–лейтенант резко вскочил:
— Как вы можете сомневаться?! Мои подчиненные не откажутся выполнить мой приказ!
Однако солдаты батареи, неизвестно по какой причине, не торопились выполнять приказ своего командира. Лишь спустя три часа из леса появились пленные, но пришли не все, а только тридцать семь артиллеристов из батареи обер–лейтенанта Земпера. Вслед за ними подошли десятки отставших от своих частей солдат во главе со своими офицерами.
До сумерек на призыв Национального комитета откликнулось около двух тысяч немецких солдат, которые предпочли плен бессмысленной гибели.
Малкин был доволен и приказал готовиться в путь.
* * *
Анатолий увидел колонну пленных немцев, возглавляемую капитаном Малкиным, когда шел за продуктами для майора. Юноша остановился как вкопанный. Он долго смотрел на пленных. Его внимание привлек молодой бородатый мужчина, замыкающий колонну. Лицо его показалось Анатолию знакомым, хотя сразу он никак не мог вспомнить, где видел его. Возможно, он был из соседней дивизии, в которой Толика приютили после смерти отца. Тогда почему он не в советской военной форме? И тут Толик заметил, что, проходя мимо Виктора, мужчина что–то сказал ему по–немецки. Неужели и он немец? И в тот же миг Толика вновь охватило недоверие. Он никогда не забудет тот страшный день, когда фашисты ворвались в его дом и начали избивать отца. Нет, этого человека среди убийц отца не было. Тогда откуда Толик его знает? И тут он вспомнил молодого немецкого военного врача, который оказывал отцу медицинскую помощь, несмотря на строжайший запрет оккупационных властей. Потом этот врач исчез, а односельчане говорили, что его куда–то неожиданно отправили.
Да, это был, конечно, он. Сейчас он вошел в дом вместе с капитаном Малкиным и Виктором.
Обрадованный, юноша хотел догнать врача, но не сделал этого, постеснялся Виктора и майора Кипиани. Какое–то время он относился с недоверием даже к Виктору, своему спасителю, а слова майора, что и среди немцев есть антифашисты, были встречены пареньком с явным недоверием. Однако действия молодого немецкого врача, которого Анатолий знал задолго до своей встречи с Виктором, свидетельствовали о том, что антифашисты среди немцев безусловно были.
Несколько минут Толик стоял в нерешительности. Врач, судя по всему, не узнал его.
«Как мне наладить отношения с Виктором? Можно ли сделать это, ничего не объясняя ему? — думал Толик, но тут же решил: — Нет, так будет нечестно».
Собравшись с мыслями, Анатолий вошел в дом. В коридоре он встретился с капитаном Малкиным, как раз вышедшим из комнаты, где майор Кипиани беседовал с немецкими антифашистами. Толик спросил майора, что за человек этот бородатый немец.
Капитан Малкин с недоверием посмотрел на парня и спросил:
— А почему тебя это интересует?
Обидевшись, Толя хотел молча повернуться и уйти, но передумал и коротко рассказал капитану все, что знал о немце.
— Это он и есть! — улыбнулся Малкин, выслушав Толика. — Ты можешь поговорить с ним.
Майор Кипиани недоуменно посмотрел на парня, когда тот, ничего не объясняя, подошел к немцу и сказал, кто он такой.
Сначала Буше смутился, но потом обнял Толика, как хорошего знакомого.
15
Когда Виктор доложил майору Кипиани об успешном завершении операции в лесу, тот улыбнулся и похвалил немецких антифашистов.
Вид у майора был неважный. Он плохо чувствовал себя: не проходили головные боли, позывы на рвоту, головокружение.
«Товарищ майор, вам необходимо немедленно лечь в лазарет», — несколько дней назад сказал ему врач, видя состояние Кипиани…
— Вам нехорошо, товарищ майор? — озабоченно спросил Виктор после доклада.
— Ничего, ничего. — Кипиани жестом подозвал к себе всех, кто находился в комнате.
— Может быть, позвать врача? — предложил кто–то.
— Не нужно, завтра я и так ложусь в госпиталь, — ответил Кипиани, разворачивая на столе топографическую карту, чтобы познакомить всех с обстановкой. — Как вы знаете, на востоке граница котла проходит по берегу Днепра. — Майор показал границу на карте. — Вот здесь, между Каневом и Черкассами. А это значит, что котел с запада на восток протянулся более чем на сто двадцать пять километров, а в ширину — примерно на девяносто километров. За последние дни размеры котла значительно сократились на юге и востоке, но особенно — на севере в северо–востоке. В ходе боев освобожден город Корсунь–Шевченковский, который являлся важным стратегическим пунктом противника. Освобождение Корсуня, это всем нам ясно, является последним этапом в ликвидации окруженной группировки противника.
Пока Кипиани объяснял обстановку в полосе действий ближайших дивизий противника, подошел Толя. Он налил всем чаю.
— Наши войска теснят гитлеровцев от Корсуня в западном направлении, на Стеблев, и в юго–западном — на Шандеровку, — продолжал майор, — Однако далее Шандеровки окруженной группировке врага отступать некуда. Оказывать серьезное сопротивление противник уже не способен. Гитлеровцы несут большие потери…
— Какие именно? — поинтересовался Виктор.
— На сегодняшний день, по имеющимся данным, противник потерял убитыми более тридцати тысяч солдат я офицеров, — ответил майор, расправляя карту на столе.
— Вот как? — удивился Виктор. — Это всего около двух дивизий…
— Восемнадцать тысяч двести солдат повернулись спиной к фашистам. Разве этого мало, Виктор Андреевич? — с некоторым раздражением спросил Кипиани, — В том, что их так много, несомненно, большая заслуга уполномоченных Национального комитета «Свободная Германия» и ваших помощников, ведущих борьбу своим словом в самом центре котла.
— Товарищ майор, вот вы говорите, что окруженные в районе Шандеровки немецкие части не способны оказывать сопротивление советским войскам. Почему вы считаете так? — не унимался Виктор.