Пели-пищали на заборе пичуги, долбил где-то неподалеку дятел, а высоко в небе, выглядывая добычу, хищно парил коршун. Ничего этого не слыхали-не видали ватажники – спали. Даже Федька – позабыв про топившуюся баню. Он-то позабыл, а вот Окунь – нет. Проснулся, потянулся, глянул:
– Эй, Феденька! А баня-то что?
– Баня? Какая баня? Ой!
Антип с Егором пошли в баньку последними, с ними норовил и Федька. Взяли, ладно, но, вымывшись, того выперли – иди, мол, с Богом, отроче, разговору серьезных людей не мешай.
– Ну? – едва только за Федькой закрылась дверь, Антип искоса посмотрел на Вожникова. – Чего парня-то выпроводил?
– Я?!
– Сказать что-то важное хочешь?
– Так о волшбице, – отдуваясь, молодой человек опустился на широкую лавку. – Правильно ж сказано – искать ее будут. Тут и мы под горячую воеводскую руку угодить можем запросто. А нам оно надо?
– Не надо, – согласился Чугреев. – Ты только это хотел сказать?
– Не только. Еще предложить кое-что. Тебе – первому, ты ж, я так понимаю, теперь за атамана у нас?
– Верно понимаешь, – важно покивал Антип. – Ну, говори, чего намыслил?
Вожников спрятал улыбку, придав лицу выражение полной, сообразной моменту, серьезности. Ну и что, что в бане? Римские патриции тоже серьезные дела в банях решали.
– Надо нам, Антипе, к какому-нибудь богатому человеку на время прибиться, – решительно промолвил Егор. – От всякой шушеры защищать и тем кормиться.
Выслушав, Чугреев разочарованно зевнул и плеснул на каменку водицы:
– Эт, Егорий, и я уже думал. Не выйдет.
– Да почему же?!
– Да потому что никому мы сейчас не нужны, уж до травня-месяца – точно. Дорог-то нет, ни речных, ни прочих – кто куда ездит-то? А нет обозов – не нужны и охранники.
На самом деле ватажник сказал – «сторожники», а уж «охранники» – это Егор для себя перевел, точнее, перевелось в мозгу, словно само собой.
– А товар, что до весны-лета остался, что ж, охранять не надобно? Аль на него охотников нет?
– Э-э, – протянул Антип. – Тот товар, что в амбарах – то в городе, а тут своих сторожей хватает. Князь да воевода на что? С гостей торговых мзду жмут – и за порядком следить обязаны.
– И что, никто еще не пытался?
– И-и-и-и, паря! Но затея твоя интересная.
Атаман надолго задумался, прикидывая что-то, даже зашевелил губами, вроде как разговаривал сам с собой.
– Для начала надо просто взять и попробовать, – глотнув в предбаннике свежего воздуха, обернулся на пороге Егор.
– Дверь закрой – весь жар выпустишь.
– Так мы последние… А под лежачий камень, Антипе, вода не течет. – Прикрыв дверь, Вожников взобрался на полок, уселся рядом с задумавшимся атаманом, ухмыльнулся, словно змей-искуситель: – До свободной воды, до путей-дорожек просохших еще месяц почти, а то и больше. А кушать-то каждый день хочется. Да и ватажники – их в деле надо держать, сам знаешь, сабля-то без битвы тупеет, портится.
– Ладно! – почесав на груди рваный белесый шрам, решился Чугреев. – Будь по-твоему – поглядим. Ватажников всех соберем, скажем.
– Для начала надо подробный список составить, – начал было Егор, но тут же прикусил язык, соображая, как бы ту же самую мысль выразить более доступными до понимания средневекового человека словами. – Говорю, надобно гостей торговых определить, к кому бы можно. Таких тут, пожалуй, немало.
– И шушеры разной тоже немало, – покачал головой Антип. – Мнози и рады бы, да нечем платить.
– Вот видишь! – поддавая парку, воскликнул молодой человек. – Тебе и карты в руки, то есть – дружкам твоим посадским.
– Чего-чего?
– Местные-то ватажники пусть про торговых гостей и вспомнят.
Атаман прищурился и неожиданно тяжко вздохнул:
– Ох, Егорий, Егор, любишь же ты говорить непонятно.
– Да что уж тут непонятного-то?! Я б сказал…
– Ладно, – жестко перебил ватажник. – Завтра с утра Никита Кривонос с хлебом явится – обещал, – с ним и потолкуем.
– Вот ты, Антип, тоже сейчас сказал Бог знает что, – тут же поддел Вожников. – Непонятно, с кем потолкуем – то ли с Кривоносом, то ли с хлебом.
Атаман ничего не ответил, пропустил колкость мимо ушей. Посидев в парной еще минут пять, оба окатились водой да пошли в предбанник – сохнуть. Пока мылись, подоспел и жаренный на углях глухарь, вкусный, с белым, тающим во рту мясом.
С утра, как и говорил Антип, явился Никита Кривонос с тремя ржаными караваями в заплечном мешке. Поприветствовал всех еще издали, закричал:
– Эй, спите, что ль, христопродавцы?
Ишь, как обозвал-то, шутник! Это надо же – христопродавцы! Так только про депутатов говорить можно или про всякую алчную чиновную шваль – пильщиков бюджета.
Впрочем, никто не обиделся, а Вожников сказал:
– А, привет, привет, Купи Веник!
– А что тут про веник-то?
– Так новые веники меняем, старые – крадем! Шучу, Никита.
– Эк ты… – махнув рукой, Кривонос гулко расхохотался. – Вот, хлебца вам принес, смотрите, не лопните.
– И тебе, Купи Веник, приятного аппетита. Рябчика хошь? Холодный, правда, но вкусный.
– А не откажусь! – обрадовался детина. – Давай сюда рябчика.
– Кушай на здоровье.
– Слышь, Егорий, – быстро расправившись с остатками жаркого, кривоносый скосил глаза. – А ты кулачному бою обещал поучить, помнишь?
– Так поучил уже одного… эвон! – Вожников со смехом кивнул на показавшегося из избы Федьку с двумя синяками – уже не густо-синими, а модного желтовато-палевого цвета.
– Ой-ей-ей, Феденька! – заржал, словно лошадь, Никита. – Ой, не могу, ой, какой ты красной-то, почитай, топерь все девки твои. Приходи на посад, хватай любую – никто не откажет. А откажет, так ты мне скажи, я их вразумлю живо!
Смущенно махнув рукой, отрок ухватил бадью да побежал к колодцу.
– Во-во, – прокричал ему в спину ватажник. – И водички принеси, а то икать уже буду от смеха.
– Ладно вам ржать-то, – показался в дверях Антип.
Оглянулся с порога:
– Иван, Линь, выходьте, кой-что обговорить надоть.
Идея Егора всем присутствующим на «планерке» ватажникам, в общем, понравилась, чему Вожников, конечно же, был рад, правда, виду не показывал. Лишние эмоции никогда никому на пользу еще не шли, во вред только.
Согласно покивав, Никита Кривонос сказал свое слово за всех прочих «посадских», заверив собравшихся, что никто возражать не будет…
– А ежели такая тварюга и сыщется, то я ей…
– Ну, хватит кулаками махать, Купи Веник! Давай-ка по существу.
– Чего?
– Ближе, говорю, к телу… в смысле – к делу. Известных тебе гостей торговых перечисли, короче!
– Всех?
– Всех, кроме откровенных жмотов. Ну – жадин.
– Ой, Егорий, – охолонул парня Антип. – Вижу, нравится тебе поперед батьки в пекло лезть. Ну, так что, Никита, с гостями?
Кривоносый задумался, почесал бородищу:
– А, пожалуй, такие есть. Все на виду – и искать не надо. Всю зиму на глазах толклися, да и сейчас пути-дорожки ждут. Скоро дождутся, ага.
– Вот и я о том, – наставительно поддержал Чугреев. – Нам-то тоже скорее надо. Это сейчас на воеводских борах поохотились, потому как не до того воеводе и людишкам его. К тому ж, думаю, с серебришком-то уже заработанным куда легче на промысел подаваться, а?
Из предложенного Никитой устного списка, подумав да расспросив того же Купи Веника, выбрали пока четверых, наиболее, как показалось всем, подходящих. И не слишком богатых, и не слишком уж мелких, средних – чтоб и серебришко водилось, и товарец справный в амбарах своего часа ждал. Олексей Устюжанин – пенькой да медом с воском торговец; Дерюгин Хлопок, ярославский купец, тот по скоту, но больше по иному живому товару работал – людишками торговал, еще Истома Котлов из ближнего Галича и Михайло Острожец, новгородский заморский гость – тот по сукну да по медным крицам-укладам.
– Что ж, – внимательно выслушав, резюмировал атаман. – У этих – точно серебришко водится. А то – и золотишко.
– Ха-ха, золотишко! – Никита Купи Веник радостно хлопнул себя по коленкам. – Было ваше, стало наше, ага!
– Ты раньше времени-то не радуйся, – зыркнул на него Антип. – Золотишко-то еще взять надо. Или – заработать.
– А нельзя – чтоб и так и сяк? – подал голос Федька.
Вообще-то его никто не слушал – молодой еще, – однако вот эта идея показалась вполне здравой. А что? Одно другому не мешает. Сначала – заработать, а потом – взять.
Купцов начали прессовать по списку, начиная с Олексея Устюжанина, тот на постоялом дворе Ахмета Татарина столовался да жил. А потому Антип да Егор с Федькой туда не пошли, пошли другие. Потом встретились у церкви с докладом – как раз Никита Кривонос и пришел. Скривился, сплюнул:
– Не сговорились. Жадина та еще. Бить таких надо, бить.
К следующему, Хлопку Дерюгину, работорговцу ярославскому, пошли во главе с Антипом Микеша Сучок, Егор, Купи Веник с дружком своим Онисимом Мордой да Карбасов Иван, да Окунев Линь, да Федька – куда ж его девать, пущай привыкает. Ну и еще младых взяли – так, для солидности.
Торговец людьми из Ярославля снял на зиму роскошный по тем временам дом-пятистенок. Большой, на обширной подклети, с высоким резным крыльцом и крытой осиновой дранкой крышей, дом – целые хоромы! – располагался прямо напротив детинца, в занимавшей где-то с полгектара усадьбе местного боярина Еремея Хватова, что значительно осложняло дело. Как у всякого зажиточного человека, у Еремея воинских людишек хватало, и тут приходилось действовать осторожно, дабы невзначай не вызвать подозрение и гнев. Хотя, казалось бы, какое боярину дело до какого-то там купчишки? Ан нет, потому как кому же понравится, ежели в его усадьбе какие-то подозрительные людишки станут шуметь да беспредельничать?
– Самые спокойные к купчине пойдут, – инструктировал за углом атаман.
Никита Кривонос тут же выпятил грудь:
– Я готов, парни!
– Ты-то как раз останешься! – ожег взглядом Чугреев. – А вот Егорий… все ведь без оружия будут, ну, там, может, ножички да кистеньки, а Егор, ежели что – и голыми руками. Окромя Егора еще надо…
– Меня возьмите, – запросился Федька. – Я тоже спокойный.
– С такими-то синячищами?! Сразу видно – тать, шпынь ненадобный. Не-ет, – подумав, Антип ткнул пальцем в грудь Линю. – Ты, Окунев. И еще – ты, Иван. И я. Ты тоже, Онисим. И все – хватит.
– А нам чего делать? – сплюнув, осведомился Кривонос. – Может, пока тут, по двору пошустрить? Эвон, ворота-то настежь… никого не боятся!
– Ну, пошустрите, – махнул рукой вожак. – Только, смотрите, тихо.
– А как же! – Купи Веник просиял лицом и, дождавшись, когда «официальная делегация» важно прошествует во двор, махнул рукой оставшимся:
– Ну, теперь мы, робята!
Торговец людьми Хлопок Дерюгин, уважаемый всеми купец, принял делегацию холодно и, даже не выслушав до конца, указал на дверь. При этом желтое, вытянутое, как у лошади, лицо торгового гостя скривилось, а голос сделался ломким, словно у молодого петушка:
– Пошли, пошли, это… есть меня уже кому охранять. Сейчас их и кликну – проводят. Сча-ас… Сча-ас… Эй, кто там?! Прокл!
В дверь тут же заглянул здоровенный оглоед метра под два ростом с повадками закоренелого уголовника и каким-то квадратным лицом, лишенным всякого намека на толерантность:
– Кого, осподине, имать? Етого?
Он резко схватил за плечо оказавшегося ближе всех к порогу Егора.
– Не надо имать, Прокл, – устюжанин лениво махнул рукой. – Просто выкинь.
– Это мы, это мы могем, да…
Бумм!!!
Никто в горнице ничего поначалу не понял – а только оглоед тихо съехал по стеночке вниз, расползся безвольной кучей. А Вожников, усмехнувшись, подул себе на кулак:
– Неплохой свинг. Чистая победа – нокаутом.
– Что ты, гостюшко, смотришь? – подойдя к купцу, ласково осведомился Чугреев. – Видал, какие у нас люди? Что там твои орясины – тебя самого не могут уберечь.
– Вида-а-ал, – жалобно заблеял работорговец. – Не бе-е-ейте, а?
– Не будем, – Антип довольно хмыкнул и погрозил купчине пальцем. – Пока не будем. А ты, мил человек, подумай, ага?
– Подумаю, – с готовностью закивал Дерюгин. – Чрез два дни ответ дам.
– Чего так долго-то?
– Так ведь у меня и своих стражей полно. Кого-то выгонять надоть.
Подумав, атаман махнул рукой:
– Добро. Пущай так и будет – через два дни и встретимся. Прощай, Хлопок Дерюжич. Да нас не провожай, не надо… И к боярину не беги.
– Не, не, что вы!
Оставив испуганного работорговца размышлять, ватажники прошли через многолюдный двор и, никем не задержанные, покинули усадьбу. Далеко, правда, не пошли, сразу за воротами встали – поджидать своих, тех, что шуровали сейчас по обширному двору боярина Еремея.
– Край непуганых идиотов! – удивленно промолвил Егор. – Мы – пришли-ушли, парни где-то шарятся – и всем хоть бы что! Я понимаю, конечно, что на дворе народу много… но ведь чужих-то всегда можно узнать. И никто не остановил, не спросил – к кому да зачем?
– А зачем? – подняв глаза, Чугреев посмотрел на клонившееся к закату солнце и, по старой своей привычке, сплюнул. – Кого боярину Хватову бояться? С князем дружон, с воеводой – вообще приятели закадычные, об чем все знают. Что не так – со свету сживут!
– Но ведь купец-то…
– А что купец? – Антип презрительно хмыкнул и поежился. – Чтой-то холодать стало.
– Так вечер же, – напомнил Егор и, чуть помолчав, пристал к атаману снова: – И что купец-то?
– Купец – не князь, не боярин, даже не из детей боярских, да и человек не служилый – кому он, окромя себя самого, нужон-то? – скривясь, пояснил Чугреев. – Домишко на зиму снял, плату внес – и пес с ним. А остальное – его самого заботы.
– Поня-атно.
Что ж, определенная логика в словах атамана была. Действительно, в Средние века куда важнее была принадлежность к высшим сословиям, нежели деньги. Честь, а не мошна! Хотя и серебришко свою подлую роль играло.
Подняв глаза, молодой человек посмотрел в темно-голубое вечернее небо, тронутое широкими, как у Ван Гога, мазками серовато-палевых перистых облаков, подсвеченных снизу закатным золотисто-оранжевым солнцем. Припозднились нынче, уже до усадьбы Сучка и не дойти, в городе придется заночевать, верней – в посаде.
– К своим не пойдем, – словно подслушав мысли Егора, негромко промолвил Чугреев. – Соседи приметят, слухи пойдут – мол, чужие людишки к энтому-то приходили, ночевали – зачем? Не надобно нам подозрений лишних.
– А куды ж тогда денемся? – поднял глаза Линь.
– На постоялый двор захудалый пойдем, – ответил вместо атамана Сучок. – Хоть бы и в корчму Одноглазого Нила. Веселое место, охх!
– Да, – Антип согласно кивнул, к чему-то напряженно прислушиваясь. – Давненько не веселились. Что там на усадьбе такое? Что за шум?
И в самом деле, со двора боярина Хватова явственно донеслись чьи-то возбужденные голоса, крики и брань, а вот еще и свист, разухабистый, громкий…
– Никитка Кривонос раздухарился, – сразу определил молодой Онисим Морда. – Его посвист. Чегой-то у них там деется!
– Да, не сложилось, похоже, – Вожников согласно кивнул и взглянул на старшого. – Придется выручать, а?
– Ага! – Антип кивнул на захлопнувшиеся с грохотом ворота и выругался. – Опоздали!
– Да-а, – протянул Карбасов. – Стены-то высоки, не влезешь.
– Говорили им – по-тихому…
– Что-то придумать надо. Не бросать же в беде.
– Да не бросим.
Левая створка ворот вдруг резко распахнулась, и чье-то выброшенное оттуда тело, описав пологую дугу, упало прямо в грязную лужу.
– Ого! – изумился Егор. – Прямо как «Золотой теленок».
– Какой еще теленок?
– Ну, Паниковского выбросили. Сына лейтенанта Шмидта.
Упавшее в лужу тело вдруг завозилось, заругалось тонким подростковым голосом, встало…
– Федька! – разом ахнули все. – Ты как здесь?
– Да так вот… выкинули.
Грязный, как джип «Кэмел-Трофи», отрок, пошатываясь, подошел к своим и пожаловался:
– Сначала в уборную ладили с головой окунуть… Да старшой их сказал, что некогда.
– А наши-то где все?
Подросток поник головой:
– А наших имали.
– Ага, ага, – недоверчиво прищурился атаман. – Всех имали, а тебя, значит, на все четыре стороны.
– Да не на все четыре, – Федька обиженно шмыгнул носом. – К вам.
– К на-ам?
– Сказали – пущай за своих людишек выкуп заплатят, иначе всех воеводе головой выдадут.
– Выкуп? – ватажники озадаченно переглянулись. – Во волки-то.
– Сказали, до завтрева подождут, до ночи, а уж поутру отвезут иматых воеводе.
– Да кто сказал-то?!
– Боярина Еремея Хватова люди. Их там полный двор – все оружные.
– А вы-то… эх, теляти! Ватажники, называется. Как хоть попались?
– Да в клеть дальнюю пошли, глянуть – а там люди, живой товарец, вот и…
– Так! – Чугреев резко оборвал разговор. – О том после расскажешь, сейчас о другом думать надо. Сколь там наших?
– Никита Кривонос, Осип и еще трое… Всего – пять, – деловито перечислил Микеша Сучок.
– Хорошо хоть всех с собой не взяли! Тьфу! И что хотят?
– По десять денег за кажного.
– Хо! Полрубля!
Окунев Линь желчно скривился:
– В ваших местах людишки-то так и стоят: ушкуйники рядом, Хлынов, Орда та же. В иных землях и больше бы запросили.
– Ладно. – Антип решительно махнул рукой. – Что тут теперь стоять-то? Усадьбу мы приступом не возьмем. Идем в корчму к Одноглазому Нилу – думать будем, как своих из беды выручать.
Туда и пошли, в корчму, в дальний посад, зачавкали грязью. Егор на ходу думал – а как же опять так вышло, что у него никаких видений не было? Кончилось колдовство старухи Левонтихи? Или все дело в том, что лично-то Вожникова никакое несчастье еще не коснулось – жив, здоров и даже немножко весел: хар-рашо оглоедину Прокла приложил!
Вот только парни…
Да выручим! Придумаем что-нибудь.
Резко похолодало. Сумерки накрыли посад плотным фиолетовым туманом. Пошел мокрый снег.