– Через сорок минут в город пойдет служебная машина, вас подбросят.
– Клево, – возбужденно воскликнул Кирилл Лялькин, нетерпеливо подпрыгивая на месте. Несмотря на не один год, проведенный на службе, несколько боевых операций, отсидку в султанской тюрьме, он все еще оставался сущим пацаном и никогда не упускал возможности подурачиться.
Владимир Христофоров, цепляя на пояс кобуру с «макаровым», лишь кивнул.
Через несколько минут, сидя на заднем сиденье служебной «Волги», полковник с бесстрастным лицом смотрел в окно на мелькавшие за окном лесные пейзажи и никак не реагировал на треп своего напарника.
«Хороший нос за неделю большую пьянку чувствует». А Владимир всем своим существом ощущал надвигающуюся неприятность. Аналитический мозг чекиста пытался проанализировать ситуацию, но откуда ждать эти самые неприятности, даже он вычислить не мог.
Городская суета также не смогла отвлечь полковника от тяжелых мыслей. Не глядя по сторонам, он прошел впереди Лялькина в здание железнодорожного вокзала. Чутко реагируя на настроение своего ведущего, Кирилл предложил:
– Давайте паспорт, я сам возьму нам билеты.
Христофоров молча протянул документ и уставился на табло с расписанием поездов. Настроение по-прежнему было паскудным, как будто душу жрал червь, огромный, скользкий и противный. Но самое страшное заключалось в том, что он не мог обнаружить причину этого беспокойства.
– Боец невидимого фронта как всегда в движении, – неожиданно рядом раздался насмешливый знакомый голос.
Повернувшись, он увидел возле себя светловолосого гиганта с плейбойской внешностью. Олег Донцов, старший опер ГУБОП, человек, с которым в свою чекистскую бытность Владимир раскрыл не одно запутанное дело, вместе не раз рисковал головой. Да и водки было выпито немерено, когда по окончании дел они истинно русским способом снимали нервное напряжение. Теперь перед ним стоял прежний милицейский сыщик, а вот его, Христофорова, официально не существовало. Он пропал без вести во время мятежа в Буктарской тюрьме. Теперь у него другая жизнь, другое имя и даже над лицом потрудились пластические хирурги. Впрочем, последнее для Донцова не проблема, он опер от бога и узнает человека не только по лицу, даже по голосу, походке и другим особенностям. Так что бросить равнодушным тоном «Вы ошиблись» не получится.
Так старинные друзья и стояли, молча созерцая друг друга. Наконец первым не выдержал Олег:
– Нам нужно поговорить.
– А тебя, мусор, никто не спрашивает, – просипел по-киношному возникший за спиной милиционера Лялькин, заодно ткнув того длинным ключом в поясницу.
На лице Донцова не дрогнул ни один мускул, он лишь насмешливо произнес:
– Ну естественно, там, где появляется рыцарь Печального образа, там же непременно отыщется и его славный оруженосец. Но это все равно ничего не меняет. Если ты, Володя, не стал конченым подонком, то поговоришь со мной. Всего полчаса, а дальше сам решай, как тебе поступать.
Прошло несколько томительных секунд, прежде чем Христофоров качнул в сторону головой:
– Пошли…
Небольшой стеклянный павильончик примостился в углу зала ожидания, здесь было по обыкновению людно и шумно. Народ в ожидании своих поездов коротал время, попивая пиво, налегая на нехитрую снедь. Две пышнотелые буфетчицы без устали сновали за прилавком.
Донцов отыскал свободный столик в дальнем углу.
– Закажи нам по бутылочке пива, – не глядя на Лялькина, распорядился Олег.
Тот хотел было возмутиться, но, уловив едва заметный кивок своего патрона, молча направился к стойке, закипая от негодования.
– Володя, я не буду спрашивать, что с тобой приключилось. У вас, наследников Железного Феликса, как всегда, полно тайн, и, как правило, все они государственные, – заговорил Донцов. – Но раз я тебя встретил, то обязан все сказать. У твоей дочери большие неприятности.
– У Ольги? – с недоумением произнес чекист, и сердце его неприятно защемило. Последний раз он видел дочь два года назад, когда с женой и дочерью отдыхал в Болгарии. Потом ситуация так закрутилась, что семью в срочном порядке пришлось вывозить в Москву, а дальше все сложилось так, что совершенно невозможно было увидеть близких. Пришлось стать Штирлицем в родной стране. – Что с ней?
– Ее похитили, – негромко произнес губоповский опер, – и требуют сто тысяч евро выкупа.
Вернувшийся Лялькин услышал последние слова Донцова, поставив бутылки на стол, он осторожно опустился на стул, не проронив ни слова.
– Похитили? – надтреснутым голосом переспросил Христофоров. До него наконец дошло, почему в последние дни его не отпускало чувство тревоги. Вот, значит, что его терзало. Теперь вся накопившаяся энергия выплеснулась на посланца дурной вести, не зря же этим несчастным в стародавние времена за подобные «хохмы» рубили головы. – А чего же твое славное управление чухается до сих пор? Ведь, если мне не изменяет память, оно именуется Упарвлением по борьбе с организованной преступностью, и киднеппинг ваш непосредственный профиль. Вот и работай, а не плачься мне в жилетку.
Донцов внешне совершенно спокойно выслушал оскорбления в свой адрес, потом сделал большой глоток пива из бутылки, выдохнул и заговорил, чеканя каждое слово:
– Мы бы взялись за это дело. Но проблема в том, что твоя супруга наотрез отказалась писать заявление, а без этой бумажки, ты же сам понимаешь, никто не даст команду «фас».
– Даша, – Владимир с раздражением в голосе назвал имя жены. – Но почему?
– Дочка твоя стала уже совсем взрослая, соответствующий круг общения и развлечений, ну, там, дискотеки, ночные клубы. Только связалась она не с той компанией, ребята на этих гульках торговали «экстази». А Оля вдруг решила их перевоспитать и упаковку веселящих таблеток спустила в унитаз. Судя по сумме выкупа, там было не меньше тысячи штук, естественно, «пострадавшая сторона» пожелала возмещения материального и морального ущерба. У продавцов оказались хозяева, которые таким образом решили покрыть убытки. Мало того, что девочку украли, так еще маму так зашугали, что она даже слышать не хочет об официальном расследовании.
– Ты-то как узнал? – Владимир подозрительным взглядом уставился на Донцова. Ощутив сухость во рту, он в несколько глотков осушил бутылку.
Глеб дождался, когда он поставит бутылку на стол, потом пояснил:
– Она сейчас лихорадочно мечется по городу, пытаясь собрать нужную сумму. Приезжала ко мне. На тот момент денег у меня не было, но вот потихоньку расспросить ее мне удалось.
– И что дальше? – Широко раздувая ноздри, Христофоров сейчас напоминал рассерженного быка на корриде.
– За двадцать с лишним лет на оперативной работе я кое-чему научился, да и связями необходимыми обзавелся. – Олег замолчал, выуживая из пачки сигарету. Закурив, спрятал огонек в ладони. – Я ее нашел, только одна неувязочка – одному мне девочку не вытащить.
Владимир молча забрал у него сигарету, сделал глубокую затяжку, возвращая дымящийся окурок, сказал:
– Значит, будем брать втроем.
Донцов отрицательно покачал головой:
– Слишком рискованно, для уверенной победы нужно хотя бы пять-шесть опытных бойцов.
Христофоров на мгновение задумался, но тут к нему наклонился Кирилл Лялькин и что-то быстро зашептал. Полковник внезапно улыбнулся и кивнул:
– Будет подкрепление, один человечек, который стоит целого взвода ОМОНа. Кстати, ты его знаешь…
Несмотря на то что ранение было тяжелым, молодой организм, победив недуг, в форсированном режиме шел на поправку.
Через месяц Виктор Савченко впервые поднялся с постели, еще три недели восстанавливал свой физический потенциал.
Простреленная грудь временами давала о себе знать ноющими болями, но морпех работал через боль, через силу, до кровавых кругов перед глазами. Так он был воспитан, так был взращен разведкой морской пехоты. К началу третьего месяца Виктор, на зависть соседям по палате, уже наматывал многокилометровые кроссы и на полную катушку качал железо, уродовал «грушу» и готовился к первому после ранения спаррингу.
Долгие годы службы в морской пехоте сделали из Виктора боевую машину, человека, который либо воевал, либо готовился к войне. После длительного лечения сознание постепенно возвращало его к тому моменту, когда пуля снайпера выбила его из большой игры.
Это был скоротечный бой на одном из безымянных островов греческого архипелага. Террористы, завладев несколькими истребителями-бомбардировщиками «Ф-16», собирались спровоцировать большую Ближневосточную войну. Командованию об этом стало известно слишком поздно, счет шел на часы. Ударную группу морских пехотинцев запустили по системе «Метеор». Проще говоря, десантировали с космической орбиты. Выбравшись из-под воды на остров, диверсанты ликвидировали охранение и попытались незаметно заминировать самолеты. Но по-тихому не получилось, бой завязался скоротечный, но от этого не менее кровопролитный.
Самолеты и боевики, их обслуживающие, были уничтожены, но и диверсантам досталось. Пуля террориста, пробив грудь Виктора, прошла в нескольких сантиметрах от сердца, проделав сквозную дыру. В боевых условиях это было практически смертельно, но морпехи своего не бросили. Они доставили раненого Савченко на десантную капсулу, которая лежала на грунте на двадцатиметровой глубине, где при помощи аптечки космонавтов остановили кровь, наложили тугую повязку, затем вкололи поддерживающие жизнь препараты.
Спустя сутки, когда десантную капсулу подняли на борт фрегата «Забияка», раненым занялся корабельный эскулап. Крови Виктор потерял много, восстанавливать этот дефицит врач решил «голубой кровью», искусственным заменителем натуральной, причем подходящим для любой группы.
Количество заменителя значительно превысило природную жидкость, от чего у Виктора еще месяц кожа имела голубоватый оттенок. Лечащий врач, длинноволосая шатенка Любовь Калинина, осматривая раненого, бодро проговорила:
– Да вы, юноша, настоящий аристократ, в ваших жилах течет голубая кровь.
– Ничего удивительного, – уже значительно оклемавшись, с чувством собственного достоинства отвечал Виктор. – С греческого «аристократ» переводится двумя словами: «аристос» – лучше, а «кратос» – власть. Проще говоря, аристократы лучшие из лучших. По-моему, это относится к каждому, кто проливает кровь за Родину.
– Странно, – улыбка сползла с лица молодой женщины.
– Что же тут странного?
– Профессиональный военный, а выражаетесь, как учитель начальной школы. Подобного здесь, в Главном военном госпитале Бурденко, мне еще не доводилось слышать. Даже когда я оказалась в командировке в Чечне, никто из офицеров себя не считал аристократом. Наверняка, назови там кого-то аристократом, и можно запросто получить по физиономии. – Калинина так разговаривала с Виктором, как будто зачитывала текст приговора. – На войне у людей смещается планка ценностей, там не до красивых слов, что-либо объясняющих. На первом месте – как выжить в ближайшем бою, как накормить солдат, и тому подобное. Нет, Виктор, ты все-таки какой-то странный военный, – врач запустила руки в карманы, полы халата натянулись. В больших серых глазах читался интерес к этому странному раненому.
– Это всего лишь остатки хорошего воспитания. Родители были инженерами и с детства приучили много читать, рассчитывая, что вырасту и пойду по их пути. Впрочем, я тоже так думал, а военным стал по воле случая. Как О’Генри сказал: «Главное не то, какие дороги мы выбираем, а что внутри нас заставляет выбирать эти дороги».
Лечащий врач на это ничего не ответила и молча вышла из палаты. Но с тех пор она каждый раз находила повод пообщаться накоротке с «вундеркиндом» (как прозвали Савченко соседи по палате).
Закончив тренировку, Виктор расслабленной походкой направился в сторону больничного корпуса. Калинину он встретил на входе. Молодая женщина, облаченная в приталенный халат, проходя мимо, на секунду остановилась и спросила:
– Слышала, ты скоро выписываешься?
– Надеюсь, – улыбнулся Савченко.
Врач в ответ лишь кивнула, потом произнесла:
– Я сегодня дежурю, зайди после отбоя.
Палата, в которой лежал Савченко, между офицерами называлась «капитанской рубкой», потому что там лежали на лечении четверо капитанов. Серега, Вовка и Леха. Первые двое попали сюда из Чечни, третий из Таджикистана. Сергей был взрывотехником и получил контузию при подрыве радиоуправляемого фугаса. Владимир был комендантом одной из застав горнострелковой бригады. На «уазике» попал в «духовскую» засаду, водитель сразу погиб, а он получил три пули в тело. Алексей командовал мотострелковой ротой; во время выхода на усиление одной из погранзастав его БТР подорвался на противотанковой мине, офицер получил серьезную травму позвоночника. Теперь парень неподвижно лежал, закованный в гипсовый корсет.
Возвращение морского пехотинца капитаны привычно встретили очередной шуткой-приколом.
– Все тебе, Витек, неймется, – первым начал комендант Вовка. – Едва богу душу не отдал, а как только пришел в себя, и вот, снова за старое. Тренировки до седьмого пота. Скоро наверняка потребуешь личное стрельбище.
– Неплохо бы, – поддержал товарища Савченко, на мгновение задумавшись, добавил: – Только вряд ли разрешат. Грохот выстрелов будет мешать пациентам.
– Ты бы лучше подумал о мирной жизни, поди навоевался, – наставительно проговорил Леха, самый старший из капитанов.
– Я другого ничего не умею, – честно признался Виктор.
– Это не проблема, – встрял в разговор взрывотехник Сергей, от тяжелой контузии он немного заикался. – Есть ж-же кур-курсы получения гражданских специальностей. Можно стать бух-галтером или программистом. Между прочим, этот проект финансирует НАТО.
– А-а, – протяжно произнес Савченко и, поджав губы, важно закивал. – Хорошее дело, в случае военной агрессии бывший офицер разведки сможет запустить во врага калькулятор или, что еще лучше, компьютер.
На это заявление офицеры дружно прыснули, лишь Алексей укоризненно покачал головой и сказал:
– Вам, морпехам, только бы глотки резать. Злые вы.
– Мы злые только к врагам, а вообще мы добрейшей души люди, – отшутился Виктор, укладываясь на кровать.
День незаметно подошел к своему завершению. После ужина офицеры перекинулись парой-тройкой ничего не значащих фраз, после чего был объявлен отбой по больничному корпусу.
Некоторое время Виктор лежал неподвижно на спине, уставившись в потолок, который подсвечивал фонарь со двора. К этому времени его соседи по палате уже мирно посапывали, да Алексей скрипел зубами во сне.
Поднявшись, Савченко надел темно-синюю госпитальную пижаму, а вместо кроссовок сунул ноги в изрядно истоптанные тапочки без задников и бесшумно выскользнул в коридор.
Кабинет дежурного врача располагался в дальнем конце коридора, за дверью из матового стекла. Подойдя к двери, Виктор не стал стучать, а, надавив на ручку, толкнул ее от себя. Створка распахнулась, беспрепятственно пропуская морского пехотинца вовнутрь. Сразу же в нос ударил настойчивый запах медикаментов. Ничего удивительного в этом не было, здесь каждый день обрабатывали десятки ран и ожогов.
Это было самое обычное помещение, каких полно в гражданских больницах и военных госпиталях. По углам стояли стеклянные шкафы с различными медпрепаратами, традиционная кушетка для осмотра, у окна возле письменного стола развесил широкие темно-зеленые листья фикус.
За столом сидела Калинина, рассеянно перелистывая толстый глянцевый журнал. Виктор, неслышно ступая, почти вплотную приблизился к врачу и тихо произнес:
– Тук-тук.
– Ой, – воскликнула молодая женщина, рефлекторно прикрывая вырез в халате руками, на лице проявилось выражение неподдельного испуга, который через мгновение сменился яростью, а затем легкой обидой в голосе: – Виктор, черт, подкрался, как змей, незаметно. Едва не напугал до смерти.
– Мы – разведчики, и наш лозунг: «Мы видим всех, нас не видит никто», – с напускным пафосом процитировал Савченко. Мужчинам всех возрастов при виде красивой женщины свойственно мальчишечье хвастовство, придающее значимость собственной персоне. При этом он напоминает павлина, распустившего свой яркий хвост для привлечения самок.
– Ладно, хватит тебе, разведчик, пугать беззащитную женщину, – Калинина театрально закатила глаза.
– Ну, беззащитных мы в обиду не дадим, – многозначительно хмыкнул морской пехотинец и неловко переступил с ноги на ногу. – Звала зачем, что-то случилось?
– Да нет, – растягивая слова, женщина поднялась со своего места. Закинув руки за голову, она сильно потянулась, выгибая спину и как будто напоказ выставляя прикрытую тонкой тканью халата грудь.
От этой картины сердце Виктора учащенно забилось, во рту пересохло. Он не мог оторвать взгляд от возбужденно торчащих сосков. Неимоверным усилием воли он заставил себя отвернуться. Люба тем временем вышла из-за стола и, почти вплотную приблизившись к парню, с придыханием прошептала:
– Моя подруга на днях вернулась с Крыма и привезла бутылку настоящего массандровского портвейна. Одна я пить не умею, а ты почти выздоровел, так что стаканчик виноградного напитка тебе не повредит. Как думаешь?
– Выпить? – Савченко буквально пожирал женщину глазами. – Это мы завсегда с большим удовольствием. – Присутствие этой невероятно привлекательной женщины заставляло нести всякую бредятину, которой, возможно, до этого он никогда не говорил. Воистину, инстинкт размножения заставляет отключаться мозг.
– Ну, тогда прошу к столу, – Люба указала на ширму, за которой стояла кушетка.
Виктор послушно прошел в указанном направлении, Калинина тем временем подошла к двери и дважды провернула в замке ключ.