Кардинал вздохнул, с тоской взглянул на пустую чашку. Настроенный на бессонную ночь мозг требовал привычную порцию шадди, но нельзя! Если он хочет оставить после себя свободное от врагов королевство, нужно протянуть еще несколько лет. Сильвестр положил между собой и издевательски пахнущей чашкой Книгу Ожидания, на которую водрузил покрытый остывающим пеплом поднос.
Его Величество мирно скончается, проводив в последний путь старших Манриков и Колиньяров, которые в свою очередь попляшут на похоронах старых аристократов. Начинать нужно с Людей Чести, но как? Раздуть заговор Ги и Килеана и привязать к нему Катарину и Штанцлера? Или проявить глупость, выпустить обвиняемых, дать им порезвиться, повстречаться с друзьями и союзниками, а потом ударить. Неожиданно. По всем змеиным гнездам сразу!
Вести следствие будут Леопольд Манрик и Эразм Колиньяр. Эти расстараются вовсю. Мешать им не будем, но в последний миг именем короля помилуем парочку самых невинных. Для порядка. Его Высокопреосвященство поднял глаза и столкнулся со взглядом главы олларианской церкви Фердинандом Вторым, непогрешимым, богоугодным и отмеченным высшей благодатью! Художник старался как мог и почти превратил жабу в орла, но портретом сыт не будешь. Талигу нужна новая династия! Франциск, знай, что за потомки у него будут, посадил бы на трон Рамиро-младшего, хотя, кто знает, может быть корона способствует вырождению. Сначала – Раканы, потом – Оллары… Воистину, каждый последующий хуже предыдущего.
2Валентина Придда графа Васспарда Ричард Окделл не видел с Лаик. Юноша знал, что однокорытник в Олларии, но судьба их свела только один раз – в доме Капуль-Гизайлей во время приснопамятного карточного вечера. Тогда наследник Приддов «не узнал» оруженосца герцога Алвы, а теперь настаивает на срочной встрече. Зачем?
Ричард перечитал вежливое холодное письмо – Придды вообще славились воспитанием и выдержкой. Их уважали, но, в отличие от Эпинэ, не любили. Потомки убитого Рамиро Алвой маршала Эктора хранили верность Раканам и старым традициям, а судьба хранила их. Многие некогда многочисленные и сильные фамилии за четыреста лет либо вымерли, либо утратили влияние и значимость, а «спруты» держались, опровергая старую примету о том, что глава Великого Дома одинок, как дуб в степи.
Приддов хватило бы самое малое на рощу, потому они и пожертвовали оступившимся Джастином. Теперь наследник – Валентин, и у него четверо братьев, не считая толпы дядюшек и кузенов. Что графу Васспарду понадобилось от него, Ричард не представлял, но Валентин просил герцога Окделла быть в полдень в таверне «Белая гончая», что на улице Лодочников. Дик взглянул на часы – время у него было, хуже было с желанием, и потом, вот-вот мог появиться Ворон.
Воспоминания об эре настроение не улучшили. После того как Окделл разыскал маршала в будуаре королевы, а потом сам оказался в постели баронессы Капуль-Гизайль, он так и не пришел в себя. Все было смутно, туманно и как-то грязно. Рокэ где-то носился, Ганс пришел в себя и ускакал в свою Торку, портной привел лошадь и принес благодарственную записку. Судя по тому, как он кланялся, посланец маршала фок Варзова проявил к хозяину приютившего его дома дополнительную щедрость. Жаль, теньент не смог задержаться в столице, он казался славным человеком. Ричард тронул печать с поднятым волной спрутом. Так идти или нет? Пожалуй, идти, иначе решат, что он струсил и отрекся от Людей Чести или, того хуже, что встречаться с Приддами ему запретил Рокэ Алва.
Ричард принялся собираться, стараясь не упустить ни единой мелочи. Оплошать перед наследником Повелителей Волн Повелитель Скал не имел никакого права. Конечно, Валентин будет коситься на синее и черное, зато у него нет ни ордена, ни кровной мориски. Под стать надо подобрать и оружие! Ричард спустился в оружейную и в дополнение к подаренной Савиньяком шпаге выбрал багряноземельский кинжал с карасами. Следующей заботой стала Сона. Кобылица, когда ей учиняли осмотр, игриво мотала гривой и норовила ухватить Дика губами за ухо.
Конюх внимательно оглядел принарядившегося Ричарда, вытащил отделанную серебром сбрую и заговорщически улыбнулся. Дику стало противно. Проклятый барон! Угораздило же его не только заявиться домой, но и проводить «дорогого гостя». Коротышка всю дорогу болтал о своих птицах и расспрашивал про герцога, а теперь пол-Олларии знает, что Ричард Окделл был у Марианны. С одной стороны, это льстило, с другой… С другой, это наверняка дойдет до кансилльера и… до Катари, хотя ей все равно. Она любит Рокэ.
Эр Штанцлер, без сомнения, расстроится из-за Килеана, но кто же виноват, что Марианна не хочет графа и отказывается его защищать. Ее можно понять – Людвиг не самый приятный человек, хотя Багерлее и тем более смерти он не заслуживает. А люди, которых никто не предупредил и которых убили, заслуживали? Если б Иорам Ариго рассказал все сестре, ничего бы не случилось, а теперь Катари из-за этого ничтожества должна страдать и унижаться…
Ричард аккуратно поднялся в седло, расправил совершенно ненужный при такой погоде плащ и шагом выехал со двора. С Валентином он будет вежлив, но сдержан. Он не позволит оскорблять своего эра и не станет раскрывать известные ему тайны. Придд ничего не узнает ни о гонце, ни о том, что он видел в октавианскую ночь.
В Лаик граф Васспард держал герцога Окделла на расстоянии, теперь герцог Окделл отплатит той же монетой. Придды полагают себя выше всех, но убивший предателя и спасший наследника и королеву Алан Святой сделал для Талигойи больше, чем проигравший войну маршал Эктор Придд. Да и пять лет назад… Эгмонт Окделл поднял восстание и погиб, а Вальтер Придд промешкал и уцелел.
В «Белую гончую» Ричард вошел с двенадцатым ударом колокола на ближайшей башне. Герцог не обязан мчаться, высунув язык на зов графа, он точен, как и положено Окделлу, но не более того. Васспард, одетый в цвета Рокслеев, ждал, сидя в углу у окна. При виде Ричарда он поднялся, как и следовало по этикету. В ответ Ричард слегка наклонил голову, произнеся загодя приготовленную фразу:
– Рад вас видеть, Валентин. Чем могу служить?
– Рад вас видеть, Ричард, – в больших светлых глазах радости не было, – я принес вам письмо. Особа, его написавшая, доверилась нашей с вами Чести. Я намерен сохранить доверенную мне тайну любой ценой.
– Я понял, сударь, – на самом деле Дик не понимал ничего, но так в затруднительных случаях говорил Эмиль Савиньяк, а этот случай обещал стать затруднительным.
– Я рад, что мы понимаем друг друга.
Ричард не сомневался, что Валентин готов схватиться за шпагу. Отчего-то юноше стало очень весело, так, словно он выиграл пари или победил в поединке.
– Разделяю ваши чувства, Валентин. Где письмо?
Граф вынул узкий конверт, запечатанный алым воском. Коронованный леопард и роза! Святой Алан, Ее Величество!
Если б Валентин не обдал Дика горным холодом, юноша не утерпел бы и вскрыл письмо немедленно, а Придд стал бы лучшим другом, но теперь о братании не могло быть и речи. Ричард, беря пример с Первого маршала Талига, нарочито медленно поднял голову и посмотрел собеседнику в глаза:
– Говорила ли известная нам особа что-либо относительно ответа?
– Нет, – Валентин зол и обижен. Ему не хотелось отдавать письмо, но пришлось.
– В таком случае благодарю вас за оказанную услугу. Вы очень любезны.
– Не стоит, – Придд поднялся, – вы мне ничем не обязаны.
– Повелители Скал сами решают, кому и сколько они должны, – неторопливо произнес Ричард и тоже поднялся. – Надеюсь в ближайшем будущем отплатить вам любезностью за любезность.
Они холодно поклонились друг другу и разошлись, к явному огорчению трактирщика, впрочем, утешившегося брошенным Диком таллом. Слова благодарности и восхваления щедрости молодого господина убедили Ричарда в том, что Валентин не счел уместным порадовать хозяина хотя бы суаном. Спруты всегда слыли скупцами, причем заслуженно.
3«Герцог Окделл!
Нам сообщили, что вы озабочены судьбой своей сестры и намерены испросить аудиенции, дабы ходатайствовать о приглашении юной Айрис ко двору. Мы готовы принять вас сегодня в три часа пополудни в том же месте, что и прошлой весной.
Пребывающая к вам и вашему семейству в неизменном расположении Катарина Ариго!»
Валентин Придд зря корчил тайного наперсника Ее Величества. Эр Рокэ вспомнил о просьбе оруженосца и передал ее Катари. Единственной странностью было место свидания, хотя… Катари наверняка смущена тем, что случилось вчера, и боится выдать себя при свидетелях. Потому и назначила встречу в аббатстве. Вчера он вел себя как последний деревенский болван, надо было сразу же выйти! Нет, надо было постучать! Как он мог влететь без стука?!
Ну и что, что дверь была открыта? Катари доверяет камеристке, она вообще слишком доверчива для этого мира и этой страны, и потом… У них с Рокэ наверняка все вышло неожиданно… Он и сам, когда шел к Марианне, не думал, что задержится до вечера. Вернее, думал, но раньше и когда уже пришел, и баронесса на него посмотрела так, как умеет только она… Но Катари – не Марианна, она думала только о братьях! Они с Рокэ говорили о заговоре, потом об Айри, а потом… Потом он обещал помочь, она была благодарна… Святой Алан, да если бы у Катари с Рокэ было любовное свидание, камеристка не пустила бы никого или подала условный знак!
Ричард подъехал к маленькому трактиру, на вывеске которого красовались качающиеся на качелях лягушки, и окликнул хозяина:
– Любезный, могу я оставить у вас лошадь?
– Разумеется, сударь… Не желаете бутылку вина?
– Позже. Когда вернусь.
– А обед? – с надеждой спросил трактирщик.
– И обед, – пообещал Ричард. Если он не захочет есть, он может и не обедать. Юноша потрепал Сону по блестящей шкуре, проследил, как кобылу завели под навес, и свернул к Данару. Калитку в боковой стене аббатства Ричард нашел легко. Его уже ждали. Мать Моника с прошлого года немного поправилась. Маленькие глазки аббатисы были печальными и напуганными. Что ее тревожит? Прошлые погромы или будущая война?
– Вы помните дорогу, герцог?
– Да, мать Моника. У вас – беда?
– У нас всех беда, – вздохнула женщина, – и нет этой беде предела, как нет его закатному морю. Вас ждут, герцог. Поспешите.
Дик кивнул и нырнул в проход меж стеной и кустарником. Неподалеку косили сено, горьковато-сладкий аромат вянущей, разогретой солнцем травы дразнил и навевал совершенно неуместные мысли. Ажурные тени акаций плясали по обложенным беленым кирпичом скромным клумбам, простым деревянным скамейкам, оставленной садовником лейке. Прошлый раз тоже было солнечно… Прошлый раз в руках Катарины Ариго была ветка акации, на этот раз тонкие пальцы мяли голубой расшитый серебром шарф. Королева улыбнулась Дику, но ее личико было бледным и осунувшимся.
– Ваше Величество хотели меня видеть? Я здесь. – Дик поклонился как мог изысканно. Ну почему он вчера не постучал? Дурак… Дурак и подлец!
– Я всегда рада Окделлам… – Голубые глаза окружали темные круги. Которую же ночь она не спит? Неужели с самих празднеств, будь они прокляты!
– Моя жизнь принадлежит Вашему Величеству.
Королева покачала головой:
– Нет, Дикон, твоя жизнь принадлежит Талигойе. Да и моя тоже.
– Ваше Величество…
– Ты не хочешь больше называть меня Катари? – Голосок женщины предательски дрогнул. – Я понимаю… После того, что ты видел…
– Я… Я ненавижу себя за то, что сделал.
– Ты ничего не сделал, – Катарина присела на краешек скамьи, все еще комкая шарф, – я… я позвала тебя, чтобы…
Она замолчала, закусив губу, перистые тени плясали по скромному голубому платью, расписывая его странными ускользающими узорами.
– Вы… Ты обещала помочь моей сестре, – почти прошептал Дик, не зная, что лучше – ждать, когда она заговорит, или попытаться продолжать разговор, – спасибо… Айри будет так рада.
– Рада? Разве можно радоваться этому городу, этим людям? Оллария проклята, Ричард! И мы вместе с ней… Здесь живет зло, неужели ты его не слышишь?
О чем она? Ричард с ужасом смотрел на хрупкую женщину с испуганными глазами. Святой Алан, в каком же кошмаре она живет!
Сам Дик столицы уже не боялся, наоборот… Именно сейчас, глядя на свою королеву, юноша понял, что любит этот суматошный и шумный город с его фонтанами, башнями, мостами, пестрой толпой, смехом, слезами, криками. Как же это вышло? Как случилось, что он стал чужим в Надоре и своим в Олларии?
– Эрнани думал, что оставил проклятье в Гальтаре, – грустно сказала Катари, – а оно ехало с ним в одном седле. Марагонец захватил Талигойю и получил вместе с короной древний ужас. Ужас и ненависть… Они уродуют все, от святых икон до человеческих лиц. Франциск перестроил дворец, но они все равно там…
– Кто? – Больше всего на свете Ричарду хотелось обнять дрожащую женщину за худенькие плечи, утешить, успокоить, увезти из ненавистного и чужого города, но дрожащая женщина была королевой Талига, а он всего лишь оруженосцем маршала. Неужели Рокэ не видит, что творится с Катари? Эр не знает ни страха, ни слабости, ему не понять, что можно бояться…
– Кто? – переспросила Катари. – Все они… Эрнани Ракан, маршал Придд, Рамиро Алва, святой Алан… Они – здесь, и они не уйдут, пока не заберут нас в Закат. Мы скованы старой бедой, как гребцы на галерах…
Сколько же здесь зла, Дикон! Во дворце, в старых аббатствах, в Багерлее… Ричард, что-то надвигается… Это не война, а нечто большее. Нам всем конец!
– Ваше Величество… Катари… В Олларии живут хорошие люди. Есть и злые, но их меньше… Даже в ночь Октавии… В Олларии больше четырехсот тысяч… Лионель, то есть генерал Савиньяк, говорит, что убийц не больше трех тысяч. Их уже поймали…
Катарина Ариго улыбнулась:
– Ты слишком честен, Ричард. Честен и смел, как и твой отец. Если бы Эгмонт… Прости, если б герцог Окделл был менее благороден, он был бы жив. Ты с ним одно лицо, я… Я не знаю, что будет со мной через десять лет.
– Через десять? – переспросил Дик. Он ничего не понимал, совсем ничего.
– Через десять лет тебе исполнится двадцать восемь, – королева попыталась засмеяться, – а мужчину в двадцать восемь не отличить от мужчины, которому тридцать два…
Я встретила герцога Эгмонта в день своей свадьбы, ему исполнилось тридцать два, мне – восемнадцать. Я первый раз была в Олларии, мне все было в диковинку… Невесту короля встречало множество дворян, – Катари помолчала, – какой же наивной и глупенькой я была! Я готовилась принести себя в жертву Талигойе, а сама надеялась полюбить своего мужа. В конце концов король был еще не стар, его никто не называл ни злым, ни уродливым. Создатель, зачем я это рассказываю, но… Но иногда устаешь молчать.
– Я… – Дик подался вперед, – я… слушаю.
– Я вижу, – Катарина вздохнула и прикусила губу, – я начала рассказывать и… и совсем запуталась.
– Ты… Ты увидела отца во время свадебной процессии, – пришел на помощь Дик.
– Да… Не знаю, что на меня нашло, но я решила, что он – король. Никогда в жизни я не была так счастлива, как в эти несколько минут. Мы подъезжали… Сначала я увидела пеструю полосу, потом она распалась на фигурки, они росли, росли, росли… – королева всхлипнула, но справилась с собой и мужественно закончила: – Потом я стала различать лица. Я не знала, где Придд, где Эпинэ, где Алва. Я просто смотрела, мне было любопытно и страшно… Ты понимаешь?
Дик кивнул, но Катари вряд ли заметила. Теперь она говорила очень быстро, словно боясь, что ее остановят. На Дика она не смотрела.
– Там был высокий человек, – тонкие пальцы с силой рванули шарф, шелк наконец не выдержал, но Катари не замечала, что делали ее руки, она продолжала говорить, лихорадочно глотая слова, путаясь, сбиваясь. Дик понимал не все, но перебить было невозможно. – Он был со всеми, но казалось, что он совсем один. И я решила, что это король… Я как-то сразу поняла, что короли или безумны, или одиноки. Я придумала фразу, с которой к нему обращусь.
«Ваше Величество, – хотела сказать я, – вы так похожи на святого Алана!» Представь, я забыла и то, что святой Алан был при жизни Повелителем Скал, и то, что он не был олларианским святым. Святая Октавия, я была таким ребенком! Мне, конечно, объяснили, что надо притворяться олларианкой, но у меня все вылетело из головы. Я видела только святого Алана… Он вышел вперед… Я так обрадовалась, Дикон, так обрадовалась… Король подал руку невесте и спросил меня, не устала ли я в дороге. Я ответила «О нет» и сказала, что он… он похож на Алана.
«Он мой предок», – сказал король. Но я и тогда ничего не поняла и назвала его Ваше Величество. «Вы ошиблись, – ответил мой святой, – Его Величество ждет свою невесту во дворце, а я – герцог Окделл». И тогда я поняла, что сейчас умру, но пришлось идти, делать реверансы, подниматься по лестнице. Эгмонт Окделл вел меня… Вел к другому! Жирному, бледному, пустому… Никакому!
Обрывки шарфа полетели на землю. Королева вскочила, споткнулась, но удержалась на ногах и, прихрамывая, прямо по клумбам побежала к дальним кустам. Дик, слегка замешкавшись, бросился за ней, топча отцветающие гиацинты. Катари он догнал у зеленой изгороди, женщина прятала лицо в яркой зелени, беспокойные руки крутили молодую ветку.
– Катари, – неуверенно позвал Дик, отчаянно боясь сказать или сделать что-то не так, – Катари… Не надо!
– Я знаю, что не надо, – она обернулась, губы были искусаны в кровь, – я не запла́чу. Я не должна плакать и не буду… Это от того, что ты похож… Прости…