Саша согласно кивнул, принимая это как само самой разумеющееся. Тот, кто был с ним вылазках, знал, что новенький не белоручка. Еще до экспедиции новые товарищи смотрели на него с подозрением из-за недавнего прошлого - слухи распространялись быстро. Но он делом доказал, что может быть своим. Пусть со странностями, пусть диковатым, но тем, на кого можно положиться. Простые как сибирские валенки, не знающие ученых слов типа конгениальность, они жили одним днем и не забивали головы всякой ерундой. Зато с ними было просто, и велик был соблазн самому стать таким же.
Вскоре Данилову показалось, что он узнал один из отрезков дороги. И точно: он тут когда-то проходил.
К полудню они проехали через Коченево, предварительно обследованное разведгруппой, двигавшейся впереди них с опережением на пару километров. Он, как и все города, где было больше двадцати тысяч жителей, стояли брошенными, и это было понято - там было трудно даже просто следить за санитарией.
Там, где когда-то был прилепившийся к городку лагерь беженцев, только ветер шевелил размокший мусор и куски мокрого брезента на том месте, где стояли палатки карантинной зоны. Тут и там попадались черные пятна - то ли следы костров, то ли бушевавшего пожара, среди которых попадались предметы, похожие на обгорелые тела, но это были доски и бревна. Должно быть, прежде чем погибнуть, лагерь успел обзавестись более основательным жильем, чем палатки. Но и эти рубленные дома не выстояли.
Мимо супермаркета, где был пункт раздачи продуктов и где Данилов впервые увидел настоящий бой, завершившийся кровавой бойней, они не проезжали, чему Саша был только рад.
На дороге часто попадались сожженные остовы машин. Данилов вглядывался, насколько позволяло забрызганное окно, и заметил в металле одного из них пулевые отверстия.
Как будто судьбе вздумалось сжигать за мной все мосты, подумал Данилов. Чуть больше года назад он брел здесь один-одинешенек. Уже не интеллигент, но еще не бродяга. Беженец. Что изменилось с тех пор? Он все так же несется не по своей воле, как лист, увлекаемый потоком. "Или болтается, как кусок дерьма в унитазе", - подумалось Саше. Ну нет. Он больше не один.
Боль в правой стороне груди, скользкий комок в горле, щипание в уголках глаз говорили ему, что он снова становится человеком. Не неандертальцем, которому важно только пожрать и поспать. А вот хорошо это или плохо - черт знает.
Колонна двигалась на запад стремительно, похоже, стараясь обгонять слух о своем появлении. Ели в дороге, только несколько раз останавливались на пятнадцать минут, чтоб оправиться, покурить, да и то в таких местах, куда никому не пришло бы в голову сунуться, вроде заброшенных совхозов, где не осталось даже призраков от забитого и съеденного скота.
Только теперь, когда они выбрались из своего карманного мирка, Саша смог оценить, как сильно пострадала страна от войны. Цивилизация сжалась как шагреневая кожа. Равнина, которая называлась Барабинской степью и тянулась до самой омской области, была худо-бедно заселена, хоть и выглядела как вымершая. Вдоль трассы им то и дело попадались деревни и села, в которых обитаемыми были где десять, где двадцать, а где и сто дворов. Но это были остатки, а не семена нового. Везде, где проехала колонна, люди вели натуральное хозяйство без намека на организацию более высокого уровня. Как и тысячи лет назад, они жались по берегам рек, только не больших водных артерий, а второстепенных речушек, которые меньше подверглись загрязнению; ловили рыбу и огородничали.
Выращивали в основном картошку - ему на глаза попадались кучки ботвы на полях. На этом агротехника заканчивалась, все поля крупных хозяйств стояли заброшенными; трактора, если и были, то не находили применения.
Как и в Подгорном, тут недавно собрали урожай, и теперь пища у деревенских была; но, даже видя только их жилища, Данилов хорошо представлял себе отечные и заморенные лица людей, для которых кусок бурого картофельного хлеба так же ценен, как раньше золотой слиток.
Какое-то время он считал и ловил в объектив указатели поворотов, на которых сменяли друг друга незнакомые названия. Карган, Ермолаевка, Орловка, Новоселово. Поворот на Куйбышев. Антошкино, Покровка... Венгерово.
Шестьсот километров они пролетели за один световой день, что было завидной скоростью по новым временам. Первой настоящей остановкой колонны стала первая и последняя безопасная точка на маршруте - поселок Кузнецово, уже недалеко от границы с Омской областью.
С ним у Подгорного были налажены отношения, которые, впрочем, не шли дальше пары радиосообщений в месяц и всего одного визита за все время контакта. Здесь же их снабдили и топливом - не задаром, а в обмен на привезенные медикаменты. Как догадался Александр, смысл этой операции был в том, чтобы не везти с собой через опасный Новосибирск вереницу автоцистерн, которые горят как свечки. Такой не то аэродром подскока, не то дозаправка в воздухе.
Колонна стали табором на территории пожарной части, так что ни с одной стороны к ней было не подобраться. Машины, в том числе их бронированный "Урал" с турелью, который между собой они называли "Железный капут", вольготно расположились в кирпичных гаражах.
Сами они перешли в административное здание. Данилову с товарищами по "Капуту" досталось помещение, где раньше хранился пожарный инвентарь.
- Не расходиться, - сразу же объявил командир их звена Дэн, прежде чем уйти вместе с парой других командиров на переговоры.
Как при своем американизированном прозвище он умудрялся ненавидеть пиндосов, для Саши было загадкой, но сам по себе сурвайвер показался ему неплохим человеком. У него не было начальственной ауры Богданова, поэтому с ним можно было общаться на равных. Но, несмотря на его демократичный нрав, нарушать приказ не стоило. Поэтому снимать оставалось разве что свернутые пожарные рукава да коридоры, по которым лениво бродили обрадованные передышкой поисковики.
Потянулись часы безделья. Разговор переходил от одной темы к другой, пока не остановился на том, что похоже, пришло многим на ум еще по дороге.
- Отгадайте загадку, мужики. Чем они питались зимой? - произнес Василий Петрович, бывший работник авиазавода, которого из-за возраста все звали по отчеству. Говоря, он почему-то покосился на Сашу.
Проезжая через поселок, участники экспедиции рассматривали местных с куда большим любопытством, чем те их. Но рассмотреть удалось немного. Навстречу им не высыпала толпа - наоборот, при их приближении закрывались калитки, а человеческие фигурки исчезали во дворах.
- Рыбой, наверное, - предположил бывший шофер Семен, который вел их машину так же уверенно, как когда-то свою фуру.
- Очумел? Этот ручеек промерзал почти до дна. В нем и сейчас разве что на закуску хватит, - он говорил про протекавшую рядом речку.
- Ну, тогда хабар с города, - предположил Презик.
Позывной был сокращением от слова "президент", а уменьшительный суффикс отражал его габариты. Когда-то на заре девяностых он успел побывать президентом какого-то АО "Рога и копыта", но потом разорился и над нижней границей среднего класса больше не поднимался.
- Ближайший мало-мальски крупный в тридцати километрах, - веско возразил Петрович. - Тут даже нормального леса нет. Чуешь, к чему я клоню?
- Людоедством перебивались?.. - полушепотом спросил водитель.
- Ага.
- Спалить бы это гнездо, - пробормотал Презик. - Жаль, нельзя. Друзья вроде как.
- Да тут тогда каждую вторую деревню придется жечь. Все помаленьку баловались зимой.
Данилов наконец-то заметил обращенные на него взгляды.
- А чего это вы на меня так смотрите? - напрягся он. - Вы, блин, на что намекаете?
- Не обращай внимания, Санек. Это мы так, о своем, - развел руками бывший рабочий.
Александру все стало ясно. Им скучно, вот и провоцируют его. Не со зла, просто из спортивного интереса.
Данилов не был силен в такой пикировке. Одно дело жонглировать датами и цитатами, подавлять оппонента артиллерией логических аргументов, и совсем другое - перебрасываться грубыми остротами.
- Да вы че, ребят, я не обижаюсь, - он обвел их открытым и дружелюбным взглядом, - Если вам интересно, я не ел. Но видел людей, которые ели. Паре даже снес башку.
Это была самая длинная фраза, произнесенная им за час, но она произвела впечатление. А может, тон, которым была сказана. На этом разговор прекратился, и каждый занялся своими делами.
Вскоре Александру пришла очередь идти на наблюдательный пункт. Даже днем, в якобы дружественном месте они выставляли часового, а ночью и вовсе будут стоять двое.
Данилов замечал, что ему, как молодому, обязанностей достается чуть больше, но не видел в этих проявлениях "дедовщины" несправедливости. В конце-концов, он был моложе и по возрасту, и по опыту, и по стажу в отряде. Да и ничего унизительного ему не поручали. Идти на наблюдательный пункт в середине дня всяко лучше, чем под утро.
Выше всего над пожарной частью поднималась высокая платформа, на которой стоял облупившийся красный резервуар с низким ограждением, на которое не стоило облокачиваться.
Данилов легко забросил свой вес по приставной железной лестнице наверх и оказался в двадцати метрах над землей. Там не было ничего, кроме коврика, рации и бинокля, которые ему уступил сменяемый им незнакомый боец. У этого места был еще один плюс: отсюда можно было хорошо рассмотреть поселок.
Первое время после их появления большинство селян сидело по домам - все переговоры шли через старосту и двух его помощников, которых, впрочем, во временный лагерь не провели. Наверняка именно с ними командир обсудил приобретение машин и топлива. Но к тому времени, как три полных автоцистерны перешли к новым хозяевам и въехали через железные ворота части, жители уже успокоились и вернулись к своим повседневным делам.
Данилов уже досыта насмотрелся на степные травы, облупленные крыши и уходящую вдаль ленту дороги, поэтому с радостью направил бинокль на заселенные дома.
Худая женщина с преждевременно постаревшим усталым лицом, в заношенной куртке стирала белье в ручье. Мужик поднимал воду из колодца. Дед в бликовавших на солнце очках колол дрова на большой колоде. Данилов подумал, не впитала ли та за зиму крови как хороший жертвенный алтарь. Хотя, может, зря они на селян наговорили. Можно было пережить зиму и без людоедства. Саша по своему опыту знал, что наесться можно и парой сухарей. Когда поменьше думаешь о том, что нужно телу, легче преодолевать его потребности.
В ближайшем к лагерю дворе за невысоким забором стучали топоры. Там велись какие-то плотницкие работы. Присмотревшись и покрутив ручку фокусировки, Данилов понял, что мужики сколачивают гроб из свежих сосновых досок, и лишний раз подумал, как же ему хочется быть кремированным. Почему-то он все чаще думал о смерти, хотя еще недавно, когда она была куда ближе, стояла рядом, мысли эти в голову вообще не приходили.
Среди ржавых машин на дороге расположилась стайка грязных рахитичных ребятишек. Наверно они думали, что оттуда они смогут наблюдать за пришельцами, сами оставаясь незамеченными.
Данилов вспомнил, что пока они проезжали село, те глазели на машины колонны не с детским любопытством, а с настороженностью дикарей, готовых бежать при первом признаке опасности, и в то же время надеющихся на добычу. Данилов подумал, что в этом и была главная причина выставлять часовых. А то можно недосчитаться не только мешка продуктов, но и цинка с патронами.
"Ё-мое, что будет, когда эти волчата подрастут", - подумал он.
Через пару минут к укрытию, где скрывались дети, подошел один из грободелов. Это было смело с его стороны, ведь на Сашином месте мог быть и более нервный, и более меткий. Черт его знает, как тому удалось разглядеть этих бесенят, но его окрика оказалось достаточно, чтобы малышня и подростки как тараканы брызнули в сторону дворов. После этого к месту стоянки никто не подходил, хотя Александру казалось, что за ними продолжают скрытно наблюдать.
"Живем всего в одном дне пути, - подумал Данилов. - А мы для них все равно, что фашисты. Наверно, уже засело глубоко в подкорке".
Тут он понял, что не совсем омертвел душой. Ему было жалко не только этих детишек, но и всю растерзанную страну. Соберется ли она когда-нибудь? Или это так же невозможно, как склеить разбитую вдребезги вазу?
Дежурство прошло до безобразия буднично. Данилов пару раз представлял себе, что сейчас из-за холма выскочит банда мародеров-пикаперов. В смысле, тех, что ездят на пикапах "Тойота" с пулеметами - Саша видел такие в репортаже про гражданскую войну в Сомали. А то и вовсе повылазят агрессивные марсианские буказоиды, которые на самом деле подстроили всю ядерную катавасию, чтобы захапать эту замечательную планету под свои нужды.
Наверно, воображение было его даром и проклятьем одновременно. Но он хорошо понимал, что приключения, они только в книжках хороши. В жизни хорошая операция - это та, которую потом не вспомнишь. Это верно и для хирургических, и для валютных, и для боевых. Десяток именно таких книжек был загружен в Сашин планшет с сервера Подгорного, где хранилась уйма информации, как полезной, так и бесполезной. В дороге они позволяли ему скоротать время, но во время дежурства он себе этого не позволить не мог. Но до конца того оставалось всего десять минут.
В этот момент его окликнули с земли.
- Что, Данила, скучаешь? - сурвайвер Дэн, которого самого звали Денис, стоял внизу у подножья импровизированной вышки.
- Уснуть можно. Все спокойно.
- Давай, не теряй бдительности. Десять минут тебе осталось. Потом, если хочешь, можешь сходить к аборигенам. Заодно нам расскажешь, что увидел.
Когда Данилов покидал лагерь, остальные смотрели ему вслед, но без зависти. Видимо, комаднир колонны Колесников решил, что делать им послабление нет смысла - свободных женщин, готовых к браку на одну ночь, тут все равно явно не было, а больше ничего нищая деревня предложить путникам не могла.
Уже через пять минут он шел по улице, которая пересекала весь поселок. Тот, в общем-то, был самым обычным и внешне мало отличался от довоенного. Но при ближайшем рассмотрении различие бросалось в глаза. Больше облезлой краски, ржавого железа, трухлявого дерева. Как будто даже если у людей были и силы, и материалы, то не было желания. Да еще не было привычного запаха скотины - ни сладковатого аромата перепрелого коровьего навоза, ни резкой, похожей на дух человеческого нужника, вони свиней. Ни одна собака не залаяла на чужака. Во дворах не было слышно ни квохтанья, ни блеянья, ни мычания. Похоже, живность за зиму повывелась.
Его собственное "Весло" - автомат АК-47 с нескладывающимся деревянным прикладом - висело на плече как неудобный зонтик, то и дело колотя парня по боку и по локтю. Но если бы ему действительно понадобилось защищаться, он больше бы полагался на ПМ в кобуре под мышкой.
Маленькая компактная камера была в чехле на поясе. Если надо, он будет и репортером, и оператором в одном лице. Здоровенную бандуру, которую вручил ему профессиональный журналист Михневич, Саша, как и обещал себе, спрятал в укромном месте еще час назад. Возможно, они еще будут в этих краях - а нет, значит, пес с ней.
Первым, кто его заметил, был мужчина с красной плешью во всю голову, один из тех двоих, что заканчивали мастерить скорбный ящик для человеческих останков.
Пахло от них квашеной капустой и застарелым потом.
- Здравствуйте, - помахал Саша рукой. - Мои соболезнования.
- Привет, - неприветливо буркнули ему.
- Могу поинтересоваться, отчего покойный?..
Все его лингвистические знания куда-то пропали. Он заметил, что гроб маловат. Или невысокая женщина, или подросток, почти ребенок.
- Рак, - ответил второй мужик.
Его трехпалая рука, сама похожая на клешню, неловко обхватывала рукоятку рубанка. Остальные пальцы заканчивались грубыми культями с почерневшими краями. И все до одного пальцы - и здоровые, и изувеченные - были со вздутыми суставами, скрученные ревматизмом, хотя на вид человеку было не больше сорока.
Взгляд его говорил: "Шел бы ты своей дорогой, странник. И без тебя хватает проблем. Уж спасибо на том, что не вымогаете и не грабите".
- Понятно. Что с рукой? Обморозили? - попытался Данилов все-таки завязать разговор.
- Нет. Пила соскочила.
Пока Саша стоял на дорожке, из-за других заборов на него смотрели хмурые, ввалившиеся, с глубоко запавшими глазами лица взрослых. Во взглядах, которые успевал перехватить Александр, сквозила даже не неприязнь, а равнодушное недоверие.
На исхудавших детей тонких, как тростинки, в заношенной одежде, смотреть было еще больнее. "Что есть человек - не к месту вспомнил Александр. - Мыслящий тростник".
Можно найти новую одежду, но какой смысл? Не ходить же в ней по дискотекам. Они жили похуже, чем их сверстники в Великую Отечественную. Какой у них досуг? Лазят по полям, ищут несобранную картошку. Там, где были плодопитомники или брошенные сады-огороды за лето что-то могло прорасти, перезимовав под снегом. Такие же одичавшие, как люди, растения. Чтобы прокормить целое поселение этого мало, но даже эти крохи явно собирают. А еще есть грибы, трава черемша, мелкая живность. Та же крыса с гнилой картошкой. Те, кто постарше, могут и "сталкерить". Смелости и смекалки хватит, чтоб на мотоцикле, на велосипеде или просто пешком добраться даже до Новосиба. Который вообще им должен казаться краем мира.
- Закурить не найдется? - вывел его из размышлений голос "интервьюируемого" с болезненной лысиной.
- Не курю.
- Это зря, - хмуро покачал головой мужик. - И прожить дольше не поможет.
- Похоже, вам здесь хреново живется.
- А вам до этого есть дело, да?
На это Данилову было нечего ответить. Его и так словно ушатом холодной воды облили.