Самому Бурому после разговора с Пиночетом этот враг стал известен. И это придавало ему силы. Он рассказал командирам южан все, что знал про Подгорный, его жителей, их оружие и тактику. Он очень старался быть полезен. У него были свои мотивы желать алтайцам победы.
"Вы у меня кровью умоетесь, падлы. Ух умоетесь...".
Слово "десятник" было неточным. Подчиненных у него теперь стало не десять и даже не сто. Половина из них были такие же, как он, пойманные в массовых облавах бродяги. Остальные - проштрафившиеся крестьяне из Заринска и окрестностей, которым казнь через повешенье на колючей проволоке заменили возможностью показать себя в бою. Настоящие кадровые бойцы должны были идти во втором эшелоне, а эти, составлявшие армию первого удара, конечно, предназначались на убой. Но Бурый понимал, что если он выжмет из них все, что можно, у него будет шанс не только отомстить, но и вернуть себе утраченное влияние.
Глава 3. Иная Россия
За день до отправки на юг Богданов вышел из здания Горсовета с тяжелым сердцем. Его угнетал груз тайны, смутных догадок, которые он не мог высказать всем.
Проходя от мэрии, на стенах которой совсем недавно заштукатурили следы от пуль и осколков, по непривычно пустой площади Возрождения, он приветливо здоровался с людьми. В основном это были женщины, дети и старики. Все мужчины уже были на достройке укрепрайона.
Только что состоялся военный совет. Они ведь теперь были не мэром и его заместителями, а командующим и штабом.
"Сколько у нас обученных резервистов?" - приподняв брови, спрашивал Сергей Борисович.
Это был его первый вопрос. Владимиру показалось, что после Ямантау Демьянов похудел еще на пару-тройку килограмм. В пепельнице был раздавлен окурок седьмой по счету сигареты, хотя день только начинался. На столах, помимо карт и таблиц, было только раскаленный кофе в огромных кружках. Единственное послабление, которое Демьянов сделал для них ("Только попробуйте, пролейте").
" 2842", - отрапортовал Богданов. Эту цифру он мог бы назвать, даже если б его разбудили среди ночи. Хотя его и так разбудили "почти" среди ночи. В полшестого утра.
"Какова численность дружины?" - это уже был вопрос главе сил самообороны.
" 561", - басом ответил Колесников.
" Сколько выставили деревни?"
" 950".
"Сколько у нас небоеспособных жителей?" - спрашивал майор, повернувшись к Масленникову.
"2541".
Богданов слушал эти числа и ежился, как от мороза. За всеми этими трех- и четырехзначными числами стояли люди, которые еще жили делами своего дома и семьи и не знали, что большой мир вот-вот внесет изменения в судьбу их миров малых.
Здесь в этой прокуренной комнате они сообща выработали план военных действий по отражению вторжения, которое должно было вот-вот начаться.
Склонившись над картой региона, они пытались представить ход ближайших событий.
Это война обещала быть очень странной. Чем-то похожей на войны кочевников древнего мира, когда "великие" армии по 10 тыс. человек каждая могли разойтись в степи и не найти друг друга.
Война, когда мизерные силы перемещаются по огромной территории, а у обеих сторон есть всего несколько болевых точек, куда можно ударить. Тут не было протяженных фронтов, не было густонаселенного тыла. Только пустошь, десятки тысяч квадратных километров лесостепной пустыни, занятие которой ничего не даст, да и невозможен. Победу принесет только захват вражеских опорных пунктов
- Они будут двигаться по дороге Р384, а потом по К-21.
Если это так, из этого следовало, что враги пойдут через Кузбасс, мимо Ленинск-Кузнецкого, а не через Новосибирскую область.
- Почему не К-28? - спросил Колесников.
- Так сказал Топор. Они собираются стать лагерем в селе Гусево. Это восемьдесят километров отсюда. Рядом аэродром малой авиации Манай. У них тоже есть разведывательные самолеты, и оттуда они будут действовать. Там же есть нетронутые склады ГСМ. Там будет их тыловая база для ведения штурма. Или осады.
- Вы доверяете этому Топору?
- Как самому себе. Но ничего не будем предпринимать, пока не получим подтверждения.
О чем споров не возникло, так это о ведении обороны. Всем было ясно, что укреплять южные рубежи карликовой страны бессмысленно. Сметут. Сергей Борисович, да и все остальные понимали - если врага удастся остановить, то только здесь, под стенами цитадели, созданной наполовину людьми, наполовину самой природой.
"Ваши соображения, господа офицеры, - открыл Демьянов второй этап "совета в Филях", перед этим дав им наконец-то перекусить в буфете. - Не забывайте, что обороняясь, войны не выигрывают".
"Предлагаю нанести контрудар им в подбрюшье, - рубанул с плеча предсказуемый, как российский климат, Колесников. Предсказуемо свирепый. Тем не менее, шапкозакидательством предложенный им план опережающего удара по Заринску не отличался, хотя и был очень рискован, так как предусматривал встречный бой почти в чистом поле.
Остальные его не поддержали. Завязался спор. А майор, выслушав всех, неожиданно внес свой вариант.
Основные силы должны были остаться в Подгорном. С тем, что инициатива будет у более многочисленного противника, приходилось смириться, но ничто не мешало небольшими моторизированными формированиями держать наступающего врага в напряжении, как только он перейдет границу. А еще пятистам бойцам скрытно выдвинуться к этой условной линии на карте и ждать своего часа.
Богданову оставалось только вызваться на выполнение последней задачи. Почему-то он был уверен, что прямолинейный Олег с организацией пешего рейда во вражеский тыл не справится. Пусть лучше берет на себя мобильные ударные группы. Да и не получится из этого грубого вояки командир для гнилой интеллигенции, из которой городское ополчение состояло на добрую половину. Ведь рейд-то предполагалось произвести силами бывших новосибирцев. Почему их, а не более подготовленных? Потому что город надо было удержать любой ценой.
Владимир шел по главной улице Советской, которую жители часто по-космополитски звали Бродвеем.
Его спокойный взгляд и уверенная походка были так же неуместны, как бравурная музыка военных лет, которую транслировали через все громкоговорители в городе. С этого вторника она сменила обычный репертуар из легкомысленной попсы.
Всем своим видом Богданов пытался вселить спокойствие другим, но город был тревожен. Нет, он не гудел как растревоженный улей. Наоборот, он затаился в испуганном молчании. У каждого должно было появиться ощущение внезапного удара под дых.
После экспедиции на Урал многими овладела эйфория. Казалось, еще немного, и все будет как раньше. Зря они наверно привезли столько ерунды вроде бытовой техники. А теперь внезапная мобилизация была как гром среди ясного неба.
Два старика, вышедшие с утра пораньше на пробежку, остановились, чтоб задать ему пару вопросов. Владимир отвечал очень осторожно, взвешивая каждое слово, чтоб не давать почву паникерству.
Он завидовал им. Они не знали того, что знал он. Они вообще знали очень мало об окружающем их мирный островок безумном мире. Даже те, кто часто выходил туда по долгу службы.
Теперь в Подгорном каждому школьнику было известно, что рядом с ними на Алтае существует другой город-государство. Этому даже радовались. Готовились ездить в гости, общаться. Владимир слушал эти наивные разговоры с болью и горечью. Почтового сообщения они не наладили, а туризм ушел в прошлое, поэтому мало кто знал, что представляло из себя это новообразование. А Богданов знал.
Если они во главе с Сергеем Борисовичем пытались строить более-менее справедливое общество... социальную меритократию... ну, бывали, конечно, перегибы... то там у них на Алтае пышным цветом расцвел настоящий феодализм. То ли "Россия, которую мы потеряли", то ли среднеазиатская деспотия.
Беглый взгляд во время поездки дал ему неполную информацию - пускали далеко не везде, держали по сути под арестом, а пообщаться с местными наедине было невозможно. Но и этой неполной информации о Заринске было достаточно, чтоб понять, с чем его едят.
Это было общество развитого феодализма вполне по Марксу. Ступенчатая пирамида, подножье которой составляли бесправные крепостные, вершину - криминально-олигархическая клика. Между ними, как и полагается, находилось служилое сословие, те, кто обеспечивал своим оружием власть вторых над первыми - из бывших полицейских, охранников, прочих силовиков и бандитской шоблы.
Спору нет, жилось там веселее и интереснее, но только тем, кто был наверху или ближе к верхушке. Для остальных жизнь должна была походить на качественную антиутопию.
Это они в Подгорном для себя установили что-то вроде "партмаксимума" в распределении благ и одинаковые правила для всех. А здесь норма потребления продуктов, а также права с обязанностями сильно разнились по сословиям, или кастам... или как там назвать их социальные группы. Черт их разберет.
Спору нет, жилось там веселее и интереснее, но только тем, кто был наверху или ближе к верхушке. Для остальных жизнь должна была походить на качественную антиутопию.
Это они в Подгорном для себя установили что-то вроде "партмаксимума" в распределении благ и одинаковые правила для всех. А здесь норма потребления продуктов, а также права с обязанностями сильно разнились по сословиям, или кастам... или как там назвать их социальные группы. Черт их разберет.
Стоя на седьмом этаже здания Правления, где рядом с оранжереей с тропическими растениями была устроена обзорная площадка, Богданов видел тянущиеся до горизонта ряды домов. Где-то там далеко ровные ряды коттеджей довоенной постройки сменяли ряды недавно возведенных лачуг и бараков то ли для рабов, то ли для пеонов. И было их целое море.
Богданов подумал, что, несмотря на свою развитую гидроэнергетику, алтайцы очень расточительно тратят тепло и электричество.
В Подгорном не было таких высоких зданий. Пределом среди используемых домов были общежития высотой в четыре этажа. Но это были жилые хорошо утепленные кирпичные дома, а это исполинский палец не выполнял никакой функции, кроме цитадели государственной власти. В здании были следы свежего, послевоенного ремонта, причем декоративного. Вот уж чем в Подгорном никогда заниматься бы не стали.
Что силы были не равны - тоже мало кто знал. По промышленности до экспедиции в Ямантау у них был примерный паритет по мощностям. После нее они, конечно, ушли вперед, получив много портативных и удобных станков, и не только для легкой индустрии.
Но население... Жителей этого паханата было втрое, если не вчетверо больше. Не было паритета и по профессиональной армии. Там, похоже, только одна половина работала, а другая ее с автоматом стерегла. Причем если они в Подгорном начинали на пустом месте, то Заринск был живым реликтом прежней России, сохранив и материальную базу, и трудовые коллективы, и культуру управления. И даже семьи. Хотя активно насаждалось что-то вроде гаремной системы, когда хорошо показавшие себя воины и управленцы премировались молоденькими девушками из низших слоев. Интересно, что думали по этому поводу "старшие" жены? И сами девчонки. А церковь?
Конечно, у южан были свои проблемы. Например, как ни странно, с урожаем - об этом сообщал Топор, агент, который уже полгода жил в Заринске. То ли вредители и болезни, то ли увлечение генномодифицированными сортами, нанесли только вставшему на ноги сельскому хозяйству страшный урон.
Он же докладывал о как минимум десяти танках и боевых машинах, которые появились в городе в прошлом году. В апреле этого года он уточнил количество - двенадцать танков в полной боевой готовности, из которых половина новейшие Т-95, столько же БМП, более двадцати БТРов. И еще около тридцати Т-72, которые могут быть введены в строй в течение месяца.
Учитывая их воинскую силу и численность, проблемы алтайцев, как проблемы носорога, были проблемами всех вокруг.
Еще второй зимой поисковые партии двух новорожденных наций встретились в Барнауле, и только чудом "встреча на Эльбе", не закончилась перестрелкой.
Посланная недавно делегация была искренней попыткой договориться по-хорошему, решить все непонятки, накопившиеся между близкими соседями. Почти все в Подгорном, кто знал о ее отправке, были уверены, что она удастся. Им же не было смысла воевать. Вокруг полно земли, которую можно возделывать, полно свободной территории, пригодных для житья зданий, сырья, стройматериалов...
Все должно было решиться миром. Но не решилось, хоть ты тресни.
Демьянов говорил, что еще до того, как они окончательно проедят старые запасы, они обратят свои взоры на север. Не на безлюдный и гористый юг этих гор, но и не на радиоактивную пойму Оби, а именно сюда, где есть у кого отнимать. Все будет как в басне Крылова. Только эта стрекоза, вместо того чтобы умереть с голоду, попытается отобрать у муравья все плоды его труда, а самому оторвать голову.
Им будут нужны не территории, и даже не данники с рабами. И даже не женщины, на которых в самом Заринске было жалко смотреть. Исключением был только обслуживающий персонал этого стеклянного дворца. Худощавые стройные блондинки, видимо во вкусе хозяина. Но и они окаменевшими лицами напоминали восковых кукол. За то, что они не спят на голых досках в бараке, им приходилось дорого платить.
Нет, алтайцам нужна будет только еда. Если в Подгорном худо-бедно вырастили и собрали небольшой, но стабильный урожай, то на более плодородных полях южного региона из-за ошибок в сельскохозяйственной политике, не выросло ничего.
Войны не избежать, понимал Владимир. На юге уже наверняка чистят оружие и готовят машины. Как только кончится распутица, и просохнут дороги, вся эта Мамаева орда покатится к границе. Да какая граница? Крохотный поселок Карпысак, где тридцать человек несут службу на заставе. Этих уже пора эвакуировать вместе с семьями.
Эта волна будут сметать все на своем пути и не остановится, пока не дойдет до стен города. И только там им будет дан бой.
Встречный удар их разве что немного задержит, но все равно он необходим.
Когда Богданов посмотрел на толпу, которой предстояло стать армией, он вспомнил солдата Швейка. "Сорок восемь человечков или десять лошадей. Три тонны удобрения для вражеских полей".
"Бедная ты моя говядина..." - подумал он.
Но против этого мяса выйдут в основном не закаленные ветераны, а мобилизованные крестьяне. Так что все по-честному.
Богданов вспомнил правителя Заринска, которого он видел прошлым летом, на "стрелке" с алтайскими. Пятиминутного разговора - а больше тот посланнику северных соседей времени не уделил - оказалось достаточно, чтоб все понять. От этого немолодого, обрюзгшего, но еще сильного бородавочника исходила хищная злоба. Так смотрит даже не лесной кабан, а привязанный питбуль, знающий, что цепь рано или поздно исчезнет, и его зубы сомкнутся на горле человека, который осмелился к нему подойти. А фальшивые заверения в дружбе, лицемерные слова об общей трагедии (суверен Заринска произнес их, словно читая по написанному), и даже подписанные соглашения о взаимопомощи ничего не значили. Время таких бумажек прошло.
*****
Обычно, когда он возвращался, она уже спала. При этом, когда Владимир уходил, она часто спала еще. Но в этот раз Маша встречала его, сидя на подоконнике. Взгляд ее был задумчив.
Привыкла она и к его отлучкам на неделю и больше: он часто инспектировал то отдаленные поселения, то перевалочные пункты поисковиков, то пограничные заставы.
Но в этот раз его не было особенно долго.
- Где ты был в этот раз? - в ее голосе не было гнева, только тревога.
- На Алтае.
- Почему ты мне раньше не говорил, куда едешь?
- Ты бы не одобрила, - ответил Богданов, присаживаясь на стул и снимая сапоги. - Не хотел тебя расстраивать заранее.
- Еще бы. Вас могли убить, - в глазах Марии был испуг, единственное сильное чувство, которому она сейчас была подвержена.
- Окстись. Типун тебе на язык, дурочка, - в последнее время Маша его часто удивляла. Она была мало похожа на себя прежнюю. - Не могли. Это было бы объявлением войны, а они хотят напасть внезапно. Хотят, чтоб мы до последнего надеялись все уладить.
"Но мы не надеемся".
- А неужели не получится? - она догадалась, но в ее глазах была типичная для женщины иррациональная надежда, что все образуется. - Был хоть какой-то толк от переговоров?
- Нет, - честно ответил Владимир. - Они сильнее втрое, и у них сильный недород зерновых. Уже этих двух причин достаточно. Они только удобного момента ждут.
- И зачем было ехать, если и так все ясно?
- Мы выиграли время, - покачал головой он, обнимая ее. - Они ж теперь уверены, что усыпили нашу бдительность. Поэтому лишний месяц у нас будет. Но не больше. Я раньше считал, что они нападут сразу после сбора урожая. Но Сергей Борисович уверен: до сбора. Мол, у них своих рук хватит, чтоб нашу картошку выкопать. И это похоже на правду. Загнанным в угол легче сжечь урожай в закромах, чем на поле. А они этого не хотят. Хотя про добычу из Ямантау они тоже знают и тоже на нее рассчитывают. Я бы поставил на июнь-начало августа. Не позже.
- Боже мой... - только и сказала Мария.
И в этих словах, непривычных в устах циничной атеистки, Богданов увидел древний страх женщины перед лицом войны - хорошего лекарства против морщин, как говорил Цой.
"Лекарства против мужчин, тогда уж", - подумал Богданов.
Переговоры прошли в обстановке страшного напряжения. Владимир до последнего не верил, что им дадут уйти живыми. Думал, благолепие закончится, и их потащат в пыточную. Потом, когда все вызнают, отрежут головы, а трупы выпотрошат и набьют соломой и в таком виде отправят на автоприцепе домой.