Церкви не было. В ней еще в 1932 году устроили овощехранилище. Но ни наркоманов, ни алкоголиков, ни даже подростковой уголовщины, если не считать нормальных разборок взрослеющих мальчишек, не было тоже.
В осенью 91-ого колхоз был на грани развала. Урожай вдруг оказался никому не нужен, бензин и запчасти пропали, в стране творилась "шоковая терапия". Самые ушлые подговаривали делить имущество, но нашлось два десятка решительных мужиков, которые отговорили селян приватизировать участки и выгнали прежнего председателя. Его заменил парторг, который тут оказался не рвачом и не бездельником. Это и был агроном Клим Корнейчук, вокруг которого образовался кружок единомышленников, которые заразили своим энтузиазмом и остальных. Уже тогда было решено - идти туда, куда шла остальная страна, колхоз не будет.
Сказать, что они сохранили то, что осталось в наследство от СССР, было не совсем верно. К тому времени осталась только материальная база, ее сохранили. Но культура общественных отношений уже умирала, надо было создавать новую. И им это удалось.
Формально у не было индивидуальной собственности вообще. Предметы обихода были тем, чем человек пользовался. И хотя на практике никто ничего не забирал, вещи были принадлежностью дома и передавались вместе с ним без сожалений. Если кому-то была нужна вещь, не необходимая в хозяйстве, например хорошая видеокамера, новый компьютер, моторная лодка... да и автомобиль, он брал ее на общем складе или общем гараже, пользовался и возвращал.
Демьянов подумал, что Томас Мор и Томмазо Кампанелла от зависти скрипнули бы зубами. Тут никто не строил никаких концепций, но модель, простая и эффективная, работала.
Экономическая жизнь была основана на годичных и пятилетних планах, которые всегда выполнялись с ростом показателей, невзирая на мировые кризисы. Всеми внешними сношениями ведала Артель, но люди не возражали, потому что на практике это избавляло от риска быть обобранными перекупщиками.
Вместо того чтобы продавать сырье, это микро-государство активно развивало консервную промышленность и молочный сектор. До войны они производили все от сыров до йогуртов, да и огурцы в магазинах половины области были отсюда, а не из Индии. Собственно, скот и запасы продукции, которую не успели развезти по торговым точкам, помогли им неплохо пережить зиму. Они не потеряли бы ни одного человека, если б не внешний мир. Еще по пути внимательный глаз Демьянова заметил несколько тщательно замазанных штукатуркой выбоин на стенах. Как бы то ни было, у этой утопии были зубы, иначе бы ее просто затоптали.
Даже теперь, хоть они в техническом плане и отставали от Подгорного, то только потому, что район вокруг был аграрным.
- Вот те раз, - только и смог произнести Сергей Борисович, когда рассказ был закончен. - То есть теоретически человек мог подогнать "Газель" и вынести весь магазин?
- Мог, - ответил Лев - Но не стал бы. На хрена ему это делать, если он знает, что завтра магазин останется на месте? Три кило колбасы за день не съесть. Даже мне. Двое штанов не наденешь. А если сносишь и захочешь новые - их выдадут. Ну, в разумных пределах. Тут дело в воспитании. Мы, старшее поколение, которые все начинали, воспринимали каждый кирпич как свой. А молодые здесь выросли. Как Маугли. Вырос с волками - стал волком. Вырос в свинарнике - свиньей. Вырос среди коммунистов...
- Стал Егором Гайдаром, - мрачно закончил за него Сергей Борисович. - Обнаглел от вседозволенности. Решил, что так жить нельзя, и все разломал.
- Ну это брак, дефект. У нас для такого не было питательной среды. Мы все люди простые, не богема.
- А как вы определяли потребности? - не унимался въедливый майор. - Где критерий того, что считать потребностью, а что капризом?
- Если община может позволить себе дать это каждому - она должна дать. Если нет, значит, это каприз. Хрустальный дворец - каприз. И норковая шуба из пластин - тоже каприз.
- Во внешнем мире так не считали, - возразил Демьянов. - И шубы были, и в Турцию летали.
- Не все. А многого другого не было. Но если бы кто-то у нас очень захотел, мы бы отправили хоть на Карибы. Если человек хороший. Но все предпочитали отдыхать здесь или на Алтае.
- А как вы стимулировали людей? С этим в СССР были проблемы.
- У нас не было. Кто плохо работал, получал порицание. Кто лучше - пользовался уважением. Этого хватало.
- Понятно... Я надеюсь, жены у вас не общие?
- Знамо дело, общие, - встрял председатель, хлопнув своего замполита по плечу, - Правила пользования устанавливаются сходом. Обычно по дням недели, но некоторые кадры предпочитают одновременно... по-большевистски. Все по знаменитому декрету, - и он фамильярно подмигнул.
Демьянов нахмурил брови. Он не очень любил шутки ниже пояса, считал недостойным мужчины и злился, даже когда включали современные комедии. Но, по крайней мере, у батяни было чувство юмора. Это только в книжках - если положительный герой, то ангел с крылышками, а если враг - то и похотливая скотина, и трус, и ничтожество. В жизни в каждом столько намешано, что не отделишь.
А декрет времен гражданской войны был фальшивкой. Хотя были... были горячие головы, которые могли и такое воплотить. Вспомнить Коллонтай с ее теорией стакана воды.
- Ну а свое ЧК у вас есть? - перевел разговор майор.
- Сам товарищ Дзержинский позавидует. Подвалы и застенки полны инакомыслящими... А если по правде, то нет надобности, - учитель стал серьезным, - Все проблемы решаем по-свойски. Да и редко они возникали. Так, если кто запил, загулял.
- А кражи, убийства, грабежи?
- Двадцать лет как не было.
- И даже после войны?
- Только от чужих.
"Чужие". Слово неприятно резануло майора. Даже в этом колхозном раю была резкая грань между теми, кто по эту сторону забора и теми, кто по другую. Хотя, этого и следовало ожидать. Им-то самим никто не помогал, всего они добились сами.
- В последние годы часто бывал по делам и в Челябинске, и в вашем Новосибе, - продолжал Лев, - и каждый раз чувство, будто с головой окунули в выгребную яму. Едешь в автобусе, а все разговоры только об одном. "- Привет, кум. - Здорово, кума. - Где работаешь? - У Семена Семеныча. - Платит вовремя? - Вовремя. - И хорошо платит? - Да так себе..." Идут две девки-студентки: "Вот опять стипуху задерживают..." С другой стороны бабка с дедом болтают: "Скорей бы пенсию дали, заразы... А ты куда тот стольник запрятал, хрен старый?" Сзади две торговки с баулами: "- Ну, как товар идет, Степановна? - Хреново. Всего на пятьсот рублей продала, туды-растуды". Идут два пацана - от горшка не видать, и туда же. Наседают на третьего: "Фу! Ты лох позорный, у тебя кроссовки мэйд-ин-чайна...". И, заметьте, никто не обсуждает, какая премьера в театре, кто в филармонии выступает, какую книгу прочитали! Вот тебе, блин, и демократия. Не был бы атеистом, сказал бы - демонократия.
- "Власть бесов", - машинально перевел майор. - Так, по-вашему, на таких началах можно было организовать жизнь в стране?
- Да не в стране, а в мире.
Чем дольше Демьянов слушал, тем больше хотелось сказать: "не верю!". Он ничего не имел против СССР, но все здесь казалось невероятным. Словно кусок Северной Кореи, каким-то чудом перенесенный на Урал. Однако перед его глазами был пример сурвайверов, которые тоже были членами необычного коллектива. А именно такие, как оказалось, имели больше шансов. Да и настоящая КНДР вряд ли сильно пострадала.
Лев Бабушкин еще не закончил свою фразу, а Демьянову в голову закралась поганая мысль, что такой коммунизм так же реален, как настоящая демократия. И будет работать, пока поселение не переросло размеры античного полиса, где все могут собраться на одной площади. А для масштабов крупнее нужны более сложные механизмы регулирования... которые человечество обязательно бы изобрело, если б ему дали время. Но, увы, восемь миллиардов взрослых нельзя было загнать в такие пансионаты. И одного подонка на тысячу вполне хватало, чтоб раз за разом тащить всех в другую сторону, показывая своим примером, что жить "для себя" легче и приятнее. И конец был вполне предсказуем.
- Все это, конечно, интересно, - кивнул Демьянов. - Но вернемся на грешную землю. Генерал, может, приедет завтра, но машины и сопровождение для вас уже готовы. Предлагаю начать грузить урожай, не дожидаясь светового дня.
- Да вы на небо посмотрите, Сергей Борисыч. Сейчас польет как из ведра. У меня уже десять человек так сгорели.
- Так уж и быть. Тогда начнем погрузку завтра с рассветом.
- А если и завтра будет та же петрушка?
- Значит, зонтики возьмете! - разозлился Демьянов. - Или ноги намочить боитесь? Мы не можем с вами неделю торчать. Отправим вас, а нам надо ехать дальше на запад.
- А куда, если не секрет, товарищ майор? - прищурился председатель, как довольный кот.
- Если генерал вам не сказал, значит, секрет.
- Так уж и быть. Тогда начнем погрузку завтра с рассветом.
- А если и завтра будет та же петрушка?
- Значит, зонтики возьмете! - разозлился Демьянов. - Или ноги намочить боитесь? Мы не можем с вами неделю торчать. Отправим вас, а нам надо ехать дальше на запад.
- А куда, если не секрет, товарищ майор? - прищурился председатель, как довольный кот.
- Если генерал вам не сказал, значит, секрет.
*****
Их звено двигалось в арьергарде спешенной колонны.
Данилов не очень понимал, зачем остаток пути надо было проделывать на своих двоих и оставлять технику, но никто не бурчал, хотя шли с полной выкладкой. Чувствовали, что в обстановке приближенной к боевой на первое место выходит субординация.
Еще в машине Дэн, наконец, объяснил им, что, как им сказали, в этом регионе у большой массы железа, двигающейся по дорогам, есть риск попасть под точечный удар. А "точечным" может быть и удар десятикилотонной бомбы, только точка будет большая.
Если у других и могли возникнуть какие-то сомнения, то Александр поверил сразу. Если уж на паршивую "Оптиму" нашлась ракета или бомба, хоть и обычная. С другой стороны, Подгорный стоит невредимый, да и, судя по рассказам, эвакуация из Убежища была очень масштабной. Но ни технику, ни городок не тронули.
Во что они теперь ввязались?
Они миновали один забор, за ним неожиданно оказался другой, такой же высоты, но уже железобетонный. Где-то вдалеке залаяли собаки.
Место, куда они попали, было и похоже, и не похоже на Подгорный. Со стороны оно напоминало гигантский разросшийся двор большой крестьянской семьи. Это было несколько десятков добротных кирпичных домов, образовывавших кольцо, замыкавшее в себя общие огороды и хозяйственные постройки. Они были окружены общим забором, а между домами и надворными постройками были сделаны крытые переходы. Так, что при желании можно было пересечь весь "комплекс", каждую секунду находясь под крышей. Зимой это, наверно, выручало, особенно детей, если тут тоже были морозы под минус шестьдесят и ветры, сдирающие кожу.
В обычную зиму эти меры были излишними, но местные не спешили их разбирать. И правильно сделали, подумал Саша. Теперь эти настилы должны были дать хоть какую-то защиту от радиоактивных осадков, хоть и ненадолго.
Из труб на крышах нескольких домов поднимался дымок. Идти было легко - под ногами был даже не бетон, а тротуарная плитка. По обе стороны от дорожки за невысокими заборами просматривались вдалеке огороды и каркасы разобранных теплиц. Урожай был уже снят.
Внешний забор вызывал ассоциации с Гулагом, но Саша понимал, что колючая проволока нужна для защиты от тех, кто снаружи. Хотя пулеметы тут тоже явно были, а может и что-то противотанковое.
И Данилова не оставляла мысль, что весь этот арсенал легко направить на них, запертых в этом дворе вместе с несколькими проводниками. Все огороженное пространство казалось вымершим - только на нескольких домах и паре столбов горели огни, которые легко было погасить. И наоборот: устремить им в глаза слепящий свет прожекторов с крыш.
Что за паранойя. Этак скоро они каждой сосны будут бояться, выйдя за околицу.
Лай послышался снова, уже ближе, а вскоре они заметили источник звуков. Те доносились из постройки, похожей на дровяной сарай, обшитый железом, на высоком бетонном фундаменте.
Данилов заглянул в зарешеченное окошко, прикрытое козырьком, так, что дождевые капли не попадали внутрь, и увидел лохматую морду собаки, похожей на кавказскую овчарку. Та злобно гавкнула пару раз - громко, но будто-то бы неохотно, потом покрутилась на одном месте и с глухим рычанием ушла в темноту. На ее место у окошка темницы вскочила ее товарка, у этой хватило терпения оглашать воздух лаем подольше, но вскоре и она притихла. Судя по тому, что вокруг мокрая земля вокруг была истоптана отпечатками лап, их свободу ограничили недавно.
- Разгавкалось мяско... - пробурчал Дэн. - Молчало бы лучше. Теперь каждая собака все равно, что чау-чау. За что же они их заперли, живодеры?
- Да они бы уже сдохли, если бы бегали по двору, - ответил Александр, взглянув на радиометр. За ним так и закрепились обязанности дозиметриста. - Здесь уже как в Новосибирске. Хорошо еще, что дождя нет.
У каждого в рюкзаке был аккуратно уложенный, как парашют, защитный комплект современного образца, противогаз со сменными фильтрами, индивидуальная аптечка. Естественно, все были при оружии.
Здесь, как и в Подгорном, свободных домов в пределах периметра было немало, и, как заметил Саша, все содержались в порядке. Значит, община обустраивалась, рассчитывая на пополнение, а не на убыль.
Они направились к самому большому сооружению в центре двора - похоже, раньше это был сельский клуб. В построенном на совесть здании с декоративными колоннами горел свет в нескольких окнах.
Крытая галерея не доставала до дверей каких-нибудь пять метров. Возможно, ее нарочно разобрали, чтоб легче было выносить мебель. У входа были слышны знакомые голоса.
- Э, да, похоже, наши там уже обустраиваются, - пробурчал Петрович. - Давайте поднажмем.
Похоже, здание целиком отдали в распоряжение гостей с востока. Внизу "подгорцы" - как сами они себя порой называли - уже выставили свой пост, и вряд ли местные имели право на это обижаться.
Рядом с тремя знакомыми бойцами на крыльце стояли двое деревенских и докуривали вонючие сигареты, тревожно глядя на небо.
- Это вы, значит, нас повезете? - спросил один из них, невысокий человек в очках со старой пластмассовой оправой.
- Чего? - удивился Дэн, который шел первым, и поэтому решил, что вопрос адресован ему, - Ну-ка, поясни, куда и кого.
- Да все говорят, что с вами двинем на новое место жительства.
Презик и Петрович переглянулись, а Александр посмотрел с сомнением. Если бы их задачей было только вывезти пятьсот или даже тысячу человек - это было бы слишком просто. Даже со скидкой на риск попасть под обстрел. И уж тем более не имело смысла Сергею Борисовичу бросать дела в городе и приезжать сюда. Данилов готов был спорить, что на экспедицию имеются другие виды, кроме содействия в эвакуации.
- Не знаю, может, и двинем, - неопределенно ответил Дэн. - А вы, стало быть, не ракетчики?
- Да куда там. Мы тутошние. Из колхоза.
- Вот память у людей, - усмехнулся Дэн. - Уже тридцать лет никаких колхозов нет. Только общества с ограниченной ответственностью.
- Нигде нет, а у нас есть, - набычился второй мужик и зло зыркнул.
- Ты это, брат, не кипятись, - положил ему руку на плечо очкастый. - Товарищи издалека приехали, а ты на них волком... А насчет ответственности - поэтому и докатились до такого дерьма, что никто не за что не отвечал.
Если он и был его братом, то от разных отцов. Угрюмый как сыч и невозмутимый как каменная глыба, в болотных сапогах, в засаленной камуфляжной куртке, которую так и хотелось назвать фуфайкой - второй почему-то напомнил Саше карикатурных русских из комиксов, только балалайки и медведя не хватало.
Зато была кобура. Вряд ли там был маузер, да и на голове вместо фуражки была обычная кожаная кепка, но общий имидж это не меняло: резкие черты грубовылепленного, рябоватого лица, синеватая щетина оживили в памяти Александра героев Шолохова. Да и говорил этот "Макар Нагульный" короткими рубленными фразами, все время держа огромные красные ручищи в карманах.
- Иннокентий Краснов, - представился тот, что в очках. - Можно просто Кеша. А это Слава. Фамилия такая же.
Через пять минут после того, как они зашли, по металлу крыши ударил свирепый ливень.
Странное это было место. Хороший, хотя и архаичный ремонт. Стеновые панели из ценного дерева, потолок без единой трещинки, даже лепнина.
У дверей в тумбочке горой были навалены одинаковые тапки, а на полках стояли галоши. Первое, надо полагать, для тех, кто зашел, второе для тех, кто вышел. Вкупе с железной скобой для отскребания грязи с обуви - меры противорадиационной защиты, конечно, аховые.
В холле красное знамя в нише под стеклом. Две гипсовые статуи пионеров с горнами. Рядом с широкой лестницей (ступени вложены плиткой "под мрамор") растения в горшках, даже две небольшие пальмы, потертые диванчики и кресла вдоль стен. И на всем отпечаток беспорядочных сборов - тут и там предметы передвинуты, загораживают проходы, зияют пустые места.
На стенде на самом видном месте - фотографии передовиков, тут же рядом вырезки из газет, все под стеклом. Данилов посмотрел на дату на одной - 1969 год. "Гости с Острова свободы посетили колхоз-миллионер". Но тут же рядом были новые грамоты и медали сельскохозяйственных выставок. Творог, кефир, сметана: товары года. А на другой стене - стенгазета, дурацкие стишки, детские рисунки. И по всему выходило, что сделали ее не так давно. Вывод Саша мог сделать один - в этом месте по-настоящему жили, а не просто пережидали катастрофу.