Людмила Леонидовна еще более жалко кивнула и постаралась как можно скорее покинуть этот весьма негостеприимный кабинет. При этом она чувствовала на своем затылке пристальный взгляд сыщика вплоть до того момента, пока за ней не закрылась дверь его кабинета.
В общем, Миле все не понравилось. Встреча с детективом произошла не в том ключе. Ей казалось, что Цебоев должен был бы гораздо живее и заинтересованнее откликнуться на ее беду. В конце концов, она же будет платить ему деньги, и немалые. Вот если взять, к примеру, врачей из частных клиник! Они за деньги чуть ли не из своих халатов выпрыгивают, чтобы произвести хорошее впечатление. После этого им даже прощаешь, что лечат не слишком хорошо. Душевность – она многое искупает. А Цебоев стильную Снежану себе завел… Нет чтобы какую-нибудь уютную Мариванну… или, на худой конец, миссис Хадсон…
* * *После посещения сыскного агентства Мила чувствовала себя не в своей тарелке. Ей казалось, что она только что совершила тягчайшее преступление. Она предала Олега, который ей доверяет. Как теперь смотреть ему в глаза? Как отвечать на его поцелуи? Хотя… он ведь совершенно спокойно смотрит в глаза ей, хотя занимается любовью еще и с какой-то Дарьей Александровной Сельвинской! Возможно, что и не с ней одной!
Как Мила ни уговаривала себя, что все сделала правильно, выдержать взгляды Олега в этот вечер так и не смогла. Сославшись на головную боль, она легла в постель виноватым лицом к стенке. Олег какое-то время еще послонялся туда-сюда по квартире и завалился к Миле под бочок, зарывшись лицом ей в волосы. Она не шевельнулась. Романец заснул первым, жарко дыша ей в шею. Может быть, у него все же чистая совесть? Если частный сыщик, Цебоев Владимир Юрьевич, это докажет, счастливее Милы не будет никого на свете. А Олег… Олег никогда не узнает, что она на полном серьезе подвергала его искренность сомнению. А говоря иначе – предала.
* * *В конце следующей недели, когда Мила уже начала радоваться тому, что Олег «никак не проявил своей симпатии к другой женщине», ей позвонил Цебоев и предложил встретиться. Мила согласилась и остаток времени до встречи с сыщиком провела в таком нервном напряжении, что у нее начали непроизвольно съезжать набок губы.
Вместо того чтобы сразу выложить Миле то, что выяснил, Владимир Юрьевич долго копался в ящиках стола, перекладывая туда-сюда какие-то бумаги, и даже поменял местами настольный календарь с пачкой ядовито-желтой бумаги для заметок.
– По-моему, вы тянете время, – дрожащим голосом заметила ему Мила. – Неужели то, что вы узнали, настолько ужасно?
– Нет, собственно, не ужасно… – ответил он и сложил ровной стопочкой журналы, которые до этого валялись на краю его просторного стола в полном беспорядке. – Просто Оружейной улицы в Петербурге нет.
– Как это нет?! – возмутилась Мила. – Я же видела адрес на конверте: Санкт-Петербург, улица Оружейная…
– В Петербурге есть улица Оружейника Федорова…
– Нет-нет! При чем тут какой-то Федоров? – возмущенно перебила его Мила. – Уж Федорова я запомнила бы…
– И, тем не менее, просто Оружейной улицы у нас нет. Можете сами посмотреть по карте города. – Владимир Юрьевич придвинул к ней толстый справочник.
Мила с ужасом взглянула на уже изрядно потрепанную книгу, отрицательно покачала головой и промямлила:
– То есть вы ничего не узнали…
– Нет… почему же… Вот посмотрите… – Цебоев достал из выдвижного ящика стола ту самую голубую папочку с надписью «Дело Ивиной Л.Л.» и извлек из нее пачку фотографий, которую протянул Миле. Она неохотно взяла ее в руки.
– Вы посмотрите, посмотрите, – вынужден был еще раз предложить ей сыщик, потому что Мила никак не могла заставить себя взглянуть на фотографии. Она очередной раз тяжело вздохнула и все-таки принялась перебирать яркие снимки:
Олег входит в подъезд дома.
Крупная кирпичная кладка, на которой табличка с надписью: «ул. Разъезжая 17». Не Оружейная…
Олег выходит из подъезда с миловидной женщиной лет тридцати.
Олег обнимает эту женщину и тянется губами к ее щеке.
Женщина обнимает Олега.
Они вместе садятся в его машину.
Олег с мальчиком-подростком стреляют в тире.
Олег с этим же мальчиком в кафе.
Олег, мальчик и все та же миловидная женщина лет тридцати идут по улице и улыбаются.
– Кто это? – прошептала Мила, ткнув пальцем в миловидную женщину.
– Это Кострикова Зоя Сергеевна, – охотно отозвался детектив, любовно оглядывая снимки.
– Зоя Сергеевна… – зачем-то повторила за ним Мила. – А где же Сельвинская Дарья Александровна?
– Дарья Александровна Сельвинская не зарегистрирована среди жителей Санкт-Петербурга.
– Как не зарегистрирована? – окончательно испугалась Мила. Неужели конверт и письмо ей примерещились на почве ужасающей ревности? Нет… этого не может быть… Гелька ведь тоже видела письмо… Она и газету с адресом конторы «Шерлок Холмс» подсунула…
– Не зарегистрирована, и все, – твердо ответил Цебоев. – Может быть, она живет без прописки? Снимает квартиру на птичьих правах?
– Я… я не знаю… А эта… Зоя… она кто? Любовница… – Мила с большим трудом произнесла это слово при постороннем, хотя уже сто раз проговаривала его мысленно. Сыщик сделал вид, что не заметил ее сорвавшегося голоса, и с удовольствием объяснил:
– Зоя Сергеевна Кострикова – бывшая жена Олега Станиславовича Романца. Разве он не сообщил вам, что был женат?
– Сообщил, но… В общем, он говорил, что женитьба была ошибкой юности, что они с бывшей женой не общаются…
– Как видите, общаются!
– А этот мальчик… он… – Мила не смогла закончить вопрос, но Владимир Юрьевич мгновенно пришел ей на помощь:
– А мальчик по имени Ваня приходится сыном Зое Сергеевне и Олегу Станиславовичу.
– Не может быть… – с трудом проговорила непослушными губами Мила.
– Похоже, что о сыне Романца вы слышите первый раз? – с легкой усмешкой спросил Цебоев, и Мила поняла, что беспристрастие гораздо больше шло его круглому лицу. Ей пришлось нехотя согласиться:
– Да… первый…
– И вас это сообщение не радует?
– Представьте, нет! – довольно зло ответила она.
– Но, к сожалению, это все сведения, которыми мы пока располагаем. – Владимир Юрьевич вытащил из напряженных пальцев Милы пачку фотографий и аккуратно вложил ее все в ту же голубую папочку с белой кнопкой.
– Пока… То есть… – начала она.
– То есть мы можем продолжить работу, если вы этого хотите.
– Я? Да… пожалуй, хочу… Конечно же, хочу! Мне непременно надо знать, сколько подобных… Зой Костриковых… Романец еще имеет за душой!
Мила поймала себя на том, что почти кричит. В сильном смущении она посмотрела в лицо Цебоева. Оно по-прежнему оставалось спокойным и невозмутимым. Чертов сыщик! Да разве можно заниматься своей работой настолько бесстрастно?! Хоть бы изобразил сочувствие, если уж не может его испытывать! Честное слово, Мила готова была бы приплачивать за неравнодушие! Может быть, ей следовало обратиться в другое агентство?
* * *Мила сидела на табуретке в собственной кухне в позе нахохлившегося несчастного воробья. Что же теперь делать? Как себя вести с Олегом? Сделать вид, что она ничего не знает? А что, собственно, ей остается? Если бы она прекратила следствие, тогда могла бы начать выяснять отношения. А раз дала добро на продолжение дела «Ивина против Романца», значит, должна помалкивать. Но как же это тяжко… Особенно невыносимо отвечать на его поцелуи и лживые уверения в любви. Он любит своего сына и, похоже, бывшую жену. На фотографиях Цебоева у Олега очень счастливая физиономия. Непонятно, зачем же он обманывал Милу, зачем врал, что не поддерживает отношений с бывшей женой… А может быть, это не он, а она дала ему отставку? Мужчинам всегда стыдно признаваться в том, что их бросила женщина. Может быть, Олег ходит следом за бывшей женой и умоляет о любви, а Милу держит про запас, на тот случай, если с Зоей Сергеевной Костриковой так ничего и не выйдет. И потом… с этой женщиной его сын… А Сельвинская? Кто же такая Сельвинская? И зачем Олег ей врет? Какая у него цель?
Пожалуй, есть смысл объявить Романцу, что она уезжает по делам своей «Ивы» в Москву. Он не удивится. Она уже несколько раз ездила туда к своей двоюродной сестре Маргарите, в маленьком бутике которой намеревалась продавать свои шали и палантины из ткани «Ива». Сестра даже предлагала начать отделывать собственные модели декоративными элементами из Милиной ткани. То есть она сразу приняла то, от чего почему-то отказывался Романец.
Точно! Вот и решение! Поездка будет наилучшим выходом из создавшейся ситуации! Мила не станет отсиживаться ни у родственников, ни у Гельки! Она действительно уедет! Действительно по делам! И не надо будет притворяться перед Олегом. Конечно, несколько странно уезжать перед очередным показом, в котором будет принимать участие Романец, но ничего… Она как-нибудь вывернется, придумает что-нибудь. А Цебоев пусть-ка расстарается в ее отсутствие!
Анастасия Романовна Терлеева остановила машину у своего подъезда и, чуть приподняв царским жестом подол длинного платья, взошла на крылечко. Как же она устала… Ноги еле держат… Надо переходить на более низкие каблуки… И вообще… куда-нибудь переходить… Ее все достало! Все эти тусовки, банкеты, презентации! Надоело изображать из себя светскую даму!
Да, она, Настя, уже набила руку на светской хронике! Да, она в приятельских отношениях со многими знаковыми фигурами питерского бомонда! Знакома, приятельствует, но… ненавидит! Как же она их всех ненавидит! Ненавидит и улыбается им широкой резиновой улыбкой! И пишет, пишет то, что они хотят, чтобы было напечатано! Один урод потребовал, чтобы она написала о его нетрадиционной ориентации. Уж она-то точно знает, какой он ориентации! Гнусный похотливый бабник, который не дает проходу ни одной женщине, независимо от возраста и внешней привлекательности! Он даже пытался присосаться к ней, Насте! Черта лысого он от нее получил! И никогда не получит! На спаде интереса к себе, как к певцу, решил привлечь публику другим способом. Отрастил волосы, осветлил их, заплел в косу, красит губы и ходит в обнимку с другим таким же идиотом. Настя делала снимки в его двухъярусной квартире, которую он срочно переоборудовал, чтобы была похожа на домик куклы Барби. Как же ее тошнило, когда она писала о его похождениях, которые он придумал и лично ей надиктовал. Но что делать? Настина еженедельная газета «О’кейная жизнь», многостраничная и шикарная, специализировалась именно на таких скандальных материалах. Конечно, Настя знает, что работает в желтой прессе, но в ней очень неплохо платят. Да что там говорить… За материал только об этом… козле… она получила такую кругленькую сумму, что… А еще она получает очень приличные деньги, если кое о чем не напишет. Уже не от редакции газеты, а от объекта, за которым охотится пресса. Все знают, фигурально выражаясь в условиях сплошной компьютеризации, какое острое у Насти перо. Эта паршивая «О’кейная жизнь» жирует именно на ее материалах, а потому шеф, Павел Петрович Ракитин, он же короткий ее приятель, никогда не противится, если Настя вдруг заявляет: «Об этом писать не будем!» Он знает, что у нее нюх на скандалы и она найдет, чем еще привлечь внимание читателей.
Войдя в свою квартиру, Настя обессиленно опустилась на кожаный диванчик, который недавно поставила в прихожей, запрокинула голову на мягкий валик его спинки и закрыла глаза.
А может, ну их – скандалы? Может быть, уйти в какую-нибудь приличную газету? Ее давно зовут в «Санкт-Петербургский листок»… Там только новости и внутренние дела города. Или, например, можно рвануть в журнал? Кстати, можно и в бабский, например в «Дамское счастье». Редакторша уже давно делает реверансы в ее сторону. Специфика, конечно, сходная с «О’кейной жизнью», но гораздо мягче. Пожалуй, есть смысл подумать над этим серьезно, но… не сейчас… Сейчас в душ…
Открыв горячую воду, Настя чертыхнулась. Вентиль остался у нее в руках. Пора менять сантехнику! Все проржавело к чертям собачьим! До чего же неохота всем этим заниматься: трубами, унитазами… Конечно, Настя давно могла бы купить себе другую квартиру. Конечно, не двухъярусную, как у того придурка с косой и неуемным сексуальным темпераментом, но на приличную однокомнатную в престижном районе наскребла бы. Она и сама точно не могла сказать, что ее удерживало в этом старом доме, где жили еще ее родители. Возможно, боялась, что в элитной новостройке с подземным паркингом и недремлющей охраной у входа она будет окончательно сражена «о’кейной» болезнью, симптомы которой иногда с ужасом у себя обнаруживала. Насте, например, страшно не понравилось, что ей не прислали приглашение на последний показ моделей женской одежды, во втором отделении которого состоится презентация новой коллекции Олега Романца. Ей, одной из самых известных светских журналисток, и не прислали! Возможно, это была чистая случайность. Да и по своему удостоверению Настя могла пройти через любой строй секьюрити на самое закрытое мероприятие, но получать приглашения – дело принципа и престижа. А уж от Романца – не столько престижа, сколько еще кое-чего… Впрочем, зачем же хитрить с собой? Ей нравится Романец… Очень… Собственно, из-за него она и отказалась покупать квартиру в том доме, на набережной, где ей предлагали… Олег переживал затяжной роман с Людмилой Ивиной, которая производила странные, необычные ткани. Ивина жила в доме, который стоял напротив Настиного. Романец иногда месяцами жил у свой возлюбленной, и Настя сквозь щелку в шторах могла наблюдать за движением теней в квартире Птички-Ткачика, как она называла Людмилу.
…Настя была знакома с Романцом года четыре, не раз писала о нем и его коллекциях огромные восторженные статьи. До Ивиной он менял женщин чуть ли не раз в месяц, поэтому Настя была уверена, что и роман с Ткачиком очень быстро изживет себя сам, как и все другие. Роман непредвиденно затянулся. Неужели Романец влюбился? Или того хуже – полюбил? Нет… Не может быть! Люди, подобные ему, не умеют любить. Они любят только свое дело, дифирамбы прессы, свет софитов и деньги. Деньги! А если учесть, что Птичка-Ткачик абсолютно ничего не представляет собой как женщина, то остается только гадать, чем она удерживает подле себя такого человека, как Романец.
Настя сделала все, от нее зависящее, чтобы завести с Олегом хотя бы интрижку. Она несколько раз заказывала у него туалеты для светских раутов. На примерку приходила в самом откровенном белье, которое специально для нее в единственном экземпляре производил дизайнер Сержик Шеховцов. За большие деньги, разумеется. Сержик, помешанный на сексе, как тот урод с косой, знал свое дело. У Романца непроизвольно ползли вверх брови, когда Настя перед ним раздевалась. Пару раз они даже провели вместе с Олегом несколько приятных часов. Романец досконально изучил эксклюзивные модели Сержика, а потом и то, что было ими слегка прикрыто. В общем, Олег уже почти был в руках у Насти, когда вдруг откуда-то вылетела эта неприметная Птичка-Ткачик. Ее ткани, конечно, были фантастическими, но Настя никогда не напишет полезной для Ивиной статьи. Вот хоть озолоти ее – не напишет. Эта Людмила должна тихо сгинуть. Нет-нет, никто не собирается ее убивать. Просто Настя про нее никогда не станет писать, а другие люди не дадут ходу ее тканям. Уже не дают. Талантливая Птичка-Ткачик, которая по недосмотру умудрилась взять пару таких престижных Гран-при, как Fashion-Week Saint Petersburg и «Поэзия классики», больше не продвинется к известности и на миллиметр. Разумеется, в Питере помимо «О’кейной жизни» полно других газет и журналов, но Ивиной кто-то уже давно перекрывает кислород. О ней не пишет никто. Настя даже не пыталась узнавать, в чем дело. Ей наплевать. Ей это на руку. Романцу, конечно же, досадно, что его любовницу не принимает столичная светская тусовка. А от досады до раздражения – один шаг. А там и до ненависти рукой подать. Главное – не торопить события.
Впрочем, вчера Настя решила их слегка подтолкнуть. Она будто бы по пути зашла перекусить в ресторанчик «Трактир», в котором Романец обычно обедал, поскольку он находился прямо напротив его «Силуэта» и славился хорошей русской кухней.
– Настена! Здорово! – Романец первым обратил на нее внимание и даже перебрался со своего столика к ней. – Какими судьбами?
– Да вот… заезжала в ювелирный салон, – ответила Настя, которая для правдоподобия даже купила в салоне, который находился рядом с «Трактиром», серебряный с чернью браслет.
Олег взял ее руку в свои ладони, взглянул на браслет и разочарованно протянул:
– Ну-у-у… Настя! Ты даже, извини, трусы носишь от Сержика Шеховцова, а браслет купила штампованный. Не эксклюзив. К чему бы это?
– Так… понравился… Ни у кого из светских львиц такого нет!
– А-а-а… если ты его купила, исходя из этих соображений, то, пожалуй, прямо в львиный глаз и попадешь! – рассмеялся Олег.
– Говорят, у тебя через два дня презентация… – Настя сменила тему разговора.
– Говорят… – буркнул Олег и засунул в рот чуть ли не полрасстегая, с трудом прожевал и добавил: – Можно подумать, что ты не знаешь об этом!
– Знаю, конечно, – согласилась она.
– Ну… надеюсь, статья будет… как всегда?
– Какая еще статья? – хитро прищурилась Настя.
– Не понял? – Романец не донес до рта вилку с пупырчатым солененьким огурчиком.
– Что же тут непонятного! Меня никто не приглашал на твою презентацию. – Насте было очень неприятно это говорить, и она изо всех сил старалась сохранить на лице независимое выражение.
– Как? – Олег положил вилку прямо на белоснежную скатерть. Под огурцом тут же начало расплываться мокрое пятно.
– Вот так!
– Ну… это просто недоразумение, которое мы сейчас же исправим!
– Да?! – усмехнулась Настя. – Ну! Валяй! Исправляй!