– На тебе костюм за восемьдесят долларов.
– За сто десять, – поправил Джо. – Скажем, что я твой босс.
Стул заскрипел снова, затем послышались шаги. Предупреждающе скрипнула дверь, когда Уолтер вышел из комнаты. Затем шаги раздались в коридоре, приближаясь к лестнице.
Билли потянулся к ножу.
Уолтер наверху вошел в ванную и закрыл за собой дверь.
Билли не нащупал ничего, кроме голой столешницы. Он поднял руку, взял пивную банку, сообразил, что Джо наблюдает за ним.
– Нож у тебя в чулане с инструментами. – Джо закинул лодыжку правой ноги на левое колено. – Там же и двадцать второй калибр из-за холодильника, другой двадцать второй с полки над тарелками, тридцать восьмой из-под дивана в гостиной, тридцать второй из спальни и «спрингфилд» из стенного шкафа.
Наверху в туалете зашумела вода.
– Если я не упомянул какое-то оружие, – сказал Джо, – ты теперь будешь гадать, нарочно ли я это сделал. В любом случае дело пойдет быстрее, если ты перестанешь думать о том, как добраться до ножа или пистолета, и просто ответишь на мои вопросы.
Билли отхлебнул пива, когда Уолтер вышел из ванной и прошел мимо лестницы. Дверь наверху снова заскрипела, на этот раз, когда он ее закрывал, затем послышалось шарканье стула.
– Спрашивайте, мистер Коглин, – сказал Билли.
– Просто Джо.
– Спрашивай, Джо.
– Кто тебя нанял?
– Я уже сказал, что меня не нанимали. Я только слышал о таком заказе. Тебе стоит опасаться Мэнка.
– Кто предложил работу?
– Король Люциус, но я подозреваю, заказ исходит не от него.
– Тогда от кого?
– Понятия не имею.
– Предполагалось, что ты сделаешь это в среду?
Билли в ответ лишь наклонил голову.
– Нет?
– Нет, – сказал Билли. – Во-первых, я не подписывался на такую работу. Мне ее даже не предлагали. Во-вторых, откуда бы тебе знать дату?
– Тут ты меня уел, – признал Джо. – Но я слышал, что заказ должны выполнить в Пепельную среду.
Билли засмеялся и отхлебнул еще пива.
– Что тут смешного?
– Ничего. – Билли пожал плечами. – Просто нелепо. Пепельная среда? Почему не Вербное воскресенье или Праздник древонасаждения? Когда мы хотим, чтобы кого-то не стало, мы обычно убиваем его в Самую Страшную Среду Саймона или Проклятую Прощальную Пятницу Питера. Господи, Джо, ты же член Комиссии. Ты ведь знаешь, как делаются такие дела.
Джо наблюдал, как Билли Кович допил свой первый «Шлитц» и проткнул дырки во второй банке. У него было такое открытое лицо, у Билли. Стоит посмотреть в такое лицо – и ты немедленно расслабишься. Оно было одновременно мальчишеским и старым, лицо типичного солидного представителя рабочего класса. Человека, который поможет вам с переездом, предложит после спрыснуть это дело, а в итоге еще и сам заплатит за вторую и третью кружку. Если такой человек скажет, что он школьный тренер по футболу, или механик, или держит скобяную лавку, вы только кивнете и скажете про себя: «Так я и думал».
Когда Король Люциус тогда в тридцать седьмом захотел передать послание, Билли Кович вывез Эдвина Мусанте в море, связал ему руки за спиной, связал ноги, исполосовал ему бритвой ноги и живот, а затем обвязал цепью под мышками. Эдвин Мусанте был живой и в полном сознании, когда Билли Кович спихнул его в воду, вытравливая цепь, и принялся неспешно кататься по заливу Тампы. В тот день на борту был Подрик Дин, который спустя пять лет и сам стал жертвой Билли Ковича, а тогда он рассказывал осипшим от ужаса голосом о том, что было, когда появились первые две акулы. О том, как они сначала осторожно попробовали по чуть-чуть, замерли, остановившись из-за пронзительных воплей Эдвина Мусанте. Но когда в сотне ярдов появились еще три акулы, две первые принялись отхватывать куски побольше. А когда все пять сошлись на месте безумной кормежки, Билли преспокойно выпустил цепь и направил катер в порт.
Теперь же Джо наблюдал, как он пьет пиво, этот парень с самым дружелюбным лицом, какое вам когда-либо доводилось видеть.
– Тебе не кажется, что этот слух пущен не случайно? – спросил Билли.
– Не понял.
– Да все ты понял, Джо.
– В смысле, кто-то хочет, чтобы я думал, что за мной идет охота?
– Именно.
– Зачем?
– Отвлечь тебя от чего-то, а самому заварить кашу.
– Но чего ради?
– Мне-то откуда знать? – Билли пожал плечами. – Я не из тех, кого приглашают на заседание совета и разъясняют зачем да почему. Я рабочая пчелка. – Он поднял пустую банку. – Которая сейчас подохнет от жажды. Ничего, если я возьму еще банку?
Марстон, частный сыщик, нанятый Джо, наблюдал за домом несколько дней и доложил, что Билли каждый вечер выпивает ровно две банки пива. Три – никогда.
Джо сказал ему об этом.
Билли кивнул:
– Обычно – да, я выпиваю только две банки. Но когда напротив меня, в моем же доме, сидит человек с пистолетом, а мой сын до сих пор не спит… Человек, уверенный, что меня наняли его убить… Тут невольно захочется отступить от правил. Дать тебе пиво?
– Давай, – согласился Джо.
Билли подошел к холодильнику, пошарил на полках:
– Мне кажется, тебе не помешало бы немного потолстеть. Я прав?
– Не знаю, может, пара фунтов и не повредила бы. У меня нет весов.
– Нужно бы приобрести. Ты всегда был склонен к худобе. Отлично выглядишь.
Обе его руки вынырнули из недр холодильника с банками. Он поставил их на стол. Закрыл холодильник. Потянулся за открывалкой.
– Сколько уже твоему сыну? – спросил он.
– Девять, – ответил Джо.
Первая банка зашипела, когда он проткнул дырку.
– Немного младше моего.
– Я слышал, Уолтер очень умный.
Билли толкнул банку пива к Джо и так и засветился от гордости.
– Учителя советуют ему пропустить восьмой класс и сразу переходить в старшие. В католическую школу в Тампе. Можешь себе представить?
– Мои поздравления.
Билли дважды ткнул открывалкой в свою банку и поднял ее, провозглашая тост:
– За наших детей.
– За наших детей.
Джо выпил. Билли выпил.
– Ты заметил, как в один прекрасный день отчетливо проявляется характер ребенка? – спросил Билли.
Джо кивнул.
Билли мягко улыбнулся и покачал головой:
– И они приказывают тебе как родителю: «Не делай этого, не то у тебя вырастет такой-то ребенок» – или: «Не делай того, не то твой ребенок станет таким». А правда в том, что они еще в утробе матери такие, какие они есть.
Джо кивнул, соглашаясь, и они выпили. Наступившее затем молчание было приятным.
– Я сочувствовал тебе, когда услышал про твою жену, – сказал Джо. – Ну, еще тогда.
– Да, помню, ты приходил на поминки, – кивнул Билли. – Спасибо. А я сочувствовал тебе, когда услышал про твою жену. Я пришел бы на похороны, только меня не было в городе.
– Я так и понял. Ты прислал цветы.
– Я заказываю у флориста на Темпл-Террас. У них красивые букеты.
– Да.
– Не возражаешь, если я покурю?
– Я не знал, что ты куришь, – сказал Джо.
– Я скрываю это от сына. Говорят, ему вредно из-за астмы, а сам он ненавидит этот запах. Но время от времени, скажем так, в трудные моменты, – он засмеялся, и Джо засмеялся тоже, – позволяю себе штучку «Лаки».
Джо сунул руку во внутренний карман, достал пачку «Данхилла» и серебристую «Зиппо»:
– У тебя есть пепельница?
– Конечно. – Билли поднялся и подошел к ящику кухонного стола. – Можно?
Джо кивнул.
Билли открыл ящик. Он сунул в него руку, стоя спиной к Джо, а когда развернулся обратно, у него в руке была небольшая стеклянная пепельница. Он поставил ее на стол. Задвинул ящик.
– Никто не хочет твоей смерти, Джо. Это глупо.
– Значит, ты придерживаешься теории, что кто-то затеял со мной игру.
– Да, чтобы поставить всех на уши.
Билли снова сел на свое место и улыбнулся Джо через стол.
Джо открыл пачку «Данхилла» и предложил Билли.
– Это что?
– «Данхилл». Английские.
– Потрясно выглядят.
– Еще бы.
– Но я люблю «Лаки». Всегда любил.
Джо ничего не сказал, все еще держа протянутую пачку.
– Можно я…
– Чего?
– Достану свою пачку «Лаки Страйк»?
Джо убрал руку:
– Пожалуйста.
Наверху негромко скрипнул стул.
Билли подошел к одному из подвесных шкафчиков. Открыл его, обернулся на Джо через плечо. Джо ничего не увидел на полках, кроме банок с крупами и пары кофейных чашек.
– Держу сигареты подальше, чтобы сын не узнал, – сказал Билли. – Мне придется запустить туда всю руку.
Джо кивнул.
– Нет ни единой причины, Джо. – Он засунул руку в шкаф, роясь в правом углу.
– Какой причины?
– Кому-то тебя убивать.
– Значит, ты считаешь, это просто глупые слухи. – Джо слегка передвинулся влево.
– Подозреваю, что так.
Билли вынул руку из шкафчика чуть быстрее, чем сунул туда, Джо заметил, как свет кухонной лампочки отразился от какого-то металлического предмета в руке Билли, и он выстрелил Билли в грудь. То есть он целился ему в грудь, но пуля ушла выше и пробила Билли кадык. И Билли соскользнул по буфету и осел на пол, веки у него безумно трепетали, взгляд сделался голодным и сумасшедшим.
Джо посмотрел на серебряный портсигар у него в руке. Билли откинул крышку большим пальцем, показывая Джо ряд белых коротких сигареток «Лаки Страйк».
– Не повезло, – сказал Джо.
Веки Билли перестали трепетать, рот сложился в букву «О», когда челюсть отвисла, закрывая вырванное горло. Джо вылил свое пиво в раковину, сполоснул банку, прежде чем положить ее в карман пиджака. Вытер кран кухонным полотенцем, им же нажал на ручку задней двери. Полотенце он убрал в другой карман и вышел из дома.
Прошагал по улице к своей машине, бросил пиджак на заднее сиденье. Снял шляпу, положил на пассажирское место, затем закрыл машину и двинулся обратно по Обиспо, только по противоположному тротуару. Привалился к телефонному столбу, глядя на светящееся окно комнаты Уолтера Ковича.
Спустя несколько минут он закурил. Он понимал, что ведет себя как умалишенный, во всяком случае как крайне неосторожный человек. Ему бы быть сейчас миль за десять отсюда, за двадцать.
Он думал обо всех детях, которым предстоит расти без отцов только из-за того, что существуют люди, подобные ему. Его собственный сын лишился матери из-за работы Джо. Десять лет назад, в самый кровавый день в истории мафии Тампы, между полуднем и полуночью были убиты двадцать пять человек. Из них по меньшей мере десять были отцами. Если Джо умрет завтра или послезавтра, его собственный сын останется сиротой. У деловых людей вроде него было одно правило: никогда не трогать семью. То было святое правило, номер два в своде правил, а номером первым было: делать деньги везде, где только возможно. Благодаря этому правилу они верили, что чем-то отличаются от животных. У них есть этика. Есть предел жестокости и эгоизму.
Они уважали семью.
Однако правда заключалась в несколько ином. Они действительно не уничтожали семьи. Они их ампутировали.
Он ждал, когда погаснет свет в комнате Уолтера Ковича, ему хотелось удостовериться, что у ребенка будет еще одна, последняя, спокойная ночь. После того как обнаружит в кухне тело отца, на какое-то время он лишится спокойствия, а заодно и спокойного сна.
Завтра утром Уолтер Кович, двенадцатилетний мальчишка, который хочет перескочить через восьмой класс, спустится вниз и увидит своего отца на кухонном полу с разорванным горлом. Лужи крови будут черными и липкими. Над ними будут кружить мухи. Уолтер не пойдет в школу. К этому времени завтра вечером собственная постель будет казаться ему чужой. Родной дом станет незнакомым местом, где бродят призраки. Он будет не в состоянии есть, даже прикоснуться к еде. Он никогда больше не поговорит с отцом. Возможно, он никогда не узнает, почему у него отняли отца.
Так же как не узнает его сын, если Джо вскоре суждено погибнуть.
Есть ли у Уолтера Ковича тетя или дядя, которые смогут его взять? Бабушка с дедушкой? Джо понятия не имел.
Он снова поднял глаза на окно. Свет до сих пор горел.
Было уже поздно. Джо решил, что мальчик скорее всего заснул прямо за столом, прижавшись щекой к страницам учебника.
Джо сошел с тротуара и двинулся по проезжей части к машине. Когда он отъезжал, на улице стояла тишина, даже собака не залаяла, чтобы отметить его отъезд.
Глава семнадцатая Архипелаги
Понедельник, 8 марта 1943 года, два дня до Пепельной среды.
Билли Кович лежал в морге, и Джо удивился, проснувшись с ощущением, что он теперь в еще большей опасности, чем прежде. Потому, когда позвонил Дион и принялся убеждать его, что сколько бы телохранителей ни приставил к нему Рико, дом все равно не может считаться безопасным местом, Джо сдался быстрее, чем ожидал его друг.
Через час они с Томасом уже выехали из Айбора и направились к Диону. Томас развернул утреннюю газету, положив верхнюю половину на приборную панель, а нижнюю – себе на колени. Над сгибом – битва в море Бисмарка. Ниже, в правом углу – смерть Билли Ковича, диспетчера службы такси, подозреваемого в связях с криминальным миром.
– Что такое архипе-гал?
– Что? – Джо удивленно поднял глаза на сына.
Томас кивнул на газетный лист.
– Ахри-пелаг? – произнес он на этот раз.
– Архипелаг, – поправил Джо.
– Ну да.
– Скажи теперь сам.
– Архипелаг, – медленно произнес Томас.
– С первой попытки. – Джо легонько стукнул сына по коленке. – Молодчина. Так называется группа островов.
– Почему бы просто не называть это группой островов?
– Почему бы не называть дюжину двенадцатью предметами? – улыбнулся Джо. – А пса – собакой?
– А гиппопотама – бегемотом?
– А детей – ребятами?
Джо знал, что когда они с сыном начинают эту игру, она может затянуться на целый день, а у него уже заканчивались подходящие пары.
К счастью, Томас отвлекся.
– Новая Гине-я?
– Новая Гвинея.
Томас повторил и это, и снова получилось с первой попытки.
Газеты уже два дня только об этом и трубили: дядя Сэм и ВВС Австралии со всей яростью обрушили священный гнев на японский морской конвой у архипелага Бисмарка. А в сегодняшних репортажах сообщалось, что новая битва только что завязалась у острова Бугенвиль, в группе Соломоновых островов.
– Ну, им там уж точно покажут что почем, правда?
– Я хочу когда-нибудь стать солдатом.
Джо едва не врезался в бордюрный камень.
– Правда? – переспросил он непринужденно.
– Угу.
– Зачем?
– Сражаться за свою страну.
– А твоя страна станет сражаться за тебя?
– Не понимаю.
– Ты знаешь, почему мы живем в Айборе?
– Потому что у нас там хороший дом.
– Верно, – сказал Джо. – Но еще потому, что это единственное место, где кубинцы могут жить, не ощущая себя людьми второго сорта. Надеюсь, ты понимаешь, что значит «второй сорт»?
Томас кивнул:
– Не самый лучший.
– Именно так. Вот твоя мама жила здесь, и к ней относились так, словно она второго сорта. Она не имела права заходить в большинство ресторанов и гостиниц. Знаешь, что было бы, если бы она пошла в кинотеатр в центре? Ей бы пришлось пить из питьевого фонтанчика для цветных.
Джо говорил об этом осипшим голосом.
– И что же? – спросил Томас.
– А то, что эта страна была не рада твоей матери.
– Я знаю, – сказал Томас, хотя Джо видел, что его сын слегка ошарашен. Джо раньше никогда не рассказывал ему о раздельных питьевых фонтанчиках.
– Знаешь?
Томас смотрел теперь широко раскрытыми глазами, отчего боль в них стала еще заметнее.
Джо решил сменить тему.
– Кстати, какую страну ты имел в виду?
– Какую страну?
Джо покивал:
– Да, эту или Кубу?
Томас долго смотрел в окно, так долго, что они успели доехать до поместья Диона, миновали пост охраны у парадных ворот и покатили дальше по дорожке, обсаженной пальмами и магнолиями, когда он снова заговорил. Джо раньше никогда не задавал сыну этого вопроса, потому что боялся услышать ответ. Грасиэла была чистокровной кубинкой. Ее бабушка и тетки были кубинками. Первые два класса Томас отучился в Гаване. По-испански он говорил так же запросто, как по-английски.
– Эту, – сказал он. – Америку.
Ответ настолько изумил Джо, что он забыл выжать сцепление, когда они подъехали к дому Диона, и машина зафыркала, прежде чем он перевел рычаг на нейтралку.
– Твой дом Америка? – уточнил Джо. – Мне казалось…
Томас покачал головой:
– Куба – мой дом.
– Я ничего не понимаю.
Томас потянулся к дверной ручке, и выражение его лица явственно говорило, что лично ему все понятно.
– Но Америка стоит того, чтобы за нее умереть.
– Я ведь только что рассказывал тебе, как Америка относилась к твоей маме.
– Я знаю, – сказал Томас. – Но, папа…
Он пытался осмыслить все это, отчего жестикулировал энергичнее обычного.
– Так что же? – спросил в итоге Джо.
– У всех свои недостатки, – ответил Томас и открыл дверцу.
Как только Томас вылез из машины, Дион распахнул дверь дома. В углу рта у него уже торчала сигара, это в восемь-то утра. Он молча сграбастал Томаса посреди патио и понес его, прижимая к бедру, словно буханку хлеба, так они и вошли в дом.
– Я слышал, ты болел.
– Дядя Ди, отпусти меня.
– Ты не похож на больного.
– Я не болен. У меня была ветрянка.
– Я слышал, ты был похож на клоуна из цирка.
– Неправда.
Джо вошел в дом вслед за ними, их шутливый диалог почти развеял ощущение опасности, нараставшее целое утро, а если подумать, то, наверное, целый месяц. То не была опасность, исходившая только от убийцы, хотя он немало думал о нем. То не была опасность, исходившая от призрачного мальчика, хотя он боялся очередного появления этого жуткого существа сильнее, чем хотел бы признаться себе. То была всеобъемлющая опасность, от которой нет спасения. В последние месяцы его не покидало чувство, что весь мир перестраивается и демоны-рабы без устали трудятся день и ночь, перекраивая, придавая ему новую форму. Эти демоны-рабы трудились в преисподней, не прерываясь даже не сон.