Время пришло - Кирилл Казанцев 3 стр.


Фаустов швырнул трубку и несколько мгновений сидел неподвижно, закрыв лицо ладонью. Потом пробормотал:

– И такая дребедень целый день… Ну, что за народ, ей-богу, элементарных вещей не понимают, – поднял голову и удивленно уставился на активно потеющего Жирницкого, застывшего в позе ожидания. – А-а, ты еще здесь… Плохи дела, Александр Яковлевич, – как-то загадочно и не очень оптимистично вымолвил мэр. – Ты же у нас продвинутый в плане этой чумы двадцать первого века – Интернета?

– Мы все немного продвинутые, Пал Палыч, – пробормотал Жирницкий. – Прогресс шагает семимильными шагами… А вы о чем?

– Иди к себе, – поморщился Фаустов. – Войди в Y-Tube, набери свою фамилию и наслаждайся. А потом доложишь свои соображения… если не надумаешь к тому времени повеситься в сортире. Топай-топай, не задерживай, – он неприязненно покосился на покрывающегося восковой бледностью подчиненного.

Когда за Жирницким закрылась дверь, Пал Палыч нервно закурил, встал, поколдовал у бара, стенки которого были стилизованы под книжный шкаф (хрен догадаешься, пока не захочешь вытащить «книжку»), заправился рюмашкой коньяка и подошел к окну, из которого открывался живописный вид на южную часть города. Всегда, когда он хотел расслабиться, отвлечься от текущей чернухи, он обозревал свои владения, которыми управлял без малого девять лет. Два срока на посту мэра, и на последних осенних выборах он как представитель правящей партии, как единственный человек, способный управлять городским хозяйством, набрал восемьдесят процентов голосов избирателей. Кто-то возмущался, мол, вранье, подкуп, административное давление, фальсификация… Пошли они к черту – эти «видные оппозиционные лидеры» со своими прихлебателями! Двадцать лет уже возмущаются – то громче, то тише. В наше время с вилами на Кремль уже не ходят. Он четко выполняет линию партии и рекомендации из столицы, он идеальный руководитель, знает, как держать народ в узде и убеждать его, что живет он значительно лучше, чем десять, двадцать, тридцать лет назад (народ, разумеется, а не мэр). Городок, расположенный к северо-западу от Москвы – где фашисты сломали зубы в сорок первом, – добился невиданных успехов за годы правления нынешнего мэра. И ему плевать, что, проведи сегодня честную избирательную кампанию, он не набрал бы и пятнадцати процентов голосов. Эта чернь сама не знает, чего хочет. Очевидно, бардака, анархии и полного разложения. Кто изжил в городе организованную преступность? Кто построил красивые дома, посадил деревья, привел в Качалов иностранных инвесторов, дав работу сотням местных голодранцев?.. Он созерцал из-под сурово сдвинутых бровей раскинувшийся по обоим берегам реки город – прибежище восьмидесяти тысяч неразумных двуногих. Мэрия располагалась на возвышенности, а кабинет Фаустова – на последнем этаже недавно возведенного современного здания. Под окнами рассекал город и убегал за Издрю центральный Петровский проспект – застроенный приличными зданиями, утопающий в зелени. Левее – городской парк, правее – центральная площадь Героев Труда с пятью историческими, хотя и страшноватыми монументами, очевидно, тех самых, замученных трудом, героев. Площадь так и называлась в народе – «У пяти голов», перехлесты центральных улиц – Гостинодворская, улица Красная Ель, Ростовская, Левитана, Вишневая. Порядок, чистота, здания с претензиями на «купеческие», тротуары, а где-то и проезжая часть вымощены брусчаткой. В километре от мэрии с запада на восток протекала Издря, плутала между живописными холмами, блестела на солнце. В северной, правобережной, части располагались два городских района – Октябрьский и Советский (в последнем и находился городской центр с административными зданиями). На левом берегу один крупный – Кировский. Два моста через Издрю – был один, второй ввели в эксплуатацию с помпой два года назад. На юге, там, где обрывалась городская черта, чернел лес. На севере – коттеджные поселки, знаменитые Качаловские озера и самое живописное из них – Лебединое, вокруг которого было сломано столько «экологических» копий… Прилегающие к реке кварталы были застроены современными домами, белели маковки Вознесенской церкви, выделялись рослые очертания КРАС-банка, бизнес-центра «Качалов-Плаза», недавно отгроханной гостиницы о пятнадцати этажах. Не все еще ладно в этом городе, кто же спорит, имеются серьезные проблемы. Все эти трущобные окраины, особенно в Кировке, занюханный частный сектор, портящий вид, имеет место безработица, лихорадит предприятия. Но проблемы решаются! Кто тут осмелится возразить, что это не так?


Господину Жирницкому было нечем дышать. Он покрывался пятнами, хрипел и не мог протолкнуть в легкие нужное количество кислорода. Он судорожно рвал удавку галстука, вертел сдавленной шеей. Доходило долго, как посылка по «Почте России», но когда дошло… Будьте вы прокляты – технические достижения! Ему и в голову не могло прийти, что один из этих ублюдков будет снимать его позор на камеру, а потом полученное видео в отличном качестве выложат во всемирную сеть на всеобщее обозрение! Теперь понятно, почему их с супругой так усердно высвечивали фонарями! Впрочем, как раз супруга-то в кадр не попала, чтоб она сдохла. Заголовок к ролику разил наповал: «Господин Жирницкий, начальник отдела мэрии Качалова по вопросам землепользования и недвижимости. Жулик и вор. И дата». Жалкое существо в промокших пижамных штанах, с упитанным брюшком, тряслось и потело от страха. Блестящий пот перемешивался со слезами. Это подобие человеческого индивидуума… это не он! «Не стреляйте, пожалуйста… – бубнило существо, к виску которого был приставлен вороненый глушитель. – Я сделаю все, что вы скажете… я согласен на все… я могу вас обеспечить на всю оставшуюся жизнь…» Голос злоумышленника, искаженный модулятором, звучал отчетливо и недвусмысленно: и про «приговор», и про то, что он может спасти свою жизнь, сделав «правильный» выбор – либо Светка, либо он. Умоляла Антонина Геннадьевна, предлагая себя вместо дочери. «Мы ценим ваш душевный порыв, Антонина Геннадьевна», все такое… Осталось пять секунд, осталось две секунды… «Света… пусть будет Света!» – «Уточните, пожалуйста, Александр Яковлевич… скажите членораздельно…» И он говорит: на всю эту гребаную планету! – «Я хочу, чтобы вы убили мою дочь, а меня оставили в живых…»

Далее следовали изумленные Светкины глаза, когда рука в перчатке потрепала ее по плечу, и она проснулась. Испуг, ручонки, прижатые к сердцу. Бегущие кадры – вот она уже одета и сильно озадачена. Лестница, веранда, ноги, бегущие по дорожке. И сверкающая фраза поперек экрана: «Она жива! Мы не воюем с невиновными!»

Чиновнику было дурно. Он хватал воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Долбаный Интернет! Отменить, уничтожить! Что за изуверство? Вот так, одним махом, уничтожить все, что он с таким упорством возводил! Им бы, сукам, сунуть дуло в рожу и последить за реакцией! Еще и не такого наговорят! Неужели не понятно, что он испугался, не смог сориентироваться в сложной ситуации и вовсе не такой, каким его пытаются представить! Он им еще покажет…

Жирницкий захлопнул крышку ноутбука, сорвался с места, чтобы выпить воды, схватил бокал со стола. Зажужжал мобильник – дыхание перехватило, бокал выпал из онемевшей конечности и разлетелся на мелкие осколки…

– Александр Яковлевич? – осведомился искаженный ненавистный голос. – Нам кажется, вы не слишком усердствуете в сборе денег.

Он сдулся, как воздушный шар! Все, что хотелось выпалить из всех стволов, вдруг колом встало в горле, ободрало чувствительные стенки, и он закашлялся, как чертов туберкулезник! Собеседник терпеливо ждал.

– Вы расстроены, Александр Яковлевич? У вас неприятности? Сожалеем, но все вышесказанное остается в силе. В десять вечера вы должны доставить сумку с деньгами по адресу Бетонный проезд, 10. Это Кировский район, рабочая окраина. Задняя стена монтажного цеха разорившегося завода железобетонных конструкций. Вы должны помнить это предприятие, его объявили банкротом четыре года назад. Триста человек вышвырнули на улицу – без уведомления, выходного пособия, без элементарных объяснений. Площади продали неким ингушским товарищам, сумевшим превратить за четыре года процветающее предприятие в замечательный склад. Вы принимали живейшее участие в прибыльной афере, неужто не помните? А деньги разделили – между подельниками и старшими товарищами по партии. Тогда-то вы и были замечены и переведены на хлебную должность… Итак, ровно в десять. Между цехом и заброшенной котельной располагается свалка черных металлов. Там имеется трансформаторная будка. Поставите сумку за будку и проваливайте к чертовой матери.

Абонент разъединился. А чиновник пытался сосредоточиться, взять себя в руки, родить элементарную мысль. Преступники не идиоты, должны понимать, что деньги им не светят, тогда что это значит? В указанном квадрате практически открытое место, а вокруг такое нагромождение бывших промышленных строений, что в них легко можно запрятать весь ОМОН великой страны…

Абонент разъединился. А чиновник пытался сосредоточиться, взять себя в руки, родить элементарную мысль. Преступники не идиоты, должны понимать, что деньги им не светят, тогда что это значит? В указанном квадрате практически открытое место, а вокруг такое нагромождение бывших промышленных строений, что в них легко можно запрятать весь ОМОН великой страны…


Лучшие умы полицейского департамента обдумывали план предстоящей операции. Несколько человек только что вернулись из окрестностей завода, где проводили рекогносцировку местности, и рисовали на ватмане план увиденного. «Квест какой-то, – шутил остряк. – Если пройдем – получим премию». Подполковник Кудесник, терзаемый недобрыми предчувствиями, потирал щетинистый подбородок – он сегодня впервые в жизни забыл побриться!

– Товарищ подполковник, я, кажется, понял, что они собираются предпринять! – прозрел вдруг самый молодой, но подающий надежды оперуполномоченный Ляпов, и физиономия его в эту минуту озарилась светом ЗНАНИЯ. Все повернулись, угрюмо уставились на младшего товарища: дескать, высовывайся, да не усердствуй, толпа не прощает выскочкам успеха.

– Говори, – соизволил Кудесник, не имеющий собственного плана и достигший высот в деле присвоения себе заслуг подчиненных.

– Смотрите, – Ляпов схватился за карандаш и принялся чиркать по белому листу. – Вот это Бетонный проезд. Безлюдное место, а в десять вечера и подавно. Здесь задняя сторона цеха и через дорогу задняя сторона цеха. Там можно спрятаться, но туда еще нужно добежать. Так же и до свалки – метров сорок открытого пространства. Что мы имеем – одну лишь трансформаторную будку?

– Так сами не слепые, – проворчал Кудесник. – Видим. И что – будем бегать вокруг будки?

– А вот здесь, – оперативник с торжественным видом ткнул в проезжую часть неподалеку от будки, – крышка канализационного колодца. Лично наблюдал час назад. Под землей давно все высохло, никаких нечистот, но проходы, разумеется, сохранились, и ими можно воспользоваться, если заранее проложить маршрут. Затеряться в коммуникациях, а потом вылезай на поверхность где угодно. Нам просто людей не хватит, чтобы перекрыть все лазейки. Да мы о них и не знаем, чай, не диггеры какие-нибудь…

– Подожди, – задумался Кудесник. – Ты полагаешь, что похитители могут возникнуть из-под земли?

– Конечно, товарищ подполковник, – физиономия паренька озарилась простодушной улыбкой. – У них было время там все изучить и проторить дорожку для отхода. Представляете, ОМОН засядет повсюду – в цехах, за свалкой, да хоть на облаке! Фигурант подвезет сумку с деньгами, поставит за будкой, тут же выпрыгнет черт из колодца – ему пробежать всего два шага, – хвать и тикать обратно в свое подземелье! И мы остаемся с носом – как пить дать не догоним!

– А что, дельно бухтит молодой, – неохотно признался капитан Махрышкин – начальник уголовного розыска. – Возможно, так они и собираются действовать. Ведь разумно же, товарищ подполковник? Я и сам об этом только что подумал… И что ты предлагаешь, Ляпов?

– Время еще есть, – заволновался оперативник. – Посадим в колодец наших людей – хватит четверых. Ну, у которых желудки сильные… Пусть спрячутся там. Мы даже до греха не доведем, схватим злоумышленников еще на подходе. Ведь нечего нам терять, верно? Пусть они сидят там, в колодце, хуже не будет.

– Ну, что ж, – состроил скептическую гримасу Кудесник. – Давайте попробуем. Молодец, парень. Если сбудется, как говоришь, быть тебе генералом полиции. Одно меня во всем этом смущает…

– Да, товарищ подполковник, – с готовностью выпрямился Ляпов.

– Фамилия у тебя какая-то не к добру…


Все происходило стремительно, в лучших традициях заморских боевиков. Сумерки сошли на «постиндустриальную» зону. Облачались в полумрак бетонные заборы, унылые строения заброшенных цехов и мастерских. Поднявшийся ветер гонял по колдобистому проезду полиэтиленовые мешки. Из полумрака показалось неровно дышащее тело. Оно тащило что-то тяжелое. Доковыляло до одиноко мерцающей трансформаторной будки, поставило за нее сумку и припустило обратно в сумрак. И вдруг образовалось гудение мотора – тяжелое, надрывистое. Из бокового проезда, который никто не догадался перекрыть, вырулил здоровенный «ЗИЛ»-самосвал и, гремя незакрепленным кузовом, рыча простуженным мотором, помчался к строению номер десять! Казалось, он проедет мимо. И вдруг резко затормозил – и встал, наехав передним колесом на крышку того самого люка! Водитель заглушил двигатель. Люди, сидевшие в засаде, затаили дыхание. Происходило что-то странное. Открылась дверца, и на подножку выгрузилось невнятное существо в живописном одеянии бомжа. Оно неспешно, переваливаясь с ноги на ногу, а главное, не глядя по сторонам, обошло кабину, взгромоздилось на бампер и распахнуло крышку капота. Понять, что существо выводит из строя двигатель, чтобы машина не смогла тронуться, и сдвинуть ее с люка сможет лишь аналогичная, не меньше массой машина, довелось не сразу. Существо спрыгнуло, отряхнуло ладони… и вдруг быстрее лани метнулось за трансформаторную будку! Схватило сумку, отвесило сокрушительный пинок! – и нарезанные из бумаги «куклы» разлетелись по проезжей части! Донесся дьявольский смех, и в следующее мгновение существо уже удирало со всей прыти по Бетонному проезду к погружающимся в сумрак цехам! Пышное отрепье реяло по ветру. Спохватилась группа захвата, очнулся старший.

– Взять его! – и не менее десятка бойцов, гремя доспехами, «сверкая блеском стали», посыпались из укрытий на улицу. Они уже неслись вдогонку, перебрасывая автоматы за спину: приказ был строг – брать живым. А существо вдруг притормозило, прыжком развернулось и стало стрелять с обеих рук. Выстрелы были какими-то тихими, ненастоящими. Позорный травматик, плюющийся резиновыми пулями! Детский сад! Да разве остановит доблестный ОМОН такое, прости, господи, оружие?

Первому бегущему пуля угодила в шлем. Загудело в голове, ноги заплелись, он шмякнулся на пятую точку, сорвал с головы шлем, завертел вихрастой макушкой, пытаясь вспомнить, кто он такой и чего хотел. Второму комочек резины попал в незащищенную коленку, он взвизгнул не по-мужски, повалился на бок, зажал руками пострадавший сустав. Третьему – в бедро и дважды. Боец споткнулся, ослепленный болью, свалился ничком и пробороздил носом полтора метра волдыристого асфальта.

Существо в отрепьях припустило дальше, а омоновцы подавили замешательство, сомкнули ряды и, ругаясь, как портовые грузчики, припустили за ним. Расстояние между добычей и охотником сокращалось. Существо вдруг юркнуло в узкий проулок, взметнув напоследок живописным рубищем. Группа захвата прибавила шаг, чертыхаясь, отдавливая друг другу пятки, омоновцы вкручивались по одному в тесный проход, топали дальше. С двух сторон возвышались кирпичные стены, ни одного выступа, ни одного окна. Поворот – и вновь глухие стены. Бегущий в авангарде заметил, как существо юркнуло влево, и возликовал:

– Парни, там закрытый двор! Мы в нем нариков в прошлом году брали! Теперь-то не уйдет! Он сам себя в западню завел!

Люди одобрительно гудели, нетерпеливо подталкивали бегущих впереди. Еще один поворот. Проход расширялся, мерцал просторный двор, заваленный бесхозным хламом. Возвышались бетонные заборы, перемахнуть через которые было сложно даже цирковому акробату. Сквозной арочный проход, завершающийся свисающей над головой горизонтальной трубой, омоновцы по одному забежали в замкнутый двор, наполненный тишиной и покоем…

Они растерянно озирались – со всех сторон возвышались унылые стены, теряющие кладку и штукатурку, рослые конструкции бетонных ограждений. Пусто. Единственная дверь оказалась заваренной – в чем и убедился метнувшийся к ней боец. Неуютно становилось омоновцам, головы кружились от беспрестанных вращений. Увидеть призрака, как выясняется, ерунда. По-настоящему становится не по себе, когда призрак исчезает…

– Смотрите, колодец! – обнаружил вдруг кто-то щербатую чугунную крышку в двух шагах от выхода из арки. Он бросился к ней, и остальные туда же. Опять колодец! А подбежав, обнаружили, что рядом с колодцем валяется груда тряпья, уж очень похожая на ту, в которой видели злоумышленника!

– А ну, навались! – скомандовал старший, и люди сгрудились вокруг люка, чтобы сдвинуть крышку. Все, очевидно, подумали об одном: люк уже был открыт, ждал своего героя, тот скинул тряпки, нырнул… а крышку за ним задвинул не кто иной, как дух святой…

– Мужики, кончайте тупить! – дошло до самого сообразительного. – Вы как это себе представляете? Он бы не успел! Мы же на пятки ему наступали! Прекращайте чудить, ей-богу! Серега, давай отбой, эту крышку уже лет десять никто не поднимал!

Но омоновцы продолжали кряхтеть, тужиться. Уж коли взялся за гуж, так раззудись, плечо…

Самый сообразительный ворочал извилинами. Он не мыслил столь прямолинейно, как товарищи, мог позволить себе простор фантазии. Злоумышленник точно побежал сюда. Но во дворе его нет – за разбросанными поддонами и чугунными болванками трудно спрятаться взрослому человеку. Труба тянулась вдоль стены, слегка свисая под аркой, когда они забежали на «оперативный простор». Если этот черт такой ловкий, то почему ему не подпрыгнуть, схватившись за трубу, не сделать подъем-переворот, забросить ноги вместе с туловищем – и уже там… Три секунды для физически развитого человека – и выбегающие из-за поворота омоновцы его уже не видят!

Назад Дальше