– Хоть убей, не понимаю, чего от меня сержант хочет! – в отчаянии пробормотал за завтраком Синица. Он вошел в столовую, когда завтрак уже заканчивался, и устало плюхнулся на табурет, ставя на стол тарелку с гречкой. Вид у солдата был помятый и несчастный.
– Что, опять придирается? – сочувственно спросил Денис.
– Да койка моя ему не нравится! Я уж чего только не делал, а все «не ровно»! Кантик какой-то начесывать надо, оказывается, а как его начесывают…
– Табуреткой, Синица; странно, что тебе в учебке не объяснили! – усмехнулся Денис.
Этот пресловутый кантик порой снился ему по ночам – нет-нет да и прорежется сквозь сон сиплый голос сержанта Игуменова: «А ну, салаги, почему матрац сваленный?!» Проблемы с койками обычно решались в первые недели пребывания призывника в армии. У Синицы этот процесс по непонятной причине затянулся. Может, дело не столько в самой койке, сколько в беззащитности паренька? Денис знал, что до его появления Синице здорово доставалось – и от начальства, и от сослуживцев, которые считали его слабым и мягкотелым. Синицу воспитывала одна мать, рвавшая жилы сразу на трех работах, а ведь в семье были еще малолетние дети, поэтому отправку в армию он сначала воспринял как избавление от чувства вины за то, что сидит на шее матери. Парень хотел пойти работать сразу после девятого класса, но она настояла на том, чтобы он окончил десятилетку – тем более что у него неплохо получалось учиться. В армии он был сыт, по крайней мере, но во всем остальном для Синицы пребывание здесь являлось сущей пыткой – до тех пор, пока не появился Денис.
– Табуреткой? – недоуменно пробормотал Синица, глядя на него. Денис тяжело вздохнул.
– Ладно, покажу после пробежки. Если живыми вернемся.
Это замечание имело под собой веские основания: сержант отлично бегал – поговаривали, что он мастер спорта по легкой атлетике. Поэтому Строев справедливо полагал, что все, доступное ему самому, должно быть доступно и остальным солдатам. Утренняя пробежка стала своего рода пугалом для всех, кто служил на заставе: она длилась не менее двух часов и больше напоминала марафон, чем часть обычной зарядки. Поначалу даже Денис, находившийся в прекрасной спортивной форме, едва дотягивал до финиша, испытывая реальное кислородное голодание – чего уж говорить о тех, кто не имел такой серьезной подготовки. Возможно, сержанту Денис приглянулся не только потому, что они оказались «земляками», но и потому, что он не ныл, как другие, напрягая последние силы в попытке не отстать от легконогого Строева.
В целом распорядок дня на заставе был вполне сносным. Утром в шесть часов подъем. За полчаса требовалось заправить кровати, почистить сапоги и умыться. У Строева, помимо пресловутого кантика, имелся еще один бзик, придуманный, наверное, еще Петром Первым и бережно хранимый сержантом. На одеялах, чтобы не путать голову и ноги, было три полосы, и они должны были быть строго выровнены при помощи нитки. На шерстяных одеялах также полагалось делать небольшой начес, чтобы получался прямой угол. Если солдат «вел себя хорошо», то Строев делал послабление и разрешал начесывать кантик только с одной стороны (той, которая ближе к проходу), потому что проверяющие смотрят на койки только с одной стороны. В остальных же случаях Строев придирался, как мог. Затем – утренний осмотр, во время которого каждому служивому в очередной раз доказывалось, что он – дурак и что ему ничего не принадлежит. В кармане у солдата может быть только записная книжка, носовой платок и расческа. Если там оказалось еще что-нибудь, нужно это выбросить. Если солдат этого не понимал, сержант объяснял каждый день до «полного усвоения». После непреложного процесса утреннего осмотра начиналась зарядка, включающая знаменитую пробежку Строева. Во время краткого отдыха Денис в редкую минуту откровенности спросил у сержанта:
– А тебе не страшно, что все тебя ненавидят за эти пробежки?
– Знаешь, что говорит по этому поводу Изюбрь? – вместо ответа задал вопрос Строев. Денис уже понял, что слова капитана Руденчика являлись для их сержанта своего рода устной Библией и не подлежали обсуждению. Сам Изюбрь, видимо, был для Строева тем же, чем Кутузов для русского войска во время войны двенадцатого года!
– Так вот, – продолжал сержант, – он говорит, что солдат без ненависти – что пушка без ядра. В случае войны отсутствие ненависти у солдата – минус для всей армии. Пусть себе ненавидят, главное, чтобы в спину не пальнули… А ты ведь за этим присмотришь, верно?
И Строев устремил взгляд на Дениса, у которого от этого по позвоночнику пробежал неприятный холодок.
– У вас уже такое случалось? – ответил он вопросом на вопрос, затаив дыхание из страха, что Строев может в чем-то его заподозрить.
– С чего ты взял? – удивленно спросил тот.
– Слухи…
– Ноги бы оборвал этим слухам! – после небольшой паузы отозвался сержант.
– Так, правда, что ли?
– От несчастных случаев никто не застрахован.
Словосочетание «несчастные случаи» прозвучало как-то особенно неуверенно из уст Строева, но Денис решил дальше не искушать судьбу. Сержант сам продолжил разговор.
– Недавно двое тут друг друга замочили, – сказал он, закуривая сигарету и предлагая Денису. Тот взял, хотя не курил с третьего курса.
– Прямо-таки?
– Угу. Большинству салажат нельзя в руки давать оружие – либо сами убьются, либо кого-нибудь порешат ненароком!
– У них, что, махач был?
– Да шут их знает – я ж при этом не присутствовал… Только ты, гляди, никому не сболтни: начальство решило дельце замять, а то и так Комитет солдатских матерей наседает!
– Само собой!
– Еще, говорят, комиссию какую-то назначили: якобы с заставы много ходоков в последние годы.
– Дезертиров, в смысле?
– В этом самом смысле, – кивнул сержант, выдувая из ноздрей дым.
– И что, правда, много таких?
– Слухи… На моем веку всего два было. Один убег, похоже, за кардон: его вещички нашли у самой границы. А второй вот недавно свалил – до сих пор ищут.
– Он тоже – к китайцам?
– Без понятия! Может, к ним, а может, и в Хабаровск подался, там поездом можно до дому добраться.
– Но его же ищут?
– Ищут-то ищут, – передернул плечами Строев, – да вот только кто ж его найдет? Тю-тю наш бегунок, у мамки с папкой под бочком отсиживается уже да калачи жует! Ну, ладно, бойцы, двинули! – скомандовал он, мгновенно оказавшись на ногах. Солдаты, стеная, начали нехотя подниматься.
* * *В скором времени вновь пришлось наведаться к селянам. За мной снова приехал Матвей, и помощь, как выяснилось, понадобилась ему самому – вернее, его матери.
– Она на седьмом месяце, – пояснил парнишка так запросто, словно каждый день имел дело с беременными женщинами. – Вроде все в порядке, УЗИ делала в Хабаровске месяц назад, но что-то в последнее время нервы у нее расшатались – боится ребенка потерять.
– А что, такое случалось?
– Да сплошь и рядом! – пожал плечами Матвей.
Когда я увидела его мать, Зою Сергеевну, то сразу поняла, что имел в виду парнишка. Женщине едва-едва исполнилось сорок, но выглядела она на все пятьдесят с гаком – сказывались частые беременности. Ее муж, охотник, уходил в лес на целые недели, а по возвращении начинался «медовый месяц» – мужчиной Илья Гаврилович был темпераментным. В условиях отсутствия хорошей медицинской помощи и возможности часто обследоваться многие беременности заканчивались выкидышами. Тем не менее у Матвея было шесть сестер и два брата, все младше его – это ли не доказательство того, что человек умеет приспособиться к любым, даже самым неблагоприятным условиям!
– Что-то мне боязно, – жаловалась Зоя, сразу же попросившая не употреблять отчество в общении с ней. – Два последних раза я детей потеряла, не хотелось бы… Вы уж извините, что беспокою!
– Да нет, что вы! – возразила я. – Это правильно – особенно если есть подозрения.
– Собственно, никаких подозрений нет, но муж-то мой на охоте, поэтому до Хабаровска мне не добраться.
– А я предлагал отвезти тебя на отцовской машине! – возмутился Матвей.
– Ага, на отцовской! – закивала мать. – А права мы тебе по дороге купим, да? Сиди уж, сопливец, пока восемнадцать не стукнет!
Обиженно засопев, Матвей забился в угол и замолчал.
– Взрослым себя считает, поди ж ты! – усмехнулась Зоя, глядя на меня. – А у вас дети есть?
– Да, сын. Вернее, два сына, – тут же оговорилась я, чем вызвала изумление собеседницы.
– То есть вы не знаете точно?
– Знаю, конечно, – рассмеялась я. – У меня один родной сын, но есть еще сын моей подруги. Она… умерла.
– Понятно, – серьезно кивнула Зоя. – А ждете кого?
– В смысле? – теперь уже я не поняла.
– Ну, мальчика или девочку?
Я почувствовала, что краснею. Господи, что, все уже замечают?!
– Да вы не волнуйтесь, – поспешила успокоить меня Зоя. – Просто, знаете, с моим-то опытом… Так кто родится?
– Да вы не волнуйтесь, – поспешила успокоить меня Зоя. – Просто, знаете, с моим-то опытом… Так кто родится?
– Не знаю, честно говоря, – стыдясь собственных слов, ответила я. Еще несколько недель назад я была почти уверена в том, что никто не родится вообще, но теперь, возможно, пришло время узнать?
– А и бог с ним! – махнула рукой Зоя. – Сюрприз – это всегда приятно. А отец ведь не с заставы, да? Просто Матвей говорил, что вы недавно приехали, на время.
– Нет, отец нездешний, – подтвердила я.
– Как же он вас отпустил в такую глушь?! – в ужасе воскликнула Зоя.
– Он еще не знает.
– Ну вы, городские, даете! – развела она руками. – А как потом объяснять-то станете, что тяжеленькая? Вот вернетесь домой беременная, а ведь не откуда-нибудь, а с заставы, где одни мужики, – что муж-то скажет?
– Муж у меня тоже врач, – ответила я, смущенная той легкостью, с которой эта женщина вторглась в мою жизнь, причем в самую сокровенную ее часть. – Он все поймет.
– Вы уж извините, – вдруг спохватилась Зоя, с тревогой глядя на меня. – Я не хотела вмешиваться, просто здесь все друг друга знают, и каждый новый человек…
– Все нормально, – улыбнулась я. – Давайте вас осмотрим, ладно?
Через десять минут мы уже пили чай с медом и оладьями в компании детей. Я ужаснулась тому количеству выпечки, которое с утра успела приготовить Зоя, но потом, увидев всю семью за столом в сборе, поняла, что ни кусочка не пропадет!
– Как вам здесь, Агния? – поинтересовалась Зоя. – Не скучно?
– Да что вы, скучать не приходится! – ответила я. – Вот, к примеру, на днях ваш сын возил меня к бабе Мане.
– А, да, он говорил, – закивала женщина. – И как она? Бедняжка, совершенно одинокая – ни души родной в целом мире!
– Матвей говорил, что селяне ей помогают?
– Бывает, а как же, – согласилась Зоя. – Только у всех же свои дела. Здесь не город, с утра до вечера собственной работы полно – еле управляемся! Так что к старушке редко заглядываем. А теперь, когда с ней несчастье случилось, и вовсе тяжко бабе Мане придется!
Ну, похоже, Зоя зря волнуется: кто-то явно не бросает пожилую даму в беде, и доказательством этому служит промокшая от пота футболка в ее огороде.
– Ничего, – сказала я, – постараюсь почаще ее навещать. Может, даже сегодня вечером сумею…
– Нет-нет, лучше не стоит! – тут же прервала меня Зоя, и я заметила, что на ее лицо набежала тень.
– Почему?
– Не надо в темноте бродить – неправильно это.
– Да тут же застава рядом! – возразила я. – Кто рискнет разбойничать при таком соседстве?
– Да мама вовсе не про разбойников говорит! – вставила одна из старших девочек, сделав перерыв в жевательных движениях.
– Ешь давай! – нахмурилась Зоя. – Не болтай почем зря!
– И все-таки что вы имели в виду? – спросила я.
– Да ТОГО, КТО ЖИВЕТ В ОЗЕРЕ, что же еще! – ответил за Зою младший из мальчиков – кажется, его звали Егором, если я правильно запомнила.
Моя рука замерла в полете, так и не донеся оладью до рта.
– Не берите в голову – дети, – пожала плечами Зоя, тщетно пытаясь перевести разговор на другую тему.
– Ничего не «дети»! – возмутилась первая девочка. – Ма, ты же сама все время говоришь, чтобы мы возле озера не шлялись, а к бабе Мане как раз через озеро – самая короткая дорога!
– Это правда, – впервые за долгое время подал голос Матвей. – Но я Агнию Кирилловну по тракту вез.
– Вот и правильно! – сказала Зоя. – Этот путь хоть и длиннее, зато безопаснее.
– Безопаснее? – переспросила я.
Весь этот разговор казался мне эпизодом из «Сонной лощины», но тот факт, что история об озере и живущем в нем чудовище при мне упоминалась уже во второй раз за короткий отрезок времени, настораживал.
– Вы только не волнуйтесь понапрасну, – вздохнула Зоя, поняв наконец, что избежать объяснения не удастся. – Люди говорят.
– Послушайте, Зоя, неужели вы и в самом деле верите в существование какого-то там чудовища?! – воскликнула я.
– Ну, верю – не верю, а факты говорят сами за себя, – пожала плечами мать большого семейства.
– А куда Борька-дурачок делся, а? – спросила другая сестра Матвея, помладше. – Его ведь так и не нашли!
– Борька уехал в Хабаровск, – авторитетно заявил еще один мальчик, сильно похожий на Матвея. – Жениться!
– Жениться?! – изумилась старшая девочка. – Да кому же он нужен, дурак-то такой?
– Он сам сказал, что хочет ехать жениться! – упрямо ударил ложкой по столу ее братишка. – Всем рассказывал…
– Это правда, – тихо подтвердила Зоя. – Пропал наш Борька – как сгинул!
– И вы решили, что его чудовище съело? – скептически вздернула я бровь.
– Да чудовище никого не ест! – вставил Егорка. – Вернее, оно только внутренности пожирает, если кого поймает, а тело выплевывает – вот!
– Что за чушь! – пробормотала я, качая головой.
– Конечно, чушь, – улыбнулась Зоя, как мне показалось, через силу. – Давайте-ка лучше я вам еще оладий положу?
Выйдя меня провожать, Зоя сказала:
– Обещайте мне, Агния, что все-таки не станете одна через лес ходить – особенно мимо озера, хорошо?
– Хорошо, – кивнула я. – Только, Зоя, я не понимаю, как такая здравомыслящая женщина, как вы, может в эти бабушкины сказки верить? Думаете, вы первая, кто рассказал мне эту историю? Да я уже от солдат на заставе слышала о ТОМ, КТО ЖИВЕТ В ОЗЕРЕ! Слухи распространяются со скоростью света, и вы этому только способствуете.
– Несколько месяцев назад, – заговорила Зоя, глядя куда-то мимо меня, в сторону леса, – тут кое-что произошло. Есть у нас один старый охотник, Петр Макарыч. Он охотился неподалеку от озера и что-то там нашел…
– И что же такое он нашел? – недоверчиво спросила я.
– Он толком не рассказывал, потому что заставское начальство просило зря языком не чесать, но, когда выпил как-то раз крепко, рассказывал о могильнике на берегу озера.
– О… могильнике?!
Мой интерес заметно возрос, как только речь зашла о трупах.
– Я больше ничего не знаю, – быстро сказала Зоя. – Только Макарыч утверждал, что теперь верит в существование чудовища и за несколько километров озеро обходит!
– А вы не подскажете, где живет ваш охотник?
Зоя устремила на меня удивленный взгляд.
– Зачем вам?
– Хочу поподробнее узнать, как рождаются местные легенды.
Женщина пожала плечами.
– Так вон там он и живет, – махнула она рукой в сторону леса. – Его домик отсюда не видать, но, если напрямки, то минут десять ходьбы. Только сейчас его нет – на охоте он: они с мужем часто вдвоем уходят. Раньше чем через пять-шесть дней не вернутся! Так мы договорились – насчет озера?
* * *– А где же наш Коротков? – поинтересовалась я у майора Губанова на следующее утро, не застав «шланга» в койке. – Полегчало ему?
– Ага, полегчало! – хмыкнул командир медсанчасти. – Не знаю, куда он делся: сестры его с вечера не видели. Вот вернется – сразу получит пять нарядов… Больной, м…ть его! Прошу прощения, конечно, – тут же извинился он за матерные слова, но по виду майора было ясно, что он нисколько не сожалеет о сказанном. И он тут же нашел, на ком выместить свою неудовлетворенность:
– Вот вы, Агния Кирилловна, у нас человек новый, а не слушаете, что вам говорят: я вас предупреждал, что таким, как Коротков, потворствовать нельзя, они потом на голову садятся!
– Не понимаю, о чем вы, Игорь Сергеевич, – устремила я на него свой фирменный взгляд под названием «оскорбленная невинность». – У парня было серьезное повреждение ступни…
– Совести у него повреждение! – фыркнул Губанов. – Все служат, как люди, а такие, как этот… В общем, чего сейчас говорить: не вам, а мне перед командованием отчитываться за отсутствующего бойца!
– Ну, будем надеяться, что он появится, – примирительно сказала я. – Куда он отсюда уйдет и как далеко?
– Может, и не далеко, Агния Кирилловна, – вздохнул Губанов, – но не надо забывать, что здесь армия, а не богадельня или детский сад! Мужики должны служить – так положено по закону, и увиливать от сей обязанности не позволено никому.
С этими словами он показал мне спину и занялся заполнением документов. Майор был не самым приятным в общении человеком, но дело свое знал назубок. Наверное, непросто балансировать между врачебным долгом и необходимостью подчиняться командиру! Интересно, а как справлялся с этим Андрей? Видимо, не слишком хорошо, ведь так и остался в чине полковника, несмотря на все свои боевые и врачебные заслуги, а мог бы стать генералом: у него всегда плохо обстояло дело с подчинением дуракам.
Губанов попросил не болтать об исчезновении Короткова – когда вернется, мол, тогда и будем решать, что с ним делать. У медсестры Оли насчет пропажи солдата имелись свои соображения, коими она и не замедлила со мной поделиться, как только мы остались наедине:
– Баба у Короткова в поселке. Он, думаю, и сюда прискакал вовсе не из-за ноги – просто хотел улизнуть по-тихому, а из санчасти это сделать легче, чем из казармы, ведь там сержант не дремлет.