– Что же теперь будет? – с тревогой глядя на меня, полушепотом спросила баба Маня.
– Пока не знаю, – честно ответила я. – Но не волнуйтесь, я ничего никому не скажу, пока не поболтаю с Арсеном лично. Что он сам вам рассказал?
– Да ничего он не рассказывал! – отмахнулась пожилая женщина. – Сказал, что ищут его, что убить хотят… Попросил приютить, а взамен обещал помогать – и помогал ведь, как помогал, касатик!
– Погодите, баба Маня! – зацепилась я за ее слова, произнесенные ранее. – Арсен сказал вам, что кто-то хочет его убить?
– Точно так и сказал, – кивнула старушка. – Только он ничего не объяснял, как я ни просила.
– Баба Маня, а почему он домой-то не вернулся? Его родители, наверное, места себе не находят, не знают, что и подумать!
– Я Арсенчика спрашивала… Понимаешь, дочка, он боится возвращаться. Во-первых, его ищут, а без документов уехать из Хабаровска официально у него все равно не получилось бы…
– Но есть ведь, в конце концов, автостоп!
– Далековато ехать. Кроме того, он опасается, что дома его станут искать в первую очередь.
В этом определенно была доля правды, но родители Арсена сделали бы все возможное, чтобы спрятать сына, если ему и в самом деле что-то угрожает.
– Напуган он очень, – продолжала тем временем баба Маня. – Видать, что-то на заставе произошло такое… Кстати, он спрашивал про двух своих приятелей каких-то, тоже с заставы… Не помню имен.
– Макаров и Бероев?
– Вроде бы да! – лицо старушки просветлело. – Кажется, он так и говорил – Макаров и, по-моему, Бероев. А вы что-то о них знаете?
– Что именно он спрашивал?
– Ну, просил в поселке поспрашивать, не видел ли их кто.
Так, значит, Арсен не в курсе гибели своих приятелей? Может, поэтому он и не торопился уехать домой – их дожидался?
– Баба Маня, – сказала я, – мне очень, ну просто ОЧЕНЬ нужно поговорить с Арсеном! Когда он появится, скажите ему, что я его не выдам, но у меня имеются сведения о его товарищах.
– Правда? – округлила глаза моя пациентка.
– Правда-правда. Значит, скажете?
– Конечно скажу, дочка, – заверила меня старушка. – Только вот сомневаюсь я, что Арсенчик теперь появится!
– Ну, попытка не пытка. А есть у вас хоть какие-то предположения насчет того, куда он мог пойти?
* * *– Ну, где вас носит, а?! – рявкнул Строев при виде Дениса с Синицей.
– А что такое? – насупился Синица. – Мы в законном увольнении находились!
– Изюбрь рвет и мечет, злой как черт!
– А чего так? – спросил Денис. – Хотя, с другой стороны, по-моему, это его обычное состояние…
– Один помирает.
– Что?! – воскликнул Синица, и его круглое веснушчатое лицо осветилось радостной улыбкой: несмотря на то что парень, как и Денис, числился в кинологическом подразделении, он до смерти боялся собак, а Один был для него таким пугалом, из-за которого жизнь на заставе каждый день казалась Синице мучением – и это несмотря на то, что пес ни разу даже не посмотрел в его сторону.
– Что случилось-то? – поинтересовался Денис. В отличие от Синицы, он любил животных – даже тех, которые не отвечали ему взаимностью, и лично против Одина он ничего не имел.
– Змея его укусила, – ответил Строев. – Как назло, ветеринара сейчас в Казаково нет – уехал в Хабаровск, а в медсанчасти никто пальцем не пошевелит ради спасения собаки.
– Где он?
– Кто?
– Пес, кто же еще!
– Да тебе-то зачем? – удивился сержант.
– Хочу посмотреть.
– Он в вольере, с Изюбрем. Но не советую сейчас с ним связываться!
Не обратив внимания на предупреждение, Денис быстрым шагом направился к вольерам. В одном из них он действительно обнаружил капитана. Тот полулежал, опершись на локоть, рядом с вытянувшимся во всю свою немалую длину Одином и что-то шептал ему на ухо. Язык собаки имел темный цвет и почти вывалился из пасти, глаза закатывались, а живот тяжело поднимался и опадал. Денис заметил, что сокращения эти как минимум в два раза реже обычных.
– Что еще?! – раздраженно рявкнул Руденчик, метнув злобный взгляд на стоящего у распахнутой дверцы Дениса.
– Товарищ капитан, разрешите доложить… – начал он, но Изюбрь прервал его:
– Проехали, рядовой! Вернулся так вернулся – дуй в казарму.
– Товарищ капитан…
– Ну?
– Можно я осмотрю Одина?
Руденчик в искреннем изумлении поднял на Дениса глаза.
– Ты? Осмотришь?!
– Он все равно помирает, так? – резонно заметил Денис. – Думаю, беды не будет, если я хотя бы попытаюсь что-то предпринять.
Руденчик с минуту помолчал, прикусив нижнюю губу.
– Ладно, рядовой… Агеев, – сказал он, поднимаясь с пола, устланного соломой, и отряхивая ее остатки с кителя. – Рискни.
Опустившись на колени, Денис осмотрел распухшую лапу.
– Сколько времени прошло? – спросил он у капитана.
– С полчаса, наверное…
– Гремучки здесь не водятся, кобры – тоже, – пробормотал Денис. – Скорее всего, это была гадюка, которую Один нечаянно потревожил. Вы вводили ему что-нибудь?
– Н-нет, – пробормотал капитан. – Я спросил у Губанова, но он…
– Саму змею вы не видели? – не дослушав, перебил Денис.
– А что, это имеет значение?
– Размер – вот что имеет значение. Понимаете, чем больше змея, тем крупнее ее ядовитые железы и тем больше количество выделяемого яда. Вы знаете вес Одина?
– Сорок кило.
– Так… Это хорошо. Синица, – обратился он к застывшему по другую сторону решетки приятелю, – беги в медсанчасть. Там увидишь те… новую докторшу, Агнию Кирилловну. Попроси у нее сыворотку и еще… Возьми, пожалуй, пару одеял – надо как следует укрыть Одина – и перекись водорода.
– Перекись? – удивился Синица.
– Промыть место укуса.
– Выполнять, рядовой! – рявкнул Руденчик на Синицу, и тот, вздрогнув, кинулся прочь.
– Будем надеяться, что Одину досталось не так уж много яда, – бормотал между тем Денис. – Змеи обычно расходуют его экономно и стараются сохранить резерв. Один сам сюда пришел?
– Нет, – ответил Руденчик. – Я принес его на руках.
– Это правильно – так вы избежали ускорения кровообращения…
– Я сразу же уложил его на пол и не давал вставать, – кивнул капитан. – Думал, может, обойдется?
– У человека – могло бы, – согласился Денис, осматривая место укуса. Один при этом приоткрыл один глаз и жалобно заскулил: сейчас он совершенно не походил на того грозного стража заставы, которого Денис привык в нем видеть. – У людей бывают сухие укусы, не требующие никакого вмешательства, но не у собак, к сожалению. Дайте воды, товарищ капитан!
Руденчик мгновенно передал ему миску Одина, и Денис, аккуратно придерживая пса, позволил ему напиться.
– Может, надо было отсосать яд…
– Ни в коем случае! Не дай бог, у вас ранка окажется во рту, а яд знаете как здорово через слизистую всасывается?
– Эта сыворотка… она опасна? – спросил Руденчик.
– Не существует безвредных медицинских препаратов, товарищ капитан, – честно ответил Денис. – По-хорошему, доза сыворотки должна соответствовать степени отравления. Беда в том, что в наших условиях выяснить все с точностью до миллиграмма не представляется возможным. Превышение дозы может вызвать анафилактический шок.
– А ты уверен, что сумеешь рассчитать правильно?
– Если не попытаться, Один умрет, – твердо ответил Денис.
– Хорошо, – тяжело вздохнул Руденчик, ероша ежик волос на макушке. – Делай как знаешь… И будь что будет!
* * *Денек выдался умопомрачительный. Сначала мы пытались найти пропавшего «шланга» так, чтобы об этом никто из начальства не прознал. Наши усилия не увенчались успехом: парень пропал бесследно. Днем на заставу заехал Матвей, и я попросила его выяснить, нет ли Короткова там, где предсказывала Оля, – у его деревенской зазнобы. Парень удивился, сказав, что девушка вот уже две недели как гостит у родственников, а потому солдат никак не мог уйти к ней. Складывалась весьма неприятная ситуация, как ни крути, требующая доклада Акиньшину, поэтому Губанов ходил злой и всячески пытался оттянуть неприятный момент. Потом прискакал Синица от Дениса и потребовал змеиную сыворотку, перекись водорода и еще кучу всего – оказывается, Одина укусила гадюка, и, конечно же, Денис не смог пройти мимо. Я испугалась, что он своими знаниями может нас выдать, поэтому решила отправиться на выручку – тем более что мысль о страдающей собаке все равно не давала бы мне покоя весь день! К счастью, предположение Дениса в отношении змеи и доза, которую мы вместе прикинули, помогли псу. Уже через несколько часов он, шатаясь, поднялся с соломенной подстилки и отправился обходить территорию – поразительная выносливость! Но Руденчик-то тоже не лыком шит и непременно начнет задаваться вопросом, откуда это рядовой Агеев так здорово управляется с лекарствами? Любо-дорого было смотреть, как ловко Дениска орудовал ампулами и шприцем, какими профессиональными движениями ставил укол… У нас так и не получилось поговорить, чтобы придумать какое-нибудь путное объяснение!
А затем я получила еще одну порцию новостей, причем оттуда, откуда вовсе не ожидала, – от Леонида Кадреску, патологоанатома ОМР.
– Агния, как отдыхается?
Он, как и Андрей с Никитой, находился в курсе того, что я соврала мужу о своей поездке в Хабаровск «к подруге», но я никак не думала, что Кадреску станет хохмить – не такой он человек. Когда я впервые увидела Леонида, чья внешность представляла собой сочетание обложки глянцевого журнала для женщин и живого воплощения графа Дракулы, у меня возникло к нему чувство крайней неприязни. Впоследствии оказалось, что Кадреску – не только один из самых дельных и знающих людей, с которыми мне доводилось сталкиваться в жизни, но и человек устойчивых принципов, что в наши дни встречается едва ли не реже, чем профессионализм. Поначалу я решила, что Леонид напрочь лишен чувства юмора: он редко улыбался, а смеющимся я его не видела за все время общения ни разу. На самом деле юмор вовсе не был чужд патологоанатому, однако его проявления порой могли шокировать неподготовленного собеседника. Шутил Кадреску зло и метко – вот почему я удивилась, услышав от него такую простую фразу, напоминающую обычную дружескую подколку.
– Просто чудно! – в тон ему ответила я. – Погода отличная, люди замечательные – ни дня без приключений!
– Что-то по делу есть? – поинтересовался патолог. Я вкратце рассказала, что мне удалось выяснить.
– Очень странно, – проговорил он медленно. Слышимость, несмотря на огромное расстояние, была хорошей, и создавалась иллюзия того, что Леонид находится в том же помещении, что и я. – И как теперь искать этого беглого Арсена?
– Не знаю, – вздохнула я. – Но что-нибудь придумается – так всегда бывает. Спорю на что угодно, вы позвонили не для того, чтобы справиться о моем здоровье!
– Кстати, о здоровье, – не идя у меня на поводу, сказал Кадреску. – Вы там не слишком перенапрягаетесь, надеюсь?
– В смысле? – встревоженно уточнила я.
– Ну, в вашем положении…
– Да вы-то откуда знаете?!
Я была поражена: никто не знал о моей беременности, кроме Лариски и заведующей моим отделением в больнице, но предполагать, что Охлопкова рассказала о нашем разговоре Кадреску, было бы глупо – они ведь даже не знакомы!
– Я все-таки врач, Агния, – обиженно ответил Леонид на мой вопрос. – Хоть и имею дело в основном с покойниками, но живые мне тоже небезразличны.
– И как давно вы догадались?
– Недавно. С некоторых пор юбки стали обтягивать вас несколько сильнее обычного, а формы, как бы это поточнее выразиться…
– Достаточно, Леонид! – взмолилась я. – Хорошо, вы меня поймали: я беременна.
– Мои поздравления. А позвонил я вам, чтобы сказать, что мы тут, в тылу, тоже без дела не сидим.
Как обычно, Кадреску молниеносно сменил тему.
– Неужели вам удалось заполучить разрешение на эксгумацию Ивана Смолянинова?
– К сожалению, нет: даже нашей организации это не по зубам, как Лицкявичус ни старался. Может, если бы он находился не в Америке, а на нашей территории… В любом случае это сейчас не так важно, как то, о чем я собирался сказать. Мне удалось раздобыть результаты вскрытия Макарова и Бероева. В них обнаружились несоответствия, да такие, каких любой мало-мальски опытный патолог ни за что не допустил бы! На этом основании я сделал запрос в прокуратуру, и мне дали разрешение на эксгумацию тел парней.
– Какой молодец! – искренне восхитилась я. – И что?
– Очень интересные результаты я получил – прямо-таки сенсационные, если выражаться языком СМИ.
– Не томите же!
– Судя по выводам военно-медицинской патолого-анатомической службы, ребята застрелили друг друга по глупой случайности. Однако характер ранений, а главное, осколок пули, обнаруженный мною в голове Макарова, это опровергает.
– Их убил кто-то еще?
– Бероев и Макаров друг в друга не стреляли. Если они и были вооружены, то, скорее всего, «АК-47», а никак не китайскими снайперскими винтовками.
– Какими винтовками?!
– Ну, если вам и в самом деле интересно, QBU-восемьдесят восемь компоновки буллпап, выпущенная китайской государственной корпорацией Norinco в конце восьмидесятых. Для стрельбы из этого оружия применяются винтовочные патроны калибра пять целых восемь десятых на сорок два миллиметров, точнее, их специальный вариант с более тяжелой пулей с бронебойным сердечником. Эта винтовка – первый серийный образец линейки стрелкового оружия с использованием нового китайского патрона, разработанного в качестве альтернативы советскому патрону пять целых сорок пять на тридцать девять миллиметров и натовскому пять целых пятьдесят шесть на сорок пять миллиметров. Высокоточной QBU-восемьдесят восемь не назовешь, но от нее этого и не требуется: она рассчитана для применения в низших звеньях войсковых подразделений на дистанциях до восьмисот метров. Я выяснил, что она состоит на вооружении армии и полицейских подразделений Китая.
– Погодите, Леонид, я не понимаю: у ребят, что, были китайские винтовки?
– Вы меня не слушаете, Агния! – рассердился Кадреску. – Я говорю, что их убил тот, кто находился на расстоянии до восьмисот метров от них – тот, кто пользовался этим оружием, снайпер! Если бы солдаты убили друг друга, они стреляли бы практически в упор, и любой патолог легко определит, что это не так. Кроме того, Бероев получил пулю в левую часть груди, а Макаров – в затылок. Это означает, что в них стреляли из одного и того же места, поэтому одному выстрел пришелся спереди, а второму – сзади, так как по отчету очевидцев, приложенному к экспертизе, в момент гибели парни сидели лицом друг к другу.
– То есть, – медленно произнесла я, – Костика и Бероева убили из китайской снайперской винтовки, которая не состоит на вооружении российской армии, а используется военизированными подразделениями КНР, так?
– Именно. В каждом случае – только один выстрел, и это – работа профессионала.
* * *Сигнал тревоги прозвучал около четырех утра, но Денис даже не пошевелился: предыдущий день, несмотря на увольнение, вымотал его так, что, казалось, он не сможет почувствовать себя отдохнувшим раньше чем через неделю. После спасения Одина Руденчик учинил Денису форменный допрос. Он хотел знать, откуда у солдата столь глубокие познания в медицине. Врать, что он научился всему на родительской ферме, не имело смысла: по бумагам, Денис призывался из Питера, и сведения о нем, за исключением возраста, почти полностью соответствовали действительности – Лицкявичус решил, что так будет легче – не придется постоянно изворачиваться. Пришлось сказать, что он учился в ветеринарном институте, но был отчислен со второго курса – потому и в документах информация об этом отсутствовала. Затем Руденчик пожелал узнать, за что Дениса отчислили… Получасовая беседа с капитаном отняла у него полжизни, и он только и мечтал о том, как бы поскорее добраться до койки. Да еще и мысль о неожиданной встрече с Ожеговым не давала покоя: что же все-таки он делал в компании того китайца?
Денис почувствовал, как трясется его койка, вибрируя всеми своими железными составляющими. Подняв голову, он увидел спину сержанта Строева, идущего по рядам и методично стучащего бейсбольной битой по ножкам кроватей. Шум стоял такой, что едва не заглушал сирену. Делать нечего, пришлось подниматься. Когда Строев повернулся, Денис заметил, что что-то неладно. Руденчик уже прохаживался по коридору. Остатки сна мигом слетели с заспанных лиц при виде сосредоточенного выражения на его лице.
– Подразделение, смир-р-р-на!! – заорал Строев.
– Вольно, бойцы! – рявкнул капитан. – Это – не учебная тревога, как вы, возможно, подумали, а самая что ни на есть боевая: поступили сведения о нарушении границы в нашем районе. Отряд подполковника Крыласова уже на пути туда, но нам требуется нечто получше, чем наглые, самонадеянные, вооруженные до зубов мужики, считающие себя профессиональными военными, нам нужны ваши звери! Забрать собак из вольеров и построиться снаружи – на все, – он взглянул на часы, – шесть минут – время пошло!
В голове у Дениса прояснилось: выброс адреналина заставил его организм приободриться. За время пребывания на заставе ничего подобного еще не случалось, поэтому ему не терпелось принять участие в погоне.
– А ты говорил, что только рыбаки воду мутят! – бросил он сержанту, выводящему своего Трезора из соседнего вольера. – Похоже, в этот раз дело серьезнее?
– Черт его знает! – сквозь зубы процедил Строев.
Трусцой, ведя собак на поводках, парни присоединились к остальным.
* * *Я проснулась от воя сирены. Не знаю, какое чувство было во мне сильнее – досада или все-таки страх – шутка ли, сигнал тревоги? С другой стороны, учебная тревога звучала здесь довольно часто, хотя ночью – еще ни разу: может, Акиньшин счел это упущением и решил поднять на ноги всех, кто не умер от усталости до отбоя!