– Геннадий Фёдорович, только ведь я твой сорокасильный «Эндуро» на спине не утащу, форма ещё не распрямилась.
– Зачем таскать на закорках, Лёшенька? – молвила Элеонора Викторовна. – Ты машинку возьми, «Ниву» белую, видел её небось, на перекрёстке стоит.
– Так это ваша?
– Соседская, на ходу, и бак полный.
– Элеонора на ней в магазин ездила, хотела затариться, да куда там, – пояснил супруг.
– А почему возле магазина оставили?
– Лёшенька, я ведь, как только увидела пустые полки, так расстроилась и разозлилась, что домой пешком пошла! А когда вспомнила, то забоялась, показалось, что в конце улицы медведь из-за дерева выглянул.
Не придумал я, как можно правильно отреагировать на такой женский фортель, и поэтому просто промолчал. Медведь же опять заставил озаботиться… Тот или нет? Если Элеоноре Викторовне не примерещилось со страху, то мишка здесь один – определил сектор с поселением, как свой, и другого ни за что на территорию не пустит. Значит, хищник тот же, что задрал офицера, проблема ясная: валить людоеда надо, и чем быстрее, тем лучше, не даст спокойно жить.
Я ведь тогда, у землянки, не стал стрелять, передумал. На смену горячей злости пришёл холодный расчёт. Зачем напрасно пугать? Почуяв вкус лёгкой добычи, потерявший берега зверюга наверняка и ещё раз наведается. Охотиться на него с нашим оружием сложно и опасно. Для гладкого всего четыре патрона, а с пистолетом на топтыгина не ходят. Нет, конечно, были случаи, когда и белых медведей из «макарова» валили! Только это экзотика, казус. Девятка с ближнего расстояния лупит годно. Акцентирую – только с ближнего. Метров с пяти-десяти от силы. Но я не собирался выходить с ним для боя на короткую дистанцию. Лишний риск и душевная нервность.
Хочет вернуться? Добро пожаловать. Вот тебе растяжка, теперь уже на спуске в землянке. Леску я натянул примерно на уровне груди опасного зверюги – вряд ли он обучался на курсах минно-взрывного дела, смахнёт! Получит в бочину стаю горячих осколков, чего там, полтора метра всего…
Пока не бабахнуло, ждём.
– Пойдём за машиной! – предложил таёжник. – Там сосед секретку поставил, сам не сыщешь. Автомобиль не лодка, не кормилец, мотор на берег и на тачке возить можно, если неохота на лестнице корячиться… А пацанята могут угнать, чтобы покататься, дурачки всегда найдутся, не забывает их создавать земля-матушка. Вставай, боец, может, мишку людоедского встретим, сразу, значится, и рассчитаемся с косолапым! Жена, неси ружьё!
Не встретим, дорогой мой напарник, днём он в посёлок не сунется, слышит звуки, чует запах дыма. Ночью всё гораздо хуже, за изгородь не выглянешь. Эта тварь умеет ходить бесшумно, в засаде сидеть долго. Собак нет, спугнуть некому. А кот пусть караулит, они ничуть не хуже собак на опасность указывают. Знай, корми рыбкой да за ухом чеши.
Я машинально дотронулся до кобуры, задумчиво посмотрел на здание ФАПа, за которым начиналась тропинка, ведущая к позиции зенитчиков, и в голове сразу возник вопрос, который я постоянно забывал задать:
– Хозяева, проясните, в медпункте что, штат неполным был?
– Отчего же, комплект, – сразу ответила женщина.
– То есть начальник и три человека: санитарочка, акушерка и медсестра. И где акушерка? Или она вместе с начальством уехала?
Петляковы переглянулись, я увидел некоторую растерянность.
– Действительно, Эля, а Катерина куда делась? Я что-то тоже не помню, подумал, что она уехала… Так нет ведь, не рассказывала ты мне о том. Иль прослушал?
Хозяйка развела руками. Жизненная опытность помогает ей большую часть времени проводить в полном осознании правоты своих поступков, и даже с готовностью потроллить ближнего. Однако сейчас она смутилась.
– Постойте-ка, Лёша, сейчас… Мы с Катенькой, помню, у магазина встретились, я за уксусом пошла, сам пельменей захотел. Ну, точно, сказала мельком, что собирается к подружке, к гидрологам, посмотреть да проверить их. Катя очень хороший специалист, даром что акушерка, иному доктору сто очков вперёд дать может.
– Дорога туда есть? Кстати, а почему наука не здесь обосновалась?
– Только водная, на катере отвезли, – пояснил дед. – Гидрологи теперь в хорошем месте, давно уже. Там когда-то зимовье промысловое стояло, на три семьи… Река впадает рыбная, Сагалка, щуки много, тугун заходит. В чаше материковой – цепь озёр, на первом же стоит биостанция. Есть ли там кто или нет, мне неведомо.
– А ещё туда эзотерики наезжают, там Место Силы, – осторожно сообщила хозяйка.
– Етитской! – прокомментировал дед. – Браконьеры, как мы, только мутные.
Несколько лет назад весь этот мусор с тегом «ловцы потустороннего» довольно бодро начал исчезать со страниц и экранов, однако смертельные вирусы, набегающие на человечество один за другим, породили новое поколение шарлатанов, желающих добиться ещё больших успехов в деле облапошивания честного народа.
– Много там людей?
– Как ни приедешь, так полдюжины бездельников обретается, и не поймёшь, кто есть кто. Учёные наособицу живут.
– Заеду, гляну, – решил я.
* * *После недолгих сборов, уточнения сроков и целей мы перевезли всё на берег. Из «Прогресса» пришлось вычерпать пять вёдер накопившейся дождевой воды, хорошо, что я подобрал себе новые калоши. Не хочу надевать резиновые сапоги, очень их не люблю. Проверив судно визуально, навесил «ямаховский» мотор, поставил в ниши две полные двадцатилитровые канистры, напялил на себя импортный спасательный жилет из прочного ПВХ синего цвета и отчалил.
Начали мы рыбалку с разматывания и постановки двух длиннющих самоловов. На Енисее нерестилища расположены на участке Ярцево – Ворогово, недалеко отсюда к северу, так что осетринки, надеюсь возьмём, хочется вкусного, а вкус рыбе дает жир, который образуется между дольками мяса, прослойкой лежит. У ценных пород весь жир содержится в мясе. А у чёрной жир закладывается во внутренностях, вы его при чистке выбрасываете вместе с внутренностями, после чего давитесь сухим остатком…
Может, и с икрой повезёт, нерест осетра идёт в июне – начале июля, тогда рыба и мечет вкуснятину на галечные грунты.
Закончив подготовку лодки, я на пробу прошёл вдоль берега в обе стороны и, решив, что грузовой винт тянет моторку как положено, уверенно развернулся и, постепенно набирая скорость, пошёл по реке вверх. Зеркало на Енисее увидишь редко, обычно поверхность украшена множеством водоворотов. Волны не было, брызг тоже, не промокну. Но что-нибудь непромокаемое найти надо, например, мембранные вейдерсы по грудь.
Остров Игольный лежит в восьми километрах к югу от Разбойного и представляет собой длинную косу, на две трети покрытую низким ивовым кустарником. В нижней части острова кустарник не доходит до воды метров двадцать и дает хоть какое-то убежище от ветра-южака. Напротив, на правом берегу реки я заметил возвышающееся над тайгой сооружение. Глянул в бинокль – тригонометрическая вышка.
На большой воде вампиров всегда немного, а в движении их сносит потоком воздуха. Можно немного расслабиться, тем более что у берега гады опять накинутся. Подойдя ближе, увидел старое костровище, рогатки для котелка и рожни для быстрой жарки, воткнутые в песок. Прямо пастью рыбу и насаживаешь, очень удобно и надежно, не свалится. А не так, как показывают на канале «Дискавери».
С огромным удовольствием занимаясь любимым делом, я поставил сеть с полутораметровой стенкой, яркие неоновые поплавки цепочкой встали по течению. Рыбинспекция, говорите, ГИМС? К лешему всех, кончилась ваша власть, кровососы.
Енисей был пуст. Облачность поднялась ещё выше, дождь не ожидается, вокруг тишина и покой. Безлюдье – я, остров и сетка.
За все эти дни, как сказали Петляковы, мимо Разбойного проследовали три судна, и все против течения, на Красноярск. Сам видел одну самоходную баржу, судя по осадке, пустую. Но никто не прошёл в низовья. Дико! Енисей знает речной транспорт с семнадцатого века, если не раньше. По нему испокон веков доставляют оборудование, лес, топливо. И вдруг дорога жизни встала. Это ещё апокалипсис или уже самый настоящий постап?
Всемирная катастрофа убила навигацию.
Поэтому, когда я увидел вдали приближающийся буксир с небольшой баржей на длинном тросе, то удивился; к безлюдности привыкаешь быстро, из опыта знаю. Она пугает или радует, в зависимости от характера человека. Я вот бываю раздражён, когда кто-либо вторгается в плановое одиночество.
Тут другой случай.
Отталкиваемый течением буксирчик сопротивлялся, зло буровил воду носом, стараясь натянуть трос. Чадил дизель, покачивалась вывешенная за борт алюминиевая «обушка».
Торопится капитан, хочет быстрей попасть домой… Связка подходила всё ближе, и я наконец разглядел баржу. Низкая и небольшая, полукустарное изделие, склёпано в одной из местных артелей. На дощатом настиле стояли две палатки: большая армейская УСБ-56, брезентовая, и ещё боле древняя каркасная КАПШ-1, явно из списанных. «Её бы в питерский музей Арктики и Антарктики сдать, а не по рекам таскать», – подумал я.
Как правило, если движение на Енисее маленькое, встречные суда друг друга приветствуют, словно поддерживая в долгом пути. В текущей ситуации, когда вокруг ни души, сам бог велит посигналить замеченному водномоторнику.
Я поднял к глазам бинокль. Скуластый шкипер в фуражке с белым околышем поднял бинокль и посмотрел вдаль, но даже головы не повернул в мою сторону. Кроме капитана, в крошечной рубке никого не было. Судовая сирена так и не рявкнула в приветствии, я решил руками не размахивать.
Что там, на барже? С такой черепашьей скоростью даже от Туруханска им пришлось бы тянуть сюда дня четыре. Однако печные трубы над палатками не дымились, на растяжках не сушилось постиранное бельё, на корме не видно очага и вполне логичных скамеек для отдыха на свежем воздухе, никто не курил, мрачно поглядывая на проплывающие мимо берега. Не оборудован примитивный клозет…
«Там нет живых, Лёха. Это баржа мертвецов. Судьба сказала своё слово, и теперь капитан упрямо тянет усопших к последнему причалу».
– Грёбаный диатез…
Чайник взял, заварочки, сахарку, ага. Накрылось чаепитие, никакого желания.
Сцепка ушла вверх, а я всё смотрел вслед мёртвому каравану.
Мрак накрыл реку.
В голову настойчиво полезли очень нехорошие мысли, ассоциации и воспоминания. Думал за рыбалкой спрятаться от действительности? Напрасно.
Представил вдруг: именно в этот момент озверевший от известий с искалеченной родины командир АПЛ, борта которой ещё не вскрыты ударами глубинных бомб наших фрегатов, отдал команду на пуск. Крылатая ракета покинула ячейку на борту субмарины, в которой спала три месяца, и, легко проткнув толщу ледяной арктической воды, выскочила на пустынную поверхность Карского моря. Натужно загудело пламя бустера, поднимая ещё сопротивляющийся «Томагавк» на высоту в триста метров, на нисходящей траектории старта из тела ракеты выдвинулся воздухозаборник, раскрылись короткие крылья и хвостовое оперение. Железное чудовище полностью проснулось, рыскнуло пару раз, опознавая местность, и словно гончая, помчалось над водой к своей цели, чтобы в одно мгновение с ней испариться в ослепительной вспышке смеси тротила и гексогена.
Наверняка кто-то ещё воюет, вон, японцы сколько лет после Второй мировой на островах оборонялись…
Опять вспыхнула боевая злость, меня душила обида.
Гадство, зенитчики, ну вы хотя бы одну целую «Иглу» оставили! Отчаянно захотелось сесть прямо тут, на песке безлюдного островка, посреди великой реки, и терпеливо ждать, не замечая комарья и мошки, дождей и ветров. Дождаться, вовремя заметить, изготовиться, снести. Холодно.
И, выполнив свой долг, умереть от счастья.
«Ага, сеть китайскую вертикально поставь. Или пистолетиком запусти».
Уходить надо, иначе я своим настроением всю рыбу распугаю.
…Мотор сыто урчал, я внимательно разглядывал берега, а солнце припекало так, что пришлось разоблачиться. Хорошая лодка. Не для гонок, конечно, зато надёжная, основательная, под грузовым винтом идёт только в путь. Управление вынесено вперёд. Вот только тент надо бы найти и поставить.
На средней скорости я шёл до бакенов, обозначающих фарватер для движения судов, на берегах виднелись белые трапеции створов. На внутренних водных путях России левой по течению стороне присвоен белый цвет, правой – красный. Здесь бакены простые, а от Игарки и ниже на Енисее, где начинают действовать уже морские правила судоходства, речные бакены уступают место большим морским буям с радиолокационными отражателями. Там и река гораздо шире… До восьми километров.
Геннадий Фёдорович говорил, что после прохождения белой трапеции дощатого створного знака, установленного на поляне, нужно прижаться влево, чтобы не пропустить место впадения Сагалки, в плохую погоду или по незнанию можно не заметить. Что я и сделал, резко прибавив газу. Моторка шла вдоль берега, так лучше – течение меньше, волны ниже, а скорость выше. Двигатель обрадовался и вывел «Прогресс» на реданы – на скорости сосны и ели слились в зелёную стену.
Справа по борту тянулась девственная тайга, леса и болота на сотни километров. Здесь, на берегу, мне повстречался большой медведь. Хозяин дебрей стоял возле кустов и смотрел на лодку до тех пор, пока под рёв мотора я не изобразил атаку – топтыгин всё понял, быстро повернулся и удрал.
Примерно через пять минут быстрого хода увидел устье небольшой речки, это и есть Сагалка. Действительно, разглядеть трудно, русло почти сразу поворачивает, а кедровый бор смазывает особенности рельефа.
«Посмотришь, как там дела, и назад, к сетке. Если на базе гидрологов никого нет, проведёшь быструю мародёрку», – подсказал мне Мальчиш-Плохиш из сказки. Я заставил Петляковых полностью её вспомнить и прочитать. Годная сказка, актуальная. Видать, не такой уж плохой человек был этот Аркадий Гайдар.
«Чай на пляже попьёшь, – утвердил я решение с учётом предложенного Плохишом. – А можно и в посёлок смотаться, побредить пока с дедом, чтобы времени не терять».
Интересные тут места начинаются, особенно по правому берегу Енисея, то есть с моего левого борта. Там тайгу разрезает устье реки Большой Пит, крупного енисейского притока, стекающего с Енисейского кряжа. Сложную горную реку речники прозвали «бешеной».
Там, в долине реки, начинается путь в Золотую тайгу, к богатым месторождениям золота, открытым в середине девятнадцатого века. Я в своё время специально интересовался этой темой, хотел наняться в артель. Собственно, ради этого и покинул столицу. Уже потом, взвесив всё на месте, начал заниматься другими делами, пока не подписал контракт с Бригадой.
…Это была самая настоящая золотая лихорадка, тысячи старателей, авантюристов и откровенных преступников устремились в тайгу. Бурлацкие артели потянули тяжело гружённые баржи вверх по бурному потоку. На Подкаменной и Нижней Тунгуске творилось то же самое.
Что говорить о реках, если золото в ту пору искали повсюду, иногда даже в черте городов. В Красноярске его находили на реке Бугач, немного золота нашли на Афонтовой горе. Бригада старателей работала на Красноярских Столбах, из-за их рытья тамошний ручей и получил название «Роев». Рассказывают, что в городе начались пьяные оргии, обстановочка в Красноярске была, как сейчас говорят, криминогенной – кутежи, карты, убийства, драки, воровство…
Первые золотопромышленники оказались не в состоянии наладить добычу золота за счёт применения техники. Избаловали их легко доставшиеся бешеные прибыли, а необходимой технической культуры не имели. Выработав самые богатые участки, они тупо шли дальше в поисках нетронутых россыпей, приносивших миллионы без особых затрат. Да и не было в Сибири условий для механизации золотодобычи – ни машиностроительных заводов, ни железных дорог для доставки тяжелых механизмов, ни людей, способных управлять ими… Лишь в конце девятнадцатого века на приисках стали появляться драги, гидроприводы, паровые двигатели, в деле разработки россыпного и рудного золота началась механизация. Деньги потекли рекой. Красноярский золотопромышленник Мясников сделал себе визитные карточки из чистого золота! Стоимость одной безделушки переваливала за пять рублей, столько стоил пуд осетровой икры.
Жаль, не сбудется моя мечта, нет теперь смысла в мытье золота. А ещё я подумал о том, что среди выживших будут идиоты, готовые за никому не нужное золото убивать. Такие обязательно найдутся.
…База гидрологов обнаружилась в небольшом речном заливе. В самом его центре возвышается крутой скалистый обрыв. Под ним – ровная каменная коса с небольшим уклоном к воде, почти вся завалена валунами и крупным галечником, мелкий только на небольшом участке.
На высоком берегу большой деревянный сруб с верандой под навесом, выходящей к югу и на реку, без таблички. Четыре оконца в жёлтых рамках наличников бесстрастно смотрели на бегущие к низовьям воды Енисея. Справа от дома – хорошая баня, а слева два сарая и ёмкости под горючее. Входа не видно, фасад базы обращён к тайге. На крыше две антенны и парабола спутникового телевидения, гидрологи отдыхали с сериалами. Над трубами главного здания базы, так же, как над баней, дыма не было. Берег вообще каменистый, здесь через реку проходит отрог большого кряжа восточной стороны.
На мелкой гальке белела легко узнаваемая моторная лодка с объёмистыми крыльями-булями в кормовой части бортов. Движок на транце. Туда я и направился.
Комплекс походил на уютную базу отдыха или на гостевой дом для избранных, где важным людям можно переночевать после рыбалки, выпить и закусить на мягкой мебели, пока механик готовит дорогой катер к дальнейшему переходу. Место и вправду зачётное, вполне можно ставить настоящую турбазу. Слева от дома в Енисей впадал ручей.
– И хариус под боком. А вот моторочка дерьмовая, господа…