Тихонова как раз последнее интересовало больше всего, поскольку он в этом деле принимал непосредственное участие, и старшему лейтенанту жалко было затраченных сил, если эти траты окажутся пустыми...
– Я тоже об этом говорю, – согласился Василий Константинович. – Более того, я еще добавил бы, что Атагиев сам способен эту ситуацию просчитать и, возможно, понимает, что им готовят «кладовщики».
– И я об этом же, – добавил Серей Вячеславович.
Говорили они, конечно, не о деле старшего лейтенанта Тихонова, а о вероятности уничтожения остатков банды эмира Мовсара Байсарова. Причем уничтожении предательском, которое им всем претило.
– Уничтожат. А кому тогда достанется завтрак, который я заказал? – подал легкомысленную реплику старший лейтенант Рубашкин.
– Сам съешь, – посоветовал Тихонов. – Всего-то шесть порций.
– Надо их выручать, – подвел итог Раскатов. – Я не могу позволить так вот убить Умара... Понимаете меня, нет?
Ему никто не ответил.
* * *Молчание длилось долго.
– Мне вообще эта ситуация кажется несколько странной, – наконец Макаров позволил себе даже усмехнуться. – Мы месяц потратили на поиски логовища эмира Байсарова, и в итоге не только с помощью управления космической разведки, но и в итоге своих поисков, произведенных старшим лейтенантом Тихоновым, банду, можно сказать, ликвидировали, как боевую единицу. А что теперь обсуждаем? А теперь обсуждаем вопрос о том, как вернуть бандитам прежний статус, что ли? Не совсем понятно...
– Не о банде речь. Бандой она была, когда имела оружие, когда воевала против нас. Сейчас это только группа арестованных, – возразил Василий Константинович. – Кроме того, с чего вдруг ты, Сергей Вячеславович, так меня понял? Разве я предложил освободить банду? Я предложил только не допустить ее физического уничтожения, поскольку все боевики являются важными свидетелями. Я могу сказать честно... Я бы лично отпустил Умара Атагиева даже с сыном только под одно честное слово...
– Под какое слово? – не понял старший лейтенант Рубашкин. – Что он должен вам пообещать, товарищ полковник?
– Естественно, не сдаться властям в другом месте... Тогда освобождение не имело бы смысла... Я бы отпустил Умара под обещание уехать куда-нибудь и больше не участвовать ни в каких бандформированиях, не брать в руки оружия... Я слишком хорошо знаю Атагиева и слишком его уважаю, чтобы не поверить его слову. И уверен, что он именно так поступит, как сказал.
Полковник поочередно посмотрел на каждого из присутствующих.
– Сына его, товарищ полковник, вы тоже хорошо знаете? – поинтересовался старший лейтенант Тихонов. – И за Астамира Атагиева так же можете поручиться, как за Атагиева Умара?
– Я еще раз повторяю, что мне будет достаточно слова Умара. Он в состоянии за своего сына отвечать. И сын отца тоже позорить не будет, нарушая родительское слово. Мне показалось, что у них именно такие отношения.
– Вы же их слишком мало знаете... – заметил Макаров.
– Я знаю Умара... И знаю, как он мог воспитать сына. Без других вариантов. Только в одном духе... Они настоящие горцы. И слово для них значит очень много.
– Может быть, – неожиданно согласился майор. – Я не сомневаюсь в слове товарища полковника, то есть в слове Умара Атагиева, основываясь только на уверенности товарища полковника. Я за последние годы, признаюсь, разных чеченцев встречал. В том числе и таких, каким Умар, по вашим, товарищ полковник, словам, является. И я даже близок к тому, чтобы согласиться с каким-то вашим вариантом, которого пока не услышал. Но как сделать так, чтобы ушли только отец с сыном и оставили остальных там, под арестом? Человек, которого вы нам обрисовали, тем более если он сам предполагает покушение на жизнь своих лесных собратьев, не оставит их в трудную минуту.
– Тем более что теперь, после смерти Байсарова, он среди них является старшим, – заметил Тихонов. – К нему и при Байсарове прислушивались больше, чем к эмиру...
– Это точно... – добавил Рубашкин.
– Откуда вы знаете? – спросил Василий Константинович слегка раздраженно.
– Мы же месяц их разрабатывали, товарищ полковник... – объяснил Тихонов. – Мы все собирали, что можно... Мы даже знаем, где находится могила жены и дочерей Умара Атагиева... Раз в год отец с младшим сыном обязательно туда ездят... Мы даже возможность их захвата там прорабатывали, но ждать пришлось бы долго...
– А что с ними случилось? – полковник был не в курсе судьбы своего старого знакомого в последние годы.
– Они погибли дома... Артиллерийский снаряд... Еще в разгар первой чеченской... Тогда Умар с сыном сильно озверели, но потом, со временем, поутихли...
– Поутихли потому, что боль притупилась... – напомнил майор Макаров. – А отчаяние Умара в те времена мы все вполне понимаем... Здесь трудно быть обвинителем...
– Я бы попробовал уговорить его, если вы поможете остальным... Умар уйдет, если ему гарантируют безопасность других боевиков. Надежный человек гарантирует... Майор Макаров... Более того, я сейчас предполагаю, что Умар со своими бандитами уже замыслил побег. Он не может не понять ситуацию. Слишком опытен... И я своими действиями могу его планы нарушить... Но он выслушает меня и уйдет... Я знаю...
Макаров задумался.
– А как я могу гарантировать ему сохранение жизни остатков банды, если я не имею возможности даже выставить пост у дверей? Брать на себя такие обязательства, это прыгать выше своей головы. Мне очень трудно договариваться с начальником караула и с каждым разом договариваться становится все труднее и труднее. Я даже не могу дать гарантию, что, если «кладовщики» задумали какую-то пакость, они не вовлекли в свои мероприятия начальника караула... Я ни на кого здесь, в батальоне, не могу надеяться, в том числе и на комбата. Только на своих офицеров и солдат. Кстати, насчет комбата... По приказанию командира полка он недавно писал представление к какой-то награде майора Ласкина. Поскольку полковые склады находятся на территории батальона, представление писал не сам командир полка, а подполковник Расько.
– Значит, если мы не вмешаемся, – сказал старший лейтенант Тихонов, – то Ласкин еще и о своих героических буднях будет внукам рассказывать. И в школу какую-нибудь его пригласят, и он будет там расписывать, что награжден за уничтожение банды Мовсара Байсарова. Для меня, товарищ майор, это слишком... Что ж вы раньше не сказали, я бы тогда повторил сеанс собеседования с «кладовщиками»... И провел бы его более основательно...
– Тогда майор Ласкин, получив перелом носа и ушиб мягкого места, лег бы в госпиталь и в дополнение к боевой награде считался бы раненым во время боевых действий... – обрадовал коллегу Рубашкин. – Так что лучше побереги руки для других дел... Ласкина следует просто сажать, и надолго...
– Лучше бы навсегда... – согласился Тихонов.
– Но посадить его не удастся, если боевики Мовсара Байсарова погибнут, – добавил полковник Раскатов почти торжественно, поскольку старшие лейтенанты сами подвели его к этому выводу, и не согласиться с ним не смог бы даже майор Макаров.
Но Сергей Вячеславович сам только что говорил, что он «созрел» для решения. При этом все понимали, насколько их действия могут быть рискованными. О чем Макаров сразу и сказал:
– Если что, получим мы по шапке... Мало никому не покажется.
Полковник Раскатов эти слова принял как согласие и тут же дал гарантию:
– Я буду действовать в одиночестве. Вы за мои действия, разумеется, никакой ответственности не несете. Ваша задача простая – обеспечить безопасность остальным, поскольку я должен буду гарантировать эту безопасность Умару.
И даже сам почувствовал, как чуть-чуть начал ломаться его голос от ощущения собственного великодушного героизма. Это, впрочем, заставило полковника больше ничего не говорить, но отнюдь не вызвало желания отказаться от затеи.
– А как просто взять и выполнить эту задачу? – не понял Макаров.
– Соображайте, – предложил полковник. – На то у вас и погоны на плечах.
– Я, собственно, уже сообразил, – сказал старший лейтенант Рубашкин. – Все и в самом деле просто, следовательно, и гениально.
Майор Макаров хмыкнул:
– Тогда и выкладывай, гений.
– Охраняется только складская территория. Правильно?
– Правильно, – подтвердил Макаров. – Но это мы и без тебя, кажется, знали. Я еще до армии откуда-то знал, что все складские помещения должны охраняться...
– Двери помещения выходят на эту территорию...
Полковник не вытерпел:
– Говори конкретнее, не тяни!
– Сама складская территория отгорожена не забором, а только низким штакетником...
– Понял, – на лету подхватил мысль Макаров. – Выставляем усиленный пост около штакетника, с тем, чтобы нам было видно двери... Никто без пригляда не войдет...
– Кроме меня, – заметил Василий Константинович.
– А вы, товарищ полковник, должны туда пожаловать до выставления поста, – категорично заявил Макаров. – Иначе нам могут предъявить серьезные претензии... И вообще, лучше не посвящать солдат в суть задания. У них задание свое, у нас свое... Мало ли кто поболтать захочет. Такое тоже случается... Слухи ни вам, ни нам не помогут...
– Двери помещения выходят на эту территорию...
Полковник не вытерпел:
– Говори конкретнее, не тяни!
– Сама складская территория отгорожена не забором, а только низким штакетником...
– Понял, – на лету подхватил мысль Макаров. – Выставляем усиленный пост около штакетника, с тем, чтобы нам было видно двери... Никто без пригляда не войдет...
– Кроме меня, – заметил Василий Константинович.
– А вы, товарищ полковник, должны туда пожаловать до выставления поста, – категорично заявил Макаров. – Иначе нам могут предъявить серьезные претензии... И вообще, лучше не посвящать солдат в суть задания. У них задание свое, у нас свое... Мало ли кто поболтать захочет. Такое тоже случается... Слухи ни вам, ни нам не помогут...
– Да, пожалуй, – согласился Раскатов. – Мне же необходимо не только к двери подойти, мне необходимо еще и ключ у часового взять...
– Это вот как раз тот вопрос, который меня смущает. – Майор понимал, как непросто будет полковнику действовать, и хотел бы заранее все обсудить, чтобы по возможности подсказать и исправить. – Каким образом?
– Я думаю, от одного удара часовой не умрет... Бить буду аккуратно... Просто на отключку. Часовой, думаю, отлежится... Для солдат госпиталь – это отдых... Потом ключ верну, чтобы не сразу хватились.
– А вот этого-то как раз и не надо. Пусть Атагиевы убегают быстрее, а ключ надо у себя оставить... Потом откроем отмычкой, если будет необходимость... Не надо никому ключ доверять. Рискованно... В любом случае замок, который не открывается, это – задержка и возможность для нас вмешаться.
– Хорошо. – Раскатов согласился. – Но мне нужна подсказка. Куда они должны бежать? Оружия, естественно, у них не будет. Надо бежать туда, где на часового не нарвутся.
– Забор позади гаража... Там часовых не бывает. Наверное, единственное место, где почему-то нет часовых.
– Гараж... – вспомнился вдруг полковнику сам гараж, и люди там работающие, и металлические шкафчики для спецовки...
– Что – гараж? – не понял Макаров.
– Нет... Это я для себя отмечаю... Вариант маскировки... В гараже есть во что переодеться... Там дежурный сидит?
– Конторка сбоку.
– Гараж на ночь закрывается?
– Конечно.
– Отмычка мне нужна?
– Вы куда-то ехать собрались?
– Я же сказал – только переодеться.
– Товарищ полковник, давайте без сюрпризов, – категорично заявил Макаров. – Мы должны знать, как все будет происходить.
– В гараже я видел шкафчик. Там спецовка. Чистая, черная, и даже шапочка черная. Как раз для ночи... Из шапочки я в два движения сделаю маску «ночь»... В этой спецовке на себя похож буду мало и вообще мало буду похож на спецназовца.
– Есть отмычка. Выделим. Лучше Рубашкин вам откроет заранее. Какой бокс?
– Правый, где БТР стоит.
– Можете считать, что с наступлением темноты он уже открыт, – сказал старший лейтенант Рубашкин.
– Что дальше? – спросил Макаров.
– Подбираюсь к часовому. Блокирую его... Выпускаю Умара с Астамиром. Добегаю с ними до гаража. Они через забор, я в гараж, переодеваюсь в свое... И в казарму.
– Сразу после этого заступает на пост старший лейтенант Тихонов. С собой берет десять человек. Этого хватит.
– Можно людей готовить? – спросил старший лейтенант.
– Иди... – распорядился майор.
– Стемнеет скоро, – заметил Рубашкин. – Я тоже пойду. Моего возвращения можно не ждать, товарищ полковник. Три минуты после меня, и можете выходить...
ГЛАВА 3
1. ПОДГОТОВКА К ПОБЕГУ
– Совсем у меня нервы никуда стали, – пожаловался Завгат. – Обычное ведь, кажется, дело, ничего особенного, ничего страшного, и потяжелее операции, помнится, бывали, а никогда не нервничал... А сейчас вот что-то нервничаю...
– Это только потому, что твой лучший друг Мовлади почти всю свинину съел и с тобой не поделился, – заметил Беслан.
Беслан перестал бы быть самим собой, если бы не встревал везде со своими колкостями, но колкости его, как правило, были направлены против тех, кто ответить не мог. Когда днем смирный и тихий в жизни Мовлади возмутился с неожиданной резкостью, Беслан не ответил, не рискуя обострять ситуацию. Мало ли, у кого какая истерика может случиться. С истеричными людьми иметь дело никому не нравится...
Завгат и Мовлади на самом деле дружили, и часто их можно было увидеть сидящими в стороне и разговаривающими о чем-то своем, что, впрочем, никого не удивляло, поскольку Завгат и Мовлади на одной улице выросли и были ровесниками. Другие в джамаате были сильнее друг от друга отдалены, и каждый жил своей жизнью, не слишком желая посвящать в нее посторонних.
Беслан ждал ответа, поглядывая на Мовлади. Но Мовлади сейчас не хотел говорить. Он смирно сидел, прислонившись спиной к стене, и глаза закрыл. Наверное, он не слишком хорошо себя чувствовал после ужина, который Умар заставил все-таки его съесть. Время от времени на Мовлади нападала икота, которую он «заливал» густым киселем из термоса. Несколько раз кисель ему приносил Завгат.
– А мне хочется, чтобы побыстрее все закончилось... Или хотя бы началось быстрее... – сказал Анзор. – Я вообще никогда ждать не любил... С самого детства... Хотелось все и сразу... Из-за того часто в лоб получал... Сейчас сижу и думаю – пусть и в лоб, но побыстрее бы...
– Ну-ну... Бывает так в лоб накатят, что не только свою торопливость, мать родную забудешь, – Беслан и здесь не удержался.
Сам Умар Атагиев при всей своей природной горячности восточного человека, как и многие восточные воины, отличался еще и удивительным хладнокровием. Он вообще не помнил, что такое лихорадочное ожидание или смятение мыслей перед началом какого-то важного и большого действия. И потому чужое волнение для него было непонятно. Похоже, Астамир унаследовал отцовские черты характера, и Умар не видел, чтобы сын когда-то проявлял недостойное мужчины волнение. И сейчас сын тоже просто и спокойно, даже с некоторой величественностью, сидел в середине комнаты, не разваливаясь в небрежной позе, не прикасаясь к стене. Сидел и невозмутимо ждал, когда что-то начнется.
– Пока не стемнело, смотрите все сюда, – сказал Умар, даже не спросивший общего разрешения на то, чтобы командовать. После смерти Мовсара право командования у Умара никто не мог бы оспорить. И сейчас Умар просто думал, прикидывал в уме возможности каждого и каждому подбирал подходящую роль. И потому теперь надо было сказать, кому как себя вести в критический момент. Так вообще-то и при Мовсаре было. Наверное, все в джамаате знали, что в делах военных негласно всегда командует старший Атагиев. У Атагиева обычно все получалось, и потому ему верили.
Головы повернулись в сторону Умара. Даже Мовлади открыл глаза.
– Позицию занимаем по команде... Боевую позицию... Это значит, что никому не расслабляться. Команду дает Астамир, который слушает у двери. Не из комнаты, а у двери... – Умар палец восклицательным знаком поднял, показывая сыну, что последние слова очень важны. – Уже в два часа к двери подходишь и начинаешь слушать. Сразу старайся разобрать, сколько человек идет. Чтобы не ошибиться. Как только Астамир даст команду, все к двери выходим. Без звука выходим. Любое неуклюжее движение, любой посторонний звук означает для всех смерть. Выходим тихо к двери... Завгат у нас самый тяжелый... У него ноги, как у слона. Завгат впереди становится. За его спиной никого, чтобы разбежаться мог. Значит, сразу смотри, Завгат, сколько тебе шагов для разбега требуется... Три шага, четыре шага... Примеряйся... Остальные распределяются вокруг, по бокам... Повторяю. Не мешать разбегу Завгата, потому что удар должен быть сильным и резким... От первого удара многое зависит... По бокам стоим... Слушаем, ждем... Тебе, Завгат, особенно слушать надо. И мою команду жди. Сначала замок откроют... Замок не смазан, он скрипит, лязгает. Все услышите. Здесь важно момент поймать... Я его поймаю. После замка момент наступит. Снимут металлическую накладку. Она еще сильнее замка лязгает. Потом ее на землю поставят. Это и есть момент. Когда приходили «кладовщики», слышно было, как ставили накладку. Рука у кого-то неосторожная... Когда приходили спецназовцы, как ставят – было не слышно. Вообще ничего не было слышно... Они все тихо делают. Поэтому на слух не полагайтесь, а мою команду ждите. Я скажу. Сразу по команде Завгат бежит и бьет ногой между дверьми, чтобы обе створки распахнулись. Все остальные на старте. Одновременно с Завгатом никому не двигаться, потому что увидеть не успеете противника. Двери распахнулись, и – все вперед. Когда сойдешься, оружие уже не помогает... Астамир, ты сразу у двери стоишь... Лонг Гиан наготове. Бьешь в прыжке первого, кого увидишь с оружием. Нам надо оружие захватить. Захватишь, не стрелять. Шум поднимать нельзя. Нам еще уйти надо... Это всех касается. Не шуметь.
– Куда бежать будем? – спросил Беслан. – Как бы в «караулку» не прискакать...
– Я там посмотрю. Я не знаю еще, куда бежать, но все военные городки строились по одному принципу. Я во многих бывал. Сориентируюсь. На складах часовые. Туда бежать не надо. Рядом с нами – казарма, ее обегаем. Остальное я посмотрю.