Теперь снова в кусты. Там Раскатов достал нож и проделал все необходимые манипуляции с шапкой. Теперь – за дело...
Так же, по кустам, он обошел казарму мотострелков, обошел и пристройку, в которой содержались пленники, и почти десять минут потратил на то, чтобы высмотреть часового. Обнаружить его удалось только тогда, когда вспыхнула зажигалка и начал тлеть огонек сигареты. Вот, оказывается, как вредно нарушать устав караульной службы... Этого солдата научит в следующий раз не курить на посту...
Василий Константинович шел не пригибаясь, и даже не перебегал, а быстро шел. Прямо со спины часового. Тот ничего не слышал. И даже, наверное, не почувствовал удара по затылку. Ничего, пару дней в санчасти отлежится и на ноги встанет. Но курить на посту больше, хочется надеяться, не будет...
Раскатов быстро вытащил из автомата затвор и забросил его в кусты. Если даже часовой в себя придет не вовремя, то выстрелить не сможет. Здесь же, в трех шагах, под грибком, полковник увидел обыкновенный полевой телефонный аппарат прямой связи. Чтобы позвонить, следует крутануть ручку динамомашины. Пришлось и эту ручку выдернуть и выбросить. Теперь, сколько ни поднимай трубку, позвонить не сможешь. Но время терять тоже было нельзя, потому что неизвестно, когда пожалуют «кладовщики». Ключ от навесного замка висел рядом с телефонным аппаратом. Другого ключа не было. Не было ключей и в карманах часового. Естественным было предположить, что это и есть нужный ключ.
Так и оказалось. Замок полковник открывал осторожно, без звука. Точно так же снял накладку и отставил в сторону. И только после этого приоткрыл дверь и заглянул в помещение. Там было темно. Пленники разговаривали на чеченском языке. Не теряя даром времени, Василий Константинович позвал:
– Умар...
* * *– Интересный маскарад... – сказал Умар, рассмотрев Василия Константиновича, так и не снявшего с головы вязаную шапочку, ставшую маской «ночь». – Я так понимаю, что ты пришел предложить мне свободу?
Он очень внимательно смотрел на полковника. И не просто внимательно, а как-то чуть свысока, но не из-за того, что ростом был чуть выше. Раскатов часто встречал подобный взгляд у властных чеченцев, но никогда прежде не замечал его у Умара. Это вообще было как бы несвойственно самому Умару. Тогда, понял Василий Константинович, это должно быть свойственно ситуации, в которой Умар оказался. И вообще что-то в голосе старшего Атагиева не понравилось Раскатову, и он сразу предположил возможные трудности с уговорами. Однако откуда такие трудности должны возникнуть, полковник догадывался. Не зря потратили время с парнями из отряда Макарова, разбирая ситуацию.
– Мне хотелось бы вернуть долг... И не хотелось бы, Умар, чтобы ты считал меня неблагодарным... Я очень благодарен тебе и чувствую себя неуютно из-за твоего пленения. Я хочу тебе помочь, я пришел отпустить тебя, сам видишь, в каком виде, и сам понимаешь, почему в таком виде. Хочу отпустить, но с одним условием...
Умар опять усмехнулся с несвойственным себе высокомерием.
– Условие твое я понимаю... Без этого и быть не может...
– Да... Не понять сложно... Ты должен слово дать, что прекратишь войну. Твою, личную войну. И сына уведешь. Куда угодно... Лучше подальше, где тебя никто не знает, – не наблюдая быстроты реакции на предложение, Раскатов решил, что пора торопить старого товарища. Времени и без того было много потеряно. – Но я вижу, что тебе не все нравится в моих намерениях... Может быть, объяснишь?
– Объясню... Это просто... Я не могу уйти один...
Раскатов сразу понял, о чем речь, но сделал вид, что говорит о другом.
– Ты можешь взять с собой сына, я же сказал...
Атагиев отрицательно покачал головой.
– Кроме сына, со мной четыре человека...
Он явно хотел отказаться от услуг полковника не просто, как можно было бы отказаться, а красиво и благородно, с оттенком героического эффекта, и не догадывался при этом, что полковник прекрасно понимает и его самого, и причины отказа.
– Это невозможно. Ты должен понимать... Я же не просил тебя отпустить меня тогда, у дороги, со старшим прапорщиком и солдатами...
– Там не я командовал.
– Здесь тоже не я командую.
Умар опять головой покачал:
– Нет. Я не могу бросить людей, которые на меня надеются...
Прозвучало это категорически. Должно быть, у отставного майора ВДВ был свой реальный план освобождения, – понял полковник. И он своим вмешательством грозится этот план разрушить. Попросту говоря, просто мешает побегу. Но время тянуть было нельзя...
– Я знаю... Тебя обещали освободить «кладовщики», – сказал Василий Константинович, умышленно вкладывая в фразу максимум презрения. – Какой ты наивный... Разве можно верить их слову... Они никогда не освободят ни одного из вас. Они просто хотят вас всех уничтожить. И вы, как дети неразумные, голову в ловушку суете.
Теперь уже и Умар догадался, что полковник знает больше, нежели он предполагал.
– С чего ты взял? – спросил он уже совсем другим тоном.
– Ты и сам это знаешь, – уверенно ответил Раскатов. – Им не нужны свидетели... Но просто так отпустить вас – это лишнюю статью заработать...
За дверью послышалось движение. Кто-то в помещении забеспокоился. Умар сунул туда голову и всмотрелся в темноту.
– Тихо сидите... Я разговариваю с другом...
Шум моментально смолк.
– Так что ты предлагаешь? – спросил Умар.
– Я тебе уже сказал...
– Я могу только вместе со всеми уйти...
– Они не уйдут... Их отправят под суд... Умар, поверь мне, и время не теряй...
– Не могу их бросить... Ты тоже понять должен...
Умар опять за свое взялся. Но эта игра Раскатову уже надоела.
– Не получится у тебя...
– Что не получится? – переспросил Умар и показал голосом легкое беспокойство.
Раскатов пошел ва-банк.
– Побег. Побег всей группой. Не получится.
– Ты не слишком ли много знаешь? – В голосе Умара даже раздражение проскользнуло. Совсем ненужное сейчас раздражение, но естественное, потому что, оказывается, намерения остатков джамаата читались спецназовцами, как с листа.
– «Кладовщики» не придут. Майор Макаров выставляет рядом свой пост. Отделение солдат. «Кладовщики» не рискнут прийти при них. Спецназ их просто перебьет...
– Ты это знаешь точно? – спросил Умар после долгой паузы.
– И потому тороплю тебя. Пост вот-вот появится... Макаров тоже не может ждать.
– И что тогда нам делать? – в голосе отставного майора послышалась даже несвойственная ему легкая растерянность. Так случается, когда рушатся хорошо продуманные и подготовленные планы, когда успех, в котором не сомневался, оказывается вовсе не успехом, а провальной попыткой, глупой «пустышкой»...
– Зови сына, и уходите... Только вдвоем, – категорично настаивал полковник.
– Ладно... Твоя взяла... – вздохнул Умар. – Но, как ты обещал прийти за своими солдатами, так и я обещаю прийти за своими.
– Как ты предлагал мне попробовать, так и я предлагаю тебе... Только это бесполезно. И еще... Астамир не должен знать, кто освободил его. Только ты. Я специально буду говорить с акцентом, чтобы он голос не узнал. Что ты никому не скажешь, я не сомневаюсь.
Умар, умеющий оценивать ситуацию быстро, опять сунул голову в дверь, и позвал:
– Астамир...
Астамир настороженно вышел за порог. Полковник тут же, не сомневаясь больше, наложил на двери металлическую полосу и навесил замок. И ключ повернуть не забыл...
– Уходим. Астамир, друг нам помогает. Он может выпустить только нас.
– А другие, отец? – замер Астамир в непонимании. – Их же без нас...
Умар понял, о чем беспокоится сын.
– Нет... Их не убьют... Полковник Раскатов знает, что готовилось убийство, и выставляет здесь свой пост и никого не подпустит. Он сам нас охраняет, и это проявление его благодарности... Нам надо торопиться, пока пост не выставили... Идем... Куда нам? – спросил Умар.
– За мной, – скомандовал Раскатов, умышленно добавляя в голос невнятный кавказский акцент. На Кавказе слишком много разных народов и языков, и разобрать акцент каждого отдельного человека бывает порой невозможно даже местному жителю. – Сначала кустами до гаража... Я покажу дорогу... Через забор переберетесь за гаражом... Там почти не бывает часовых... Сам я не знаю точно, и не было возможности проверить. Но мне именно так сказали. Хотя тоже посматривайте... Сначала проверьте... Я не знаю местных условий... Потом сразу в лес... И... Умар... Никто не должен знать... Это очень важно...
– Я понимаю... – согласился Умар и окинул взором окрестности. Но взор был не настороженный, скорее опытный, сразу определяющий места, наиболее вероятные для нахождения там противника. Это был взгляд бывалого воина.
Василий Константинович аккуратным шагом разведчика шел через кусты знакомой уже дорогой, в обход мест, где их могли заметить, в обход казармы и штаба и быстро оказался около гаража. Но и здесь следовало торопиться, потому что «кладовщики» могли прийти, а пост спецназа будет выставлен только после возвращения полковника. С одной стороны, ну и пусть расправились бы с боевиками... С другой, расправа будет не с боевиками, а со свидетелями... А свидетели необходимы...
– Вам туда... – показал Раскатов направление и только после этого перевел дыхание – его задача была выполнена.
Умар молча протянул руку. За отцом и сын обменялся с полковником рукопожатием.
– Я благодарен тебе... – сказал Астамир.
– Будет время, расплатишься... – Василий Константинович ответил почти грубо, хотя и слегка высокопарно. – Всем выпадает время платить...
* * *Расставшись с освобожденными, Раскатов заспешил в гараж. Гаражный двор был по-прежнему пуст. Пройдя рядом со стеной, Василий Константинович сразу оказался у нужной калитки. Замок висел нетронутым. В боксе была все та же темнота, не помешавшая полковнику переодеться. Спецовка была возвращена на место, шапочка была подвернута так, чтобы не видно было прорези для глаз. И все аккуратно, даже в темноте... Только после этого Раскатов вышел из гаража. Он уже почти миновал открытое пространство перед штабом батальона, когда услышал за спиной стрельбу и резко остановился. Стреляли, как сразу определил полковник, там, куда Умар с сыном направились, уже за забором... Стреляли одновременно из трех автоматов, следовательно, это не мог быть часовой. Чуть кольнуло в груди – кроме как в Умара с Астамиром, стрелять было не в кого... По характеру очередей, быстро прервавшихся, можно было предположить и то, что сразу «положили» обоих, и то, что это была предупредительная стрельба...
Долго стоять на открытом месте Раскатов не стал и быстро прошел дальше, в кусты, где остановился и снова прислушался. Выстрелы подняли тревогу. Скоро из-за угла штаба выскочила группа солдат человек в десять и побежала за гараж. Но солдаты вернулись быстро, и еще через несколько минут уже два десятка солдат во главе с начальником караула бегом двинулись к воротам. За забором явно что-то произошло.
– Что случилось, товарищ полковник? – неожиданно раздался за спиной голос Рубашкина.
Лейтенант каким-то образом отыскал Раскатова в кустах и подошел совершенно неслышно.
– За забором стреляли...
– А Умар?
– Должен был там быть...
– Я возьму отделение и проверю.
Но не успел старший лейтенант уйти, как из-за забора раздались еще две короткие очереди. Караул, двинувшийся в обход, еще только покидал расположение батальона через проходную. Значит, за забором еще не все кончилось.
– Проверь, – послал Раскатов старшего лейтенанта. – Тихонов выступил?
– Наготове. Ждет вашего возвращения.
– Скажи, пусть выступает.
– Понял.
Полковник не обернулся сразу, привычный к тому, что распоряжения выполняются без задержки, но почему-то не услышал, как уходит Рубашкин. Тишину ничто не нарушало, и обернуться все же пришлось, чтобы поторопить старшего лейтенанта. Но того уже не было рядом. Передвигается, как привидение... И появляется, и исчезает без звука...
Из-за забора выстрелов больше не раздавалось. Вот-вот караул будет там и начнет разбираться. Василий Константинович, не покидая зарослей, двинулся к казарме спецназа, чтобы обойти ее и забраться в канцелярию через окно. Он не увидел, как покидал казарму Рубашкин, видел только, что куда-то в темноту торопливо уходит группа Тихонова. Раскатов уже собирался было за угол свернуть, когда издали едва слышно донесся звук разбиваемого стекла. Били по стеклу, видимо, несколько раз, потому что звон был долгим. И почти сразу за этим очень глухо раздалось четыре – один за другим – взрыва. По звуку полковник без труда понял, что гранаты рвались в помещении. Он понял все – свидетелей деятельности «кладовщиков» больше не было. Если ушли Умар с сыном, они единственные оставшиеся в живых. Но где их теперь искать?.. Они уедут далеко, как и просил их Раскатов, и уедут, вероятно, под чужими именами, по чужим документам, производство которых в Чечне процветает и дает хорошую прибыль подпольным дельцам.
Понимая, что он пока бессилен что-то предпринять, полковник все же обошел угол казармы, осмотрелся для проверки и быстро забрался в окно.
* * *Полковник включил в канцелярии свет, глянул в зеркало и удовлетворился тем, что глаза у него по-прежнему были красными, словно бы слегка заспанными. Для большего эффекта он потер их дополнительно, взял полотенце и вышел в казарму.
Неподалеку с тремя сержантами стоял майор Макаров, ожидающий вестей от своих старших лейтенантов. Сержанты ждали приказов, которые мог отдать майор, если поступят соответствующие вести. Весь личный состав отряда был уже на ногах и мог выступить в течение пары минут.
– Что случилось? – спросил Раскатов, старательно исполняя роль заспанного человека.
– Где-то рядом стреляли... – ответил майор, и Василий Константинович увидел у него в глазах беспокойство. Значит, ситуация еще не под контролем.
– Сейчас... Я только умоюсь... Сон с лица сгоню...
Полковник прошел в умывальник, поплескал себе в лицо водой и насухо вытерся. Надел косынку, спрятанную в карман. Теперь, несмотря на красные глаза, вид уже вполне боевой. И только после этого вернулся к Макарову.
Майору докладывал что-то еще один сержант, видимо, только что вошедший. Когда Раскатов подошел, Макаров, уже выслушавший доклад, к нему повернулся:
– Неприятности, товарищ полковник...
– Докладывай.
– Сначала стреляли где-то за забором гаража. Гарнизонный караул отправился выяснять. Я в усиление выслал туда старшего лейтенанта Рубашкина с группой и направил на дополнительную охрану пленников вторую группу со старшим лейтенантом Тихоновым. Тихонов не успел. Кто-то разбил окна помещения, где пленников содержали, и забросал комнату гранатами. Спрятаться там было негде. Сейчас Тихонов пытается преследовать гранатометателей, как выяснит подробности, доложит.
– Действительно, большие неприятности. Понял, пойдем в канцелярию.
ГЛАВА 4
1. КТО ПОМОЖЕТ?
Как легко дышится, когда знаешь, что не закрыт на замок в грязной и вонючей комнате и что тебя вскоре ждет не менее грязная и, может быть, даже более вонючая камера и нудный следователь, а потом и мучительный суд. Никогда на свободе не думается о том, как, оказывается, легко и счастливо просто вот так – дышать... Дышать свободой, которую только что вернул себе... Не сам, пусть и с чужой помощью, но – свободу. И как много свобода для человека значит... Какое счастье быть и чувствовать себя свободным. Счастье, наверное, большее, чем чувствовать себя живым. И странно, что понимать это начинаешь только после того, как появляется возможность сравнить.
Умар легко смирился с тем, что он не смог вытащить из плена всех бойцов джамаата. Как бывший боевой офицер и опытный боевик, то есть человек, с войной во всех ее проявлениях связанный тесно, он хорошо понимал, что человек может только предполагать развитие событий, а события иногда развиваются по совершенно непредсказуемому сценарию, непонятно кем написанному. То же самое произошло и сейчас, когда все выверенные просчеты оказались ненужными только потому, что спецназовцы выставили свой караул. И несмотря на полную готовность всего джамаата к действию, действие не может состояться потому, что не рискнет действовать противная сторона – «кладовщики», а они на глазах у спецназовцев действовать, конечно же, не решатся...
Но все-таки хорошо, что Умар с Астамиром освободиться сумели. Значит, судьба не совсем еще отвернулась от них. Одно вот только покоя не давало – что не смог предупредить других, а сам исчез, сбежал, как они это понимают, как они должны это понять. Иными словами, спасаясь сам, бросил их на произвол судьбы. А объяснить было невозможно. При объяснении джамаат наверняка бы взбунтовался. Никто, находясь в предвзрывном отчаянии, уже не стал бы слушать Умара, никто не стал бы вникать в его доводы. Как никто не поверил бы в его обещание выручить их. Хотя точно так же, в подобной ситуации, и сам Умар не верил, что полковник Раскатов сумеет выручить своих пленных. Повторилась ситуация. Повторилась пока только наполовину, и теперь уже дело Умара повторить ее полностью...
Здесь еще одна тонкость существовала... Тонкость небольшая, но существенная... Раскатов начал требовать от Умара слова, что тот сложит оружие и уедет куда-нибудь далеко-далеко, где никто его не знает... Он и освобождал, как было недвусмысленно сказано, именно с этим условием. Но, если бы Умар слово дал, то он не смог бы ничего предпринять для помощи своим парням. И он даже предупредил Раскатова, что постарается освободить их. И как-то весь разговор скомкался, что Раскатов больше не требовал слова... Но где-то в воздухе витало ощущение, что слово уже дано. Если Умар согласился бежать, значит, он согласился и с условием полковника. Но в то же время и предупредил о своих будущих действиях, и с этим вроде бы полковник Раскатов тоже согласился...
* * *Раскатов на прощание предупредил, чтобы Умар и Астамир были осторожны. Хотя за гаражом, кажется, и нет, как он сказал, часового, но точно, полковник человек здесь чужой, этого не знал и знать не мог. Он на чьи-то слова опирался. А у того человека могла быть или ложная, или просто устаревшая информация. Проверять всегда следует самому. Даже не одно наличие часового, а просто любую случайность... Все следует предусмотреть...