– Я бы услышал, если бы из пистолета стреляли... – сказал Астамир.
– Зачем ему стрелять... Он умный и опытный... Он голыми руками орудовать может... Положил несколько человек, вооружился, нашел «мобилу» и ушел... И чем-нибудь внимание остальных в сторону отвел... Вот они сейчас туда и стреляют...
– Не в него?
– Нет, конечно... Он слишком умный, чтобы этим дуракам подставляться... Он сейчас сидит где-нибудь на стволе дерева, с кем-то созванивается и подмогу вызывает... Слетятся «летучие мыши»...[6] Нас накроют... И все на этом кончится... Я говорил Мовсару, что не стоит связываться с продажными «кладовщиками»... Это не доведет до добра...
– Зачем же ты отпустил его, отец... – не мог сын не высказать укор.
– А чтобы прекратить все это... – ответил Умар неожиданно сердито. – Надоело все... А ты разве не отпустил бы старого знакомца, которого уже спасал?
– Если бы он меня спас, я бы ответил тем же... Но если и в прошлый раз ты его...
– Э-э-эх... Ты, Астамир, еще не понимаешь, что спасенный тобой человек тебе роднее становится, чем тот, кто тебя спас... – усмехнулся отец. – Доведется, даст Аллах, и ты испытаешь это на себе... И никогда с «кладовщиками» не связывайся, они все продажные воры...
Через десяток шагов Умар услышал, как Астамир набирает на телефоне номер.
– Кому?
– В Москву... С братом поговорить хочу...
– Не надо сейчас...
* * *Опять пошли быстро, но теперь Астамир часто оглядывался, словно ожидая, что Раскатов по их следу пойдет и теперь, вооруженный автоматом, их просто расстреляет. Даже отец не выдержал:
– Что ты оглядываешься без конца!
– Слушаю... Мне интересно, что там на дороге делается...
– А что там может быть... Там уже все кончено... Сбросили часть груза, взяли на плечи убитых и понесли в село... Потом за грузом вернутся... И груз убитых тоже заберут... Себе... В селе еще и передерутся в кровь, снова делить начнут...
Астамир настроением отца был явно недоволен, но не показал, что ему обидно. Пошел молча и больше не оглядывался.
Уже совсем стемнело даже на перевале. До места осталось совсем недалеко, но предстояло минное поле преодолеть. Хорошо, что луна стояла полная и яркая. И идти уже следовало не среди густого ельника, а среди не слишком чащевых кустов.
– За спиной пристраивайся... – приказал Атагиев-старший. Голос был серьезен и сам по себе, одним только тоном говорил, что в такой обстановке отец неподчинения не потерпит, как не потерпит и болтовни. – Иди след в след... Начало я хорошо помню. А дальше – не на глаза, а на нюх полагаться будем... Был бы с нами Руслан...
Руслан знал здесь каждую мину и всегда сам водил джамаат в одну и в другую сторону. И всегда по разным местам, чтобы тропу не проложили. Но Руслан и сейчас джамаат повел и остаться с Атагиевыми никак не мог...
Даже при том, что Умар хорошо помнил проход через минное поле, он проявлял повышенную осторожность. Для начала срезал тонкий, но прочный, не гнущийся под своей тяжестью прут и привязал к нему рукоятку ножа, соорудив себе импровизированный щуп. И щуп сразу опробовал. Посмотрел от себя на полметра вбок и под острым углом проколол землю острием. Нож наткнулся на корпус мины.
– Есть... Хорошо поставлено... С этой стороны «МОН-100» выставляли, изнутри «МОН-50»[7]. Ставили так, чтобы друг от друга не сдетонировали... А то в начале первой войны, бывало, ставили... Потом бросит кто-нибудь гранату со стороны, и все минное поле взрывается, хоть строевым шагом и с песней проходи... Только без оркестра...
Астамир не удержался и спросил:
– А почему без оркестра?
Отец резко обернулся:
– А потому что от взрыва целого минного поля у всех музыкантов барабанные перепонки полопаются... Слышать не будут, что играют... Какофония получится... Не болтай...
Астамир знал, что отец не любит разговоров в такие моменты. Сам он будет говорить, и будет говорить, может быть, очень много. Он так себе нервы успокаивает и больше с собой разговаривает, чем с кем-то другим. Это ему не мешает. Но любое слово со стороны отвлекает внимание, и всегда можно ступить не туда, куда ступать можно. И на этом любые разговоры закончатся навсегда.
Умар шел медленно, иногда останавливался и разглядывал одному ему известные ориентиры. Ночью все выглядят иначе, это и Астамир знал. А путь через минное поле не может отмечаться на земле. Он отмечается по деревьям среднего возраста, которые от старости не упадут и не начнут расти, склонясь в другую сторону, как может случиться с молодыми. Дважды еще Умар протягивал руку и щупом проверял почву под ногами. Так добрались до каменистой проплешины. Здесь Умар на небольшой валун сел и рукавом лоб вытер. И только теперь Астамир увидел, что отец за эти двадцать метров вспотел.
– Прошли половину. Дальше идти будет сложнее, но положимся на Аллаха... Он нас не оставит без заботы... Отдохни...
– Я не устал, – сказал Астамир, но все же сел на соседний камень.
Отец уже много раз пытался показать сыну этот путь. Но Астамир никак запомнить ориентиры не мог и всегда ошибался. Хорошо, что ошибался он под контролем отца, который успевал вовремя окрикнуть и остановить. А вообще из всего джамаата только Умар и минер Руслан знают этот путь так, что могут и сами пройти, и джамаат провести. Даже сам Мовсар Байсаров не рискует ходить здесь без верного проводника.
– Как же там они дальше-то стоят... – сказал Умар. – Днем бы я вспомнил и разобрался сразу... Вот, нелегкая доля...
– Может, до утра... – тихо предложил сын, и Умар от этих тихих слов вздрогнул.
– А теперь скажи это же по-русски... – попросил он.
– Зачем? – не понял Астамир.
– Надо... Скажи...
– Может, до утра... – он повторил простые слова по-русски. Пусть и с акцентом, но по-русски.
– Похоже как... Надо же... – тоже по-русски ответил отец.
– На что похоже?
– Двадцать шесть лет прошло, а фраза – вот же как! – повторяется как раз тогда, когда он здесь, рядом...
– Ты о чем?
– Двадцать шесть лет назад я со взводом возвращался с операции... Ночью, уже перед рассветом... Когда совсем темно... Когда звезд не видно... Пустая была операция... Ставили засаду, никого не дождались... Трое суток просидели, все без толку... Уже до своих недалеко было... Километров пять до стационарных постов... И на звуки боя вышли... Ленивый такой бой... Просто перестрелка, можно сказать... как от нечего делать... В самом начале ущелья... Вышли, я в бинокль из-за скал посмотрел, темнота ведь, а голубые береты увидел... Там троих наших «духи» к скалам прижали и ждут, когда сдадутся... Потом оказалось, двое суток уже держали... И без воды, и без еды... И патроны кончались... Мы-то, конечно, влезли сразу, резко, «духов», кого не покрошили, тех согнали, парней вытащили... Только это не наши оказались... Спецназ ГРУ... Они нашу форму носили...
– Почему? – не понял Астамир.
– Потому что тогда не было официально такого рода войск, как спецназ ГРУ... В Советском Союзе все в секрете держалось... От своих же... Американцы знали, все другие знали... А мы знать не должны были... Так-то... А спецназ ГРУ существовал к тому времени уже тридцать лет... Все, что они там, в Афгане, делали, на наш счет записывали, десантуру прославляли... А они там много чего делали... Воевать они умеют... Вот... вытащили мы их... Старший лейтенант раненый у них был... Старший лейтенант Раскатов... И два солдата – тоже раненые... В разведку ходили, на «духов» нарвались... Раненые уйти не могут, и «духи» кругом... И только мы их вытащили, как к «духам» подкрепление подошло... С новой силой на нас поперли... Я оставил два отделения в прикрытие, с остальными попеременно потащили раненых... Напрямик... Не по дороге, где обычно ходили... Это так кажется, пять километров – недалеко... А когда человека на горбу тащишь, ой какими эти пять километров кажутся... За пятьдесят потянут... Тащим, а я все оглядываюсь... Наших поджимают... Мы отходим, они тоже отходят... А «духи» наглеют... Уже слишком близко к нашим постам подходят... Я понять не могу, почему... Только потом узнал... Они нас к минному полю прижимали... Тут кто-то с поста выскочил... Кричит что-то, рукой показывает... Пост-то рядом... А я из-за стрельбы сразу и услышать не могу... Потом только разобрал слово – «мины»... Как раз песчаная полоса среди глинистой земли... И что делать? С наших постов из пулеметов над нашими головами постреливают, но и у «духов» – тоже над головами, так их не отгонишь... И сколько мы лежать там можем?.. Тогда я штык к автомату примкнул, и автомат – вместо щупа... И пошел... Штыком в песок... Темнота... Ни луны, ни звезд... И только щуп чувствуешь... И потому знаешь, куда шагать... За мной в десяти шагах раненых тащат... До середины добрался, остановился... Кончилось терпение... Кричать захотелось... Старшего лейтенанта Раскатова ко мне подносят... Он и говорит то же, что ты сказал... А я говорю, что нас к утру всех здесь перестреляют... «Духов» больше, чем чертей в аду... Числом задавят... Я вздохнул и пошел... И прошел-таки, путь протоптал... Сорок метров... сорок минут шел... Там песок глубокий, следы видно хорошо... Это когда мины ставят, песок заметают... А так – видно... Прошел я и упал... Думал, не встану, никогда не встану, трясло всего, как в лихорадке... Но встать надо было... И встал... Раненых перенесли, сразу «огонь» открыли, чтобы дать другим пройти... Но они не пешим ходом... Они ползком и на четвереньках... Там уже легче стрелять стало, расстояние небольшое, и мы прикрыли, и пулеметчики с базы постарались... Отпугнули «духов»...
– Это с тех пор ты со старшим лейтенантом...
– С тех пор... За нами «Шмеля»[8] на базу выслали... У нас у самих семеро раненых после этого боя, я и Раскатова приказал грузить... Он еще в нашем лазарете сутки лежал, я навещать ходил, потом за ним свои прилетели...
– И что? – спросил Астамир.
– А ничего... – Умар взял в руки щуп. – Пошли...
Последний, самый трудный участок они шли очень долго. Но миновали его благополучно. Теперь до лагеря оставалось только полтора километра вниз по склону. Там прямо из склона чистый ключ бил и образовывал ручей. Чуть в стороне еще три ключа вырывались, и потом все четыре в один первый вливались. И ручей стекал к большому нижнему ручью, в трех местах образуя небольшие, по метру с небольшим в ширину водопады...
Когда ручей донес до чутких ушей Астамира свою мелодию, со стороны послышался и другой звук. Очень даже характерный и узнаваемый. Звук приближался быстро.
– Вертолет... – сказал Астамир.
– Быстро же старший лейтенант Раскатов соображает... Быстро работает, даже я от него такого не ожидал... – заметил Умар. – Думал, возраст ему помешает, штабная работа... А он... Не только трубку найти смог и сообщить, он еще и вертолет каким-то образом лететь ночью заставил... Они у нас не любят по ночам летать... Это в Афгане постоянно летали... А мой старлей сюда афганские замашки привносит... Ох, доберется он до нас... Доберется...
– Где же они высадятся? – сам себя спросил Астамир.
– Это уже к тебе вопрос, – заметил отец. – Слушай внимательно... Вертолет звуки кругом разносит, это не «динозавр» на дороге... Не ошибись...
– Летят в сторону перевала...
– Главное, не сторона, куда летят, главное, где разворачиваться будут... Высадятся, потом будут разворачиваться... Слушай... Тон двигатели сменят, значит, завис – десантируются... Слушай... Точку следует определить...
2. ЭТО НЕ АФГАН, ЭТО ЧЕЧНЯ...
Дежурный по управлению выслушал краткий доклад полковника. Дежурному и не нужно было знать подробностей. Хотя это дело и не входило в состав секретных операций ГРУ, тем не менее лишнего здесь говорить никогда не рекомендовалось. Но дежурный и так все понял и сообразил, чего хочет Раскатов.
– Сразу с начальником соединять? Он дома сейчас... Звонил недавно...
– Сразу...
– У него два телефона... Можно в закрытом режиме, можно в открытом...
– На кой леший мне закрытый режим, если я с простого бандитского мобильника звоню... – Василий Константинович показал, что он слегка нервничает.
– Вызываю...
Абонент не ответил. И на связь снова вышел дежурный:
– Наверное, генерал с собакой гулять ушел... Они вместе с женой обычно ходят... Вечерний моцион... Это часа на два... Давай я тебя с командующим соединю?
– Давай... Это тоже вариант...
Командующий войсками спецназа ГРУ сам может принять решение, не дожидаясь, пока нагуляется собака начальника диверсионного управления.
– Слушаю, что там у тебя... – сразу отозвался полковник Мочилов, словно трубку уже в руках держал.
– Вечер добрый, Юрий Петрович... Или недобрый вечер... Скорее уж недобрый...
– Ночь уже... – заметил Юрий Петрович. – Если она и недобрая, все равно – ночь... Правда, я еще не сплю... Кто это? Я думал, дежурный...
– Раскатов...
– Да, Василий Константинович... Нормально добрался? – Юрий Петрович был знаком с причиной командировки Раскатова и даже давал в поездку свои напутствия. Все-таки спецназ – это его прерогатива и его забота.
– Если бы добрался... – Раскатов начал заново объяснять ситуацию. Более подробно, чем дежурному, с деталями...
– И что? – поинтересовался Мочилов. – Какие предложения?
– Во-первых, хотелось бы как-то связаться с майором Макаровым. Чтобы он со своим отрядом сюда выступил... Банду надо блокировать, пленных выручать...
– В этом не будет, думаю, задержки... Банду и без пленных надо блокировать. Байсаров уже давно на слуху, хотя он из берлоги редко выбирается... Это решим. А во-вторых?
– А во-вторых, Юрий Петрович, я твоих указаний жду...
– Нормальный ход... – Мочилов даже засмеялся. – Хочешь, чтобы я отсюда командовал... Мне это нравится... Значит, с Макаровым я сейчас прикажу связаться... На этот номер он тебе позвонить может?
– Может... Если только деньги на счету есть... Моя трубка у бандитов осталась. Я себе новую добыл... Бандитская трубка... Пусть что-нибудь сюда срочно перечислят... На номер... Я номер не знаю, но у тебя он должен определиться... У меня в запасе еще две трубки есть, но я пока одной пользуюсь...
– Понял. Прикажу сделать срочно... С РОШем я тоже сейчас свяжусь... В разведуправлении наверняка тревожная группа сидит... Там же, у них, на полевых испытаниях наш человек – из управления космической разведки... Может быть, они чем-то помогут... Карты у тебя, я полагаю, на руках нет, и квадрат указать не можешь...
– Только ориентир... Первый перевал на дороге... Я даже не знаю, будут ли дальше перевалы... Но отсюда, кажется, шестьдесят верст до батальона, где Макаров стоит... Так командир конвоя говорил, когда в гору взбираться стали...
– Понял... Найдем... Жди подкрепления на месте, чтобы тебя искать не пришлось...
– Я бы хотел начать самостоятельный поиск...
– И они потом будут вести самостоятельный поиск? Не зная, в какую сторону идти?
Здесь полковник Мочилов был стопроцентно прав...
– Понял... Я выхожу на дорогу через перевал... Буду на самом верху...
– Кстати, Василий Константинович... За Макаровым на все время пребывания там нашими усилиями вертолет закреплен... Можно сказать без скромности, что моими личными усилиями... Личные старые связи в вертолетном полку... Если будет возможность, если вертолетчики не вдрабадан пьяные, Макаров заставит их полететь в любой обстановке... Он парень чрезвычайно крутой... Значит, они очень быстро прибудут... Ты жди... И связи жди... Может быть, с управлением космической разведки что получится... Я сам сейчас, если жена бить не будет, в управление выеду... Она у меня крутая, не хуже Макарова...
* * *Как ни хотелось Василию Константиновичу проявить свои качества усиленной боевой единицы, он вынужден был признать правоту командующего войсками спецназа ГРУ полковника Мочилова, некогда своего прямого командира, а сейчас еще и заместителя начальника диверсионного управления. Без конкретных указаний полковника Раскатова майор Макаров мало что сможет сделать... Не телефонных указаний... Пальцем надо будет ткнуть... Он просто пойдет не в ту сторону, куда идти следует... Может быть, начнет преследование не джамаата, а тех боевиков, что ушли с мирными жителями. А потом отыскать следы джамаата Байсарова будет уже гораздо сложнее...
Легко смирившись с невозможностью стать гордым героем-одиночкой, мстителем и спасителем в одном лице, Раскатов двинулся в обратную дорогу в сторону перевала. Ждать, как он понимал, лучше всего на открытом месте. Там, на вершине перевала, в самой седловине, было место, где вертолет сможет зависнуть так, чтобы удобно было провести быстрое десантирование. «Задняя память» – необходимая вещь для каждого военного разведчика! – это место рисовала во всех деталях.
Еще до того, как полковник добрался до дороги, ведущей к вершине перевала, подала голос трубка мобильника. Раскатов сразу убавил громкость звонка до минимального слышимого, потом, подумав, вообще выключил две остальные трубки, чтобы не сбивали его своими возможными вызовами. И только после этого ответил:
– Слушаю...
Себя при этом аккуратно не назвал, потому что звонить могли погибшему боевику, хозяину мобильника.
– Здравия желаю, товарищ полковник. Майор Макаров... – раздался энергичный хрипловатый голос.
– Здравствуй, майор... Здравия мне сейчас как раз очень даже и не хватает... Голова начинает потрескивать... Контузия после взрыва БТРа... Извини уж за жалобу, просто к слову пришлось... Тебе объяснили ситуацию?
– Полковник Мочилов звонил... Сам... Что знал, сказал...
Василий Константинович был мало знаком с майором Макаровым. Как-то встречался с ним во время командировки в бригаду, потом в Москве виделись, куда Макарова вызывали по какому-то поводу, кажется, на награждение. И даже не помнил точно, как майора зовут, хотя помнил его квадратный силуэт. Такие широченные плечи у человека среднего роста не запомнить трудно.
– Юрий Петрович мало знает... Срочно нужно пленных выручать... Иначе уведут их, потом не сыскать...
– Да, по горячим следам легче... – согласился Макаров.
– Тебя, кажется, Сережей зовут?
– Сережей...
Голос Макарова, как показалось Василию Константиновичу, мало подходил к этому имени. Имя мягкое, а голос жесткий, рубленые слова, уверенная манера их произнесения.
– Вылететь, Сережа, когда сможешь?
– Вертолетчики, козлы, плачут... Ночных полетов боятся... В прошлом месяце у них в отряде одна машина разбилась... За вершину елки винтом зацепилась... И вместо того, чтобы елку сломать, она винт, дура, сломала... Сейчас пойду пилотов обламывать... Не беспокойтесь, товарищ полковник, обломаю...