Поэтому Ольга была уверена, основная историческая канва будет развиваться согласно генеральному плану. Слишком незначительны произошедшие по ее вине изменения, чтоб повлиять на соотношения сил на мировой арене. Да и внешнему взору заметно лишь, что Советский Союз резко сократил выпуск танков, устаревших истребителей и бомбардировщиков. Подавляющее количество уже выпущенных бронемашин, не оснащенных пушечным вооружением, перевооружалось крупнокалиберным пулеметом 12,7 мм либо автоматической пушкой 23 мм и переходило в разряд самоходных зенитных установок.
Кроме этого, появление на рынке нового лекарства набукомма (сокращение от полного названия — наше будущее коммунизм), которое в западных странах тут же переименовали в пенициллин, поставило перед всеми странами задачу создания стратегического запаса данного препарата.
Большинство специалистов сходилось во мнении, что несмотря на выделяемые правительствами ведущих стран серьезные финансовые средства, несмотря на, то что все они покупали в СССР лицензии на производство и помощь в отладке технологического процесса, до собственного промышленного выпуска нового лекарства, им было, как минимум, два года.
А до этого никто войну с СССР начинать не будет. Тем не менее, имел смысл детально осмотреть готовые на данный момент укрепления. Ведь то, что построено в укрепрайонах на сегодняшний день, с тем и будем воевать. В этом и следующем году все средства будут брошены на строительство заводов купленных в САСШ. Те были приобретены в обмен на оптовую продажу нового лекарства срочно созданной в этой стране дистрибьюторской компании получившей все права на его дальнейшую реализацию. В течение последующих трех лет СССР обязывался поставить один триллион единиц набукомма, по схеме 200+400+400 и по цене триста пятьдесят долларов за миллион единиц.
Учитывая, что назначаемые врачами единоразовые дозы в 1938 году колебались от пяти до пятнадцати тысяч единиц, а их розничная цена колебалась от двадцати до пятидесяти долларов, некоторым членам советского правительства заключенная сделка казалась невыгодной и они прямо указывали Сталину, что продавая новый препарат в разные страны, можно было бы получить и в два, и в три раза больше. А теперь дельцы САСШ заработают на перепродаже препарата в другие страны больше, чем получит наша страна.
— Пусть зарабатывают. Чтоб заработать эти дэньги они винудили правительство САСШ согласится на продажу нам таких производственных мощностей и технологий, о которых еще вчера и разговора не могло быть. Мы получим готовое под ключ производство моторов и трансмиссий к полноприводным грузовикам, производство самых современных авиационных моторов нескольких видов (фирмы, модели?), а также производство трансмиссий к тяжелым тракторам, надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь. Об ахиллесовой пяте наших новых танков. Это производство поможет нам устранить этот недостаток в самое короткое время. Кроме этого еще очень много точного и очень нам нужного оборудования. А вы говорите деньги. Мы год пытались прийти к соглашению по этим вопросам и нам прямо заявляли: — мы вам не продадим эти производства ни за какие деньги. Не умеем мы убеждать американских политиков так, как это умеют делать их друзья-капиталисты. А деньги — это просто деньги. Попробуй на них купить то, что тебе действительно нужно. Недаром товарищ Карл Маркс утверждал, что при коммунизме денег не будет.
Учитывая стратегическую важность закупленных производственных мощностей, на южном Урале уже началась заливка фундаментов под будущие цеха согласно полученным планам, причем руководили работой прибывшие из САСШ инженеры-строители. Соответственно все фонды на арматуру и цемент съедят либо незаконченные стройки заводов и фабрик, либо лишь начатые. А без бетонной крышки доты получались слишком уязвимые, так что терялся всякий смысл их строить. В 1939 и 1940 году все усилия приложатся к продолжению линии укрепрайонов до Балтийского моря и минимальной подготовки присоединенной территории к будущей войне. Так и получалось, что нужно было составить планы, как минимальными средствами закончить оснащение старых укрепрайонов.
За два года, 1936 и 1937, после того как были утверждены новые планы и новые принципы строительства укрепрайонов, было сделано немало. Во-первых, те немногие двух- и трехэтажные бетонные монстры, что были начаты до 36 года, доведены до ума. За счет сокращения производства корабельной артиллерии удалось на многих из них установить вращающиеся стальные башни с пушками 76, 85 и 107 миллиметров. В некоторые амбразуры установили противотанковые пушки 45 мм в специальном исполнении для стационарных опорных точек. Они отличались отсутствием колес, более узким по высоте, но усиленным щитком, опорной станиной в виде стального треугольника крепящейся к вертикальному столбу. Это давало возможность размещать пушку на произвольной высоте от пола в зависимости от расположения соответствующей амбразуры.
Больше таких бетонных зданий с бензиновыми генераторами, электроприводом стальных башен и прочей дорогостоящей ерундой, не строили. Высвободившиеся фонды и средства были пущены на строительство стандартных, упрощенных стационарных огневых точек. За два года было построено около шести тысяч дотов с бетонными метровыми крышами выдерживающими попадание как 152 мм снаряда, так и стокилограммовой авиабомбы.
Для пятидесяти пехотных дивизий прикрывающих западную границу это уже было кое-что. Стационарная огневая точка привязывалась к одному взводу. Ротный опорный пункт состоял из четырех огневых точек, взаимно поддерживающих друг друга перекрестным огнем и находящихся на расстоянии не больше пятисот метров друг от друга. Выстраивались произвольным четырехугольником с учетом условий местности. Учитывая, что каждая огневая точка могла иметь на вооружении противотанковую пушку и один-два ПТР, а к ответному огню была устойчива, подавить такую позицию танковой атакой, было весьма сложно и связано с неприемлемыми потерями. Для защиты от пикирующих бомбардировщиков, ротный опорный пункт планировалось усилить либо крупнокалиберным пулеметом, либо малокалиберной зенитной пушкой.
Выстроены опорные пункты были так, чтоб контролировать и создавать глубокоэшелонированную оборону вдоль существующей сети дорог и направлений, проходимых для грузового транспорта. Территорию бездорожья контролировали части легкой пехоты. Приграничные города готовили к круговой обороне. За спиной опорных соединений размещались бронетанковые дивизии и резерв. На бумаге все выглядело, как запланировано, оставалось удостовериться, что и в натуре не напортачили.
Уже стало доброй традицией, что любая проверка воинских частей их комиссией, начиналась с проверки физического здоровья командного состава всех уровней на соответствие утвержденным нормам. Инженерно-строительные войска, как нестроевые имели несколько более мягкие нормы по сравнению с боевыми частями, но и их нужно сдать. И как обычно, это удавалось не всем. После этого поднимались результаты последней проверки состояния физического здоровья, сравнивались с текущими результатами. Если возникали сомнения в достоверности предыдущих данных и подозрение на необъективность прежней комиссии, органами НКВД проводилась всесторонняя проверка.
Затем комиссия выезжала на местность, где руководство демонстрировало членам комиссии основные объекты своего укрепрайона. Как правило, водило по одному или двум бетонным дворцам с оружейными башнями, электричеством и прочими благами цивилизации построенными в данном укрепрайоне.
В это время Ольга, вооруженная складным метром и геологическим молотком садилась на полуторку, прихватив с собой одного из инженеров-строителей и командира части осуществляющей охрану объектов, методично объезжала все построенные доты данного укрепрайона. Измеряла толщину бетона крыши (обычно над амбразурой вертикальный срез бетонной крышки замаскировать не удается и его просто закрашивают в защитный цвет) и отбивала кусок геологическим молотком (если получалось). Образец заматывала в бумагу с соответствующей пометкой. Впрочем, часто ограничивалась лишь постукиванием. Если качество бетона было очевидным, просто ставила в тетради соответствующую пометку.
Ее теперь, можно сказать, бывший муж, тоже активно в этом участвовал. Доты стоят на пересеченной местности кустами, как минимум, по четыре штуки, а то и по восемь и по двенадцать, вплотную не подъедешь. А так каждому вдвое меньше бегать, проверили, и поехали дальше, к следующему кусту.
То, что ее недолгая семейная жизнь дала трещину, Оля поняла совсем недавно, зимой, когда увидала какими глазами смотрит Виктор на раздатчицу в одной из гарнизонных столовых, а та на него. Увидишь такой взгляд и понимаешь, все что написано про любовь с первого взгляда — святая правда. Но и до того их отношения лучше всего описывались словами: — нашла коса на камень. Виктор, как убежденный домостроевец страдал от лидирующей роли жены, считал свой брак фиктивным и редуцировал свои обязанности до уровня телохранителя. Нечастые приставания жены воспринимал как покушение на личную свободу, забывая, что это осознанная необходимость. Ольга исходила из принципа: — раз ты, падло, в ЗАГС пошел, будь добр не выеживаться, тем более, что никто тебя перерабатываться не заставляет.
Когда они вышли на улицу из той столовой после недолгого обеда, она его спросила:
— Куда ты идешь? — Виктор непонимающе смотрел на нее.
— Как куда? Через пятнадцать минут штабные учения. Сама сказала, что тебе там быть обязательно.
— Мне, да. А тебе там что делать? Ты же тактику не любишь и не знаешь, несмотря на все мои усилия. Возвращайся, познакомься с девушкой и договорись вечером встретиться. Это приказ! Выполняйте!
Он угрюмо смотрел на нее, играя желваками.
— Дать бы тебе по роже… змея очкастая…
— Размечтался. Не очкастая, а очковая, неуч. Встречаемся через два часа в штабе. Доложишь об исполнении.
— Да пошла ты…
Пользуясь отсутствием свидетелей, Ольга воткнула свои твердые, как камень, собранные лодочкой пальцы левой руки ему в печень. Глядя в его расширившиеся зрачки, она тихо прошипела:
— Еще рот откроешь — ногу сломаю. Или две. Я, можно сказать, пытаюсь его сделать счастливым, а он меня посылает. Чему я удивляюсь? Как сказал мудрец — ни одно доброе дело не останется безнаказанным. Лейтенант Степанов! Задание понятно?
— Так точно…
— Выполняйте.
Вечером она инструктировала своего влюбленного по уши мужа, только что проводившего после работы девушку до дому:
— Ты, Витенька, ворон не лови, мы послезавтра в следующую часть перебираемся, а это восемьдесят километров, так что не покатаешься. У вас на завтра что запланировано?
— В кино пойдем… «Дочь Родины» крутить будут…
— Очень подходящая картина. Наверное. Тогда с утра иди в отдел кадров и посмотри ее личное дело. Если в биографии не все гладко, выбрось дурь из головы, иначе погубишь и ее, и себя. Если личное дело в порядке, то после кино, сразу приглашай в номер, радиолу послушать и новые пластинки. А то такая замечательная радиола фрязинского завода простаивает без дела. Непорядок. Как она сюда попала, это же просто невероятно. Их только в прошлом году выпускать начали, дефицит страшный, а тут в какой-то районной гостинице… чудеса нашей системы снабжения. Так вот. Вино приготовь и конфеты. Потом танцы. Танцуешь ты плохо, поэтому сразу начинай рассказывать о своих чувствах. Я тебе короткую речь написала, выучишь на память.
— Татьяна прекрати! Не надо из меня дурака делать! Не лезь, куда тебя не просят! Без тебя разберусь!
— Ты, Витенька, не понимаешь всей сложности стоящей перед нами проблемы. И если ты не хочешь, чтоб твоя Валя в один прекрасный день исчезла из твоей жизни и поехала по комсомольской путевке варить борщ в Дальневосточную армию, то слушайся меня. Может, пронесет. Дурака я из тебя не делаю. Родители твои, трудное детство, а теперь Валя, справились без меня. А помочь я тебе просто обязана, как товарищу по партии и по семейной жизни. Слушай дальше: долго не танцуй, как все рассказал, что написано, начинай целоваться и дефилировать к кровати.
— Чего делать?
— Хватай девку на руки и в кровать неси! Ей с виду двадцать пять, так что отбиваться не будет. А если и будет, то недолго. Чего делать…
— Какое двадцать пять… не больше двадцати… ну ты и двинутая… расскажи кому никто не поверит.
— Вот ты и не рассказывай. Не буди лихо пока тихо. А послезавтра, я сама с ней поговорю, договорюсь, когда она в Москву приедет. Легенда, телефоны, пароли, явки, все как положено. Если Артузов будет спрашивать, ты ничего не знаешь, я сама девку нашла и в столицу притащила, чтоб талант не пропадал. Жить пока втроем будем, а там жизнь покажет… и не спорь со мной. Мы люди военные, ты младший по званию, приказы не обсуждают, а выполняют. Только рожу не криви, мусульмане и с четырьмя бабами живут, не кривятся, так что с двумя как-то управишься. Тем более, я к тебе приставать не буду, разве что сам захочешь.
— Не дождешься…
— А ты не зарекайся.
— Погоди, не уходи, спросить хочу. То, что ты на голову больная, это все знают. Но зачем ты ей и мне помогаешь? Тебе это зачем?
— Мы же коммунизм строим, Степанов. Да и будет кому нам борщ сварить, а то в доме кроме колбасы и консервов жрать нечего. За квартирой присмотрит, когда мы в отъезде. Поболтать будет с кем, а то с тобой поговоришь, как с жабой в болоте. Все. Я спать иду.
Оля отвернулась к стене, чтоб он не видел выступившие на глазах слезы. Перед ее мысленным взором легкой, пружинистой походкой юного барса, шел на свою первую и последнюю встречу с ней невысокий, светловолосый парень. Ее губы шептали странные слова, родившиеся в сознании под незамысловатый, грустный мотив:
Это удивительный был аттракцион,
Так еще никто не стрелял, как я и он.
Меня поцеловал твой прощальный патрон,
Умирая, ты на память мне выстрелил в руку…[2]
И все что у Ольги осталось на память от него, эта маленькая, круглая отметина на левом плече. Не сложилось… так пусть сложится у этого угрюмого молчуна. В этом мире станет больше на два счастливых лица. И какая разница, что твое лицо входит в иное множество.
«Успокойся мятежное сердце, судьба каждого отражается на общей судьбе всех нас… в жизни каждого льют дожди, дни бывают и темными, и унылыми…» — шептали ее губы.
Так появилась в их жизни Валя, черноглазая, смешливая, с ямочками на румяных щеках. То, что Ольга притащила из провинции какую-то деваху и поселила у себя, начальство восприняло как еще одну странность, не первую и, скорее всего, не последнюю. Да и странность ли… в это время помогать чужим людям было скорее нормой поведения гражданина, а не исключением. Кабанье рыло мещанина если и выглядывало, то стыдливо пряталось от общественного внимания. Пройдут годы, десятилетия, оно выползет и заявит свое право не просто на существование, но и свои претензии на формирования смыслов бытия. От предчувствия этого хотелось плакать или стрелять в кого-то… но Оля закусывала губу и пыталась сделать еще больше, еще лучше, еще чуть-чуть…
Больше всех сперва мучился Виктор. Такая форма социалистического общежития, когда всем в доме заправляет старшая жена, а младшая чуть ли ей в рот не заглядывает, ранила его мужское самолюбие. Но Ольга, как старшая по званию, железной рукой подавляла любые проявления инакомыслия. Реальность, которую в двух словах объяснила Виктору старшая жена, была проста и беспощадна. Либо он продолжает формально числиться ее мужем и дальше выполнять функции телохранителя, либо его и Валино будущее покрыто туманом. В том тумане проглядывается множество вариантов, вот только счастливых исчезающе мало.
Валя всего этого не знала, но женщина тем и отличается от мужчины, что не зная многого и не обладая развитым логическим аппаратом, часто понимает ситуацию значительно глубже и правильней, чем ее спутник. Женская интуиция подсказывала ей, что эта странная женщина, притащившая свою соперницу к себе в дом и делающая все от нее зависящее, чтоб та не расставалась с Витенькой, искренне желает им счастья. Иногда Валя начинала реветь и жаловаться своей то ли подруге, то ли сопернице:
— Бросит он меня и к тебе вернется… господи, ну за что мне все это? Зачем ты потащила меня за ним? Уехал, забыл бы меня, а я бы поревела и его забыла…
— Валя, если тебе реветь охота, так ты скажи, я тебе ремнем жопу надеру, чтоб ты знала чего ревешь. Сейчас наш барсук приедет, отвезет меня на работу. У меня сегодня выходного не получится. Срочное задание. Потом можете тут целый день кувыркаться, используя законный выходной на полную катушку. Я позвоню, когда меня забирать.
— Ну что ты такое говоришь… мы за продуктами сходим, сварим на вечер что-то вкусненькое…
— А покраснела, глаза опустила, словно девица невинная… ты со мной то недотрогу из себя не строй. Лучше скажи по секрету, сколько у тебя мужиков до Витьки было? Честное партийное — я ему ни слова. А хочешь, перекрещусь?
— Никого не было, Танечка! У меня знаешь, какой отец строгий? Он бы меня убил, если бы узнал.
— Ты мне по ушкам не езди. После первого свидания в номер к женатому пошла и сразу в койке очутилась, скромница.
— Ты не поверишь! Как затмение на меня нашло… ничего не понимала что вокруг происходит…
— Почему не поверю? Очень даже верю. Потому и спрашиваю: в который раз на тебя затмение нашло? Только не ври, что в первый.
— Да ну тебя… не веришь, у Витьки спроси.
— Ржу — не могу! Чем пользуешься? Английской булавкой? Больно, но мы, бабы терпеливые. А ради того, чтоб тебя целочкой считали, и не такое вытерпишь.
— Злая вы… зачем ты так… я к вам со всей душой… а кто такой Льончик? Ты иногда во сне кричишь, — «Льончик!», а потом зубами скрипишь.
— Молодец. Пять балов. Захочешь в разведшколу НКВД, скажешь, я за тебя слово замолвлю. Ладно, партизанка, одевайся, машина к подъезду подъехала. Я ее по звуку узнаю.
* * *К Ольгиному удивлению, серьезных нарушений за весь месяц проверки укрепрайонов от Черного, почти что до Балтийского моря, было выявлено немного. Всего чуть больше сотни объектов, бетон в крышке которых не соответствовал минимальным нормам. Органы НКВД разбирались теперь, почему так произошло, десяток человек уже закрыли, наверняка кого-то расстреляют, остальных в лагеря упекут.