Боря уставился на неё, сдвинув светлые, чуть заметные брови:
— Слушайте, Раиса Петровна! Вам русским языком говорят: я тороплюсь, у меня поважнее дело, чем твой котлеты. Всё! Можете идти.
Но Раиса Петровна не ушла, а, наоборот, шагнула поближе к брату:
— Боря, вовсе я никуда не пойду, и ты тоже никуда не уйдёшь, пока не провернёшь мясо. Вот!
Боря повысил голос:
— Со старшими таким тоном не говорят! Ясно? Ну!.. Марш!
Взяв сестрёнку за плечи, Борис повернул её к себе спиной и легонько толкнул.
— И очень хорошо! И прекрасно! — закричала та удаляясь. — А ты всё равно не уйдёшь!
Боря сел на стул и принялся надевать носки.
— Маленького нашла… — ворчал он. — Брось всё и верти мясорубку! Распоряжается чужим временем!
Мальчики вышли из ванны. В коридоре они встретили Раю, которая несла под мышкой большую книгу.
— Сейчас, — сказал Борис, войдя в комнату. — Ещё две минуты, и я готов. — Он взял со стула парадные брюки и сунул правую ногу в штанину. — Да, Лёвка, сегодня поборемся! Кому-то жарко станет, кому-то… — Он замолчал и опустил глаза вниз, на брюки. — Гм! Что за чёрт… Смотри!
На брюках не было ни одной пуговицы! Приятели молча посмотрели друг на друга и подошли к висевшему на спинке стула пиджаку: там тоже пуговиц не оказалось.
Боря взъерошил волосы:
— Что за чёрт! А?
— Срезаны, — хладнокровно сказал Лёва и кивнул на обеденный стол: там лежали пуговицы и ножницы.
Боря покраснел так, что лицо его стало темнее волос. Торопливо скинув брюки, он в одних трусах отправился в коридор.
Лёва последовал за ним.
— Р-рраиса!
— Чего тебе? — послышалось за дверью ванной.
Боря толкнул дверь, но она оказалась запертой.
— А ну, открой!
— Не открою, — ответила Раиса.
— Ага, понятно! Ты срезала пуговицы?
— Ну, я срезала.
— Зачем? Отвечай!
— Чтобы ты мясо провернул. Мне котлеты надо готовить.
Боря загрохотал кулаками по двери и закричал таким голосом, что кошка свалилась с новой газовой плиты:
— Раиса! Выходи немедленно! Слышишь!
— Вовсе я не выйду. Что я, сумасшедшая?
— Выходи сию минуту и пришей пуговицы!
— Проверяй мясо, тогда пришью.
Громко дыша, Боря прошёлся по кухне и остановился перед Лёвой:
— Как тебе нравится, а?
Тот не потерял своего хладнокровия.
— Не волнуйся, — сказал он. — Психологию знаешь? Запри её самоё.
С наружной стороны двери была щеколда. Боря заложил её и громко сказал:
— Вот! Получай, Раиса! Будешь сидеть здесь, пока наши не придут.
— И пожалуйста! Я с собой «Двух капитанов» взяла.
Услышав такой ответ, Боря пал духом. Опять он в отчаянии воззрился на Лёву.
— Теряться нечего, — сказал тот. — Пришьём сами.
Друзья вернулись в комнату. Они решили, что Боря станет пришивать пуговицы на брюках, а Лёва — к пиджаку. Но в шкатулке нашлась только одна иголка. Борис оторвал от катушки нитку и подошёл к лампе, висевшей над столом. Он слюнил нитку, разглаживал её между пальцами, задерживал дыхание, но нитка не лезла в ушко иголки. Стоя возле него, Лёва советовал:
— Не волнуйся! Возьми себя в руки и не нервничай. Ты волнуешься — и ничего не выходит.
Борис наконец рассвирепел.
— На! Сам не волнуйся! — крикнул он и сунул иголку с ниткой Лёве в руки.
Тот рассмотрел как следует нитку и заявил, что она чересчур толста.
Боря достал другую нитку. Она, правда, была розовая, но зато её быстро продели в ушко.
Лёва посмотрел на часы.
— Семь минут прошло, — сказал он.
Пришивая пуговицу, Боря пять раз уколол себе палец и четыре раза порвал нитку.
— А теперь четыре минуты прошло, — сказал Лёва, разглядывая его работу. — Гм!.. Ты волнуешься и не туда пришил.
— Чего ты мелешь… «не туда»! Где не туда?
— Вот видишь, где петля, а где пуговица!
Лёва отпорол пуговицу и взялся пришивать её сам. Он работал с большим самообладанием, пришил пуговицу правильно и затратил восемь минут. После этого он встал со стула и размеренными шагами прошёлся по комнате.
— Безнадёжно, — сказал он.
— Ничего не безнадёжно! — отозвался Борис. — У нас целый час времени.
Лёва пожал плечами:
— Простая арифметика! Времени — час. От тебя до профессора — пятнадцать минут. От профессора до школы — столько же… На одну штуку мы затратили… семь плюс четыре и плюс восемь… затратили девятнадцать минут… Теперь, конечно, дело пойдёт быстрее. Натренировались. Считай — по пятнадцати минут. На брюках их пять, а на пиджаке — четыре. Простой расчёт!..
Вторые Борины брюки мать распорола для перелицовки. Были у него ещё одни, но все в заплатах. Боря пришёл в страшную ярость. Он кричал, что сегодня же оторвёт Раисе уши, что отныне не скажет с ней ни слова и что, если родители не перевоспитают её немедленно, он уйдёт из дому.
— Криками не поможешь, — сказал Лёва. — Возьми себя в руки и пойди поговори. Подействуй на неё силой убеждения.
Товарищи снова очутились в кухне. Боря заговорил негромко и очень сдержанно:
— Рая! Раиса, ты слышишь?
— Ну? — ответили из-за двери.
— Раиса, я тебя, так и быть, выпущу, но чтобы это было в последний раз! Понимаешь?
— Понимаю. А я не выйду.
Боря вздохнул, подтянул трусы и продолжал уже совсем кротко:
— Рая, послушай-ка, ты ведь не маленькая, так? Мне нужно скоро уходить, а…
— И уходи. Кто тебя держит?
Лёва заглянул в замочную скважину и сказал убедительным тоном:
— Рая, нужно всё-таки сознавать! У Бориса очень важное дело.
— Котлеты тоже важное дело. Отец придёт с работы — что он будет есть?
Семиклассники помолчали в раздумье.
— Глупо! — тихо сказал Лёва.
— Что — глупо? — так же тихо сказал Борис.
— К чему ты затеял всю эту возню? Провернул бы мясо — и дело с концом!
Борис долго грыз ноготь на большом пальце, потом открыл щеколду:
Напрасно товарищи упрашивали Раису выйти.
— Ну ладно, Райка! Выходи. Мы провернём.
— Нет, вы сначала проверните и покажите мне. Я встану на умывальник и посмотрю в окно.
Под потолком в стене ванной было застеклённое окно. Напрасно товарищи упрашивали Раису выйти немедленно, говоря, что этак она не успеет пришить пуговицы. Рая стояла на своём. Делать было нечего! Два авторитетных члена краеведческого кружка покорились. Мясорубка была неисправная и очень тугая, но Боря вертел её с такой быстротой, что килограмм говядины очень скоро превратился в фарш. Лицо Бориса блестело от пота, но голос его стал по-прежнему строгим, когда он заговорил:
— Вот тебе мясо. Кончай эти штучки и выходи!
В ванной послышался какой-то шорох: это Раиса лезла на умывальник. Скоро её голова показалась за стеклом окна.
— Вот! — сказала она. — И стоило из-за этого столько спорить!
— Хватит болтать! Выходи!
Но Рая не вышла.
— Погодите, — сказала она. — Я с вами потеряла много времени, а мне нужно ещё снять бельё с чердака. Пойдите на чердак и снимите.
Боря чуть не уронил тарелку с фаршем.
— Издеваешься! — сказал Лёва.
— Раиса! Ты эти штучки брось, ты меня знаешь! Лучше брось!
— Вовсе я не издеваюсь. Мне одной раза четыре пришлось бы на чердак подниматься, а вы вдвоём сразу всё бельё унесёте. А я буду обед готовить.
Борису очень хотелось плюнуть на всё и взять Раису измором[13], проучить хорошенько эту девчонку.
Но он подумал, как будет глупо, если он не попадёт к профессору и на заседание кружка. И из-за чего! Из-за каких-то пуговиц и упрямой сестрёнки!
Кончилось дело тем, что они с Лёвой отправились на чердак, принесли оттуда бельё и показали его Раисе.
Краеведы слышали, как она спрыгнула с умывальника.
— Увидишь, — шепнул Борис товарищу, — только пришьёт пуговицы, все уши оторву! — Он посмотрел на дверь и сказал громко: — Ну, Раиса!
— А теперь… теперь самое последнее, — решительно заговорила Рая. — Теперь знаете что? Теперь повторяйте оба вместе: «Мы даём честное пионерское слово, что даже пальцем не тронем Раю, когда она выйдет из ванной».
Повторять эту фразу было для краеведов труднее всего. По они всё же повторили её замогильными голосами.
Щёлкнула задвижка, дверь открылась, и Рая быстро прошла мимо краеведов.
Через пятнадцать минут друзья вышли из дому. За всю дорогу они не сказали ни слова, и на бурном заседании краеведческого кружка оба хранили угрюмое молчание.
1948
Учитель плавания
Мы с Витей Гребнёвым и ещё пятнадцать ребят из школьного туристического кружка собирались в большой лодочный поход по речке Синей. Нам предстояло подняться вверх по течению на семьдесят километров, а потом спуститься обратно.
Грести против течения — дело нелёгкое, особенно без тренировки. Но тут-то нам с Витей и повезло. За две недели до начала похода муж моей сестры купил двухвесельную лодку. Он позволил нам кататься на ней, пока у него не начался отпуск. И вот мы с Витей уже несколько дней тренировались в гребле.
Правда, тренировался больше я один. Витя — малый упитанный, грузный и не то чтобы ленивый, а какой-то слишком уж спокойный. Он предпочитал быть за рулевого. В одних трусах, в огромной соломенной шляпе, привезённой его мамой из Крыма, он сидел на корме, правил и командовал:
— Вдох, выдох! Вдох, выдох!
Я размеренно грёб, стараясь правильно дышать и не зарывать вёсел в воду.
Хорошо было в тот день на речке! Слева медленно полз назад высокий, обрывистый берег, на котором среди зелени белели домики городской окраины. Справа берег был низкий, заболоченный. Там у самой воды, словно тысячи зелёных штыков, торчали листья осоки; за осокой тянулся луг, а за лугом виднелись ржаные поля. Иногда к нам на борт садилась отдохнуть стрекоза или бабочка, иногда из воды выскакивала рыба, словно для того, чтобы взглянуть, кто это плывёт на лодке.
Мы проплыли под небольшим пешеходным мостиком. Здесь город кончался. Дальше на левом берегу зеленели огороды, а внизу, под обрывом, тянулся узкий пляж с чистым песком. По выходным дням на этом пляже собиралось много купающихся, но сейчас тут было только два человека: Серёжа Ольховников и Женя Груздев.
Мы причалили недалеко от них, вытащили лодку носом на берег и сели на песок, но ни Серёжа, ни Женя нас не заметили. Они стояли метрах в трёх от берега. Долговязому Сергею вода была по грудь, а коротенькому Женьке — по горло. Оба они отплёвывались, тяжело дышали, и лица у них были совсем измученные.
— Ты… ты, главное, спокойней! — говорила торчащая из воды Женькина голова. — Ты не колоти пр воде, а под себя подгребай, под себя подгребай!
Сергей ничего не отвечал. Он смотрел на Женьку злым левым глазом. Правый глаз его был закрыт длинным мокрым чубом, прилипшим к лицу.
— Давай! — сказала Женькина голова. — Ещё разочек. Главное, спокойно!
Сергей лёг ни воду и с такой силой заколотил по ней длинными руками и ногами, что брызги полетели во все стороны метров ни пять, а Женькина голова совсем исчезла в белой пене. Но он продолжил выкрикивать:
— Спокойно!.. Подгребай! Не торопись, под себя подгребай!
Сергей быстро пошёл ко дну. Женька хотел его поддержать, но по ошибке схватил не за руку, а за ногу.
Наконец они вылезли на берег. У обоих кожа были синяя и покрыта пупырышками. Они теперь заметили нас, но даже не поздоровались. Сергей сел на песок рядом с Витей, обхватив ноги руками и положив подбородок на колени. Женька остался на ногах. Оба они стучали зубами.
— Не па-па-па-падай духом! — сказал Женька. — Постепе-пе-пе-пенно научишься.
— По-по-подохнешь от та-такой науки!
Мы с Витей переглянулись. Витя лёг ни спину и стал пригоршнями сыпать песок себе на грудь.
— Да, Серёженька, — сказал он, — хорошую шуточку с тобой твой друг устроил!
— Убить его ма-ма-мало, та-та-такого друга!
Мы с Витей опять переглянулись, и я подумал про себя: «Кому-кому, а Витьке повезло в дружбе. Кто-кто, а я-то уж никогда не подведу его, как Женька подвёл Сергея».
Сергей и Женька тоже собирались в лодочный поход. Пеших экскурсий и походов в нашей школе всегда проводилось очень много, а лодочный устраивался впервые. Нечего и говорить, с каким увлечением мы все к нему готовились, с каким нетерпением ждали первого июля, на которое был назначен старт. Сергей был одним из самых заядлых наших туристов, а тут он прямо помешался на лодках, на рыболовных снастях, на всяких фарватерах[14], ватерлиниях[15] и кильватерных[16] колоннах.
Дней за десять до начала похода все собрались в пионерской комнате. Начальник похода — учитель географии Трофим Иванович распределил обязанности и сказал, какие вещи нужно взять. Вдруг он приложил ладонь ко лбу:
— Да, товарищи, о самом главном я и забыл! Поднимите руку, кто не умеет плавать!
Никто не поднял руку. Я знал, что Витя плавать не умеет, но, конечно, не стал его выдавать. А Женька вдруг повернулся к Сергею и громко сказал:
— Серёжка! Ну, чего ты прячешься? Ты же не умеешь плавать!
Сергей страшно покраснел. Он так посмотрел на Женьку, что у другого язык отнялся бы, но Женька продолжал:
— Чего ты злишься, Серёжка? Ну, чего ты злишься? Скажешь, конечно, что я плохой товарищ, раз тебя выдаю! А я тебе отвечу: ведь до похода не два дня, а целых десять — значит, ты можешь научиться плавать. Ты вот всё говоришь, что уже учился, что у тебя ничего не получается, потому что ты худой, но тяжёлый и что у тебя удельный вес слишком большой для плавания. А я тебе скажу: враки всё это. Просто у тебя настойчивости нет. Ну и вот! Случится с тобой что-нибудь, на чьей совести это будет? На моей.
— Евгений прав, — сказал Трофим Иванович. — Делу помочь нетрудно, я уже договорился с Василием Васильевичем. Ты завтра, Сергей, зайди к нему домой в десять утра. Отправитесь на речку заниматься плаванием. Но предупреждаю, друг: если ты к двадцать восьмому числу не научишься хотя бы держаться на воде, тогда уж извини. На реке всякое может случиться.
Когда окончилось собрание, Сергей ушёл из школы, даже не взглянув на Евгения.
На следующее утро он отправился к преподавателю физкультуры, но оказалось, что Василий Васильевич заболел ангиной и лежит в постели. Тогда Женька сказал Сергею, что он сам научит его плавать. Сергей сначала и разговаривать с Женькой не захотел, но потом согласился. Как-никак, а Женька был одним из лучших наших пловцов.
С тех пор во время наших тренировок мы с Витей каждый день видели, как они мучаются. Вот и теперь мы смотрели на них и очень сочувствовали Сергею. До начала похода осталась только неделя, а он всё ещё плавал как топор.
Вите было хорошо! Он поступил в нашу школу этой осенью, и никто, кроме меня, не знал, что он не умеет плавать.
* * *
Женька прилёг на песок, подперев голову рукой. Сергей по-прежнему сидел, положив подбородок на острые колени.
Он сказал, ни к кому не обращаясь:
— Я все свой деньги истратил на этот поход… Литературу купил, удочки… А теперь… теперь всё прахом пошло!
— Ничего не прахом. Научишься, — ответил Женька.
Сергей повернулся к нему и вдруг закричал тонким, почти плачущим голосом:
— «Научишься, научишься»! Уже три дня из реки не вылезаем, а чему я научился? Чему? Воду литрами глотать — вот чему я у тебя научился!
Женька спокойно разглядывал на ладони какую-то песчинку.
— Ты, главное, духом не падай. Ещё неделя впереди.
— «Неделя впереди, неделя впереди»! — опять закричал Сергей. — Говорят тебе, что у меня организм такой! Не приспособлен я к плаванию.
— Выдумываешь ты всё. «Организм»! — проворчал Женька.
Тон у него был такой спокойный и уверенный, что я не выдержал:
— А откуда ты знаешь, что он выдумывает? Может, и правда у него удельный вес слишком большой!
— Тебе хорошо говорить: «Не падай духом»! — проворчал Виктор. — Ты-то в поход пойдёшь. Подвёл товарища, чтобы принципиальность свою показать, а теперь утешает: «Не падай духом»!
Женька встал, отряхнул песок с трусов, натянул на ноги старые чёрные брюки, закатанные до колен, и, не надев рубашки, стал подниматься по тропинке, ведущей с пляжа наверх.
— Обиделся! — усмехнулся Виктор.
— Женя! Куда ты? — окликнул я.
— Домой! Сейчас приду.
Женькин дом был совсем недалеко.
Минут через десять он вернулся. Он нёс длинную толстую верёвку, свёрнутую в кольцо. Он остановился над Сергеем и сказал усталым голосом:
— Вставай! Пошли.
Сергей только голову приподнял:
— Куда еще?
— По новому способу учиться.
— По какому ещё способу?
— У тебя на мелком месте ничего не получается: ты, чуть что, ногами на дно становишься. Теперь давай на глубоком месте попробуем. Я тебя спущу на верёвке с моста, а ты старайся плавать. Как пойдёшь ко дну, я тебя вытащу.
— Ничего не выйдет, — сказал Сергей и отвернулся.
Женька подождал немного, потом повысил голос:
— Идём! Слышишь? Долго я над тобой буду стоять?
Тут уж мы с Виктором поддержали Женьку.
— В самом деле, Сергей, почему не попробовать! — сказал я. — Мне говорили, что такой способ помогает.
— Чудак человек! — сказал Виктор. — Последнюю надежду теряешь. А вдруг всё-таки научишься да пойдёшь в поход?
Как видно, Сергей не захотел терять последнюю надежду. Он поднялся, и Женька обмотал его грудь верёвкой, завязав тройной узел на спине.
— Идём! А вы, ребята, стойте на всякий случай поближе к воде.
Дойдя с Сергеем до середины моста, Женька остановится: