– Например, музыка. Я не очень сильна в этом, разве что Джим Моррисон и «Дорз», старые композиции… Хеви-метал забудьте. Но это сцена для готики.
– И что еще?
– Черная одежда, заостренная прическа, макияж. Все такое. Но главное – это избегать поверхностного мира, пытаться заглянуть за поверхность. Принять мир теней, а не запирать портал, как поступают большинство людей.
Ручка психоаналитика зависла в воздухе.
– Мир теней?
Дейзи намотала на палец прядь крашеных черных волос, точно так же, как часто делала Бетси.
– Пролить свет на прошлое… – ответила она; отчаянное усилие говорить, похоже, измучило ее. Она закашлялась, но с трудом закончила фразу: – В темный туннель. По ту сторону – темнота, и в ней не видно, кто мы на самом деле. Кем мы могли быть раньше.
Бетси заставила себя заглянуть в тетрадь. Она ожидала услышать тираду против господствующей культуры, в защиту альтернативного стиля жизни. Ожидала восстания, бунта.
– Тебе не кажется, что ты все это делаешь, чтобы просто позлить свою мать? – спросила она.
Дейзи медленно улыбнулась, ее язык непослушно нащупывал восставший зуб. Ринго встал и покинул хозяйку, направившись к протянутой руке пациентки.
– На самом деле нет. – Она пожала плечами. – Ну, может быть, и это тоже, но главное в другом. Я просто пытаюсь сосредоточиться.
– Сосредоточиться на чем?
Дейзи уронила руку с груди Ринго. Скуля, он совершил три круга и в конце концов свернулся у ее ног.
– На шепоте, на голосах тех, кто жил раньше. Чтобы услышать волны прошлого. И… – Она говорила, напрягая лицевые мышцы. – На поиске собственной души.
Бетси кивнула. Ее сердце колотилось. Дейзи словно цитировала самого Карла Юнга.
Бетси приготовила две чашки пряного чая с медом, и Дейзи тихо пила, оглядывая комнату.
– Да, кстати… Мне придется уехать. Я буду скучать по еженедельному сеансу с тобой, но мы можем провести два сеанса неделей раньше моего отъезда или потом, когда вернусь. Я загляну в свое расписание.
Дейзи бросила на нее встревоженный взгляд.
– Уезжаете? – проговорила она, кусая ноготь.
– Всего на несколько дней, – ответила Бетси, заметив, какой эффект произвели ее слова на пациентку.
Дейзи кивнула и замерла на несколько мгновений. Ее глаза остановились на книжных полках кремового цвета, протянувшихся от пола до потолка.
– У вас так много книг… Вы все их прочли?
– Нет, не все.
– С виду старые, – пробормотала Дейзи. Она встала и провела пальцем по корешкам, проверяя ногтем потрескавшуюся кожу.
Бетси вздрогнула, но ничего не сказала.
– Кожа. Как запылилась. Какие-то древние книги. Откуда они у вас?
– Достались по наследству, – ответила Бетси, глядя в окно на трепещущие ветви осины.
Дейзи наклонила голову, чтобы прочесть названия, и остановилась на тонкой книжке в матерчатом переплете. Она стала вытаскивать ее с полки, потом остановилась.
– Юнг?
Бетси кивнула.
Дейзи попыталась прочесть название на корешке, но сразу запуталась.
– Synchronizitat… Akausalitat… Что за хрень?
– Это по-немецки. «Синхрония: принцип беспричинной связи». Когда-то у нас было первое издание. Но потом куда-то пропало.
– И что это значит? – спросила Дейзи, задвигая книгу обратно.
Бетси понимала, что нужно направить беседу в другое русло, но не хотела рисковать: пациентка могла опять замкнуться в себе, вернуться к угрюмому молчанию.
– Синхрония была теорией Юнга. Это идея о двух или более событиях, которые происходят вместе без очевидной связи друг с другом.
Девушка наморщила накрашенный белилами лоб:
– А это что значит?
– Ладно. Скажем, ты слышала, как твой мобильник утром звонил четыре раза, но когда ты берешь трубку, никто не отвечает. А потом днем ты проезжаешь четыре светофора, и все, один за другим, загораются зеленым, и никогда раньше с тобой такого не случалось. В школе разыгрывается лотерея; ты выбираешь номер 4444 и выигрываешь. Никакой причинно-следственной связи, но здесь может быть заложен глубокий смысл.
– Готика, – сказала Дейзи, закатывая подведенные глаза. – Абсолютная готика.
– Интересно, а что бы ты сказала…
Дейзи обернулась к книжным полкам.
– Значит, вам они достались по наследству? От кого?
– От отца. – Бетси с трудом сглотнула. Почему теперь она задает вопросы?
Рука Дейзи зависла в воздухе, а потом, дрожа, опять опустилась. Девушка через плечо уставилась на Бетси.
– А ваш папа тоже был психом? То бишь психиатром.
Бетси прижала язык к нёбу, заставляя себя помедлить. Ей хотелось ответить: «Мой отец был знаменитым психиатром. Он был величиной в этом деле, окончил Институт Юнга в Цюрихе и преподавал в Институте Юнга в Вене. К нему обращались несколько известных во всем мире семей. За запертыми дверями психиатрических клиник он работал с пациентами, страдавшими серьезными психозами».
«Он был гений», – хотелось ей сказать.
– Да, он работал в области психологии. Дейзи, пожалуйста: нам ведь нужно поговорить о тебе.
– Хорошо, хорошо.
С тяжелым вздохом девушка рухнула в кресло и взяла чашку с чаем. Заглянула внутрь и поднесла ее к губам, заслонив лицо. Бетси видела только блеск белой кожи сквозь прядь крашеных черных волос.
– Какие у тебя отношения с матерью?
Дейзи посмотрела через край чашки, и ее взгляд ожесточился.
– А по-вашему, какие? Вы ведь видели нас. Как у кошки с собакой.
– И кто из них твоя мать? Кошка или собака?
– О, конечно, кошка, – кивнула девушка. – Да. Кошка.
– Почему кошка?
– Не знаю. Собаке можно доверять. А кошки… не такие. А моя сестра Морган еще больше кошка.
– Значит, ты считаешь, что доверять матери и сестре нельзя?
Дейзи скривила рот.
– Такого я не говорила, Бетси.
– А ты? Ты собака?
– Безусловно, – ответила она, лаская Ринго носком башмака. – Я просто верная собака.
Бетси сделала пометку в блокноте, ее ручка заскользила по белому листу.
Зазвонил мобильник.
– Ты забыла выключить свой телефон, – заметила Бетси.
– Да, простите. Придется ответить.
Дейзи вытащила из сумочки черный айфон. Потом еще один телефон – рубиново-красного цвета.
– Алло?.. Папа, я не могу сейчас говорить… Да… Я перезвоню позже.
Бетси заметила, как ее пациентка вздрогнула.
– Не знаю… Потом. – Дейзи с силой нажала кнопку конца связи, словно стремясь раздавить ее.
– Отец?
– Да. Это больше не повторится. Я забыла выключить его телефон.
– Его?
Дейзи замялась.
– Он хочет, чтобы этот был всегда при мне, все время. В нем есть устройство, следящее через GPS. Так он знает, куда я двигаюсь по Роринг-Форк-Вэлли[9]. Большое дело. Он дополнительно платит мне за то, чтобы телефон всегда был при мне.
– Разве он живет не на востоке?
– Да, но он такой чудак. Это часть условий развода. Он хочет поддерживать со мной связь.
Она прикрыла рукой рот и тяжело закашлялась, ее горло было переполнено мокротой. Бетси протянула ей коробку с салфетками.
– Выплюни, Дейзи. Давай, не стесняйся.
– Это неприлично, – ответила девушка, подавляя кашель.
– Зато полезно для здоровья. Так делают спортсмены. Не глотай, а сплюнь.
Не обращая внимания, Дейзи тяжело глотнула.
Бетси наблюдала, как она пытается прокашляться, а потом, когда решила, что кашель прошел, спросила:
– Почему ты считаешь, что твой отец…
Дейзи отвернулась.
– Мне не хочется сейчас обсуждать отца, ладно?
Бетси поняла, что Дейзи сейчас на грани терпения.
– Ладно. Поговорим о чем-нибудь другом, – сказала она, просматривая свои заметки. – Ты говорила, что слушаешь волны прошлого. Твоего прошлого?
– Нет. Нет, давнего, очень давнего. Мне снится какой-то замок. Он вздымается до небес с уступа скалы. Как в фильме про Дракулу. Очень готический, правда?
– Продолжай.
– Красные бархатные портьеры. Тяжелая темная мебель. Огромные сундуки с большими железными петлями. И странный запах, будто…
– Будто что?
– Будто из кошелька. Словно от трущихся друг о друга монет. Металлический.
Бетси подробно записала слова девушки.
– Что-нибудь еще?
– Еще вижу лошадей. В большинстве снов.
– Лошади успокаивают тебя? Или они угрожают?
– Обычно успокаивают. Но иногда они пугаются, встают на дыбы и ржут, словно учуяли огонь.
– Они бросаются на тебя?
– Нет, нет, никогда. – Дейзи помолчала. – Наоборот, они предостерегают меня.
Глава 4
Деревня Чахтице, Словакия
28 ноября 1610 года
Заляпанная грязью крытая повозка дернулась и остановилась на окраине деревни Чахтице. Поперечная дорога вела вверх по холму к маячившему на фоне неба серо-белому замку.
Лошади фыркали, и в морозном воздухе поднимались облака пара. Кони нервно подскакивали, закусывая удила и выкатывая глаза.
– Тихо! – успокаивал их кучер. Медные фонари с обеих сторон повозки неистово раскачивались, стуча по дереву.
– Седок Сильваши, выходите! – крикнул кучер.
Со стен замка сорвалась целая стая воронов. На их крики пронзительным ржанием откликнулись лошади, одновременно привстав на дыбы и острыми копытами рассекая воздух.
– Выходите же! – снова крикнул кучер, натягивая вожжи.
Янош Сильваши выскочил из кареты и бросил свой мешок на снег.
– Дай мне успокоить их, – крикнул он кучеру, подходя к лошадям.
– Прочь! – сказал тот. – Они тебя зашибут! Держись подальше от кобылы…
Встав справа от бьющих копытами лошадей, Янош издал тихий свист. Теперь кобыла не могла видеть воронов и, беспокойно раздув ноздри, смотрела на приближающегося человека.
– Тихо, тихо… – убаюкивал ее Янош, словно беседовал с ребенком. И снова тихо посвистал.
Кобыла опять встала на дыбы и огласила долину громким ржанием.
– Не подходи! – крикнул кучер.
Но Янош не слушал. Он подходил все ближе и ближе к лошади, потом медленно положил руку ей на шею, что-то тихо приговаривая и искоса поглядывая.
Шкура на шее лошади дрожала под его рукой, как поверхность озера, потревоженная брошенными с берега камнями. Кобыла успокоилась, и сбруя не стала так звенеть. А Янош продолжал говорить с нею, и его дыхание взлетало маленькими клубами тумана в холодном воздухе.
Кобыла расслабила напряженную шею и медленно опустила ухо ближе ко рту человека.
– Что ты там говоришь моим лошадям? – с подозрением в голосе спросил кучер. – Видно, творишь заклинания, накладываешь на них чары? Отойди от коней.
– Отстань от него, дурень! – крикнул тощий седок, вытянув шею из окна. – Эти лошади перевернут повозку и всех нас угробят!
Янош не отрывал взгляда от кобылы. Он встал перед ней, рискуя получить удар ее мощной передней ногой – такой удар мог запросто сломать его собственную ногу. Янош ощущал теплое дыхание второй лошади, гнедого мерина, и попытался дотянуться рукой до его морды. Он погладил его по груди, а потом переместился вправо от повозки и повернулся лицом к крутому подъему.
– Заклинатель лошадей, – проговорила женщина в платке, выглядывая из окна. Она отпихнула мужа, чтобы лучше видеть.
– Спасибо, господин хороший, – сказал кучер и шумно выдохнул, ощутив, как ослабли вожжи. – Ловко вы управляетесь с лошадьми. – Он вытер нос ободранным рукавом. – Графиня будет рада вам.
– Надеюсь, – ответил Янош и кивнул в сторону лошадей. – Это что же, вороны, что ли, так их напугали?
Кучер покачал головой и поманил его к себе.
– Когда мы проезжаем мимо Чахтицкого замка, они всегда потеют и встают на дыбы, будь то ночью или днем, – прошептал он.
Янош заметил, что рука кучера в перчатке без пальцев дрожит, и ощутил запах сливовицы. Кучер достал из кармана серебряную фляжку и предложил ему глотнуть.
– Успокоит нервы перед знакомством с Чахтицким замком.
Но Янош покачал головой.
Кучер пожал плечами и приложился сам; его тело размякло, когда жгучий напиток начал согревать горло.
– До наступления ночи мы должны добраться до Бецкова. Всего доброго, седок Сильваши!
Янош отвернулся.
– Но-о! – крикнул кучер, слегка стегнув коней вожжами. Колеса подняли замерзшую грязь, и Янош остался на обочине один.
Оставшиеся в повозке седоки в ужасе провожали глазами человека, с которым проехали через венгерские равнины до этого удаленного укрепления на отрогах Малых Карпат.
Женщина в платке перекрестилась и произнесла беззвучную молитву, потом поцеловала пальцы и вытянула их в морозном воздухе в сторону молодого господина Сильваши.
Проводив взглядом исчезающую вдали повозку, Янош взял свой мешок и посмотрел на укрепленный замок на скале, возвышающийся над горными вершинами. Вороны все еще каркали, кружа в вышине над крепостью.
– Не дай ей перехватить твой взгляд, заклинатель лошадей, – предупредил какой-то старик, появившийся на дороге со стороны темного соснового бора. На своей костлявой спине он нес вязанку хвороста. Незнакомец говорил на ломаном немецком.
– Простите?
– Злая ведьма наложит на тебя чары, – сказал дровосек и плюнул. – Эта венгерская колдунья – воплощение дьявола.
Янош положил руку в шерстяной рукавице старику на плечо.
– Прошу, скажи мне, господин, что ты знаешь о графине?
Старик хмыкнул и встряхнул свою ношу на спине.
– Откуда мне знать, что ты не венгерский шпион, подосланный этими Батори?
– Ты прав, я венгр. Видно, меня выдает мой немецкий?
Старый словак рассмеялся.
Янош скинул с плеча мешок и достал флягу вина.
– Выпей, дедушка. Это последнее, что у меня есть, но я поделюсь с тобой. Ты ведь расскажешь мне о графине? Клянусь честью моей семьи, я никому не скажу.
Старик снова встряхнул свою вязанку. Несмотря на холод, по его грязному лицу стекали струйки пота.
– Моим костям не помешал бы отдых. Так и быть, отведаю твоего вина…
Янош отчетливо почувствовал запах стариковского тела, когда тот поднял и опрокинул флягу, чтобы выпить. Оторвав горлышко от губ, дровосек рыгнул и улыбнулся, на глазах его выступили слезы.
Янош еще не встречал словака, который посмел бы заговорить о графине. Он пытался добыть сведения от своих попутчиков, но те только выпячивали на него глаза и молчали. При одном упоминании о Батори дородная матрона скрещивала пальцы, чтобы оберечься от дурного глаза, и не давала мужу вымолвить и слова о таинственной женщине.
А этот старик был готов рассказать.
– Некоторые женщины – молодые девушки, – которые пошли служить ей, так и не вернулись, – прошептал он и провел языком по губам в поисках остатков вина, потом вытер губы рукавом. – Хорошие были девушки. Когда они были маленькие, я щипал их за щечки и смотрел, как они играют на деревенской площади. А теперь их нет, – вздохнул старик, – и я не попляшу у них на свадьбе.
– Что ты имеешь в виду, говоря «их нет»?
– Нет – оно и значит, что нет. Исчезли. Но никто и пикнуть не смеет – разве что деревенский проповедник, добрый лютеранин, с божьим чистым гневом в душе. Все сельчане боятся говорить, даже отчаявшиеся матери, которые не могут заснуть без плача. А графиня сочиняет сказки о том, что девушки якобы отправились служить в другие ее замки или в ее дом в Вене.
– Откуда ты знаешь, что это не так?
– Никто никогда больше о них не слышал.
* * *Стражники заметили Яноша задолго до того, как он подошел к стенам замка.
– Кто идет? – крикнул один из них по-немецки.
– Янош Сильваши, конюший из Шарварского замка Надашди. Явился на службу графине Батори.
Стража ожидала Сильваши уже две недели. Ему опустили доску для пеших ходоков.
– Господин Сильваши, добро пожаловать в Чахтицкий замок, – сказал начальник стражи, поправляя шляпу на седых волосах. Он был безупречно одет: красный камзол до бедер, черная шерстяная шляпа и меч на боку. На кожаных сапогах не было ни следа навоза, соломы или темных пятен от лошадиного пота. Янош нахмурился, глядя на его сверкающую обувь.
– Меня зовут Эрно Ковач, – продолжал стражник. – Я командую стражей замка. – Он не протянул руки. – А на вид ты слишком молод для конюшего.
Стражник пристально разглядывал пришельца; его серые глаза пробежали от изношенных сапог до видавшей виды шапки.
– Когда во время Оттоманских войн моего отца отправили обучать кавалерию нашего короля Рудольфа, я занял его место в Шарварском замке. Я достаточно искусен, стражник Ковач, – ответил Янош вызывающим тоном. – По поручению графини меня отозвали из Шарвара, чтобы служить ей здесь.
Эрно Ковач посмотрел на светловолосого молодого человека, на щеках которого еще не отцвел румянец юности. Неужели этот юноша и в самом деле имеет власть над лошадьми, которой обладал его легендарный отец? Или графиня вызвала его из-за его смазливого лица и особенно из-за юности?
– И где же нынче твой отец?
– В Вене, объезжает белых испанских жеребцов для короля Матьяша.
Ковач хмыкнул.
– Следуй за мной, Сильваши. Я провожу тебя в конюшни. Иржи, пошли графине известие, что прибыл ее конюший.
– Есть, капитан.
К гранитным блокам стен замка пристала паутина изморози. Конюший со стражником вышли из арки в оживленный двор. Стайки цыплят клевали булыжник, выискивая червей. Мясники потрошили подвешенных на крюках поросят и передавали ведра с кишками колбаснику, который отбирал подходящие части для своей колбасы, счищая слизь в канаву на прокорм собакам и воронам. Сверкали ножи фермеров, обрезавших кочаны капусты, острые лезвия отрубали жесткие внешние листья и кочерыжки. Молочник вытаскивал свои товары из деревянной телеги и предлагал дородной поварихе. Та стояла, упершись руками в широкие бедра, а он нахваливал свои продукты, разворачивая холщовую ткань, чтобы повариха могла самолично проверить горшки с маслом и колеса свежего сыра.