Теперь она смотрела, как он уверенно разговаривает со стражником, несмотря на свое безбородое лицо.
Отец Яноша Анастатиуш Силваши – конюший графа Надашди – был близким другом ее отца Алеша Бенде. Алеш работал в замке кузнецом, и конюший особенно ценил его искусство в подковывании лошадей из обширной графской конюшни. Сильваши и отец Зузаны вместе участвовали во многих походах на турок. Обслуживая Надашди и его кавалерию, Бенде следил, чтобы кони были всегда хорошо подкованы.
Всем было известно, что конюший, разделяя скудную трапезу с семьей, любил погружать черпак в бочку с пивом. А брат Зузаны, Ладислав, за свою короткую жизнь уже успел поработать в конюшнях и был его любимым конюхом.
– Твой брат умеет обращаться с лошадьми, – говорил старший Сильваши. Он щекотал маленькую Зузану под подбородком, несмотря на ее изрытую оспой кожу и глубокие рубцы, сажал к себе на колено и качал, будто она скачет на пони. Девочка визжала от восторга. Ничего на свете она так не любила, как лошадей.
– Думаю, мой сын Янош тоже имеет дар, но время покажет. – Конюший Сильваши брал Яноша с собой, и не по возрасту серьезный мальчик молча слушал, как двое мужчин, кузнец и конюший, обменивались новостями о коневодстве, о вторгшихся турках, о политике Габсбургов и об участии рода Батори-Надашди в австро-турецкой войне.
Зузана, которой было тогда всего пять лет, смотрела через комнату на мальчика. А тот не обращал внимания на малышку, к тому же с изуродованным лицом.
– Ты что, свалилась в яму с углями? – однажды спросил он ее.
– Нет, – в замешательстве ответила она. – С какими еще углями?
Мальчик протянул к ее лицу левую руку, и впервые она увидела белый шрам у него на краю ладони.
Янош, пощупав край глубокой оспины у нее на лице, печально рассматривал рубец. Схватив за запястье, Зузана убрала его руку от своего лица.
Детскими пальчиками она ощупала свою кожу, выгнув шею и опустив подбородок.
– Мама говорит, что это оспа. Меня спасли ангелы.
– Ангелы? Нет, это, наверное, чье-то колдовство спасло тебя от смерти. Ты просто родилась счастливой.
Янош Сильваши стал единственным, кто назвал ее счастливой.
* * *На следующее утро Зузана проснулась от страшного холода. Глотать было ужасно больно, из носа непрерывно текло, и она вытирала его тряпкой.
Как я смогу прислуживать графине в таком состоянии?
Она напудрила свой распухший и покрасневший нос и засунула в передник тряпку, всеми силами стараясь не шмыгать носом.
Графиня уселась на свое кресло с высокой спинкой для совершения утреннего туалета и в зеркало посмотрела на служанку.
Зузана не удержалась и чихнула, подняв руки, чтобы закрыть лицо.
– Что такое? Зузана, ты заболела! Как ты посмела приблизиться ко мне в таком состоянии?!
– Извините, графиня.
– Я не позволю тебе прислуживать мне с таким шмыгающим носом и слезящимися глазами, – проговорила та и пальцем указала на дверь. – Прочь, сейчас же! Поработай на кухне, наноси воды, затопи очаг. Делай все, что велит повариха Брона.
– Да, графиня.
– Вернешься, когда полностью выздоровеешь. И ни минутой раньше.
– Но кто же будет прислуживать при вашем туалете?
Графиня помолчала в нерешительности. Провела пальцем по лицу, рассматривая в зеркале кожу.
– Пришли сюда Виду. Пусть прислуживает мне, пока ты снова не поправишься.
Зузана побежала по холодному коридору за Видой. Та еще валялась на своем тюфяке, в ее черных волосах застряла солома.
– Скорее просыпайся! Причешись. Сегодня утром тебе выпала честь прислуживать при утреннем туалете графини.
Вида еле встала на ноги, и Зузана увидела, как ее лицо исказилось страхом.
– Я! Ухаживать за кожей графини? Но она велела никогда больше не подходить к ней…
– Я разложила все мази и пудры. Могу тебя научить. Сначала берешь клочок шерсти ягненка и очищаешь кожу маслом из серой амбры…
– Зузана! Я ведь слышала, как она набрасывается на тех, кто ей не по нраву. Однажды она в кровь расцарапала лицо девушке, которая случайно дернула ее за спутавшуюся прядь волос.
– А ты не дергай. Ты должна без умолку говорить комплименты, развлекать ее, потакать во всем перед зеркалом. После масла из серой амбры – береги его, оно дорогое – приложи специальную грязь, что я приготовила в малиновом стеклянном кувшине. Эта грязь делает кожу белой. Оставь ее на четверть часа, чтобы грязь сотворила свое чудо. Потом смой розмариновой водой. Она в синей фляжке. Потом…
* * *Собравшись с духом, Вида подошла к двери, ее сердце было готово выпрыгнуть через горло.
– Графиня, я имею удовольствие…
– Где ты болталась столько времени?! Огонь в камине погас. Я замерзла и, вероятнее всего, заболею, как та несчастная изъеденная оспой девка, что оставила меня здесь.
– Госпожа, я пришла тотчас же, как только усвоила все наставления Зузаны, – побелев, проговорила Вида. Она поспешила к камину и подкинула на еле тлеющие угли сухого хворосту. – Сейчас разгорится, – сказала девушка, раздувая огонь.
– Эй, девка, принеси мне скорее горностаевый мех! – велела графиня, поеживаясь.
Вида посмотрела на угли, все еще тусклые и не желающие разгораться. Веточки хвороста только дымили. Графиня закашлялась и замахала рукой, отгоняя дым.
– От тебя действительно никакого толку. Мои меха, сейчас же…
– Да, графиня.
Вида открыла кедровый сундук и, вытащив гладкую меховую мантию, обернула ею плечи Эржебет.
Батори увидела в зеркале, как мягкие белые руки служанки поправляют мантию, и при этом слегка коснулись ее руки.
Маленькие белые руки, упругие от своей юности. Белые, как фарфор. Совершенные, как у куклы.
Она посмотрела на свои и спрятала их под горностаевой мантией.
– Неуклюжая девка! Как посмела ты коснуться меня своими мужицкими руками?
– Простите…
– Принеси мне горячего пряного вина. Кипящего, дымящегося. Сейчас же!
– Да, графиня.
Графиня Батори рассматривала в зеркале лицо девушки. Ее кожа была безупречна и влажна, как у многих словацких служанок. Щеки разрумянились от возни у камина. Молодая грудь трепетала, как раненая птица, которую графиня однажды, еще девочкой, держала в руке. Птичка налетела на свинцовое стекло замка в Эчеде, где графиня жила в детстве.
Она держала птичку в руках и рассматривала ее. Потрясенная птаха открытым клювом хватала воздух. Через несколько мгновений она пришла в себя и часто задышала от страха. Эржебет сжала ее и улыбнулась, ощутив пальцами биение маленького сердечка.
Глаза графини похолодели, и их янтарный цвет напугал служанку.
Она все сильнее сжимала птичку, пока крохотное сердечко не остановилось.
– Разве я не велела тебе разжечь огонь? Не говорила, что замерзла до костей? Что с тобой, глупая, тупая девка? – прошипела она. – Будешь наказана. Я скажу поварихе Броне, чтобы не давала тебе есть. Ты кажешься мне слишком толстой и ленивой.
– Да, графиня. Я разожгу огонь и попрошу принести горячей медовины, чтобы прогнать холод.
Девушка опустилась на колени у камина и стала что было сил раздувать огонь. Хворост разгорелся. Она стала подкладывать одну за одной хворостины, а потом выбежала в дверь.
За дверью она наткнулась на Зузану.
– Она терпеть меня не может! – заплакала Вида. – Она велит поварихе уморить меня голодом.
– Я все слышала, – сказала Зузана, вытирая нос промокшим носовым платком. – Я все время прижимала ухо к двери.
– Тогда принеси медовины, скорее! – воскликнула Вида. – Мне нужно вернуться, пока огонь снова не погас.
– Сначала масло из серой амбры, – через плечо крикнула Зузана, убегая по коридору. – Следи за всем, что делаешь, и не капни чем-нибудь на ее горностаевую накидку, а то тебе крышка!
Глава 16
Аспен, штат Колорадо
8 декабря 2010 года
– Интересно, что ты делаешь во время солнцестояния? – спросил Кайл, останавливаясь у шкафчика Дейзи. – Что делают готы в свой особый праздник?
Дейзи не встречала его с тех пор, когда он врезался в нее на Рио-Гранде-трейл.
– Тебя ведь зовут Кайл? Верно?
Он покачал головой.
– Ты и так знаешь. Мы с августа учимся в одном классе. Не дури!
Дейзи обиженно задрала подбородок. Неужели он предполагал, что она помнит его имя? У них ведь ничего общего. Он спортсмен, она готка. И точка.
– И все-таки ты не ответила на вопрос. Что ты делаешь?
– В солнцестояние? Парень, до него ведь еще пара недель.
– А вообще что вы, готы, делаете?
– Да ничего особенного, – ответила она, захлопывая свой шкафчик. – Слушаем музыку, можем встречаться с друзьями-готами. Сидим дома и канализируем энергию.
Он вроде бы был разочарован, и Дейзи не поняла, почему ее это задело.
– В полночь идем на кладбище, – сочинила она.
Его лицо просветлело. «Как долбаная рождественская елка», – подумала девочка.
– В полночь идем на кладбище, – сочинила она.
Его лицо просветлело. «Как долбаная рождественская елка», – подумала девочка.
– Эй, а можно пойти с вами?
Дейзи многозначительно покосилась на него. «Какого хрена?» – явственно говорил ее взгляд.
– Зачем? Ты не из готского сообщества, – произнесла она вслух
– Может быть… но мне любопытно. И я читаю твой блог про все эти готические дела.
У Дейзи отвисла челюсть, отчего густой белый макияж сморщился. Что этому парню известно про нее? И почему он заинтересовался?
Дейзи огляделась, не слушает ли их кто-нибудь посторонний.
На них выразительно поглядывали две общительные девочки, но они были слишком далеко, чтобы расслышать разговор.
– А что это за ненормальную книгу ты скачиваешь, со всеми этими расчерченными картинками? – шепнул он, наклонившись так близко, что она ощутила запах тропических фруктов от его жвачки.
– «Красная книга».
– Это какое-то извращение – все эти иллюстрации. Дикие краски. Слушай, а он не ширялся или что-нибудь такое?
– Может быть, он был «ненормальным», когда рисовал их. Он исследовал свою психику и свою душу.
Ничего не сказав, Кайл посмотрел в ее накрашенные глаза.
– Я хочу провести солнцестояние с тобой.
– Со мной? Ты уверен?
– Да. Уверен.
– Почему бы и нет? – сказала Дейзи. Ее клык вылез на губу, и она изо всех сил старалась не улыбнуться.
* * *Бетси подавила зевок. Ее полет из Нью-Йорка задержали на четыре часа из-за очередной снежной бури.
Ожидая, когда Дейзи придет на сеанс, она вынула из кармана и положила на стол карту с Девяткой Мечей. От вида рыдающей девушки по спине пробежали мурашки.
– Что это? – спросила Дейзи, бесшумно проскользнув в дверь.
Бетси подскочила и, схватив карту со стола, спрятала ее в ящик стола.
– Ничего, так…
– Это карта Таро, верно? Девятка Мечей. Бетси, будьте начеку! Особенно после того, как тот кошмарный тип вломился в дом…
– Давай забудем про тот эпизод, – сказала Бетси. – Это не имеет к тебе отношения.
Тут она увидела в руке у пациентки бежевую книгу.
– Что там у тебя?
– Это «И цзин»[34]. Типа готический бестселлер. Так или иначе, я прочитала предисловие. Вы знаете, что его написал этот ваш парень? Карл Юнг.
– Нет. То есть да! Я забыла, что это он написал предисловие.
– Я думала о своих снах и теории синхронии Юнга, – сказала Дейзи. – Я много чего просмотрела в Интернете. Мне и в голову не приходило, что Юнг был таким потрясным чуваком.
– И зачем ты принесла «И цзин»? – спросила Бетси. – Сейчас у тебя час терапии, Дейзи. Присядь.
Она не села, а на лице у нее возникла загадочная улыбка, под которой открылся кривой клык.
– Ой, только не говорите мне, что знаете про доктора Юнга все, – ответила она и хлопнула ладонью по книге. – Он страстно верил в совпадения.
– В синхронию, – поправила Бетси. – У него есть труд «Синхрония: принцип беспричинной связи».
– Да, верно. Помните, вы мне про это рассказывали?
Разве она говорила?
– Вы мне говорили, что синхрония – это вроде совпадения. Как монеты или кости, выпадающие определенным образом с практически нулевой вероятностью. Или колесо рулетки, останавливающееся снова и снова на одном и том же числе. Или принцип, на котором основаны карты Таро. Многозначительные совпадения. «У-у, у-у, у-у!» – она издала комический зловещий вой и зашевелила нарисованными черными бровями.
Беседа вызывала тревогу, но, взглянув на забавное личико Дейзи, доктор Пэт рассмеялась.
– И какое отношение это имеет к терапии, Дейзи?
– Вы не объяснили, что этот парень Юнг был крутым чуваком. В оккультизме, мандалах и буддизме. И прошлых жизнях.
Бетси задумалась. Почему внезапный интерес Дейзи к Карлу Юнгу вызывает у нее тревогу?
– Он верил в исследование бессознательного, Дейзи. В то, что, исследуя мир твоего бессознательного, можно узнать причины твоего поведения, твоих верований и страхов. Юнгианский анализ…
– Нет, он был гот. Он верил в мир духов. Призраков. В шепот прошлого… – Дейзи величественно выпрямилась. – Он верил в коллективное бессознательное вселенной…
Она откинула назад свои эбеновые волосы и страстно встряхнула головой. Потом открыла «И цзин» и ткнула пальцем в предисловие.
– Да, Бетси, верил! Верил в призраков. А коллективное бессознательное? Здрасте! Совершенный гот. А дикие видения…
– Юнг испытывал «угрозу психоза», как он это назвал, – осторожно сказала Бетси. – Это было для него мрачное время, он тогда утратил восприятие реальности.
– Что такое реальность? – спросила Дейзи. – Это реальность – когда слышишь призраков или без всякой причины захлебываешься собственной слюной?
Бетси заерзала в своем кресле, отчего скрипнули старые половицы.
– Он просто потрясный чувак. Расскажу о нем всем моим друзьям-готам.
Дейзи решительно захлопнула книгу, и этот хлопок разнесся по всей комнате. Ринго вопросительно взглянул на нее своими карими глазами.
«Навязчивая идея», – подумала Бетси. Ее пациентка, похоже, помешалась на Юнге.
– Хорошо. Ты изложила свою точку зрения, Дейзи, – сказала она, и в ее тоне начинало сквозить раздражение. – На меня произвели впечатление твои исследования и то, сколько времени ты потратила на знакомство с Карлом Юнгом. А теперь пора приступить к нашему сеансу.
– Хорошо, Бетси, – ответила Дейзи, с победной улыбкой на напудренном белом лице падая в кресло с высокой спинкой. – Спрашивайте, что хотите.
Бетси кивнула.
Кто же эта сидящая напротив незнакомка, столь приветливая и открытая?
Глава 17
Карбондейл, штат Колорадо
10 декабря 2010 года
«Пора возвращаться», – послышался голос из темноты. Колыхание тяжелых одежд – тафта? Запах благовоний с оттенком розмарина.
Меня касается холодная рука, палец под подбородком. Я парализована.
Ответь на мой звонок.
Бетси проснулась от назойливого телефонного звонка.
– Алло…
– Здравствуйте. Это доктор Пэт?
– Да.
– Извините за столь ранний звонок. Это Стивен Кокс. Я декан исторического факультета в Чикагском университете. Ваш номер мне дала ваша мать доктор Грейс Пэт. Она говорила, что это для экстренных случаев.
Бетси быстро присела, высвобождая ноги из обмотавшейся простыни.
– Что стряслось? Что-то случилось с моей матерью?
– В общем, да. Потому я и звоню. Она должна была вчера вернуться, чтобы вести занятия, но ее нет. Мне сообщили об этом только сегодня утром, а то я позвонил бы вам раньше.
– Ее нет?
– Нет. Последний раз мы связывались, когда она по электронной почте прислала монографию для корректуры. Это было несколько недель назад.
У Бетси застучало в голове. Она заставила себя глубоко вдохнуть. А голос в трубке продолжал:
– Мы надеялись, что вы поддерживаете с нею связь…
– Несколько дней назад я получила от нее сообщение по электронке… Погодите, сейчас найду. – Она кое-как слезла с кровати и, сжимая трубку, открыла свой ноутбук.
Компьютер зашумел и ожил. Бетси щелкнула по своему почтовому ящику.
– Да, вот оно. От четвертого декабря, то есть шесть дней назад:
Извини, я не могу быть с тобой на «Диалогах о «Красной книге»» – знаю, тебе это понравится до глубины души. Завтра снова еду в Чахтицкий замок, а потом в Бецковский. В них жила графиня Батори.
Трубка ответила гробовым молчанием.
– И все? – наконец спросил декан. – Ни слова о возвращении в Чикаго?
– Нет, ничего. Лишь в конце приписка: «Я пришлю тебе открытку, дорогая».
Снова молчание. Потом декан заговорил:
– Она проводит исследования в Словакии и Венгрии. В середине января – срок сдачи ее книги.
– Я знала, что мать занимается исследованиями, но понятия не имела, над чем она работает.
– Разве она вам ничего не говорила? У нее был договор на публикацию книги «Графиня Батори: Исследование обезумевшей женщины».
Бетси зажмурилась от утреннего света, проникавшего сквозь японские бумажные жалюзи. Спальню заливал жуткий розовый свет.
– «Исследование обезумевшей женщины»? Что же здесь исторического? Она же историк, а не психиатр.
– Она говорила мне, что название предложил издатель. Дело в том, что она изучала в Восточной Европе эпоху графини Батори. У нее был назначен на эту неделю специальный недельный семинар о габсбургской династии. Не могу представить, почему она не написала и не позвонила. Ее ждут сто двадцать студентов.
– Это не похоже на мою мать. Она бы никогда не пропустила занятий без…
Со щелчком включился обогреватель, скрипнули половицы. По оконному стеклу скребла ветка.
Бетси поняла, что прервалась на полуслове. В трубке слышалось тихое жужжание.