— А как же гости?
— Все улажено. Только скажите Максимену и Барбетте, чтобы вина хватило на весь вечер, и идите отдыхать. Вам это просто необходимо!
Действительно, на старом лице барона, все еще красивом, несмотря на шрам, уродовавший щеку, угадывались все признаки бесконечной усталости.
— Ты думаешь?
— О, я в этом уверен! Я побуду с вами. Мы поговорим о ней.
— Ты хороший сын! — произнес растроганный Рено, взяв предложенную ему руку. — Я очень рад... Спальня теперь кажется мне ужасно пустой! Ты останешься на ночь?
— Нет, отец! Нам с братом Эрве нужно прочесть все положенные молитвы. Мы решили удалиться в сарай с овечьей шерстью, чтобы никого не беспокоить и...
— И охранять ваш драгоценный груз? Естественно, ведь в доме столько народу. Некоторые уже интересовались твоим неожиданным приездом, ведь тамплиеры покидают свои монастыри только по приказу, а ты приехал из Парижа!
— Вы все всегда прекрасно понимаете!
Чуть позже он присоединился к Эрве, сторожившему ложный гроб. Сержант Анисе разложил солому и одеяла на всех троих. Им тоже надо было хорошенько отдохнуть, потому что следующей ночью предстояла важная работа: в замке уже не останется чужаков, и Ковчег будет отнесен в новый тайник. Д'Ольнэ и сержант легли, но Оливье почувствовал, что спать не сможет, несмотря на накопившуюся усталость, и, старясь не потревожить друзей, уже храпевших во всю мочь, вышел во двор.
Он направился в часовню. Он знал, что ее никогда не запирают и лампу для хора не задувают ни днем ни ночью. Он хотел еще немного помолиться возле матери. Это был способ приблизиться к ней; в детстве он всегда прижимался к матери, когда ему становилось грустно. Этим вечером он очень в ней нуждался, и, хотя горе немного притупилось, он ощущал какое-то невыразимое чувство недомогания, словно жизнь стала тягостной. Он вновь вспоминал слова Барбетты. Она сказала: «Не будет больше сражений, раз нет больше Святой земли. Чему же вы будете служить?» Нынешним вечером он сам задавался этим вопросом. Конечно, Великий магистр Жак де Моле, который, без сомнения, не вернется на Кипр, постоянно выражает надежду на новый крестовый поход, но никто не желает его слушать. В особенности король Филипп, целиком сосредоточенный на нуждах своего королевства, обедневшего после двух столь же разорительных, сколь бессмысленных крестовых походов Людовика Святого, второй из которых окончился чумой в Тунисе, его смертью и смертью наследника, Жана Тристана. Бесстрастный монарх больше думал о бесконечных налетах богатой Фландрии, которую удалось обуздать при Монс-ан-Пюэль, но надолго ли? В любом случае, это было делом короля, а не Храма! Англия при суровом Эдуарде I вела себя спокойно, да и Храм, управлявший финансами европейских королей, владел там большим имуществом. И что же оставалось тому, кто желал сражаться во имя Господа? Попросить перевода в командерию Арагона или Кастилии, короли которых тщетно пытались прогнать в Африку мусульманских воинов альмохадских халифов? Но это было такой малостью для того, кто мечтал отвоевать Иерусалим и идти по следам Божьим.
Он медленно прогуливался по двору, когда от отбрасывающих тень строений отделилась тень и направилась к нему. Он увидел большой черный плащ и понял, что в него куталась женщина, — хотел отступить от нее, но она бросилась прямо в его руки.
— Мессир Оливье! Прошу вас, выслушайте меня.
Он узнал не столько лицо, сколько голос, — это была Агнесса. Видеть ее ему было неприятно, и он сразу замкнулся.
— Что вы делаете здесь в такой час, благородная дама? Ведь ваше место рядом с супругом, не так ли? — спросил он, и его голос был резким, как острие меча.
— Я знаю, но должна поговорить с вами хотя бы кратко. Подумайте о том, что я и не надеялась увидеть вас вновь!
— А разве мы должны были вновь увидеться?
— Вы, наверное, нет, но я... месяцы и годы я надеялась, что это произойдет. И это действительно произошло, ведь мы стоим рядом, и никто нам не мешает!
— Что мы можем сказать друг другу наедине, не нанося урона чести? Сам я считаю, что мне не подобает слушать вас... Поэтому прощайте!
— Нет! Подождите хоть минутку! Я просто хочу задать вам вопрос, только один...
Глаза Оливье обладали способностью видеть в темноте. Вот и сейчас он явственно различал лицо женщины, ее блестящие глаза, наполненные слезами.
— Что за вопрос?
Он услышал глубокий вздох, потом она торопливо произнесла:
— Вы вступили в Храм из-за того, что я вышла замуж?
— Вот в чем дело! Положительно, женщины — очень странные существа, всегда ставят себя во главу угла. Как вам пришла в голову подобная мысль? Я дал обет, потому что давно этого хотел!
— Послушайте, Оливье...
— Брат Оливье, будьте добры!
— Нет, не буду добра! Вы, может быть, и забыли, а я нет! Я помню турнир в Кастеллане, когда ваш взгляд говорил совсем иное. Я прочла в нем, что вы считаете меня очень красивой и желаете меня. И я тоже вас желала! О, как я мечтала стать вашей женой! Но мой отец, даже не спросив меня, дал обещание Жану д'Эспаррону... я так и не узнала, почему. Он не был старшим сыном, не был настолько красив и богат, каким всегда хотел казаться.
— Мадам, прошу вас. Меня это не интересует!
— Сейчас, быть может, и не интересует, но ведь вы не посмеете лгать: разве вы меня не любили? Об этом знали все! А монастырь вы выбрали сразу же после того, как было объявлено о моей помолвке!
— Я выбрал не монастырь, а сражения во имя Господа на Святой земле! Это не одно и то же! Это решение я принял задолго до того, как увидел вас. Простите мне мою откровенность, даже если она вам неприятна!
Он услышал пронзительный, неприятный смешок.
— Откровенность? Я вам не верю. Вы любили меня так же, как я любила вас!
— Весьма сожалею, мадам, но я не любил вас. По крайней мере не так, как это понимаете вы! Вы были очень красивы, вы красивы и сейчас, — поспешно добавил он, чтобы не задевать тщеславия Агнессы. — Не отрицаю, что вы смутили мою плоть. Но не сердце!
— Вы готовы поклясться в этом?
— Тамплиер не может клясться... и не может лгать, о чем вы сами упомянули. Простите меня!
Наступила пауза. Оливье показалось, что Агнесса собирается с силами, чтобы ударить его побольнее. Потом она прошипела:
— Никогда, слышите? Я вас не прощу никогда! Будьте прокляты!
Она резко повернулась и побежала к господскому жилью. Грозовой ветер раздувал ее плащ, словно какую-то зловещую накидку. В это мгновение ударил гром, а небо пронзил ослепительный зигзаг молнии. Почти тут же над замком разразилась гроза: о землю ударили потоки воды. Оливье побежал укрыться в часовню, как и намеревался до встречи с Агнессой: мир снизошел в его душу в тот момент, когда он встал на колени перед плитой, покрытой цветами, под которой покоилась его мать. Он прислонился к ней лицом, как некогда зарывался в складки платья, и слушал, как медленно стихают гулкие удары сердца...
Когда дождь прекратился, он пошел спать...
***
На следующий день гости покинули замок, и Оливье больше не встретил супругу Жана д'Эспаррона. Предоставив своему отцу попрощаться с отъезжающими, он вместе с Эрве исполнял в часовне все религиозные утренние обряды, но, выйдя во двор, с большим облегчением заметил, что под сегодняшним солнцем Валькроз вновь безмятежно вернулся к своим повседневным занятиям. Погода стала хорошей и собиралась подарить — во всяком случае, так казалось, — вечное отдохновение величайшему сокровищу человечества: таблицам Закона, начертанным пылающей дланью Бога. Все понимали, какое важное дело предстоит им выполнить, и полуденный обед прошел в молчании. Лишь после того, как были произнесены благодарственные молитвы, барон Рено и Максимен взяли масляные лампы, а Оливье и Эрве — свечи. Оливье не впервые спускался в недра подземелья, а Эрве дрожал от нетерпения, чувствуя себя на пороге новой реальности: как его друг и, может быть, даже больше, он любил тайны. Скрытые смыслы всегда привлекали его. Живой ум и образование позволили ему овладеть некоторыми секретами Храма: например, его особой криптографией и странным языком особых знаков, которые были созданы мудрецами Ордена для того, чтобы их можно было легко читать и в грядущих веках. Он многое знал о тайниках командорств: как в них проникать и что в них хранится. Подобные знания, естественно, были даны не всем. Только тем, кто обладал достаточно развитыми интеллектуальными способностями. Вот почему Эрве буквально кипел от предвкушения:
— Брат Оливье рассказал мне, сир барон, что у вас, прямо под нашими ногами, есть целая сеть обширных подземелий?
— Верно, но самые интересные находятся совсем в других местах.
— Значит, в часовне? В них нередко бывают крипты...
— Есть одно подземелье, которое соединяется с тем, что находится под полом кухни. О нем многие в деревне знают. Речь идет о тех, кто узнал о нем от своих отцов, укрывавшихся в Валькрозе, когда звучал набат, возвещавший о нападении сарацин. Они использовали расщелины в скалах для того, чтобы попасть подземными ходами в окрестные часовни. Но я покажу вам то, что является истинной тайной замка. Даже ты, сынок, ничего о нем не знаешь. Следуйте за мной!
— Есть одно подземелье, которое соединяется с тем, что находится под полом кухни. О нем многие в деревне знают. Речь идет о тех, кто узнал о нем от своих отцов, укрывавшихся в Валькрозе, когда звучал набат, возвещавший о нападении сарацин. Они использовали расщелины в скалах для того, чтобы попасть подземными ходами в окрестные часовни. Но я покажу вам то, что является истинной тайной замка. Даже ты, сынок, ничего о нем не знаешь. Следуйте за мной!
В сопровождении троих спутников Рено вышел из большого зала и направился к винтовой каменной лестнице, но стал не спускаться вниз, к подвалам, а, напротив, подниматься. Когда они взошли на второй этаж, он двинулся по узкому темному коридору, в который выходили двери жилых помещений, прошел его до самого конца и открыл низенькую дверцу: за ней обнаружилась круглая комната, где царил изрядный беспорядок — она походила одновременно на монастырскую «библиотеку» и на кабинет алхимика, потому что среди пыльных книг, расставленных на полках, стоял каменный столик с множеством реторт, флаконов, горшочков, а под высоким козырьком незажженного камина находилась маленькая переносная печка, уже заметно проржавевшая.
— Мы пришли, — сказал барон Рено, — в комнатку, которая была алхимическим кабинетом барона Адемара де Валькроза, первого и в высшей степени замечательного супруга твоей матери, Оливье. Тебе это известно, ведь ты здесь бывал.
— Мне известно также, что он занимался оккультными науками, разбирался в травах и умел исцелять болезни. Хотя репутация его от этого страдала, — добавил Оливье с кривой улыбкой. — Говорили, что он так разбогател оттого, что превращал обычные металлы в золото. Меня это забавляло и слегка очаровывало, когда я был ребенком, потому что мне не разрешалось входить сюда, хотя отец Ансельм, наш капеллан, пытался раскрыть секреты барона Адемара.
— Он быстро отказался от этого, хотя и продолжал приходить, чтобы изучить все эти книги, к которым я не чувствовал никакого влечения.
— Соблаговолите простить меня, сир Рено, — вмешался Эрве, который уже начал разглядывать книжные полки, — но здесь есть сочинения чрезвычайно ценные...
— Вполне возможно. Но ценность этой комнаты вовсе не в старых книгах и в этом научном инструментарии. Должен вам сказать для начала, что в эту башню можно пройти только через второй этаж. На первом находится хранилище для овощей и чулан с припасами. Они никак не соединены. Зато здесь есть вот это...
Взяв в углу метлу, он убрал золу из камина, затем протиснулся в него, поднял руку, что-то повернул, — остальные это не увидели из-за широкого рукава плаща, — и в глубине со скрежетом выдвинулся камень, открыв темный проход.
— Зажгите факелы! — приказал Рено. Распоряжение было выполнено безмолвно и быстро, что свидетельствовало о нетерпеливом ожидании и сильном волнении его спутников. Кроме Максимена, который, очевидно, был в курсе. Оливье с легким упреком произнес:
— Почему вы никогда не показывали мне этот тайник, отец?
— Ты был слишком молод. А потом стал тамплиером, а мы с твоей матерью не хотели дарить Храму настоящий секрет этого замка: он принадлежит не нам, а барону Адемару.
— Но Максимен, похоже, о нем знает?
— Ты не должен обижаться на него. Он узнал о нем раньше, чем мы. В юности он пользовался полным и нерушимым доверием старого барона де Валькроза. Надеюсь, тебе это не претит?
— Напротив, и я прошу прощения, если мой вопрос был ему неприятен.
Максимен улыбнулся, подтверждая, что он совсем не сердится на молодого хозяина. Факелы уже пылали. Рено взял один из них и протиснулся в проход, выдолбленный в скале рукой человека. Через несколько шагов проход преобразовался в некое подобие природной галереи, которую, наверное, тысячелетиями создавали подземные воды. И галерея эта была необычна. Она не углублялась в землю, а, напротив, поднималась вверх. Впрочем, не очень высоко. Примерно через пятнадцать туазов[25] она привела в грот, вид которого заставил обоих тамплиеров вскрикнуть от изумления — это была настоящая сокровищница, наполненная самыми причудливыми ценностями: здесь были монеты и вещи различных эпох — римской, сарацинской и средневековой, — драгоценности или драгоценные камни без оправы.
— Просто невероятно! — промолвил Эрве д'Ольнэ. — Откуда это все взялось?
Барон Рено объяснил:
— Мы добрались до вершины скалы, нависающей над замком. Древние римляне некогда возвели в этом месте храм, посвященный Юпитеру, богу грозы, грома и молний, которые часто случаются в нашем краю. Жрецы, служившие в нем, обнаружили эту пещеру и спрятали свои богатства. Вот, видите эти ступеньки, выбитые в скале? Они никуда не ведут. Это остатки лестницы, соединявшей пещеру с подземельем храма. Барон Адемар завалил ее, в то время как от храма оставались одни руины, вход же он прикрыл землей и колючим кустарником. Еще в подростковом возрасте он открыл этот тайник и галерею, которая начиналась в маленькой расщелине на боковом склоне горы. Он же велел построить башню, чтобы она прикрывала проход в коридор, который был пробит по его приказу. Он был человеком великих познаний, очень любопытный и обладавший силой, если не невероятной, то намного превосходящей средний уровень. И в этом гроте он сложил сокровища, которые частично пополнил у сарацин, грабивших окрестности... каким образом он раздобыл все остальное, я и сам не знаю... Хотя твоя матушка, сынок, о некоторых деталях мне рассказала...
Он закашлялся, словно пыль попала ему в глотку, и вопросов больше не последовало. Когда приступ кашля прошел, спутники Рено поняли, что нужно сменить тему разговора, и Оливье спросил:
— Брат Клеман знает эту историю?
— Конечно. Когда твоя матушка уехала из Валькроза в Дамьетту, чтобы присоединиться к королеве Маргарите, она доверила ему все секреты дома и поставила управляющим имуществом. Именно поэтому он и выбрал этот замок, чтобы спрятать здесь то, что вы привезли...
— Сир, отец мой, я не понимаю! Мы должны поместить Ковчег среди богатств, происхождение которых для многих людей неясно или даже сомнительно...
Он запнулся, и Эрве с широкой улыбкой пришел ему на помощь:
— Разумеется, сомнительно, хотя твои родители — истинные наследники этого Адемара, который, как мне кажется, был человеком весьма изобретательным. Признаюсь, я тоже нахожу это место... не слишком достойным!
— Именно поэтому Ковчег будет покоиться вовсе не здесь. В том случае, если замок будет захвачен или, несмотря на все предосторожности, кто-то проникнет в тайну камина и галереи, эта комната, внешне не имеющая выхода, вполне удовлетворит его алчность. Никто не будет тратить время на дальнейшие поиски...
— Где-то есть еще одно тайное хранилище?
— Да, есть, и брат Клеман о нем знает. Взгляните сами!
В сопровождении Максимена Рено направился к самому дальнему и самому темному углу грота, отодвинув в сторону сундуки и три запечатанных кувшина, один из которых он поднял с улыбкой.
— Я храню здесь некоторые ценные вина и ликеры. Предпочитаю не оставлять их в подвале, где их может отведать любой желающий. В честь твоего посвящения в рыцари, Оливье, мы выпили три таких кувшина. Остальные предназначались для твоей свадьбы, крестин детей, но теперь...
— Не будем зарекаться! — с жаром произнес интендант, и в его голосе прозвучала глубокая любовь к хозяину. — А черепки тех кувшинов, которые мы вскрыли, нам тоже пригодятся.
Действительно, за большими кувшинами из желтой глины оказался слой битых черепков, примыкавший к скалистой стене, в этом месте немного выступавшей вперед. Наклонившись, Максимен отбросил черепки, обнажив железные пластины, на которых лежали куски скалы. Затем они с бароном начали толкать скалу, которая, наконец, с большим трудом поддалась. Взору присутствующих открылось большое отверстие, куда слегка запыхавшийся Рено вошел, высоко подняв факел. Спутники его с благоговейным восхищением обнаружили перед собой огромный грот, равный по размеру целому собору, в глубине которого блистало зеленое око маленького озера, питаемого ручейком, стекающим с невидимых вершин. Известковые отложения образовали странные фигуры невероятной красоты. Рядом с озером возвышался обломок скалы, природным образом обретший сходство с длинным столом. Рено указал на него рукой.
— Вот, — сказал он, — место, выбранное братом Клеманом! Когда-то давно барон Адемар обнаружил его, и, возможно, в давние времена оно служило убежищем... или даже часовней.
Он указал на странные фигуры, вырезанные в скале, — это были длиннорогие козы и неясные очертания людей.
— Великолепно! — выдохнул Оливье, в то время как Эрве, оправившись от изумления, проявил живейший интерес к системе запоров.
Внутри, на одной из поверхностей скалы, была укреплена массивная железная подкова, выступавшая вперед, когда «дверь» открывалась, и удерживавшая ее. Без упора дверь легко закрывалась вновь.