Нивен Ларри Раммер
Ларри Наивен
РАММЕР
Когда-то это был мертвый человек.
Двести лет он пролежал в консерваторе, оболочка которого была заполнена жидким азотом. Его замороженное тело состояло сплошь из раковых клеток. Это был безнадежный случай.
Он надеялся, что медицина будущего поможет ему.
Напрасно. Спустя двести лет медицина научилась бороться почти со всеми разновидностями рака, но против миллиардов клеток, разорванных кристаллами льда, она оказалась бессильна. Он отдавал себе отчет в том, на что идет, и тем не менее решил рискнуть. А почему бы и нет? Все равно ему грозила скорая смерть.
В подземных бункерах хранились миллионы таких замороженных. У всех была одна судьба.
Столетием позже жил один преступник. Его имя давно забыто, а совершенное им окутано тайной, но это было что-то ужасное. Государство рассчиталось с ним, уничтожив его как личность, он был заморожен практически здоровым. Государство нуждалось в людях, у которых отсутствовала память.
Корбетт проснулся на жестком столе, чувствуя, как ноет все его тело, словно он долго спал на одном боку, и с отрешенным видом уставился в белый потолок. Мало-помалу ему припомнился цилиндр с двойными стенками... нестерпимая боль... он куда-то проваливается...
Боль?... Ее больше нет!
Он резко сел и тут же судорожно замахал руками. Что такое?
Почему не слушаются руки? Почему его тело такое легкое?
Почему так странно болтается голова на тонкой шее? Он попытался ухватиться за стоявшего рядом молодого блондина в белом комбинезоне, не дотянулся и завалился на бок. Потом тряхнул головой и сел более осторожно.
Эти руки, жилистые, узловатые, были чужие.
Человек в комбинезоне произнес: - Все в порядке?
- Да, - ответил Корбетт. В горле першило, но боль прошла.
Новое тело казалось неудобным, зато оно не имело раковых опухолей.
- Какое сегодня число? Долго это продолжалось?
"Быстрое восстановление", - с удовлетворением отметил про себя контролер, а вслух сказал: - Идет 2190 год. Но пусть тебя это не волнует.
Ответ прозвучал угрожающе, поэтому Корбетт благоразумно не задал очевидный вопрос: "Что случилось со мной?", и только спросил: - Почему?
- Наше общество для тебя закрыто.
- Закрыто? Что же мне делать?
- Тебе доступен ограниченный ряд профессий. Не подойдешь, мы используем кого-нибудь еще.
Корбетт свесил ноги с операционного стола и осмотрел свое новое тело. Оно оказалось моложе, сильнее и короче, но самое главное - как бы он ни поворачивался, все его движения не отзывались острой болью в животе.
- Так что будет со мной? - все же спросил он.
- Что будет - не знаю. Это из области метафизики, - ответил контролер. - Я расскажу, что произошло с тобой, а там решай сам, как быть.
Итак, существовал человек, совершенно здоровый, как и все живущие в 22-м веке, но лишенный интеллекта. Характеристики его биоэлектрической активности, нервные рефлексы, память, то есть его индивидуальность, были уничтожены.
В то же самое время глубоко под землей, в низкотемпературном режиме, хранилось то, что некогда было человеком, биоэлектрическая активность которого записывалась соответствующей аппаратурой, но не это было главное. Сложность процесса заключалась в размораживании мозга и уничтожении ненужных параметров. Рибонуклеиновая кислота, несущая информацию памяти, концентрировалась в голове, но также присутствовала в нервных тканях и крови. В случае с Корбеттом требовалось удалить раковые опухоли и затем из того, что останется, извлечь РНК. После такой операции от человека почти ничего не остается.
- Тебе предоставлен шанс, - предупредил контролер. - Второго такого не будет. Учти, в морозильниках полно рабочего материала.
- Вы хотите сказать, что сотрете мою индивидуальность? - нерешительно спросил Корбетт. - Но я не совершил никакого преступления. Разве у меня нет никаких прав?
Контролер с изумлением уставился на него, но потом рассмеялся. - Тот, за кого ты себя принимаешь, мертв. Завещание Корбетта давным давно было рассмотрено в суде. Его вдова...
- Черт возьми, я оставил все деньги себе! Где они?
- Неважно, - хотя человек, стоящий перед Корбеттом, продолжал улыбаться, лицо стало отрешенным, непроницаемым, холодным. - Мертвые не могут наследовать имущество, такое решение было принято еще двести лет назад. Это несправедливо по отношению к наследникам. Кроме того, из обращения изымались большие суммы денег.
Корбетт ткнул костлявым пальцем себя в грудь. - Но теперьто я жив.
- Юридически нет. Но ты можешь заработать право на новую жизнь. Государство выдаст тебе новое свидетельство о рождении и предоставит гражданство... если сочтет нужным.
Корбетт с минуту переваривал сказанное. Затем решительно встал со стола. - Тогда начнем. Что вам надо знать?
- Имя и фамилия?
- Джером Корбетт.
- Зови меня Пирсом.
Контролер не протянул руку, чтобы обменяться рукопожатием. Корбетт тоже решил не делать этого, подозревая, что тот не станет отвечать на его приветствие, а может, это объяснялось тем, что они оба давно не мылись.
- Я твой контролер. Ты любишь людей? Сейчас мы просто беседуем, детальная проверка состоится потом.
- Я привык ладить с окружающими, хотя предпочитаю одиночество.
Контролер нахмурился. - Дело усложняется. Ты даже не представляешь, насколько оно усложняется. Этот изоляционизм, который ты называешь одиночество... э... есть не что иное, как мимолетная причуда. Для этого мы не располагаем ни возможностями, ни желанием. Мы не можем направить тебя осваивать другие миры...
- Я был бы хорошим колонистом.
- Не хорошим колонистом, а хорошим производителем! Запомни, у тебя теперь другие гены. Другие! Тебе остается только одно, Корбетт. Стать раммсром.
- Раммером?
- Боюсь, что так.
- Первое незнакомое слово, которое я услышал после воскрешения. Разве язык не изменился с тех пор? У вас нет даже акцента.
- Я овладел старым английским на курсах РНК-подготовки.
Ты тоже научишься всему, если, конечно, доберешься до этого этапа. В вену вводится РНК, и происходит чудо. Однако вернемся к вопросу об одиночестве. Советую все хорошенько обдумать, Корбетт. Ты способен выполнять приказы?
- Я служил в армии.
- Это что-нибудь значит?
- Разумеется.
- Хорошо... Тебе нравятся новые места или незнакомые люди, и наоборот?
- И то и другое, - Корбетт живо улыбнулся. - Я строил дома по всему миру. Вам нужен еще один архитектор?
- Не очень. Ты считаешь, что государство перед тобой в долгу?
На это мог быть дан только один ответ:" - Нет!"
- Но ты решил заморозиться? Ты, должно быть, считал, что будущее тебе что-то даст?
- Вовсе нет. Риск был оправдан - я умирал.
- А... - протянул контролер с задумчивым видом.
Сперва его подвергли тесту на образование английских слов по свободной ассоциации. Затем взяли пробу крови, заставили до изнеможения крутить педали велоэргометра и снова взяли кровь. Следующая проверка включала определение порога болевой чувствительности путем непосредственного раздражения нервов (Корбетт с большим трудом выдержал это испытание), и в третий раз взяли кровь. В -исключение ему дали китайскую головоломку и попросили разобрать ее.
- Теперь мы имеем полное представление о твоем физическом и умственном состоянии, - заявил Пирс, когда все процедуры были закончены.
- А к чему анализы крови? - спросил h )роетт.
Контролер долго и напряженно смотрел на него, потом проговорил. - Сам догадайся.
От этого взгляда у Корбетта по спине побежачи мурашки. Оп почувствовал, что на карту поставлена его жизнь. Хотя, конечно, это чувство могло объясняться личной неприязнью Корбетта к контролеру, к его мелким чертам лица, холодным голубым глазам и блуждающей улыбке. Как бы там ни было, Пирс неотлучно находился рядом, следя за поведением Корбетта.
Прежде чем ответить, Корбетт тщательно обдумал свои слова.
- Вы хотите знать, сколько я продержусь, прежде чем вырублюсь. Вы берете пробы крови, чтобы определить содержание адреналина и кенотоксины, которые позволят установить действительную степень моей усталости.
- Правильно.
Корбетт снова выжил, как и в первый раз, когда проводился тест на определение порога болевой чувствительности. На прощание, как бы мимоходом, Пирс сообщил, что он уже четвертый индивид, который испытывается в этом пустом теле.
Внезапно он вспомнил то, что случилось с ним двести лет назад. Вокруг него собрались все его родные и друзья, чтобы проводить в последний путь. Уже был выбран консерватор, уплачено за место хранения, и составлено окончательное завещание, но Корбетт не воспринимал происходящее как процесс прощания с жизнью. И в самом деле, ему сделали укол, и боль, не оставлявшая его ни на секунду, растаяла в туманной дымке; он закрыл глаза, мечтая о том далеком будущем, в котором когда-нибудь проснется, перепрыгнув через столетия. Что же его ждет? Всемирное правительство? Межпланетное сообщение? Чистая термоядерная энергия? Причудливая одежда? Раскрашенные краской тела? Нудизм?..
Или же перенаселенность и нищета? Все источники энергии выработаны, и человечество снова вернулось к тяжелому физическому труду? В таком случае зачем им лишняя обуза в лице Корбетта?.. Однако в последние мгновения ему виделся богатый мир, мир, которому Джером Корбетт окажется по карману...
Но выходит, что долгожданный новый мир для него закрыт.
Проклятье!
Охранник взял его за руку (кандалы оказались бы менее надежны, вздумай Корбетт бежать) и по узкой пластиковой лестнице вывел на крышу.
Полуденное солнце сверкало на голубом небе, окрашивая горизонт в желтовато-коричневатые тона. На крыше тесными рядами расположились зеленые насаждения. Повсюду все сверкало и переливалось от множества солнечных панелей.
Стоя под мостиком, соединявшим две крыши, Корбетт лишь краем глаза заметил тот мир, о котором он столько мечтал.
Далеко внизу, тесно прижавшись друг к другу, громоздились похожие один на другой дома кубической формы. Затаив дыхание, Корбетт следом за охранником ступил на мостик, не имевший ограждений, и остановился как вкопанный.
Охранник, ничего не говоря, слегка потянул Корбетта за руку и выжидающе посмотрел на него. Корбетт собрался с духом и двинулся дальше.
Помещение, в которое они вошли, представляло собой барак с бесконечными рядами коек и узким проходом между ними.
Под потолком горели лампы искусственного света. Неужели они думают, что он сможет спать при свете?
Барак оказался огромным - не менее чем на тысячу коек, большей частью занятых. Несколько человек безразлично уставились на Корбетта, когда охранник вел его по проходу. Ему досталась нижняя из шести коек. Корбетту пришлось даже опуститься на колени, чтобы залезть на свое место. Единственным предметом роскоши оказалась странная шелковистая, почти скользкая на ощупь простыня. Он лег на бок и внимательно оглядел общую спальню.
Три вещи шокировали его.
Первая - запах. Очевидно, средства личной гигиены также были предметом роскоши. Если одного Пирса можно было как-то терпеть, то здесь запах тысяч потных тел прямо бил в нос. Второе - двухспальные койки, предназначавшиеся, несомненно, для занятий любовью. Не было даже марлевых занавесок. Это же касалось и туалетов.
Разве можно так жить?
Корбетт задумчиво почесал нос... и вздрогнул, потом выругался.
Раньше у него нос был "картошкой", а этот новый, который он по старой привычке тронул, оказался узким и коротким, с небольшой горбинкой. Скорее привыкнешь к запаху и всему остальному, чем к собственному носу.
Когда стемнело, за ним пришел широкоплечий тип в сером джемпере с большим невыразительным лицом. Без лишних слов он отыскал койку Корбетта, взял его за руку и повел за собой. Вскоре Корбетт, не успевший еще как следует проснуться, стоял перед контролером.
В раздражении Корбетт спросил:
- Здесь кто-нибудь говорит по английски?
- Нет! - отрезал контролер.
Пирс с охранником подвели Корбетта к удобному креслу перед большим изогнутым экраном и надели наушники. Потом над головой на полку поставили пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью. Корбетт обратил внимание на то, что от нее тянется игла для, подкожных инъекций.
- Завтрак?
Пирс пропустил мимо ушей остроту.
- Еда полагается один раз в день после теоретических и практических занятий. - Он ввел иглу в вену Корбетта, закрыв рану чем-то похожим на вату.
Корбетт с отрешенным взглядом следил за происходящим.
Когда-то он боялся уколов, но месяцы страданий в онкологическом госпитале сделали свое дело, и он с нетерпением ждал их, так как они несли облегчение, пусть даже и временное.
- А теперь за работу, - приказал Пирс. - Вот эта ручка - регулятор скорости. Громкость уже задана. Каждый раздел разрешается воспроизводить только один раз. Иглу не трогай - все равно выдернуть ее невозможно.
- Я хотел вас спросить кое о чем?.. Сейчас, забыл это слово...
Ах да! Что такое раммер?
- Пилот космического корабля.
Корбетт с изумлением уставился на контролера. - Вы шутите?
- Нет. За работу. - Он включил экран и вышел.
Да "раммер" на языке 22-го века означало пилот звездолета.
Эти корабли были оснащены прямоточными воздушно-реактивными двигателями, которые изобрел Буссар, использовав принцип улавливания межзвездного водорода электромагнитными силовыми полями с последующей компрессией и использованием его в качестве топлива для создания тяги.
Потенциально буссаровские двигатели не имели ограничения скорости. Они были очень дороги, исключительно мощны и безмерно сложны.
Корбетту не верилось, что государство может поручить одному человеку такую колоссальную ценность, - человеку, который умер двести лет назад? И почему его, архитектора, избрали для этой цели, а не какого-нибудь космонавта?
Он с удивлением узнал, что Буссар разработал свою концепцию еще в середине 20-го века. Корбетт, конечно, наблюдал за полетами "Аполона XI" и "Аполона XIII" по телевизору, но этим и ограничивался его интерес к космонавтике.
Отныне его жизнь зависит от того, сумеет ли он освоить профессию раммера или нет. В этом не приходилось сомневаться. Вот почему в первый день он просидел перед экраном четырнадцать часов кряду.
Многое из увиденного было непонятно, но никто ни о чем не спрашивал.
На второй день он заинтересовался. На третий уже не мог оторваться от экрана. То, что раньше было совершенно недоступно - теория относительности и магнитная теория, а также абстрактная математика, - теперь схватывалось моментально и интуитивно. Это было похоже на чудо.
Джером Корбетт перестал размышлять о том, почему государство выбрало именно его. Значит, так надо, решил он.
Полезная нагрузка корабля оказалась незначительной, а его ресурс немного превышал продолжительность жизни человека.
Вполне ло! ичная система жизнеобеспечения для одного человека занимала непропорционально большую часть всего корабля. Остальное пространство предназначалось для биологических зондов.
Зачем отправлять на край света отдельного гражданина, лояльного члена государства, рассуждал Корбетт, если Земля изменится до неузнаваемости к тому времени, когда он вернется.
Государство может прекратить свое существование, и вернувшемуся раммеру придется приспосабливаться к новой культуре, и еще неизвестно, что из этого выйдет.
С другой стороны, почему не взять того, который уже приспособился к ней? Отобрать того, кто отстал в своем развитии на двести лет. Того, кто обязан своей жизнью государству.
РНК-метод действовал весьма эффективно. Вскоре Корбетт перестал удивляться бесстрастному отношению Пирса и почти смирился с тем, что к нему относятся как к вещи.
Обучение велось стремительно. Он на лету усваивал тексты микрофильмов.
Вскоре Корбетт убедился, что он может собрать и разобрать двигатель с закрытыми глазами. Всю жизнь он любил что-то считать, но абстрактная математика была выше его понимания, ... до сих пор. Теперь он неплохо знал теорию поля, уравнения несимметричного поля и проектирование схем. Четко разбирался в том, где можно обнаружить присутствие гравитационного точечного источника и как использовать его.
Кресло для обучения стало центром его жизни. Все остальное - физические занятия, обед, сон - казалось чем-то второстепенным, не представляющим интереса.
Он и еще двадцать человек занимались физической подготовкой в тесном помещении. Как и Корбетт, все это были худые и крепкие люди в отличие от упитанных охранников. Под присмотром охранников они бегали на месте, прыгали, приседали и отжимались от пола.
После четырнадцати часов, проведенных у экрана, Корбетт с удовольствием выполнял команды охранника, не сводя глаз с его кобуры, из которой торчал цилиндрический предмет, похожий на дубинку полицейского, с отверстием на конце.
Иногда в гимнастическом зале появлялся Пирс. Пирс и люди, которые наблюдали за ним, когда он сидел перед экраном, относились к третьему типу: крепкие, здоровые, но начинающие полнеть. Их можно было бы принять за первых поселенцев.
От Пирса он узнал, что перед оживленными и перепрограммированными открыт ограниченный выбор профессий: быть поденщиком на полевых работах, податься в слуги или заняться кустарным трудом - несложное монотонное занятие по десять часов в сутки с ночлегом в переполненном общежитии.
Отныне жизнь Корбетта потекла в строгом режиме: четырнадцать часов занятий в кресле, час изнурительных тренировок в зале, час на еду и восемь часов на сон в бараке с бесконечными рядами коек.
- Работа... CQH... еда... Все расписано но минутам. За что же так?
- однажды возмутился Корбетт. - Что за жизнь!
- Надо как можно скорее расплатиться с государством. Подумай сам, Корбетт. Чем еще заняться тому, кого оживили? Он оторван от нашего общества, ему надо многому научиться, прежде чем стать гражданином. Мы предлагаем выбор.