Через несколько минут я поняла, как разомкнуть капкан, и собака была освобождена. Я погладила ее по голове.
— Бедная, — пробормотала я, — это больно, я знаю. Ей действительно было очень больно, она не могла ступить на лапу, не испытывая при этом острой боли.
Я все еще бормотала ласковые слова, чувствуя, что она мне доверяет. Я кое-что понимала в лечении лап: прежде я довольно успешно вправляла их другим животным. Я дала себе обещание вылечить и эту собаку.
Не считая больной лапы, в целом собака выглядела прекрасно, чувствовалось, что о ней хорошо заботятся. Позже придется поискать ее владельца, а пока я вылечу больную лапу.
Я привезла ее в Довер-хаус и отнесла к себе в комнату. Госпожа Леверет, проходившая мимо по лестнице, воскликнула:
— О, Дамарис, не нужно больше приносить больных животных!
— Это прелестное существо повредило себе лапу.
Она попала в капкан. Нельзя разрешать людям использовать капканы, они очень опасны.
— Ну, я не сомневаюсь, что ты ее вылечишь.
— Мне кажется, что лапа не сломана, а поначалу я этого боялась.
Госпожа Леверет вздохнула. Как и все остальные, она считала, что мне уже следует перерасти это увлечение животными.
Я послала принести горячей воды и вымыла лапу. Найдя очень большую корзину, использовавшуюся для одной из собак, когда у той были щенки, я положила в нее мастифа. У меня была специальная мазь, которую я получила от одного из фермеров, а он сам ее сделал и подтверждал ее целебные свойства.
Собака перестала скулить и смотрела на меня влажными глазами, как будто благодарила за то, что я облегчила ее боль.
Я дала ей найденную в кухне кость с куском хорошего мяса и воды в одной из мисок. Она выглядела довольной, я оставила ее спать в корзине и спустилась к ужину.
Госпожа Леверет, которая ела вместе с нами, рассказала моим родителям о том, что я принесла в дом еще одну раненую собаку.
Мама улыбнулась.
— В этом нет ничего необычного! — сказала она. Мы сидели за столом, и мой отец рассказывал об одном из домов в нашем поместье, о предстоящем там ремонте, и мы уже почти закончили ужин, когда разговор зашел о спасенной мной собаке.
— Что с ней случилось? — спросил, улыбаясь, отец.
— Ее нога попала в капкан, — объяснила я.
— Не люблю капканов, — сказала мама. — Использовать их жестоко.
— Они предназначены для того, чтобы убить одним ударом, — объяснил отец. — Большое несчастье для животного, если оно попадает лапой в капкан. Слуги рады добыть зайца или кролика на обед, они рассматривают это как часть жалованья. Кстати, где был поставлен капкан?
— Он был на огороженном участке возле Эндерби, — сказала я.
Я была поражена тем, как изменилось лицо отца: оно стало сначала красным, потом белым.
— Где? — воскликнул он.
— Ты знаешь…. на огороженном участке, где ты собираешься что-то сделать, да все никак…
— Кто поставил там капкан? — выкрикнул он.
Я пожала плечами.
Мой отец был из тех людей, которые редко сердятся, но уж если сердятся, то гнев их страшен.
— Я хочу знать, кто поставил там капкан.
Он говорил тихо, но это было затишье перед бурей.
— Ну, ты же сказал, что слуги используют добычу из капканов как часть жалованья.
— Только не на этом участке! Мама выглядела испуганной.
— Мне кажется, что она не сделала ничего плохого, — сказала она.
Отец стукнул кулаком по столу.
— Кто бы это ни сделал, он нарушил мой приказ.
Я собираюсь разузнать, кто это сделал.
Он встал. Мама спросила:
— Не сейчас, конечно?
Но отец уже вышел, и я услышала, как он вывел лошадь из конюшни.
— Он в странной ярости, — сказала я.
Мама не ответила.
— Я ненавижу капканы и хотела бы, чтобы их запретили. Но почему он так сердит? — спросила я. Мать молчала, но я видела, что и она потрясена. Следующий день был ужасным. Нашли владельца капкана. Это был Джекоб Рок. Отец его сразу уволил, и он должен был собрать вещи и уйти. Мой отец не терпел, когда не выполняли его приказаний.
Это было ужасно, потому что, когда увольняли людей, работавших на наших землях, они теряли не только работу, но и жилье. Джекоб и Мэри Рок жили в поместье Эверсли пятнадцать лет и занимали один из домов, принадлежавших отцу.
Они получили разрешение остаться в Эверсли только на месяц.
Мы все были расстроены: Джекоб был хорошим работником, а Мэри часто помогала по хозяйству, и мне было крайне неприятно думать, что отец может быть таким жестоким.
Было ужасно, когда Мэри пришла к нам в дом и плакала. Она умоляла мою мать позволить им остаться. Мама была очень огорчена и обещала поговорить с отцом.
Я никогда прежде не видела отца таким и не думала, что он может быть так суров.
— Пожалуйста, — просила я, — прости Джекоба на этот раз. Он никогда больше не будет так делать.
— Они должны подчиняться, — ответил отец. — Я дал специальные указания, а Джекоб Рок намеренно их нарушил.
Он был непреклонен, и с этим ничего нельзя было поделать.
Я винила себя за то, что сказала, где нашла мастифа, но тогда я не думала, что это так важно.
Примерно через день собака чувствовала себя уже достаточно хорошо для того, чтобы ходить, прихрамывая. Я носила ей самую лучшую еду, какую только могла достать, и она явно ко мне привязалась, но из-за Джекоба Рока я не чувствовала радости от этого приключения.
Два дня спустя после того, как я нашла собаку, я проезжала верхом мимо Грассленд Мэйнор и увидела в саду Элизабет Пилкингтон. Она окликнула меня:
— Я собиралась направить к вам посыльного, чтобы вы пришли навестить нас. Кое-кто у нас очень хочет вас видеть.
Пока она говорила, из дома вышел Мэтью Пилкингтон.
Он поспешил ко мне, взял мою руку и поцеловал ее.
Он выглядел очень элегантным, но был не так причудливо одет, как в Лондоне. Он носил высокие кожаные сапоги и темно-синий камзол до колен, отделанный черной тесьмой. Он показался мне даже красивее, чем при нашей предыдущей встрече.
— Как приятно вновь видеть вас — сказал он. — Вы должны зайти в дом, не правда ли, мама?
Элизабет Пилкингтон сказала, что я обязательно должна зайти.
Я спешилась и зашла в дом.
Я была взволнована и обрадована встречей с Мэтью. Мне казалось, что он совсем не такой, как жившие по соседству молодые люди, с которыми я время от времени встречалась. В нем была утонченность, которой я никогда не видела в других людях. Возможно, это было связано с тем, что он значительную часть своей жизни провел в Лондоне.
Мэтью сказал, что некоторое время был в армии за морем, а потом, вернувшись, провел какое-то время в своем поместье, в Дорсете.
— Нельзя надолго оставлять поместье без присмотра, — сказал он и добавил:
— Вы выросли со времени нашей последней встречи. Потом заговорила его мать:
— После прибытия сюда с Мэтью произошло большое несчастье — он потерял любимую собаку. От волнения я встала и воскликнула:
— Мастифа?
— Да, — подтвердил Мэтью. — Откуда вы знаете? Я засмеялась:
— Потому что я нашла ее.
— Вы ее нашли? Где же она?
— Сейчас она лежит в корзине у меня в спальне. Она попала в капкан, а я нашла ее, взяла домой и перевязала рану. Она быстро поправляется.
Глаза Мэтью сияли от счастья.
— Ну, это замечательно! Я вам благодарен: Бэлл — моя самая любимая собака.
— Она очень красива! — сказала я. — Бедняжка, она была так напугана…
— И очень благодарна вам, как и я. Мэтью взял мою руку и опять поцеловал ее.
— О, — сказала я, вспыхнув, — это ерунда! Я не могу бросить животное в беде.
Элизабет Пилкингтон ласково улыбалась нам:
— Это чудесная новость. Вы — наш добрый ангел, Дамарис.
— Я тем более рада за Бэлл. Я заметила, что она не бродячая собака, было видно, что за ней хорошо ухаживают — Она доброе и верное существо. Она уже немолода, но трудно сыскать более верного и преданного стража.
— Я хорошо вижу ее достоинства и очень рада вернуть ее вам.
— Если бы вы ее не нашли…
— Кто знает, что случилось бы, вряд ли люди вообще ходят на этот участок. На самом деле… много неприятностей произошло из-за того, что Джекоб Рок поставил там капкан.
— Что это за участок? — спросила Элизабет.
— Это рядом с Эндерби. Раньше земля относилась к Эндерби, а мой отец купил ее. У него были какие-то планы относительно этого участка, но сейчас это просто огороженное место. Я называю его «запретным лесом».
Я повернулась к Мэтью.
— Я думаю, ваша собака завтра сможет ходить, я приведу ее вам.
— Это замечательно. Сможем ли мы когда-нибудь отблагодарить Дамарис? — спросила Мэтью его мать.
— Дамарис не нужно говорить, как высоко мы ценим то, что она сделала. Она это знает. Она спасла бы любого воробья, найденного у изгороди.
Домой я ехала взволнованная. Я понимала, что взволновало меня не столько то, что я нашла владельца собаки, сколько возвращение Мэтью.
Домой я ехала взволнованная. Я понимала, что взволновало меня не столько то, что я нашла владельца собаки, сколько возвращение Мэтью.
Радость моя улетучилась, когда я вошла в дом и увидела в кухне Мэри Рок с опухшими от слез глазами. Она бросила на меня укоризненный взгляд. Именно я нашла капкан и сообщила о том, где он был найден. Если бы я могла предвидеть реакцию отца, я бы не стала об этом рассказывать, но сейчас бесполезно было говорить об этом Мэри.
За ужином я не стала упоминать о том, что нашла владельца собаки, ибо в присутствии отца мы не касались вопроса о собаке. Он все еще был сердит, неумолим и, как мне кажется, сам от этого страдал.
Я все же упомянула о собаке, когда мы с матерью пошли наверх спать.
— Кстати, Мэтью Пилкингтон приехал навестить свою мать и, ты знаешь, это его собака.
— Как странно, — тихо сказала она.
Казалось, новость ее не обрадовала.
На следующий день я отправила собаку в Грассленд. Она явно обрадовалась, когда вновь увидела хозяина: залаяв от радости, она прижалась к нему носом, в то время как Мэтью встал на колени и ласкал ее. Мне кажется, что именно в этот момент я в него влюбилась.
Мы можем очень сильно влюбиться в четырнадцать лет, а мне скоро должно было исполниться пятнадцать. Госпожа Леверет сказала моей матери, что в некотором отношении я старше своих лет: я была очень серьезной. Мне кажется, у меня было страстное желание быть любимой. Конечно, все люди хотят, чтобы их любили, но Карлотта так сильно затмевала меня, я так остро сознавала ее превосходство, что, как мне кажется, я нуждалась в любви больше, чем другие.
Я редко привлекала чье-либо внимание, а теперь я им упивалась.
У нас с Мэтью было так много общего: так же, как и я, он любил своих собак и лошадей, мы могли говорить о них часами. Мы любили ездить верхом. Я чувствовала, что начинаю даже проявлять интерес к одежде, которой Мэтью придавал такое большое значение, а я никогда прежде особенно не придавала большого значения тому, как я одета. Я всегда знала, что сколь великолепным ни было бы мое платье, Карлотта будет выглядеть привлекательнее меня даже в самой простой одежде.
Все изменилось с тех пор, как Карлотта уехала. Я скучала, временами мне очень хотелось быть с нею, и в то же время я не могла не понимать, что если бы она была здесь, я не смогла бы жить такой увлекательной жизнью и ощущать собственную значимость. Мэтью дал мне понять, что я интересна. Он был очень рад, что я спасла его собаку, уверенный, что это прекрасное существо погибло бы, если бы осталось в капкане. Он все время говорил мне о том, как это чудесно с моей стороны — спасти его собаку.
К нам присоединялась Элизабет. Бэлл тоже устраивалась рядом, прислонившись к коленям Мэтью и глядя на меня с выражением признательности в умных глазах.
В разговоре выяснилось, что мой отец узнал, кто поставил капкан, и был очень сердит. Он вновь запретил всем посещать этот участок.
— Это совершенно нетронутый, заросший участок земли, не так ли? — спросила Элизабет. — Зачем он его так отгородил?
— Я думаю, он его для чего-то предназначал и очень рассердился, что Джекоб Рок его ослушался. На самом деле, отец уволил его.
— Куда же он пойдет? — спросила Элизабет. Я чувствовала себя очень несчастной в этот момент, и она сказала:
— О, бедняга… Я понимаю, что он не прав, ослушавшись хозяина… и я терпеть не могу капканы, но из-за такого небольшого, проступка…
— Это не похоже на моего отца! — воскликнула я. — Он всегда был так добр к тем, кто на него работает, и известен справедливостью по отношению ко всем. Так скорее мог бы поступить мой дед, который часто резок, но отец… Но так или иначе, он не собирается менять своего решения.
— Бедный Джекоб! — сказала Элизабет. Несколько дней спустя я увидела Мэри Рок в саду, когда набирала воду. Она совершенно изменилась: улыбалась чуть ли не язвительно.
Я почувствовала облегчение, решив, что отец сменил гнев на милость; вероятно, он хотел их только предупредить. Он позволил им день или два считать, что они уволены, а потом взял их обратно. Он очень настаивал на полном послушании, считая его необходимым.
— Ты выглядишь довольной жизнью, Мэри, — сказала я. — Теперь все в порядке?
— Можно сказать, что так, госпожа, — ответила она.
— Я знала, что отец простит вас.
— Хозяин — суровый человек, — сказала она сквозь зубы.
— Но ты же говоришь, что теперь все в порядке?
— Мы уезжаем. На свете есть и другие поместья, не один Довер-хаус, госпожа. Я была изумлена:
— Что… что ты имеешь в виду?
— В Грассленд, вот куда мы едем, госпожа. Хозяйка дала работу нам обоим.
Мэри покачала головой. На ее лице появилась торжествующая ухмылка.
Я повернулась и пошла в дом.
«Ну, — подумала я, — Элизабет проявила себя добрым человеком, но это создает неловкую ситуацию между семьями, которые живут так близко».
Наступил июнь, потом июль, и все это время я часто встречалась с Мэтью. Для меня это были чудесные месяцы. Мы нашли, что у нас еще больше общего. Он много знал о птицах, и мы, бывало, часами лежали в поле, притаившись, и наблюдали за птицами, которые перестали радостно распевать, потому что теперь были заняты заботой о подрастающих птенцах, хотя время от времени мы слышали вьюрка и пеночку; да и кукушка все еще давала знать о своем присутствии. Мэтью многому научил меня, и мне нравилось учиться у него. Мы водили Бэлл на долгие прогулки, а иногда она сопровождала нас в прогулках верхом. Ей нравилось бежать за лошадьми и состязаться с нами, когда мы скакали галопом, пока она не устанет. Иногда мы ездили к морю и скакали по берегу, покрытому галькой. Мы нашли места, где росли морские анемоны. Иногда мы снимали обувь и шли босиком по воде, разглядывая забавные маленькие существа, обитавшие на мелководье. Нам приходилось быть очень осторожными, чтобы не наткнуться на пескарок и морских дракончиков. Мэтью показал мне, что у пескарок с обеих сторон головы было нечто, похожее на нож с тремя лезвиями. Дракончик был еще более страшным: у него на спине могли находиться ядовитые шипы.
Это были очень счастливые дни для меня. Однажды я подслушала, как бабушка говорила матери:
— Он смотрит на нее как на ребенка. Должно быть, он лет на семь или восемь старше. Мать ответила:
— Она и в самом деле еще ребенок, но мне кажется, что она встречается с ним слишком часто.
Я очень испугалась, что они попытаются прекратить наши встречи, но, видимо, они решили, что Мэтью ведет себя подобающим образом и, поскольку Я очень молода, то наша дружба со временем прекратится сама собой.
Однажды мы проезжали мимо Эндерби-холла и, как всегда, задержались, чтобы взглянуть на него. Было в этом доме нечто такое, что заставляло большинство людей делать то же самое — Это чудесный дом, — сказал Мэтью — Мне жаль, что мать его не купила.
— И ты все еще жалеешь об этом? — спросила я.
— Нет, теперь, когда у нее есть Грассленд, уже не жалею: он на таком же расстоянии от Довер-хауса, как и Эндерби.
Я светилась от гордости, когда он говорил подобные вещи.
— Но я хотел бы еще раз взглянуть на дом, — сказал Мэтью. — Я видел его только один раз, когда мать собиралась его купить.
— Это нетрудно сделать: в Эверсли-корт есть ключи. Я завтра достану их и проведу тебя в дом.
— Это доставило бы мне удовольствие.
— Мы отправимся осматривать дом завтра после обеда, но не слишком поздно. Мы должны осмотреть его до наступления сумерек.
— А, ты имеешь в виду, что в сумерках появляются призраки? Ты боишься призраков, Дамарис?
— С тобой я бы не побоялась. Он повернулся ко мне и легонько поцеловал меня в лоб:
— Это дух, — сказал он. — Я защищу тебя от всех опасностей днем и ночью.
Мэтью обладал огромным обаянием. Он вел себя так непринужденно и естественно, что иногда мне хотелось знать, какое значение он придает своим поступкам?
Я все-таки взяла ключи из письменного стола в Эверсли, в котором они хранились, и на следующий день после полудня встретилась с Мэтью у ворот Эндерби-холла.
С ним была собака.
— Бэлл так хотела прогуляться, что у меня не хватило духу ей отказать. Должно быть, она знала, что я встречусь с тобой, — сказал он.
Бэлл прыгала от радости вокруг меня. Я погладила ее, сказав о том, как я рада, что она пришла.
Я вынула ключи, и мы прошли через сад к главному входу. Сад поддерживался в относительном порядке. Джекоб Рок был одним из тех, кто за ним присматривал. Я подумала: «Теперь, должно быть, это будет кто-нибудь другой»
Дом был построен из красного кирпича времен Тюдоров. Как у многих домов того времени, в центре у него был зал, а по бокам два крыла. Большую часть стен покрывали вьющиеся растения. Он выглядел очень симпатичным, с этим красным кирпичом, просвечивающим сквозь блестящую зеленую листву, но не таким красивым, каким он будет выглядеть осенью, когда листья предстанут во всей красе, с оттенками красновато-коричневого цвета.