Но хуже всего — это вилять из стороны в сторону, и я даю команду двигаться дальше. Ущелье почти сразу заканчивается, выводит нас на небольшое плато. Никого и ничего не видно. Судя по карте, впереди будет еще один мини-каньон, а затем — еще. Но чувство, что мы тянем пустышку, нарастает с каждым шагом.
На ходу вновь пытаюсь вглядеться в карту. В стороне, далеко справа, должна течь небольшая речушка. Не знаю, как кто, но я выбрал бы для отхода этот путь. Хотя бы с водой был, если учесть, что солнце жарит с небес вовсю, и во рту такая сушь, будто туда переместился какой-нибудь филиал пустыни.
— Здесь смотрели? — показываю я карту Долгушину.
— Конечно, — кивает тот.
Иногда даже небожители спускаются с небес на грешную землю, и топчут горные тропы наравне с обычной пехотой. Но система проверена. Хочешь поддержки с воздуха — заведи себе авианаводчика. Или те заводятся сами по мере надобности?
Мы проходим еще с пару километров, преодолеваем очередное небольшое ущелье. Проделанный путь вроде не слишком велик, но это же не равнина! Никаких следов по-прежнему нет. Дело между тем явно идет к вечеру.
Ох, вечер! Вспоминаю девушку с чудным именем Даша. Я же обещал ее проведать ближе к наступлению темноты! Поневоле возникает досада на весь белый свет, однако даже сплюнуть не получается.
Мысли поневоле обращаются к представительнице науки. Их-то сюда за какие провинности занесло? Умом понимаю, что пользы от ученых гораздо больше, чем от нас, но чувства возмущаются против безжалостного вывода. До тех пор, пока здесь обстреливают колонны и по горам шляются банды, женщинам делать нечего. Тем более — таким хорошеньким.
Как они хоть добирались до Врат? Пуля или мина не разбирает, военный ты, или штатский, и с какой целью пожаловал в негостеприимные края. Мы-то — иное дело.
Невыносимо тянет обратно в лагерь. С тем же успехом могу помечтать о возвращении на родину, или о полете на Луну.
— Наши уходят, — сообщает Долгушин, и «крокодилы» проносятся над нами в последний раз.
Идти дальше той же дорогой бессмысленно. Мне уже ясно, что мы обманулись. Зову к себе офицеров, и показываю карту.
— Надо сворачивать. Мне кажется, наиболее вероятное место — вот этот ручей. Туда и пойдем.
Возражений нет. Все уже поняли, что тянем пустышку, зря теряя время. Лишь Бандаев бросает красноречивый взгляд в сторону авианаводчика, словно говоря, не летуны вы, а Сусанины.
Теперь двигаемся в сторону и назад с расчетом выйти к тому месту, где ущелье с ручейком проходит ближе всего к месту боя. Конечно, насколько возможно в данных условиях. Прямых путей в горах нет.
А солнце клонится все ниже, и скоро небо украсится звездами, как всегда в горах, яркими и зовущими…
23Небольшой костер в ложбинке дает уют. Ни с какой стороны его не видно, и лишь мы сидим у уютного огня. Неподалеку у других костров сидят уставшие солдаты. Другие залегли в дозорах, обеспечивая безопасность своих товарищей.
До ручья мы так и не дошли. Искать кого-то в темноте на незнакомой местности — занятие, весьма близкое к безнадежному, и потому рота устроилась на привал до утра.
Сидим, пьем чай, наслаждаясь ночным покоем и отдыхом.
— Если они такие развитые, откуда столько заброшенных земель? — в который раз спрашивает Птичкин. — Словно мы не проходили никаких Врат.
— Не проходили! — хмыкает Долгушин. — Да там, по сравнению со здесь заселено все. А тут летишь, а вокруг — никого и ничего. Лишь какие-то развалины мелькают иногда внизу.
Я ставлю рядом с собой недопитую кружку и извлекаю пачку «Ростова». Сигаретный дым невесомой струей поднимается к глубокому бездонному небу.
— Многие футурологи у нас представляли будущее именно так — все люди живут в гигантских мегаполисах. Были раньше статьи в «Технике — молодежи», — в детстве я постоянно читал этот журнал, и теперь делюсь с подчиненными почерпнутыми оттуда знаниями. — Уже сейчас в развитых странах процент городского населения высок, а что же будет в будущем?
— Но будет же кто-то обрабатывать поля, растить скот. Кушать хочется всегда, — замечает Тенсино.
— Автоматы. В принципе, любые физические работы могут выполнять роботы. Или есть еще вариант — продукты будут получать искусственным путем. Всякие синтезаторы, фабрики. Так можно прокормить гораздо больше народа.
— Пусть сами жрут свое искусственное. Да? — с чувством выдает Бандаев.
Сейчас он особенно похож на типичного кавказца, какими принято изображать их в анекдотах.
— Какая разница, гуляет мясо в виде баранов, или растет в специальном чане? — примирительно говорю я под общие смешки.
Бандаев темпераментно пытается возразить. Слов у него не хватает. Большинство тут же встает на мою сторону. Развитие цивилизации как бы само предполагает постепенный переход на новые технологии даже в питании. Другое дело, насколько мы действительно хотим дожить до этих дней?
— И вот тогда будет решена очередная продовольственная программа нашей партии, — посмеивается Тенсино.
Птичкин посапывает в ответ. Не сказать, будто он фанатично предан идеалам, и все-таки его несколько шокируют насмешки над тем, что объявлено в стране святым.
— Ладно, города-миллионеры я понимаю, — Долгушин подливает себе чая, и в ожидании пока чуть остынет, закуривает. — Но где обещанные сады кругом? Камни, пески… Где управление климатом, сплошная зелень, курорты, зоны отдыха?
Я лишь пожимаю плечами.
— Может, где и есть. Нас же боятся посвятить во все тонкости здешнего мироздания.
— А полеты в космос? — продолжает Долгушин.
— Дались тебе полеты! — подает голос Колокольцев.
— Между прочим, а это что по-вашему? — я показываю на ту часть неба, на котором нет звезд. Лишь сплошная тьма.
— В самом деле, что? — Колокольцев смотрит на меня так, будто я обязан знать ответы на все вопросы.
— Не знаю, но впечатление такое, словно там какое-то гигантское искусственное сооружение.
— Опять искусство! — восклицает Бандаев. — Сколько можно?
— Сколько нужно, — я достаю очередную сигарету. — Скажем, солнечные батареи, получающие энергию прямо от солнца и затем передающие ее на землю.
Долгушину идея явно нравится. Летуны вообще чуть лучше образованы и поневоле ближе к технике, чем обычная пехота. Хотя, артиллеристы, пожалуй, дадут им фору в качестве математиков.
— Кстати, почему бы не предположить, что где-то здесь находится космодром? У нас ведь тоже в районе Байконура никто не сажает садов, — вставляет Долгушин. — Тогда все эти пески да камни вполне объяснимы.
— Меня больше интересует другое, — говорит Колокольцев. — Раз местные такие-сякие, то почему гоняться за бандитами должны мы? Они что, сами не в состоянии? Представьте, если бы у нас, в России, вдруг объявились бы банды из другого мира. Мы что? Просили бы помощи?
— Обленились, — степенно объясняет Лобов. — Долгая спокойная жизнь не располагает ко всяким трудностям и опасностям. А тут появились какие-то дикари, готовые отработать обещанные подачки, вот нас и подключили.
— Да вы что? — возмущается Птичкин. — Люди будущего гармоничны и всесторонне развиты. Это же… — он не находит слов, какие они хорошие и прекрасные, и заходит с другого конца. — У них просто давно войн никаких нет. Это же коммунизм! Царство разума и гуманизма! Всеобщий мир и процветание в масштабах всей планеты. Это у нас противостояние двух систем, армии, а тут — счастливая жизнь.
Он пытается шпарить дальше как по читанному. Благо, всяких источников в училище прочитал гораздо больше нашего. На мой взгляд, научный коммунизм ничем не лучше научной астрологии или научного спиритизма.
Тенсино демонстративно лезет в спальный мешок.
Костер окончательно прогорел. Лишь редкие угли кое-как освещают собравшихся офицеров.
— Пойду, проверю посты, — я подбираю лежащий под рукой автомат, машинально провожу рукой по разгрузке, на месте ли запасные магазины, и встаю.
— Я сам, — подскакивает Колокольцев.
Сейчас его очередь дежурить.
— Так пошли, — соглашаюсь я.
Не то чтобы я не доверял своим взводным, но все-таки предпочитаю убедиться во всем самому. Я командир, с меня и спросится.
24Ручей журчит внизу. Даже может не ручеек, а небольшая речка. Глубина небольшая, в сапогах перейдешь запросто, причем — не прыгая по разбросанным там и сям скользким от воды камням. А вот добраться до него трудновато. Вода не то проложила путь, не то воспользовалась готовым, по небольшому ущелью с весьма отвесными краями, и еще надо найти удобный спуск, чтобы не загреметь со всем навьюченным на нас снаряжением.
С дорогой ручей не пересекается, лишь немного сближаясь с ней, и затем обеими концами уходя далеко в сторону.
Наконец, место найдено. Всем спускаться не имеет смысла. По моему приказу к ручью направляется взвод Бандаева. Лобов со своими должен перебраться на другой берег и подняться на противоположный склон. Сам я тоже пока иду к ручью. Хочу своими глазами убедиться в обоснованности предположений, будто найти следы так просто и быстро.
Наконец, место найдено. Всем спускаться не имеет смысла. По моему приказу к ручью направляется взвод Бандаева. Лобов со своими должен перебраться на другой берег и подняться на противоположный склон. Сам я тоже пока иду к ручью. Хочу своими глазами убедиться в обоснованности предположений, будто найти следы так просто и быстро.
Вода стремительно несется мимо, весело брызгаясь при ударе о большие камни, и скользя поверх маленьких. Конечно, нигде ничего нет, поэтому встает закономерный вопрос — куда же нам? Любая дорога и любая река имеют два направления, причем, они уводят в противоположные стороны. Вот и выбирай, как сумеешь.
Посылаю разведку, сам же пока выбираюсь наверх и в очередной раз связываюсь со штабом. Ничего нового мне не сообщают. Даже о вчерашнем проколе никто не сетует. Но и помощи не предлагают, лишь советуют не ошибиться с выбором, и туманно обещают в случае необходимости направить сюда вертушки, чтобы хоть часть пути мы совершили по воздуху.
— Товарищ старший лейтенант! — зовут меня снизу, и я второй раз спускаюсь к ручейку.
Костиков проводит меня чуть ниже по течению, и я без подсказки вижу, что обнаружили разведчики. В склоне ущелья виднеются отверстия двух пещер, причем, если одна не глубока и демонстрирует глухую противоположную стенку, то вторая темнеет провалом, не позволяя окинуть ее от входа целиком.
У отверстия сидит Коновалов с сигаретой в зубах, а рядом с ним валяется извлеченная мина.
— Нас дожидалась, — хмыкает сержант.
— Сколько раз говорить — без самодеятельности! А если бы рванула? — победителей не судят, но покойники мне не нужны.
— Если б да кабы, — взгляд замкомвзвода холоден и спокоен.
Саперов с нами нет, и мне становится не по себе, как только представляю, чем могло бы закончиться исследование пещеры. Судя по размерам «подарка», рвануло бы так, что только клочья бы полетели.
Подходит Бандаев. Он вместе с остальными бойцами держался на некотором отдалении, пока шел трудоемкий процесс обезвреживания мины, заодно исследуя все возможные подходы по сторонам.
Не надо быть следопытом, чтобы понять: в пещере останавливались. Присыпанные песком, там находятся пара окровавленных тряпок и большая, минимум на килограмм, банка из-под мясных консервов без этикетки.
— И куда они пошли? — спрашиваю в пространство.
Ясно, что духи прятались здесь, пока летали вертушки, а с ночной прохладой двинулись прочь.
Что нам стоило сразу направиться сюда?
Бандаев вздыхает. Четких указателей нет.
— Там еще мина, — кивает он в сторону.
— Где? — Коновалов вскакивает.
Руки у него золотые. Плужников уже несколько раз пытался перетащить его к себе, в саперы, но хорошие солдаты нужны всем.
— А ведь там — зеленка. Помнишь? — пока сержант возится с миной, спрашиваю у Бандаева.
— Тот большой лес, да? Думаешь там? — мгновенно понимает меня Абрек.
— Должны же они где-то жить! Врата перекрыты, среди камней от голода помрешь, а в лесу, может, какая дичь водится, — я кляну себя, что раньше не додумался до такой простой вещи. За ночь бандиты вполне моги отмахать километров тридцать, а то и больше, и сейчас или приближались к зеленке, или прятались где-то на подходах к ней.
Коновалов тем временем извлекает мину. На этот раз это хорошо знакомая пластиковая «итальянка». Убить такая не убьет, но ступню отрывает запросто.
— Летуна позовите, — говорю бойцам, и через некоторое время к нам спускается Долгушин.
Объясняю ему, в чем дело. Самое элементарное теперь — перебросить роту на вертушках поближе к зеленке. Старлей кивает и связывается со своими. Когда он отрывается от рации, лицо его выражает досаду.
— «Пчелки» в разгоне, и до обеда ничего не обещают, — сообщает авианаводчик. — Наверно, опять что-нибудь возят.
«Ми-восьмые» изначально создавались, как многоцелевые, и являются основными рабочими лошадками, как по ту сторону Врат, так и по эту.
— Ладно. Тогда — пошли, — я невольно вспоминаю, что дурная голова ногам покоя не дает. Как раз нынешний случай. — Всем внимательно смотреть под ноги. Если ноги еще не надоели.
На этот раз я иду низом. Бойцы двигаются гуськом, стараясь ступать след в след. Склоны по сторонам то расходятся, то, напротив, сужаются. Иногда они опускаются, становясь чуть ли не вровень с берегами, зато потом поднимаются едва ли не на десяток метров. То тут, то там попадаются расщелины, небольшие козырьки, пещерки. Идеальные укрытия с воздуха.
Где-то перемещаются на другую позицию самоходки. С прежнего места поддержать нас огнем им трудновато, и артиллеристы старательно выискивают более удобную стоянку. Им-то хорошо на гусеницах, а нам — все на своих двоих.
Увы, но мы просто пехота. Кто и когда мерил бесчисленные версты, протопанные солдатскими ногами?
25Бой, как всегда, начинается неожиданно. Только что царила относительная тишина, если не брать в расчет шум воды, да наше тяжеловатое дыхание, и вдруг относительная идиллия разорвалась громкими пулеметными очередями.
Мгновение — и все залегли. Каждый при этом постарался перекатиться, уйти в сторону, обосноваться за каким-нибудь из камней, а кое-кто даже успел в ответ выпустить неприцельную очередь. Пуля — дура, не заденет, так хоть заставит уткнуть в землю голову, сделать паузу в стрельбе.
С паузой вышло не очень. Пули так и свистели над нами, с визгом отражаясь рикошетами от скал. Понять так сразу, откуда ведется огонь, было трудно. Попробуй, высунься, коль жизнь не дорога!
Отбитая крошка старалась ударить не хуже пули. Тело пыталось сжаться, уменьшиться в размерах, а руки сами делали привычное дело. Я высунул из-за камня автомат, послал очередь в сторону невидимого противника, и в ответ сразу же что-то ударило с той стороны по укрытию.
Сзади заговорил наш пулемет, и теперь пули летели над головой и спереди, и с тыла. Наконец, в сплошной трескотне наступила короткая пауза. Магазины и ленты не бездонны, что бы ни воображали по этому поводу доблестные кинематографисты всех стран. Время от времени любое оружие нуждается в перезарядке. Иное дело, что пока молчит один из стрелков, другой вполне может быть наготове и держать всех нас под прицелом.
Выглядываю из-за камня. Ущелье здесь идет почти по прямой добрых метров сто пятьдесят до следующего поворота. Там в склоне как раз виднеется расщелина — весьма удобная позиция для пулеметчика. Даю туда несколько коротких очередей. Стрелять приходится с левой руки, с другой стороны камня выглянуть труднее, но я настолько долго тренировался, что мне все равно — правой, левой…
Попутно успеваю оценить общую ситуацию, а затем противник вновь открывает огонь.
Главное я уже заметил. Наши враги совершили минимум две ошибки. Им бы подождать, пока мы выйдем все, да подойдем поближе, и можно было бы положить кого-то почти в упор. А так основные силы взвода оказались невидимыми для стрелка за изгибом ущелья, а здесь лежат те, кто шел головными. Коновалов, Костиков, Тугаев, я, да выскочивший к нам на подмогу Костя Андохин со своим пулеметом. Задет ли кто, не понять. Вроде, пока все живы, но это — пока.
Если бы здесь по сторонам натыкали мин, то пока мы падали, да уходили перекатом, кто-нибудь наверняка бы подорвался на терпеливо ждущем сюрпризе. Но духи проворонили великолепную возможность, или же у них просто не осталось смертоносных подарков.
Все это проносится в голове молниеносно. Я еще успеваю обернуться и рявкнуть Бандаеву:
— Назад! Не высовываться!
Абрек как раз подгонял отставших солдат, и потому теперь оказался за безопасным поворотом. Но зная склонность взводного к риску…
Пули с противным звуком проносятся над головой. Несколько штук врезаются в мой камень-хранитель, и рикошетом устремляются прочь. Я вновь на мгновение выглядываю, даю короткую очередь по расщелине, и торопливо прячусь от ответа.
Пулями достать врагов отсюда трудновато. У меня с собой есть «Муха», но кто-нибудь когда-нибудь стрелял из гранатомета лежа? Встать же на колено под градом пуль способен только самоубийца. Корректировка тоже ничего не даст. Расстояние между нами довольно мало, карты несовершенны, и артиллеристы вполне могут угостить парой снарядов своих.
Правда, у нас есть козырь. Надеюсь, Лоб и Колокольчик уже сориентировались в ситуации, и сумеют воспользоваться положением. Пока же остается лишь отвлекать внимание. Все равно отползти за поворот не получится.
Выглядываю с другой стороны камня и даю несколько очередей. Не попасть, так хоть прижать, в бою порою важно и это.
И снова успеваю вовремя спрятаться. Пули так и бью камушки рядом, взмывая крошку живописными фонтанчиками.