— Правильно, но что даст арест? Ведь мать и дочь Шарп никуда не денутся и явятся в суд. Никакого нового преступления за этот промежуток времени они не совершат (Роберт повторял доводы мистера Хэзелтайна). Между прочим, когда они должны явиться?
— В понедельник.
— Ну, вот я и предлагаю передать им повестку.
— Наше начальство настаивает на аресте, — холодно отозвался Грант.
— Хорошо, но тут можно и самому разобраться! Ваши начальники, к примеру, не знакомы с местными условиями. Если дом Фрэнчайз останется пустым, его попросту разнесут. Об этом ваши начальники подумали? Далее. Если вы их арестуете, то сможете держать под арестом лишь до понедельника, так как в понедельник я обращусь с ходатайством выпустить их на поруки. Так зачем же мы сами провоцируем новый взрыв хулиганства, оставив на произвол судьбы дом Фрэнчайз? Неужели лишь для того, чтобы сделать красивый жест, то есть арестовать их? Ведь у инспектора Хэллама нет лишних людей для охраны дома.
Поразительно, до чего же крепко засело в душе каждого англичанина уважение к собственности! Только при упоминании о том, что дом Фрэнчайз может быть разрушен, что-то впервые дрогнуло в лице Гранта. Роберт в душе даже благодарен был этим молодчикам, бьющим стекла в чужих домах, ибо они снабдили его веской аргументацией. А уж Хэллам совсем не жаждал схваток своих подчиненных с хулиганьем. И после минутной паузы Хэллам осторожно заметил:
— А ведь в том, что говорит мистер Блэр, есть доля истины. Окрестное население слишком близко принимает к сердцу это дело, и если дом оставить пустым, то он вряд ли уцелеет. Особенно если пойдет слух об аресте его владелиц.
И все же понадобилось не меньше получаса, чтобы убедить Гранта. Роберту казалось даже, что такое упрямство объяснялось каким-то личным мотивом, но что это за мотив, он понять не мог.
Наконец Грант произнес:
— Хорошо, повестку можете передать и без меня. Я вернусь в город, а это дело предоставлю Хэлламу. Но я буду на суде в понедельник. Судебное разбирательство неизбежно, и, раз мы не берем обвиняемых под стражу, дело переходит прямо в суд. Вы будете готовы защищать их в понедельник?
— Инспектор, с теми фактами, которыми я располагаю, я буду готов защищать их хоть сегодня вечером! — с горечью отозвался Роберт.
К его удивлению, Грант улыбнулся ему широкой, доброй улыбкой:
— Мистер Блэр, вы убедили меня не арестовывать обвиняемых, но я не против вас. Напротив, считаю, что вашим клиенткам повезло куда больше, чем они этого заслуживают. Иметь такого адвоката — не шутка! Надеюсь, что с присяжными им повезет меньше.
Итак, Роберту не пришлось тащить во Фрэнчайз Гранта и Хэллама. Он отправился только с Хэлламом на его автомобиле. По дороге Роберт сказал Хэлламу:
— У меня такое впечатление, будто у Гранта есть какая-то личная заинтересованность в том, чтобы арестовать моих клиенток. В чем тут дело? Неужели «Эк-Эмма» не дает ему покоя?
— Э-э, нет, — отозвался Хэллам. — К таким вещам Грант более чем равнодушен. Мне кажется — но это, конечно, строго между нами, — он не может простить себе того, что обманулся. Грант славится во всем Скотленд-Ярде своим умением видеть и понимать людей, ну, и — это опять-таки между нами — ему не слишком-то понравилась девчонка Кейн и ее россказни. А после того как он познакомился с обитательницами Фрэнчайза, Бетти Кейн стала ему еще более неприятной, хотя все подтверждало ее рассказ. И теперь ему кажется, будто его ввели в заблуждение, а этого он перенести никак не может. По-моему, Грант с огромным удовольствием преподнес бы им в их гостиной ордер на арест.
Они подъехали к воротам. Роберт вынул ключ, и Хэллам сказал:
— Откройте обе створки, я въеду внутрь. Незачем всем знать, что в доме полиция.
Из-за угла дома вышла Марион. На ней были садовые перчатки и очень поношенная юбка. Она уже успела загореть от первых, еще неярких солнечных лучей и больше, чем когда-либо, напоминала цыганку. Она не ожидала увидеть Роберта и не успела уследить за выражением своего лица, и лицо это осветилось такой радостью, что сердце Роберта невольно дрогнуло.
— Как славно! — сказала она. — Мама еще отдыхает, но скоро сойдет вниз, и мы выпьем вместе чаю… — Тут она заметила Хэллама, и голос ее изменился: — Добрый день, инспектор.
— Добрый день, мисс Шарп. Боюсь, что мне придется нарушить отдых вашей матушки, но, быть может, вы попросите ее спуститься вниз. Это необходимо.
Она секунду помолчала, затем пошла к дверям..
— Разумеется. А что..? Что-то новое произошло? Входите, садитесь.
Она ввела их в гостиную, которую Роберт уже успел изучить (прелестное зеркало, ужасающий камин, стул с чехлом, вышитым бисером, два-три старинных ценных стула, потертый розовый ковер, превратившийся в грязно-серый), и остановилась посреди комнаты, тревожно вглядываясь в лица посетителей, как бы ощущая смутную угрозу.
— Что случилось? — обратилась она к Роберту.
Вместо него отозвался Хэллам:
— Будет лучше, если вы пригласите сюда миссис Шарп и я скажу вам обеим сразу.
— Да-да, конечно. — Марион направилась было к двери, но нужды в этом не оказалось. Миссис Шарп вошла в комнату совершенно такая же, какой Роберт увидел ее впервые: короткие седые волосы растрепаны после сна, в светлых, ясных, как у морской птицы, глазах — немой вопрос.
— Только два рода людей, — проговорила она, — ездят в бесшумных автомобилях: миллионеры и полицейские. Поскольку у нас нет знакомств среди первых и все расширяется круг знакомств среди вторых, то я заключила, что явился кто-то из наших знакомых.
— Боюсь, что мое появление порадует вас еще меньше, чем обычно, миссис Шарп. Я привез вам повестки в суд.
— Повестки? — озадаченно переспросила Марион.
— Да. Вы должны явиться в полицейский суд в понедельник. Вас обвиняют в похищении и насилии… (Чувствовалось, что Хэлламу нелегко даются такие слова.)
— Не верю, — медленно проговорила Марион. — Не верю. Значит, нас все-таки обвиняют?
— Да, мисс Шарп.
— Но почему? Почему именно теперь? — Она повернулась к Роберту.
— Полиция полагает, что нашла новые свидетельства против вас, — ответил Роберт.
— Какие свидетельства? — спросила миссис Шарп.
— Сделаем так: инспектор Хэллам передаст вам повестки, а затем уж мы, не торопясь, все обсудим.
— И мы должны их принять? — спросила Марион. — Мы с мамой должны предстать перед судом, где нас будут публично обвинять?
— Боюсь, что иного выхода нет.
Эти слишком лаконичные ответы были ей явно не по душе, а возможно, ей подумалось, что он чего-то не сделал, что мог и должен был сделать. Почувствовал это и Хэллам и, передавая повестки, сказал:
— Возможно, мистер Блэр об этом умолчит, но скажу я: если бы не он, то не повестки бы я вам сейчас передавал, а ордер на арест, и вам пришлось бы ночевать не дома, а в тюрьме. Нет-нет, не беспокойтесь, мисс Шарп, я сам открою ворота!
После его ухода Роберт рассказал о приезде Гранта.
— Но не меня следует благодарить, а старого мистера Хэзелтайна из нашей фирмы. Это он первый сообразил, как избежать ареста.
— И какие же новые улики они якобы нашли?
— Они их нашли в самом деле, — сухо отозвался Роберт.
Он сообщил о человеке, видевшем, как девочку подобрал автомобиль, и добавил:
— Ну это как раз подтверждает то, что мы уже подозревали, а именно: когда она покинула дом тети, она шла на свидание с кем-то. А вот другая улика, куда более серьезная. Вы как-то говорили мне, что к вам ходила женщина или, вернее, молодая девушка убирать дом.
— Да. Некая Роз Глин.
— Как я понял, после огласки дела она больше не приходит?
— После огласки? Вы имеете в виду дело Бетти Кейн? Нет, нет, мы отказались от ее услуг еще до этого.
— Отказались? — резко спросил Роберт.
— Почему это вас так удивляет? Что тут необычного?
— Ничего. Но это может многое объяснить. За что вы прогнали ее?
— За воровство, — отрезала старая миссис Шарп. — Она вечно таскала то шиллинг, то два из кошелька, если он валялся на виду, — добавила Марион. — Но нам так нужна была уборщица, что мы делали вид, будто ничего не замечаем, только старались прятать подальше кошельки и прочие мелкие предметы, ну, скажем, чулки… А затем она украла часы, которые у меня были целых двадцать лет. Я их сняла, хотела что-то постирать, а когда решила надеть, они исчезли. Это уж слишком. Часы эти, как бы вам объяснить, были частью меня, вроде как волосы или ногти. У нас не было никаких доказательств против нее и не было надежды получить часы обратно. На следующий день мы зашли на ферму, где она жила, и заявили ей, что в ее услугах больше не нуждаемся. Было это во вторник (Роз Глин приходила к нам по понедельникам), и в тот же вторник, после полудня, явились инспектор Грант и Бетти Кейн.
— Понятно. Кто-нибудь еще был рядом, когда вы сказали девушке, что в ее услугах больше не нуждаетесь?
— Нет, по-моему. Насколько мне помнится, мы встретили ее на дороге около коттеджа.
— Ну и как она приняла ваши слова?
— Покраснела. А почему вы спрашиваете?
— Потому что она показала, что когда работала здесь, то слышала крики с чердака.
— Ах вот как, — презрительно протянула миссис Шарп.
— Есть свидетельство, что она упомянула об этих криках еще до того, как дело Бетти Кейн получило огласку.
Наступило молчание. И еще раз Роберт подивился тому, какая мертвая тишина царит в этом доме.
— Это уж, — сказала наконец Марион, — называется удар прямо в лицо.
— Вы совершенно правы.
— Но это удар и для вас.
— Удар для нас всех.
— Нет, я имею в виду с точки зрения профессиональной.
— Как это?
— А то, что мы, возможно, налгали вам! И с таким случаем вы впервые столкнулись в вашей практике.
— Бог с вами, Марион! — сказал он нетерпеливо, впервые назвав ее по имени и сам того не заметив. — С чем я действительно столкнулся, если уж столкнулся, то с выбором: верить вашим словам или словам Роз Глин и ее дружков.
Казалось, она не расслышала его слов…
— Я хочу, — страстно произнесла она, — Господи, как я хочу, чтобы у нас было одно, пусть самое маленькое, крошечное свидетельство в нашу пользу! Этой девчонке везет во всем, всегда, везде! Мы твердим: «неправда!», но ничем не можем доказать, что это неправда! И все, как нарочно, складывается так, чтобы подтвердить ее наглое вранье, и ровно ничего не доказывает, что мы говорим правду! Ничего!
— Сядь, Марион, — сказала ее мать, — гнев еще никогда никому не помогал.
— Я могла бы убить эту девчонку, понимаете, убить! Господи, да я бы била ее дважды в день целый год подряд, и снова принялась бы ее бить с первого дня нового года. Господи, когда я подумаю, что она с нами сделала…
— А вы не думайте, — перебил ее Роберт. — Думайте лучше о том дне, когда ее разоблачат на открытом заседании суда. Если я хоть что-то понимаю в людях, то для мисс Кейн это будет куда больнее, чем если бы ее попросту избили.
— Вы верите, что такое возможно?
— Верю. Правда, не знаю, как мы этого добьемся, но верю!
— Интересно знать, это оптимизм чистой воды, мистер Блэр, — осведомилась миссис Шарп, — или ваша внутренняя вера в конечное торжество добра?
— Не знаю. Думаю, что правда обладает своей собственной силой.
— Дрейфус почему-то этого не находил, а также другие невинно осужденные, — сухо произнесла она.
— Но в конце концов имели случай в этом убедиться.
— Ну, откровенно говоря, мне не так уж улыбается проводить всю жизнь в тюрьме, ожидая, пока правда воссияет во всей своей силе.
— Не верю, что дело дойдет до тюрьмы. Полицейский суд состоится в понедельник, и, так как у нас нет доказательств для защиты, дело передадут на выездную сессию главного суда. Но я попрошу взять вас на поруки, и, следовательно, вы останетесь здесь до суда в городе Нортоне. А до той поры, надеюсь, Алеку Рамсдену удастся напасть на след девчонки. Все, что нам требуется, это доказать, что она была в те дни не у вас, а где-то в другом месте. Если мы это докажем, вся ее версия рухнет. А для меня это уже вопрос чести!
— Вы намерены публично раздеть ее, как «Эк-Эмма» публично раздела нас? — спросила Марион. — И вы думаете, что на нее это подействует так же, как на нас?
— Быть героиней газетной сенсации, быть кумиром любящей семьи и вдруг предстать перед публикой вруньей, обманщицей, распутницей? Еще бы на нее это не подействовало! Этого-то она больше всего и боится! Пока что вся эта эскапада шла ей на пользу. Ей вновь удалось сблизиться с Лесли Уинном. Ведь когда он полюбил другую девушку и решил жениться, то в их отношения вкрался холодок. А пока она оскорбленная героиня, Лесли будет подле нее. Но стоит ему узнать, какова она на самом деле, он будет для нее потерян навсегда.
— Вот бы не подумала, что вы можете быть таким жестоким, мистер Блэр, — заметила миссис Шарп.
— Вы не правы. Я от души пожалел бы ее, если бы помолвка Лесли причинила ей настоящее горе. Это было бы вполне вероятно: она находится в переходном возрасте, и помолвка была для нее, конечно, ударом. Но не думаю, что все дело в этом. Она истинная дочь своей матери, только лишь несколько раньше, чем мать, вступила на ту же дорожку. Это существо эгоистичное, себялюбивое, жадное, ей ни до кого нет дела, кроме себя. Ну, мне пора. Я обещал Рамсдену, что буду дома после пяти, он может позвонить. А сам я хочу позвонить Кевину Макдэрмоту, спросить у него совета… Ходит к вам кто-нибудь вместо воровки и клятвопреступницы Роз? Вы же не можете сами убирать этот огромный дом!
— Бог с вами, кто же к нам сейчас пойдет! Но Стэнли, — ах, что бы мы делали без Стэнли? — Стэнли знает какую-то женщину в Ларборо и попытается уговорить ее ходить к нам раз в неделю. Когда мне становится невмоготу думать об этой девчонке, я вспоминаю Стэнли…
В половине шестого позвонил Рамсден. Он старался во что бы то ни стало отыскать следы девочки, ибо никаких сведений о мужчине добыть не удалось. Но никаких следов пока не обнаружено. Помощники Рамсдена, имея на руках копии фотографии Бетти, наводят справки на аэродромах, в различных бюро путешествий, на конечных остановках железной дороги и даже в отелях. Но никто ее не видел. Сам Рамсден прочесал весь Ларборо и был доволен хотя бы уже тем, что по фотографии многие узнали Бетти. Ее узнали в тех местах, где она бывала, например, в крупных кинотеатрах, куда, по свидетельству кассирш, она всегда приходила одна, и в дамской комнате на автобусной станции. Рамсден побывал в автобусных гаражах, но тоже безрезультатно.
— Ну да, — сказал Роберт, — этот мужчина посадил ее в свою машину на автобусной остановке, на шоссе Лондон — Мэйншил, там, где она ждала автобуса…
Затем Роберт сообщил Рамсдену все, что случилось за день, добавив:
— Итак, надо торопиться. Их вызывают в понедельник. Если бы нам удалось доказать, что она села в автомобиль к мужчине…
— А что это был за автомобиль? — спросил Рамсден и вздохнул, услышав ответ Роберта.
— Да, — сказал Роберт, — десять тысяч точно таких же машин мчатся по дорогам Англии. Ну, до свидания! Мне еще надо позвонить Кевину Макдэрмоту.
Кевин выслушал Роберта очень внимательно, затем сказал:
— Мой тебе совет: плюнь ты на полицейский суд, главное — это выездная сессия в Нортоне!
— Кевин, а не мог бы ты приехать к нам на конец недели?
— Я обещал сынишке съездить с ним в воскресенье в Ньюбери и купить ему пони.
— Но неужели нельзя отложить? Объясни сыну…
— Ну, знаешь, это ему все равно. Моими делами, как ты догадываешься, он не слишком интересуется. Слушай, а ты меня познакомишь с твоими колдуньями?
— Ну конечно же! Значит, приедешь?
— Приеду. Но послушай, Роб… А не думал ты о том, что полиция вдруг права?
— Ты хочешь сказать, что нелепейшая история, рассказанная девчонкой, не выдумка?
— Да. Допускаешь ты такую возможность, вот что я хочу знать!
— Я бы допускал… — начал было Роберт сердито, но ту же рассмеялся: — Приезжай и сам посмотри на них!
— Приеду, приеду! — И Кевин положил трубку.
Роберт позвонил в гараж и спросил Билла, там ли Стэнли.
— Удивительно, что вы не слышите его голоса, — отозвался Билл. — Он выгоняет пони, забежавшего на нашу территорию. Позвать Стэна?
— Не обязательно. Попросите его взять у меня записку и передать ее мисс Шарп, когда он туда поедет.
— Ясно. Скажу. Слушайте, мистер Блэр, в том деле какие-то новые неприятности, или мне неудобно вас об этом спрашивать?
«Вот он, Милфорд! — подумал Роберт. — Но каким образом распространяются слухи?»
— Да, к сожалению, — неопределенно ответил он. — Полагаю, мисс Шарп сама обо всем расскажет Стэну.
В записке Роберт спрашивал миссис Шарп, можно ли привезти во Фрэнчайз в воскресенье Кевина Макдэрмота, который приезжает в субботу?
Глава шестнадцатая
Кристина считала Кевина Макдэрмота «дьяволом в человеческом образе», но обожала его. В его дьявольских свойствах повинна была не только его наружность (что-то от дьявола в нем было), но, главное, то, что он «ради злата защищал дурных людей». На самом же деле Кристина обожала Кевина потому, что Кевин был хорош собой и пусть грешник, но, возможно, еще не безнадежно погрязший в грехах, и еще потому, что он восторгался ее стряпней…
— Как ты думаешь, — спросил Невил Роберта, — удастся тебе убедить Макдэрмота защищать Шарп на выездной сессии суда в Нортоне?
— Полагаю, что он вряд ли найдет время, даже если это дело его заинтересует.
— Никак не пойму, почему Марион должна мучиться и угощать Макдэрмота? Ведь ей придется и стряпать, и чистить, и убирать, и посуду мыть…