И ушел. Он был так зол на весь мир, что успокоить его сейчас могла только бутылка водки. Или Ангелина. Он позвонил ей домой. Но домработница сообщила, что Ангелина Викторовна на работе. Время было позднее, конец рабочего дня, и она запросто могла уже уйти с работы. И все-таки он поехал к издательству. Ее «тойота» стояла во дворе.
Он стал чуть поодаль, чтобы его машина не бросалась в глаза другим сотрудникам. Он не раз заезжал сюда за Макой, и они могли ее запомнить. А это ни к чему. Около шести появилась Ангелина вдвоем с какой-то женщиной. Они озабоченно о чем-то говорили, потом сели в «тойоту» и уехали. Так мне и надо, идиоту!
Итак, Ангелина не помогла, оставалось только напиться. Он купил здоровенную бутылку водки и поехал к старому приятелю – художнику, всегда готовому составить компанию, если нужно напиться. Он был старше Федора лет на десять. Могучего вида мужчина с нежной душой, Лев Михайлович встретил его с распростертыми объятиями.
– Здравствуй, друже! Давненько не заглядывал! Пришла нужда выпить? Дело хорошее! Ты, говорят, теперь известная личность! Скажи только, друже, почему твои книжки так пошло оформляют? Этот глянец обложек оскорбляет мою художественную натуру!
– Зато хорошо продается!
– Да, критерий внушительный!
– Ладно, Левушка, надо пройти этот этап, и потом, разве обложка – главное?
– Так иной раз в книге ничего, кроме обложки, и нет.
– По-твоему, это обо мне?
– Ни в коем разе! Твои книги вполне читабельны и даже милы… Впрочем, я не такой уж ценитель, но я рад, что ты пришел ко мне. Ты голоден?
– Да нет, но я купил тут кое-какую закусь…
– Мудро! О, селедка! Слушай, а до чего удобно, что ее не надо чистить. А картошку мы испечем. Как бывалоча… Ну что стряслось? Опять драмы на личном фронте? Кстати, тут заходила Фарида и, как бы между прочим, интересовалась, как ты, что ты, а я не мог ответить… Хорошенькая, зараза! Я попытался к ней подъехать, а она ни в какую.
– Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой.
– А что за зайка у тебя теперь?
– Да то-то и беда, что у меня две зайки! – рассмеялся невесело Федор.
– За двумя зайками гнаться гиблое дело, непременно встрянет третья!
– Да боже меня сохрани, я и с двумя-то разобраться не могу! Давай выпьем!
– Погоди, выпить со старым другом – святое дело, и надо обставить все так, чтобы это была не пошлая пьянка, а душевное застолье. Оно конечно, дело все равно кончится пошлой пьянкой, но надо положить этому хорошее начало. Картошечка уже печется в микроволновке. Давай почисти огурчики, а я открою банки, да нарежь вот зелененького лучку, посыпь селедку. Ах, Феденька, как вовремя ты появился, у меня, знаешь ли, сегодня плохо работа шла, я уж думал напиться с горя в одиночестве…
Когда картошка испеклась, Лев Михайлович разлил водку по большим граненым стопкам и сказал торжественно:
– Давай, Федя, выпьем сначала просто так, без всяких дурацких тостов. Для затравки. Поехали!
Они выпили, закусили.
– Теперь еще по одной.
Выпили еще.
– А теперь давай выпьем за заек!
– А ну их всех!
– Тогда почему всего две зайки поставили тебя в тупик? Выкладывай, а потом решим, за которую из двух пить.
Федор рассказал все.
– Да ну, старик, в чем проблема? Молоденькая зайка всегда лучше.
– Так-то оно так, но вторая… меньше всего ей подходит определение «зайка».
– А что, тигрица? Тогда мой тебе совет – сохрани обеих. Дома – зайка, а на стороне тигрица. Полнота ощущений гарантирована.
– Сам же говорил – за двумя зайками…
– Поверь моему опыту, когда две зайки, вполне может появиться третья.
– Да на кой черт мне еще третья? Это ж целый гарем, а я не султан все-таки.
– Ты не понял, Федя. Когда при двух зайках появляется третья, то она уже может оказаться той самой… единственной. Тогда тех заек побоку – и не упусти единственную. Это, конечно, трудно… Хочется ведь побольше охватить или осеменить…
– Лева, что ты несешь?
– Делюсь с младшим товарищем горьким опытом.
– А в результате живешь бобылем.
– Ну и что? Я еще могу себе позволить двух и даже трех заек.
– Понимаешь, Ангелина – она не зайка…
– Ах ну да, тигрица!
– Да и не тигрица она, а похоже, что она та, единственная…
– Ты с ней еще не спал?
– Нет.
– Тогда ты вообще ничего не можешь знать – зайка она, тигрица или просто маринованная селедка.
– Лева!
– Это только предположение, не более того, и потом, ничего плохого в маринованной селедке я лично не вижу. Главное, чтоб не клуша. Вот клуша – это не мое.
– Но что же мне все-таки делать?
– Просишь у меня совета?
– Могу себе представить, что ты посоветуешь, но все-таки прошу.
– Трахни незайку. Может, все как рукой снимет.
– А если нет?
– Если нет, тогда и будем думать. Если тебе негде ее трахнуть, приводи сюда. Я предоставлю тебе такую возможность.
– Незачем. Она живет одна.
– Отлично. Тогда приводи свою зайку. Я посмотрю на нее непредвзято. У меня глаз-алмаз. Хуже всего для нашего брата, когда под внешностью зайки скрывается какое-нибудь другое животное. Лиса, например, или еще хуже – гиена.
Лев Михайлович долго теоретизировал по поводу заек, затем разговор незаметно перешел на политику, а потом оба уснули. Федор в кресле, а хозяин на неудобной, узенькой кушетке…
Проснулся Федор оттого, что в кармане вибрировал и надрывался мобильник.
– Федя, ты где? Я же волнуюсь, ты знаешь, который час?
– Мака? Здравствуй, зайка!
– Федечка, ты пьяный?
– Да мы тут с другом…
– С каким другом?
– С Левой… мы тут выпили, извини, бывает, я сейчас приеду.
– Нет, Федя, не надо!
– Что значит – не надо? – вскинулся он.
– Нет, то есть надо, но не садись за руль, возьми лучше такси.
– Ах, все-таки надо? Слушай, Мака, ты что, с Дусей поссорилась?
– Господи, нет, с чего ты взял?
– Нет? Я, вероятно, что-то спутал… Я выпил. Но сейчас и вправду возьму такси и приеду. Зайка!
– Приезжай скорее, и не надо называть меня зайкой.
– Хорошо, не буду. Ну пока, до встречи!
Лев Михайлович спал крепким сном. Федор тихонько вышел из мастерской, спустился на несколько ступенек и вызвал лифт. В лифте воняло кошками.
Проехав два этажа вниз, лифт вдруг остановился, двери разошлись, и он увидел перед собой Ангелину. Но решил, что это ему снится.
– Федор Васильевич?
– Это вы? – почти протрезвел он.
– Неожиданная встреча! – как-то криво улыбнулась она.
– Да уж… Что вы здесь делаете?
– Я была у подруги.
– Какое совпадение! А я у друга, Левушку Тверитинова знаете?
– Нет.
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, все в порядке. Федор Васильевич, вы намерены сесть за руль в таком состоянии? – спросила она, когда они вышли на улицу.
– Ерунда!
– Возьмите лучше такси!
– Глупости, я в норме, прекрасно доеду.
– Нет уж, услуга за услугу, я вас довезу, садитесь.
– И куда вы намерены меня везти?
– Домой, надо полагать.
– А где мой дом? Моего дома нет больше, там разруха… Ремонт…
– Вы, вероятно, сейчас живете у Маки?
– Ах ну да… Живу… У Маки… Знаете что, отвезите меня лучше к себе домой.
– Это еще зачем?
– Хочется.
– Ну мало ли кому чего хочется!
– А чего хочется вам?
– Спать. Мне хочется спать.
– Со мной?
– Да нет, просто спать, без вас, – засмеялась она.
– Послушайте, вы прелесть! Вы так это мило сказали… вы, наверное, добрая, несмотря на внешнюю суровость… Другая на вашем месте либо развопилась бы, что я нахал и оскорбляю ее, или, наоборот, уже лезла бы ко мне в штаны. А вы…
Она засмеялась. Смех был хрипловатый и до ужаса сексуальный.
– Подобное предположение говорит о вашем, уж простите меня, дурном вкусе. С какими женщинами вам приходилось иметь дело?
– Ну вообще-то с разными, но… Между прочим, Владя всегда твердил, что у меня плохой вкус и что я ничего не понимаю в женщинах. И теперь я убедился, что он прав. Но не совсем. Вот влюбился же я в вас.
– Федор Васильевич, мне неприятно это слышать.
– Почему неприятно?
– Потому что мне небезразлична судьба Маки. Она не заслуживает такого отношения.
– Да какое отношение? Я прекрасно к ней отношусь! Думаете, почему я надрался? Потому что моя сестра попыталась говорить гадости о Маке, а я не позволил, и в результате поссорился с сестрой. Но я же не виноват, что сразу не разглядел вас, и, между прочим, во всем виновата ваша треклятая сережка!
– При чем тут моя сережка? – добродушно рассмеялась Ангелина. Ее забавлял пьяный лепет Головина. И вообще, у нее сегодня было отличное настроение.
– А при том! Я ее нашел и дал волю воображению…
– А, вы стали представлять себе, как выглядит женщина, потерявшая ее?
– Она выглядела в точности как Мака. Поэтому, когда я ее увидел, у меня съехала крыша. Кстати, вам нравится это выражение – ну насчет крыши?
– Я к нему глубоко равнодушна!
– Остановите, пожалуйста, машину!
– Зачем?
– Надо.
– Вы хотите выйти?
– Отнюдь.
– Тогда зачем? Время и так позднее.
– Я хочу вас поцеловать.
– О! Это ни к чему. Я не люблю трезвая целоваться с пьяными мужчинами.
– А пьяная?
– Я почти не пью.
– Это «почти» меня вдохновляет. Остается все-таки шанс… Слушайте, а трезвая с трезвым?
– Сейчас не та ситуация, – усмехнулась она.
– Согласен. Но когда протрезвею… я приду к вам, и вы не отвертитесь.
– Федор Васильевич, хватит, пошутили – и будет. Я не намерена портить жизнь Маке.
– А если б Маки не было…
– Если бы да кабы…
– Но ведь от Маки не убудет, если мы с вами поцелуемся. Она же не узнает. Всего один поцелуй, на большее я не претендую… Хотя вру, я претендую на все! Слышите, на все! Вы меня сводите с ума…
– Вы как-то очень легко сходите с ума, Федор Васильевич. Недавно сошли с ума от Маки, теперь от меня… Это наводит на некоторые размышления…
– О моем уме?
– Ну да.
– Согласен. Я и сам удивляюсь… Надо быть полным идиотом, чтобы в вашем присутствии запасть на Маку.
– Замолчите, не желаю этого слышать. И вообще, забудьте вы обо мне. Это блажь, не более того. А Мака будет прекрасной женой. И это мое последнее слово, – сердито проговорила она.
– Посмотрим.
Она промолчала. Какой смысл спорить с пьяным!
– Ну вот мы и приехали. Всего хорошего, Федор Васильевич.
– А что хорошего может быть без вас?
– Это уже неинтересно. Спокойной ночи. Я спать хочу!
Но он не трогался с места.
– Геля… Какое чудное имя… нежное, какое-то ручейковое… Геля… Что же имя твое звенит, словно августовская прохлада…
– Есенин имел в виду имя Августа.
– А ну вас! Я пошел!
– Спокойной ночи.
– Ха! – Он с трудом выбрался из машины. Его пошатывало. Она уже хотела уехать, но он встал перед капотом.
– Ну что еще?
– А как же ваша машина?
– Что?
– Ну вы не боитесь идти одна ночью от стоянки?
– Не боюсь! Уйдите с дороги!
– Ни за что! – И он буквально навалился на капот.
Ангелина рассердилась, вытащила мобильник и позвонила Маке:
– Мака, привет, я тут доставила твоего супруга, он лыка не вяжет, выйди и забери его.
– Ангелина Викторовна, где вы его подобрали?
– Случайно встретила в одном доме. И привезла, чтобы не садился в таком виде за руль!
– Ой, спасибо вам, я мигом.
Ангелина вышла из машины.
– Федор Васильевич, возьмите себя в руки, сейчас придет Мака!
– Маку в сраку!
– Какая мерзость, вы мне глубоко противны! Отойдите от машины!
– Это не я, это моя племянница так говорит, а ей всего пять лет!
Но тут из подъезда выскочила Мака:
– Федя, что с тобой! Где ты так напился!
– О, Мака, любовь моя!
– Феденька, идем домой! Спасибо вам огромное, Ангелина Викторовна!
– Не за что! Спокойной ночи! – холодно бросила она и уехала.
Ангелину трясло. А отчего, она и сама не знала. Скорее всего, от возмущения. Нет, до чего наглый тип! А как жалко Маку! Ничего хорошего из этого брака не выйдет. Не я, так другая… Тогда почему не я? Я не могу. Не имею права, не хочу… Нет, я хочу, но не имею права, вот так будет точно. А следовательно, и думать о нем не надо. Но он хорош, так обаятелен, даже пьяный. Но все равно… С его стороны это просто прихоть. Разве я могу выдержать сравнение с юной Макой, у которой в жизни еще ничего плохого не было, у которой такая нежная, тонкая кожа? Я подруга ее матери, ко всему прочему. Нет, худшего варианта и быть не может. Но тянет…
Когда она подходила к дому, оставив машину на стоянке, у подъезда было весьма оживленно. Народ толпился, стояла милицейская машина. Что-то стряслось.
– Что случилось? – спросила она у соседей с третьего этажа.
– Да тут ограбили Свентицких, в квартиру вломились, дома бабка была, они ее оглушили и заперли в ванной. Черт знает что творится! Хорошо, хоть не убили…
– А меня тут недавно из машины выкинули, угнать хотели…
– Да? И что?
– Счастье, что какой-то человек преградил им путь своей машиной и начал громко свистеть… Они и удрали.
– Вы в милицию-то заявили?
– Зачем? Все равно никого не найдут.
– К сожалению, вы правы.
– Ко мне даже приходил какой-то майор, хотел, чтобы я подала заявление, но я не согласилась.
Сосед вытаращил глаза на нее:
– Приходил домой? Чтобы вы написали заявление? Да это звучит как сказка!
– Мне тоже так показалось.
– А откуда майор?
– Из нашего отделения. Денис Геннадьевич Стрешнев.
– А, он и сегодня тут.
– Где?
– А вон идет!
Из подъезда как раз вышли двое. Один в форме, второй в штатском.
– И который, по-вашему, Стрешнев? – спросила она.
– Да вон тот, лысый.
– Ерунда, это не Стрешнев.
– Что значит – не Стрешнев? Стрешнев, я сам видел его удостоверение.
– Ничего не понимаю! Ко мне приходил совсем другой.
– Так вы же сказали, Стрешнев.
– Но он выглядел совершенно иначе.
– Ангелина Викторовна, вы его удостоверение видели?
– Ну да, через глазок… – растерялась Ангелина, и ей стало страшно.
– Слушайте, это же как минимум очень подозрительно. Товарищ майор, можно вас на минуточку!
– В чем дело? – не слишком приветливо отозвался майор. Это был совершенно другой человек.
– Товарищ майор, тут, похоже, кто-то косит под вас и под вашим именем ходит по квартирам!
– Что?
– Вот, поговорите с женщиной, к ней приходил майор Стрешнев.
– Ничего не понимаю! К вам приходил кто-то и назвался майором Стрешневым?
– Да, – пролепетала Ангелина, покрывшись холодным потом.
– И это был не я? – усмехнулся лысый.
– Нет, – покачала головой Ангелина, даже не удивившись глупости вопроса.
– И чего он хотел?
– Первый раз он меня расспрашивал, не видела ли я кого-нибудь… ну будто бы кого-то ограбили в третьем подъезде… А второй раз… уговаривал подать заявление…
– По какому поводу?
Она объяснила.
– Интересное кино! И вы ни на минутку не усомнились в том, что он действительно майор милиции?
– Ну в первый раз, честно говоря, усомнилась и проверила.
– Как?
– Попросила секретаршу позвонить в отделение и узнать, есть ли там майор Стрешнев.
– И вам, естественно, ответили, что есть… Очень интересно. Вот что, мадам, вы запомнили его в лицо?
– Ну да.
– Фоторобот можете составить?
– А вы считаете…
– Я пока ничего считать не могу, но и оставить такие факты без внимания тоже нельзя, согласитесь. Сейчас я занят, да и час поздний, а завтра прошу вас прийти в отделение. Это не шутки.
– А как же я?
– Не впускайте больше никого в квартиру! И если он опять явится, немедленно звоните мне, вот вам мои телефоны.
– Я боюсь!
– А кстати, почему вы все-таки не пришли к нам, когда вас выкинули из машины?
– Так я уже объяснила…
– Ладно, не пришли – дело ваше. Слышь, Санек, – обратился он к подошедшему молодому человеку, – тут, оказывается, по квартирам ходит некий майор Стрешнев, Денис Геннадьевич, и представь себе, это не я! Интересное кино, да? А вы, мадам, случайно не в курсе, он еще к кому-нибудь наведывался?
– Откуда мне знать? Но к моей соседке не заходил, это точно. И когда встретил ее на лестнице, ни о чем не спросил.
– Совсем интересно!
Наконец Ангелина добралась до дома. Ей было не по себе. Что это за тип и зачем он к ней являлся? Наверняка преступник. Но чего он хотел? Ограбить? Однако убедился, что, кроме книг, красть нечего, ну разве что шмотки… Это скорее для случайных домушников пожива. А тут… Единственное, что несколько ее успокоило, так это мысль о том, что сегодня ночью ей вряд ли что-то может угрожать, после ограбления вокруг наверняка много милиции. По крайней мере хотелось так думать. Но тут же она вспомнила, что таинственный лже-Стрешнев настойчиво пытался за ней ухаживать, приглашал в театр… Нет, тут без пол-литра не разберешься. А она забыла рассказать настоящему Стрешневу о попытках ухаживания. Вся эта катавасия начисто вытеснила из памяти дурацкую и скорее неприятную встречу с Головиным. И все-таки, засыпая, она подумала: жаль, что он сначала обратил внимание на Маку…
Утром она отправилась в милицию и помогла составить фоторобот. Правда, не очень понятно зачем.
В понедельник Мака вышла на работу.
– Можно к вам, Ангелина Викторовна?
– Конечно, заходи.
Вид у нее был цветущий, но немного смущенный.
– Ну как ремонт?
– Ой, это такая морока! Обещали за две недели все сделать, а там еще столько…
– Надеюсь, это работе не помешает?
– Ангелина Викторовна, мне очень неудобно, но… Я хочу уйти.
– Куда уйти? – не поняла Ангелина. – Ты же первый день на работе!
– Вообще уйти. Совсем. Федя требует.
– Ах вот как, Федя требует. А сама ты не хочешь?
– Даже не знаю… Мне очень стыдно, но… сейчас столько дел… Надо довести до ума ремонт, и вообще… Феде нужен уход.
– Ну если Феде нужен уход, – усмехнулась Ангелина, – но ты хотя бы поработай несколько дней, пока я найду тебе замену. Думаю, это не будет большой проблемой. И как появится человек на твое место, в тот же день можешь быть свободной. Ты заявление принесла?