– Нет, сбежал бы, как ты.
Тогда она попыталась зайти с другого боку.
– Жестокое обращение такого рода – привычка. Оно становится для тебя нормой. Ты с этим вырастаешь, все время это наблюдаешь, тебе твердят, что ты плохая и сама это заслужила, и ты этому веришь. Это как гипноз, ты полностью парализована. Ты изолирована от всех, совершенно одинока, тебе некуда идти, может, ты даже хочешь умереть, потому что это представляется тебе единственным выходом. – В голосе Мэдди слышались слезы. – Почему, по-твоему, я позволяла Бобби Джо поднимать на меня руку? Думаешь, мне это нравилось? Нет, я считала, что у меня нет выбора и я это заслужила. Родители говорили мне, что я плохая, Бобби Джо твердил, что я сама виновата, я ничего другого не знала, пока не встретила тебя, Джек.
Он ни разу не причинил ей боли, и уже это в ее представлении значило быть хорошим мужем.
– Вот и помни об этом, Мад, когда в следующий раз захочешь меня подвести. Я тебя пальцем не тронул и не трону. Вы счастливая женщина, миссис Хантер.
Он с улыбкой поднялся. Самолет уже подрулил к терминалу, и Джек потерял интерес к этой теме, такой важной для Мэдди.
– Наверное, именно поэтому я чувствую необходимость помогать другим, тем, кому повезло меньше, – сказала она, размышляя, почему его последние слова так ее задели. Но Джека этот разговор заметно утомил, и по дороге в Джорджтаун оба уже не касались волнующей темы.
Вечер прошел спокойно. Мэдди приготовила пасту, оба почитали, потом занялись любовью, хотя Мэдди совершенно не была к этому расположена. Она чувствовала обиду, даже горечь, и позже, лежа без сна, размышляла о том, что говорила о женщинах, страдающих от жестокого обращения. Она знала одно: в ее словах была правда, а то, что возразил Джек, и тем более КАК он это сделал, – сильно ее покоробило. Ночью ей приснился Бобби Джо, и она проснулась от собственного крика. Мэдди видела его налитые ненавистью глаза, его кулаки обрушивались на нее, а Джек стоял рядом и наблюдал за избиением, качая головой; она, зная, что сама во всем виновата, пыталась увернуться, но Бобби Джо снова и снова настигал ее.
Глава шестая
Следующий день в студии выдался очень суетливым. Нужно было много всего прочесть о военных действиях в Ираке и об американских потерях за выходные дни. Погибло еще пятеро морских пехотинцев, был сбит самолет, оба молодых летчика погибли. При всех стараниях Джека помочь президенту представить происходящее в позитивном ключе факты говорили сами за себя, и с тем, что с обеих сторон гибнут люди, невозможно было поспорить.
Рабочий день Мэдди завершился, как обычно, в восемь. Сегодня Хантеры были приглашены на официальный прием к бразильскому послу; Мэдди захватила с собой вечернее платье, чтобы переодеться после эфира. Когда она переодевалась у себя в гримерной, зазвонил телефон. Это был Джек.
– Я буду готова через пять минут.
– Придется тебе ехать туда без меня. У меня внезапная встреча.
Она догадалась, в чем дело: президент был встревожен реакцией общественности на потери в Ираке с начала военных действий.
– Наверное, тебя вызвали в Белый дом?
– Типа того.
– Ты подъедешь позже? – Она привыкла бывать на приемах одна, но ей больше нравилось общество мужа.
– Сомневаюсь. Придется кое над чем поломать голову. Увидимся дома. Если я освобожусь не поздно, то успею на прием, но на всякий случай уже перезвонил им и предупредил, что вряд ли буду. Прости, Мэдди.
– Ничего страшного. В Ираке все выглядит не блестяще, правда?
– Все будет хорошо. Мы найдем выход.
Его задачей было успокоить общество, но Мэдди сама все отлично понимала, да и Грег, конечно, не обольщался. Тем не менее в выпусках новостей не было никаких комментариев: ведущим не полагалось высказывать собственное мнение.
– До встречи, – сказал Джек и повесил трубку.
Мэдди переоделась в бледно-розовое платье, прекрасно подходящее к ее кремовой коже и темным волосам, в качестве украшений выбрала топазовые серьги того же оттенка, что и платье, и дополнила образ атласной накидкой. Джек оставил ей машину, а сам отправился в Белый дом на автомобиле телекомпании с водителем.
Посольство располагалось на Массачусетс-авеню. Там уже собралось человек сто, переговаривавшихся на испанском, португальском и французском языках под негромкие звуки самбы. Бразильский посол и его супруга всегда с блеском и изяществом развлекали гостей, пользуясь любовью в официальном Вашингтоне. Мэдди, оглядев толпу, с радостью обнаружила Билла Александера.
– Добрый вечер, Мэдди, – произнес он с теплой улыбкой, подойдя к ней. – Как поживаете?
– Отлично! Как провели уик-энд? – Они столько узнали друг о друге, что стали друзьями.
– Без происшествий: побывал в Вермонте, у детей. У сына там дом. У нас вышло увлекательное знакомство, вы согласны? Удивительно, как много людей так или иначе страдает от домашнего насилия или от насильственных преступлений. Самое странное – все мы считаем, что и другие ведут нормальную жизнь, но ведь это не так…
У Билла были темно-голубые глаза, почти как у нее, только еще темнее, тщательно причесанная густая седая шевелюра, ему очень шел смокинг. Ростом он был под два метра, Мэдди чувствовала себя рядом с ним малюткой.
– Я давно в этом убедилась. – Ведь даже сама первая леди, как оказалось, через это прошла! – Раньше я очень стыдилась своей юности, да и сейчас мне бывает неловко, но теперь я знаю, что такое случается и с другими. Но чувство вины не проходит.
– Наверное, самое главное и самое сложное – понять, что вы не виноваты. Уж в вашем случае – точно. Когда я вернулся в Вашингтон, мне сначала казалось – все, абсолютно все, считают, что Маргарет убил я.
Мэдди удивилась и, задавая следующий вопрос, смотрела на Билла с ласковой улыбкой:
– С чего вы взяли?
– Я сам так считал. И теперь осознаю, что страшно сглупил.
– То же самое могло бы произойти и без вашего участия. Вероятно, исход в любом случае был бы один. У террористов свои правила игры, Билл, вы же сами знаете.
– Трудновато с этим смириться, когда цена – жизнь любимого человека. Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь это принять. – Он был с ней так откровенен, так честен! Ей это очень нравилось. Все в нем свидетельствовало о благородстве.
– По-моему, с насилием вообще невозможно смириться, – тихо проговорила Мэдди. – То, с чем столкнулась я, было гораздо проще, но я все равно не могла этого по-настоящему понять. Почему одному человеку надо так поступать с другим? И почему я позволяла так с собой поступать?
– Из-за отсутствия вариантов, выбора, выхода, помощи. Вам некуда было деваться. Хоть что-то из этого подходит к вашему случаю?
Мэдди утвердительно кивнула. Похоже, Билл отлично понимал, что к чему, гораздо лучше, чем ее муж и многие другие.
– Вы все правильно говорите, – сказала она с улыбкой. – Что вы думаете об Ираке? – решила сменить тему Мэдди.
– Зря мы снова туда влезли. Победить там невозможно. Думаю, в обществе возникнет много неприятных вопросов, особенно если мы будем терять наших мальчиков с такой скоростью, как в эти выходные.
Мэдди была полностью с ним согласна, невзирая на уверенность Джека, что в его силах изобразить ситуацию так, чтобы люди одобрили вторжение и по-прежнему поддерживали действия президента. Джек относился к этому куда оптимистичнее, чем она.
– Мне все это совершенно не нравится, – продолжил Билл. – Думаю, люди боятся, что игра не стоит свеч.
Ее так и подмывало сказать, что за все это надо благодарить Джека. Она была рада, что Билл на ее стороне. Они продолжили беседу. Билл поинтересовался о планах Мэдди на лето.
– Пока еще точно не знаю. Мне надо закончить работу над одним сюжетом. Мой муж терпеть не может строить планы. Он просто говорит мне собирать чемоданы, обычно прямо в день отъезда.
– Зато какая интересная жизнь! – усмехнулся Билл, недоумевая, как ей это удается. Большинство людей нуждается в заблаговременном предупреждении и тщательной подготовке к отдыху. Как относятся к этому ее дети? – У вас есть дети? – спросил он.
Немного помявшись, Мэдди ответила:
– Вообще-то нет.
Он не удивился. Она была молода, делала карьеру, требовавшую больших усилий, у нее еще было много времени на то, чтобы завести детей. Вряд ли правила светской беседы требовали от Мэдди признания, что она не может иметь детей, что Джек, женившись на ней, поставил такое условие…
– В вашем возрасте у вас еще достаточно времени, чтобы подумать о детях.
После всего им пережитого Билл предположил, что привлекательная молодая женщина откладывает рождение детей из-за психологической травмы в детстве. Ну что ж, это понятно!
– А что делаете этим летом вы, Билл? – спросила Мэдди, снова меняя тему.
– Обычно мы ездим на Мартас-Винъярд[3]. Но теперь мне это будет нелегко. На лето я отдал дом дочери. У нее трое детей, им там нравится. Я всегда могу воспользоваться гостевой комнатой, если захочу.
– Обычно мы ездим на Мартас-Винъярд[3]. Но теперь мне это будет нелегко. На лето я отдал дом дочери. У нее трое детей, им там нравится. Я всегда могу воспользоваться гостевой комнатой, если захочу.
Он производил впечатление приятного человека и явно был близок со своими детьми.
Они еще поболтали, потом к ним присоединилась занятная французская пара – молодые дипломаты. Через несколько минут подошел поздороваться с Биллом аргентинский посол, и мужчины перешли на испанский. Билл отлично владел этим языком. Через несколько минут Мэдди с удивлением обнаружила, что Билл – ее сосед за столом. Пришлось просить прощения за то, что отняла у него столько времени перед ужином.
– Я не сообразила, что мы сидим вместе…
– Честно говоря, я сам это устроил, – сознался он со смехом. – Это оказалось нетрудно. Наверное, мне повезло.
– Мне тоже, – откликнулась Мэдди, взяла его под руку, и они проследовали к столу.
Вечер удался. По другую сторону от нее оказался сенатор-демократ от Небраски, с которым она раньше не была знакома, хотя всегда им восхищалась. Билл развлекал Мэдди рассказами о своей преподавательской деятельности в Принстоне и Гарварде. Судя по всему, у него остались о той поре самые лучшие воспоминания, как и о недолгой дипломатической карьере, прервавшейся так трагически.
– Чем вы думаете заняться теперь? – спросила его Мэдди за десертом. Она знала, что он пишет книгу. Билл ответил, что книга почти закончена.
– Буду с вами честен, Мэдди, четкой программы у меня нет. Я подумываю вернуться к преподаванию. Работать над книгой было интересно. Не знаю, в какую сторону двинуться после этого. У меня есть несколько предложений от университетов, в том числе, конечно, из Гарварда. Есть соблазн податься на Запад и поработать в Стэнфорде. Или, может, провести годик в Европе? Мы с Маргарет всегда любили Флоренцию. Меня привлекает Сиена. Еще мне предложили год преподавать американскую внешнюю политику в Оксфорде, но я не уверен, что мне этого хочется, да и тамошний климат слишком суров. Меня избаловала Колумбия – во всяком случае, погода.
– У вас есть выбор! – Мэдди пришла в восхищение. Она хорошо понимала, почему Билл нарасхват. Он умен, деликатен, открыт для новых идей и взглядов.
– Как насчет Мадрида? У вас превосходный испанский.
– Об этом я еще не думал… Придется снова осваивать корриду.
Оба засмеялись, представив себе эту картину. Когда ужин подошел к концу, Мэдди пожалела, что пора расставаться. Билл оказался прекрасным собеседником, а после приема предложил подвезти ее до дому. Она отказалась, сказав, что ее ждет машина с водителем.
– Тогда до встречи на новом заседании комиссии. Такая удивительная, разнообразная группа! Я, по правде говоря, мало чем могу ей помочь. Я не очень большой знаток темы жестокого обращения и домашнего насилия. Боюсь, мое столкновение с насилием получилось нестандартным. Но приглашение Филлис мне, конечно, польстило.
– Она знает, что делает. Думаю, у нас сложится сильная команда, мы привлечем внимание прессы. Надо открыть людям глаза на вопросы жестокого обращения и вообще женской судьбы.
– Вы прекрасно исполните роль нашего представителя! – сказал Билл.
Она в ответ улыбнулась. Разговор продолжался еще несколько минут, потом Мэдди уехала домой. Расслабленный Джек читал в постели.
– Жаль, что тебя не было, прием был прекрасный! – Она сняла серьги, сбросила туфли и нагнулась, чтобы его поцеловать.
– Я решил, что уже к вам не успею. Встретила интересных людей?
– Целую кучу! Взять хоть Билла Александера. До чего приятный человек!
– Мне он всегда казался занудой. – Джек махнул рукой, захлопнул книгу и одобрительно оглядел жену: даже без серег и туфель она была неотразима. – Шикарный вид, Мад.
Он говорил искренне, и Мэдди поблагодарила его новым поцелуем.
– Спасибо.
– Ложись быстрее.
В его глазах появился знакомый блеск. Через несколько минут, едва дав жене раздеться, он уже доказывал ей свою любовь. Отсутствие детей имело свои преимущества. Занимаясь любовью, Хантеры ни на что не отвлекались, полностью сосредоточиваясь друг на друге.
Потом Мэдди долго нежилась в объятиях Джека, тесно к нему прижавшись, чувствуя спокойствие и удовлетворение.
– Как все прошло в Белом доме? – спросила она, зевая.
– Неплохо. Думаю, мы приняли разумные решения. Вернее, решения принимает президент, я только делюсь с ним своими мыслями, а он сопоставляет их с тем, что слышит от других, и решает, как действовать. У него острый ум, чаще всего он прав. Я попал туда, где делается история.
– А по-моему, это худшая работа на свете. Я бы не стала ее делать ни за какие деньги.
– У тебя бы получилось, – усмехнулся Джек. – Все в Белом доме были бы прекрасно одеты и элегантны, сам Белый дом стал бы воплощением изысканности и стиля, все проявляли бы учтивость, сострадание, следили бы за своей речью и любое событие переживали бы всем сердцем. Таков твой совершенный мир, Мад.
Это прозвучало как комплимент, но Мэдди почему-то стало обидно. Она промолчала, а потом и вовсе забыла слова Джека. Утром было уже не до размышлений: оба торопились на работу.
Хантеры примчались в студию к восьми часам. Мэдди и Грег занялись специальным репортажем об американских танцорах. Мэдди обещала Грегу помочь с этим материалом, и они провозились до полудня, когда их отвлекли суета и шум в коридоре.
– Что случилось? – недовольно спросил Грег, отрываясь от монитора.
– Как бы не новое обострение в Ираке! Джек провел вчерашний вечер с президентом. Наверняка они что-то задумали.
Оба выбежали в коридор узнать, что стряслось. Мэдди остановила одного из исполнительных продюсеров.
– Ну что там?
– Рейс в Париж взорвался через двадцать минут после вылета из аэропорта Кеннеди. Говорят, взрыв слышал весь Лонг-Айленд. Никто не выжил.
Это была укороченная версия трагедии, но Грег и Мэдди, бросившиеся в новостную студию, убедились, что этим новость пока и исчерпывается. Ответственность за взрыв никто на себя не взял, но Мэдди была уверена, что история только начинается.
– Получен анонимный звонок. Звонивший как будто знал, о чем говорил, – продолжил продюсер. – Якобы авиакомпании было известно об угрозе еще до объявления посадки на рейс. Информация поступила к ним вчера в полдень, но они ничего не предприняли.
Грег и Мэдди переглянулись. Что за безумие? Как можно такое допустить? Авиакомпания была американская.
– Что у тебя за источник? – нахмурившись, спросил продюсера Грег.
– Мы не знаем. Но они владеют информацией, упомянули много достоверных и легко проверяемых деталей. Мы знаем только, что Федеральное авиационное агентство получило вчера какое-то предупреждение, но никак на него не отреагировало.
– Кто отслеживает новость? – воодушевился Грег.
– Хочешь – берись за это сам. У нас уже есть список тех, кому надо звонить. Информатор назвал имена и направления.
Грег, глядя на Мэдди, приподнял бровь.
– Подключите и меня, – вызвалась она.
Они вдвоем заторопились к тому, кто составил список.
– Не могу поверить! – сказала Мэдди на бегу. – Кто же сажает пассажиров на рейсы, которые грозят взорвать?
– Может, так бывает, просто мы этого не знаем… – пробормотал Грег.
Они получили список. А через два часа, сидя друг напротив друга у нее за столом, недоверчиво переглядывались. Все, с кем они переговорили, подтверждали новость. Угроза была, только неконкретная. Федеральное авиационное агентство получило информацию, что на одном из рейсов из аэропорта Кеннеди в течение ближайших трех дней будет заложена бомба. Вот и вся информация, подробности не сообщались, поэтому на самом высоком уровне было принято решение повысить меры безопасности, но не отменять вылеты, если не найдут бомбу или не поступит дальнейшая информация. Но ни того ни другого не случилось.
– Никакой ясности, – сказала Мэдди в оправдание рокового решения. – Возможно, они приняли это за ложную угрозу.
Существовало, правда, подозрение, что эта угроза исходит от одной из двух опасных террористических организаций, на счету которых уже были подобные случаи, поэтому имелись веские основания принять ее всерьез.
– Не все так просто. – Тон Грега стал подозрительным. – Я чую неладное. Надо дозвониться кому-нибудь из шишек авиационного агентства.
Они уже исчерпали все свои возможности и теперь напряженно размышляли, как быть дальше. Наконец Мэдди осенило. Она с решительным видом вскочила с кресла.
– Что ты задумала?
– Посмотрим, выгорит ли. Я вернусь через пять минут.
Оставив Грега недоумевать, она поехала в частном лифте наверх, к мужу. Тот провел вчерашний вечер в Белом доме и мог быть в курсе угрозы такого масштаба.
Джек оказался на совещании, но она попросила секретаря вызвать его на минуту по важному делу. Он вышел к ней со встревоженным видом и спросил, отведя в сторону: