– Да потому, что у вас нет полового отличия мужчин!
Шумный выдох последовал из трех ртов одновременно, как и недоуменный вопрос:
– При чем здесь это?
– Важный фактор. Потому что Грибник, перед тем как сделать последние два шага, вывалил свое хозяйство наружу, двинулся вперед да так и пропал.
Верка чуть не заикалась:
– С торчащим?
– Зачем же! Со спокойно свисающим, – врал я.
Но Машка та еще волчица позорная.
– Но у тебя даже штаны не были расстегнуты!
– Как раз стоял и думал, следы запоминал, да и ноги тряслись. К тому же я идти совсем сегодня не собирался. Дурак я, что ли? Ни топора, ни оружия, ни видеокамеры со всем остальным техобеспечением. Опять-таки поесть, попить с собой надо захватить.
Видно было плохо, потому что фонарики погасили, но и без этого я догадался, как все трое хмурятся, укоряя себя за необдуманность и сожалея уже о том, что никогда не смогут прикоснуться лично к великой тайне. Но мне было плевать на их чувства, чаяния и раздражение. Я молча повернулся и решительно зашагал в сторону деревни.
– Стой! – Окрик и луч фонаря мне уперлись в спину, но я только небрежно показал «фак ю» и даже не приостановился.
За подобные выходки мои подруги выламывали другим парням пальцы и руки, сам не раз видел. Поэтому в следующее мгновение я был смят налетевшим ураганом и взят в плотный захват. А мне в лицо опять стала шипеть стервозная змея:
– Да мы тебя сейчас здесь и зароем!
– Ха! Делов-то! – умудрился я хохотнуть. – Хотите, я еще и ямку помогу копать? – Затем резко дернулся вперед, чуть не откусывая подруге нос: – А как ты думаешь, зачем я сюда пришел?! Да для того, чтобы издохнуть и ваши морды больше не видеть! Так что вперед! Копайте! Только спасибо скажу, сволочи! Стервы! Дуры!
Ругательства из меня лились нескончаемым потоком около минуты, пока я не выдохся и не повис обессиленно в руках у лисичек. Те только пыхтели усиленно, но больно не делали. Даже держали теперь как-то деликатно. Тогда как наша лидер бормотала себе под нос:
– Ага, ага… Выговорись, и узнаем наконец-то, что ты про нас думаешь. Вот ты какой, оказывается. Пригрели мы, девочки, змею на груди, смотрите, как он нас любит.
Я немного отдышался.
– Да ты на себя посмотри! Сама что творишь и лисичек совсем изуродовала! Был бы Димка живой, давно бы тебе башку свернул! Но ты и так допрыгаешься, и никакие твои знания карате не спасут, когда пяток таких братков на тебя наедет и внутренности наизнанку вывернут. А надо мной, ущербным калекой, так это любой издеваться сможет.
Кажется, последняя фраза подруг таки достала. Потому что меня резко отпустили, и все трое с обиженным фырканьем пошли в деревню. Мне ничего не оставалось, как подняться с колен и, вправляя вывернутые плечевые суставы, поплестись следом.
Что теперь будет?
Но по крайней мере, желание немедленно вернуться к дереву и таки сделать последние шаги у меня так и не появилось.
Глава девятая Амнистия
На следующее утро мне дали выспаться, сколько мне заблагорассудится, и только после звука отодвигаемой на окне тяжелой портьеры, в мою комнату довольно бесцеремонно ввалилась вначале Катька, а потом и две остальные подруги. Причем Верка начала сразу с шуток и подколок:
– Оп-па! Какие красивые у нашего Пончика фингалы под глазами! И очков черных носить не надо!
Ее родная сестра тоже в стороне не осталась:
– Наверное, в темноте лбом на какое-то дерево наткнулся! Ха-ха!
Я отошел от окна, взял свои брюки, но прежде чем их надеть, сыронизировал:
– Во-первых, если обращаетесь ко мне, то только по имени Борис. А во-вторых, чего это вы нашу «самую старенькую» сестричку деревом обзываете? Да и светло было в комнате, сами ведь потом меня как мусор вынесли.
– О-о-о! – возмущенно замычала Машка, подходя ко мне и одним толчком отправляя в кровать. – Да здесь не только бунт с неповиновением, но целое восстание, которое нужно утопить в крови!
– Ты еще не напилась до вчерашней кондиции? – удивился я, не пытаясь вырваться и уже догадываясь о готовящихся для меня пакостях.
– Вчера мы были пьяными, и просто фантазии не хватило для твоего наказания. Но уж сегодня…
– Неужели сегодня сжалитесь и, перед тем как закопать в ямку, всю кровь выпьете?
– Не дерзи! – стала строгой Машка, усаживаясь на кровать и разглядывая мое лицо. – М-да! Тот еще красавец!
– Какой есть. Но вчера был более пристойный на вид. Ну, дай мне встать! Мне на чердак надо.
– Еще чего! – изумилась подсевшая с другой стороны Катя. – Мы тут суд над тобой пришли устраивать, а он так нагло уйти хочет без разрешения. Кстати, тебе не интересно узнать, как мы от тех козлов вчера избавились?
– Совершенно! Да и ребята они вполне нормальные. – Я разок дернулся, но меня и не думали выпускать. – И в полном своем праве были после подобного приглашения и расходов вас поиметь, как и куда вздумается.
– Ой, ваше величество! – стала входить в роль Вера, встав у изголовья кровати и хватая меня за волосы. – Кажется, ваш рыцарь вообще умом тронулся! Позволять такие речи в вашем присутствии!
– Действительно. – Машка тяжело вздохнула. – Придется жестоко судить.
Придерживаемый их руками, я расслабился, почувствовал себя на гребне высокого слога, принял шутливый тон и тоже вступил в игру в роли общественного обвинителя:
– Действительно, чего затягивать с процессом? Итак, приступим! Подсудимый Борис Ивлаев, приговоренный вчера к смерти, чудом остался жив и прожил целую лишнюю ночь. Как можно оценить такое вопиющее, наглое нарушение всех законов? Как можно еще больше наказать такого оголтелого преступника? Чем более его можно унизить и оскорбить, как не страданиями под ударами судьбы, подлыми тычками от его лучших подруг и мерзким насилием его родственниц? Как еще его можно покалечить, чтобы он ни ходить не мог, ни двигаться, а только с готовностью открывать рот, когда к нему подносят ложку манной кашки? Казалось бы, какое уже большее наказание для обездоленного и несчастного Бориса Ивлаева, но нет! Их королевское величество со своими амазонками и сегодня не погнушались принять личное участие в судьбе несчастного калеки и с воодушевлением сейчас придумают новые напасти, унижения, оскорбления на его голову! А может, и вообще снизойдут до того, что собственноручно приступят к его мучениям, отрезанию частей тела и прочих лишних конечностей, в коем деле у них уже имеется большой и несомненный опыт.
Мою затянувшуюся речь прервала неслабая пощечина от королевы. Близняшки опустили руки и сидели красные и насупленные, а Машка покусывала губы в каком-то бешенстве, смешанном с бессилием.
– Ты говори, да не заговаривайся! Или ты думаешь, нам тех уродов было в удовольствие убивать?
– Почему бы и нет? Не буду припоминать все остальные обиды, напомню только мой вчерашний день рождения. Если вы настолько унижаете и оскорбляете меня, что для вас чужому человеку отрезать руку или ногу?
Девчонки демонстративно встали, все отошли к двери и, пока я одевался с независимым видом, о чем-то коротко переговорили. Затем все трое опять двинулись на меня с самыми решительными намерениями. Причем на губах Машки играла стервозная, коварная улыбка. По взмаху ее ладошек Катька с Веркой привычно заломили мне руки и поставили на колени, заставив лбом коснуться стоп королевы. Еще и провякали при этом:
– Преступник нижайше просит пощады у вашего величества!
– Он глубоко осознал свою вину и раскаялся!
Мне ничего не оставалось, как подавить рвущиеся наружу слезы и приготовиться к самому худшему. Но себе я при этом дал зарок: умру, но на поводу у этих сучек больше не пойду! Пусть хоть и в самом деле на куски разорвут!
Тем более удивительным прозвучал вынесенный надменным и жеманным голосом приговор:
– Повелеваю! Приближенного к нашему божественному телу и к телам моих верных амазонок подлого Пончика отныне не допускать к оным! Запретить ему ласки, утехи и ролевые игры до его полного исправления и поданного в подобном же виде очередного прошения. Если же он этого не совершит, отныне пусть и не надеется на нашу защиту. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
В тот же миг меня небрежно отпустили, и я зарылся избитым лицом в пушистые тапочки нашей королевы. На что ехидный Веркин голос констатировал:
– Ваше величество, кажется, он уже раскаялся и просится обратно к вашему телу.
А Катька, делая вид, что нечаянно, наступила на мои пальцы и уточнила:
– Это правда, Ивлаев? Или нам показалось?
Мне хотелось и плакать, и скакать от радости. Но подобным поведением я бы все испортил, и меня бы сразу опять превратили в невольника. Поэтому я ответил со всей возможной строгостью и раздражением:
– Показалось! И сойди с моей руки, Катерина Васильевна.
– Показалось! И сойди с моей руки, Катерина Васильевна.
Та, как всегда, попыталась меня обмануть:
– Это она Катька!
Но я уже сидел, растирая отдавленные пальцы, и даже не смотрел в ее сторону.
– Старшим врать некрасиво. Да и младшим – тоже.
– Вот это да-а-а… – протянула наша королева в изумлении. – Может, тебя, Борис…
– Павлович! – строго напомнил я, поднимаясь.
– …еще и на «вы» называть?
– Лишнее. Молоды мы еще, Мария Семеновна, да и в близкой родне состоим. – Пока они все открывали рты для своих реплик и переглядывались, я с напором продолжил: – Тем более что мне на чердак надо в срочном порядке. Теперь, зная, откуда появится Грибник в следующий раз, мне надо срочно установить самую надежную камеру на постоянной основе. Он должна работать вечно, но таки заснять тот момент, когда этот таинственный странник появится вновь. Потому что наиважнейшее – знать, как он это делает. Иначе я могу и не вернуться.
Уже находясь в движении, я услышал в спину Машкин смешок:
– Ты к нам тоже собираешься возвращаться с торчащим хозяйством?
– Может, и да, может, и нет, но из-за какой-то глупой мелочи я в неизвестном тоннеле подыхать не собираюсь.
Все трое уже двигались за мной, довольно вежливо, по сравнению со вчерашними, засыпая вопросами:
– Значит, там все-таки тоннель?
– Ты его хорошо рассмотрел?
– И какой он величины?
– Ничего не видел, ничего не знаю, но! Отныне никаких пьянок и посторонних связей! Даже принюхиваться забудьте к алкоголю! Все силы, энергию, время и наши знания направляем на раскрытие великой тайны!
После моих патетических речей за спиной не раздалось ни слова!
Нет, все-таки я гений и молодец! Достаточно было утаить пару секретов, чуток при этом приврать и проявить так недостающую мне настойчивость, и вот – результаты налицо! Меня слушаются!
А уж про свое рабство, так меня доставшее до вчерашнего дня, и ворох сыплющихся на голову унижений вообще говорить не приходилось. Теперь все перевернулось с ног на голову. Меня не просто не наказали, меня амнистировали! Меня почти поставили в равные условия, и теперь вроде бы как (тьфу-тьфу-тьфу не сглазить!) меня хотят привлекать для «спектаклей» и ролевых игр только по полному согласию.
Хотя и обставили это дело как страшное наказание. Ну ничего, уж я-то лучше этих сучек знаю, чего им и как хочется! Не пройдет и недели, как они сами попросятся, чтобы я прикасался к их телам и ублажал их до логического оргазма. Главное теперь – не выдать своей радости от истинной свободы! Ну и чего греха таить, не проявить слабость и не потянуться к таким привычным и въевшимся в сознание ублажениям собственной плоти. Хоть как эти ублажения мне ни осточертели в последнее время, без ежедневного сплетения наших тел даже беглый и взбунтовавшийся раб не мог себе помыслить своего существования.
Даже интересно стало: кто первый сдастся и пойдет на попятную? И как это будет выглядеть? Опять набросятся и будут пользоваться силой? Хм! Вроде как я вознамерился не поддаваться больше подобному диктату. Но насколько я себя знал, подобное было первый раз в моей жизни, хоть и казалось основанным на полной несокрушимости моего духа, но вот какова окончательная прочность этого духа, мне еще предстояло проверить.
Вот такая у меня оказалась двойственная натура. Пока имеем, не бережем, а потеряем – плачем. Хотя в моем случае можно было бы перефразировать: пока меня заставляли – я это ненавидел, а стали запрещать – самого вдруг потянуло.
Ну ничего, может, так даже интереснее получится.
На чердаке я сразу раздал всем такую кучу заданий, что вскоре остался один. Девчонки разбежались по лесу, снимая закрепленные на деревьях вышедшие из строя мигалки и стаскивая на нашу базу. Впервые в своей жизни я почувствовал себя не просто игрушечным, а настоящим генералом. И следя за секторами по экрану, где мои воины находятся, с довольным хмыканьем представлял себе подобное положение вещей и в дальнейшем. При этом совсем недавние мысли про самоубийство мне показались настолько сумасбродными, далекими и нереальными, словно они приходили в голову не мне, а какому-то вычитанному в книге персонажу. С этого часа, несмотря на мое бренное и слабое тело, я кипел энергией, брызгал оптимизмом и пульсировал энтузиазмом. А впереди мне мнилось нечто великое, таинственное и сокровенное. Вот как порой меняется все настроение, все планы и вся жизнь в течение нескольких часов.
В итоге мы за оставшиеся два дня последних наших каникул провели титаническую работу. Пожертвовали две камеры, установив их в поочередном ждущем режиме записи. То есть более двух месяцев здесь не будет постоянного просмотра. Хотя раз в неделю, на выходные, мы и договорились приезжать сюда по очереди, просматривать записи и делать сброс пустых файлов в приготовленные архиваторы. А учитывая, что даже на одну неделю объемы памяти понадобились просто гигантские, мне пришлось последовательно установить все имеющиеся у меня в наличии переносные диски памяти, несколько «трекстеров» и обучить девчонок операциям по их опустошению. В общем, мы только и успели, что к приезду родителей впритык справиться с гигантскими проблемами да настоятельно убедить деда Назара никогда, ни в каком случае не подниматься на чердак. Самой доходчивой для него оказалась мысль, что мы там установили автоматический телескоп, который ведет круговую, многопрофильную съемку всего звездного неба.
Так что добровольный, наиболее сознательный, преданный, никем и ничем не подкупный сторож у нас имелся.
Пользуясь своей новой ролью технического генерала, я загонял подружек до такой усталости, что они валились спать без задних ног и за эти двое суток у них из головок как выветрились упоминания об алкоголе, так и поутихли ежедневные пристрастия к ролевым играм. Но ничего, как-то оно у нас все прошло довольно мягко. Тем более что мы теперь все только и думали о найденной дырке, входе или воротах, суть не важно как назвать, и мысленно мечтали кто о сказочных богатствах, кто о невиданных устройствах и оружии, а кто о путешествиях и полной, окончательной свободе. Уж теперь фанатизм подогревать искусственно не приходилось. И этот факт нас сблизил как-то совсем по-иному, по-новому.
Правда, парочка попыток меня соблазнить на постельные шалости все-таки проскакивала. Но я умудрился их весьма филигранно пустить в другое русло, и уставшие подруги даже не до конца осознали всех моих хитростей.
Настоящее испытание на терпение и стойкость ждало меня уже в городе. Причем если первую неделю я умело отлынивал от ролевых игр и своего присутствия возле обнаженных тел своих подружек, то на вторую мои оборонные рубежи стали трещать по всем швам. Не помогали ни самовнушение, ни ссылки на учебу, ни в самом деле невероятно возросшие нагрузки при наверстывании пропущенного в прошлой четверти материала. И что самое наихудшее: я стал жутко нервным, издерганным, плохо спал и в конце концов стал вскакивать среди ночи из постели после неожиданных поллюций. Видимо, моя развратная юность оказала на мой искалеченный организм и неокрепшую психику такое влияние, что я в душе давно походил на сексуального, страшно развращенного и не умеющего с собой бороться сексуального маньяка.
Это меня пугало.
Оказывается, у подружек были такие же проблемы. Причем если учитывать, что женщины по всем половым признакам созревают на год, а то и три раньше мужчин, то можно себе представить, как это вдруг у них в семнадцать лет случился такой облом: то было всего много и каждый день, а то вдруг раз – и ничего! Ну почти ничего. Потому что их жалкие попытки собираться втроем, без меня, оканчивались только раздражением и возрастающей взаимной неприязнью. И если вначале они никак не могли понять, что же случилось, то после нескольких Машкиных истерик они до чего-то додумались, обговорили свои действия и подались на штурм моей целомудренной крепости. Кстати, эта крепость и сама уже была готова рухнуть, словно колосс на глиняных ногах, и мне первому явиться к девчонкам «с повинной» просто не позволил максимально усиленный курс учебы. Я уже подумывал, как бы самому деликатно к ним подобраться и сделать вид, что все пошло самотеком, как подруги ко мне заявились еще при свете дня и поставили категорический ультиматум.
– Так нельзя! – набросилась на меня заранее науськанная Катенька. – У нас головные боли, и мы стали скандальными, как древние старухи. Нам даже удвоенные нагрузки на тренировках не помогают нормально уснуть. Поэтому выбирай: или мы вновь начинаем расслабляться алкоголем и покладистыми парнями, или ты опять приступаешь к исполнению всех своих главных ролей!
Я постарался скривиться не от счастья и самодовольства, а якобы от жутких сомнений:
– Даже не знаю, что сказать. Мне столько заданий надо сделать, рефератов написать. Да и почему «всех» ролей? Я теперь тоже имею право соглашаться и самому выбирать тему новых игр. Иначе…