Повреждения костей черепа могут быть иногда очень информативны. При большой скорости удара, например, трещины черепа могут «закусывать» волосы потерпевшего, а если площадь воздействия невелика (до 15–16 кв. см), то контур поврежденного участка позволяет точно увидеть конфигурацию ударной поверхности. Благодаря этой особенности костей черепа удается без особых затруднений установить происхождение травмы от удара молотком, обухом топора, весовой гирькой. Характер разлома костей зачастую позволяет также судить о количестве граней ударной поверхности.
По количеству костных осколков можно уверенно судить о силе удара (чем она больше, тем больше число осколков; в истории судебной медицины описаны случай раскалывания черепа на множество фрагментов — 100 и более). В случае с Тибо-Бриньолем судмедэксперт мог назвать некоторые характеристики
Эскиз, выполненный с соблюдением масштаба, позволяющий нагляднее представить повреждения черепа Николая Тибо-Бриньоля. Условные обозначения соответствуют указанным на рисунке выше.
предмета, послужившего источником воздействия, вызвавшего травму, даже не зная, что же именно это был за предмет.
Надо понимать, что общий размер перелома височной и теменной костей — 9 х 7 см — указывает на величину участка, вовлеченного в деформацию, но из этого отнюдь не следует его точное соответствие ударной поверхности (ни очертаниями, ни площадью). Вдавленная площадка равна 7,5 кв. см (т. е. 3,0 х 2,5 см при глубине вдавления 2,0 см), и очевидно, что если бы это была истинная площадь травмирующей поверхности, то в черепе Тибо-Бриньоля наблюдался бы дырчатый перелом кости такой же точно площади, а отнюдь не вдавленный. Не будет ошибкой сказать, что воздействующая (травмирующая) поверхность явно превышала ограничение в 16 кв. см (это верхний предел площади дырчатого перелома) и составляла от 16 до 63 кв. см (последняя цифра — это общая площадь поверхности черепа, вовлеченная в деформацию).
Эксперт мог уверенно утверждать, что источник травмирующего воздействия был лишен граней, поскольку повреждения черепа, оставляемые острыми (штык, топор, кол) и тупогранными (молоток, пруток металлопроката, деревянный брус) орудиями, весьма узнаваемы. Эксперту не составило бы труда их опознать. Предположения, что брезентовая меховая шапка и вязаная шапочка на голове Тибо-Бриньоля могли существенно смягчить удар и исказить его следы, представляются малообоснованными. Скажем прямо — это не та защита, которая способна реально спасти голову от того весьма сильного воздействия, которому подвергся погибший. Пролом черепа Тибо был причинен тупым орудием — об этом однозначно свидетельствует отсутствие раны (т. е. разрыва кожных покровов).
Оценивая одежду погибшего, следует отметить, что Николай Тибо, подобно Золотареву, остался, по всей видимости, в том
Эти фотографии из коллекции кафедры судебной медицины Одесского медицинского института демонстрируют типологию основных видов повреждений костей черепа и помогают зримо представить, какого вида травму получил Николай Тибо-Бриньоль. Слева направо: вдавленный перелом тупогранным предметом, т. е. предметом, имеющим выраженную, но не заточенную, грань (в данном случае ударным орудием служила боковая поверхность деревянного бруса). Перелом характеризуется большой площадью вовлеченной в деформацию поверхности — она примерно соответствует величине области контакта. Второй слева фотоснимок: вдавленный перелом, оставленный орудием, не имевшим явных граней (кистень). Площадь вдавления больше площади контактной поверхности. Третий слева: дырчатые переломы черепа, оставленные ударами лезвия топора и торцевой части обуха. Площади «вбитых» внутрь черепа костных осколков незначительны, их размеры и контуры в точности повторяют конфигурацию воздействующего объекта. Крайний правый фотоснимок: террасовидный перелом, оставленный ударом торцевой части деревянного бруса. Механизм образования таких переломов соответствует тому, что мы видим при образовании дырчатых, единственное отличие заключается в том, что террасовидные переломы возникают при ударах под острым углом и не приводят к полному отколу кости. Травма, полученная Тибо-Бриньолем, более всего соответствовала той, что можно видеть на второй слева фотографии, но в случае с Тибо на дне вдавления сохранилась ровная площадка.
самом облачении, в котором совершал последний лыжный переход на склон Холат-Сяхыл. Почему так случилось, помогут понять часы на запястье погибшего. Скорее всего, 1 февраля Тибо-Бриньоль был дежурным по лагерю, именно поэтому он надел вторые часы (дабы не проспать ранний подъем). Нельзя сказать, что Николай был переутеплен — всего двое штанов и единственная пара носков в валенках, — но такова, видимо, была сила привычки закаленного туриста. Во всяком случае, для лыжного перехода с рюкзаком за плечами он был одет нормально.
Немалое внимание исследователей трагедии на склоне Холат-Сяхыл привлекали показания часов погибших туристов. Кем-то была запущена информация о том, что по часам, найденным на руке трупа, можно судить о времени наступления смерти, если точнее — времени охлаждения руки до уличной температуры. Якобы смазка в корпусе застывает и часы останавливаются в течение одного часа с момента смерти. Рождение этого слуха трудно объяснить одним лишь техническим невежеством («инженерным кретинизмом»), скорее оно связано с подспудным желанием части исследователей отыскать «волшебное зеркальце» из пушкинской сказки, дающее правильные ответы без лишних затей. Однако любителей быстрых ответов придется разочаровать — часы погибших туристов никакой подсказки, увы, не содержат.
Технические задания, по которым производилась разработка механических часов и взрывателей боеприпасов, содержали требования обеспечения гарантированной работы в диапазоне температур от -50 °C до +50 °C. Советские часы были нечувствительны к подобному температурному перепаду, и никакая «загустевающая смазка» стрелки остановить не могла. И часы, и взрыватели боеприпасов в те времена разрабатывались одними и теми же конструкторскими бюро, и выпускали их одни и те же производства из одних и тех же материалов. Советские снаряды и мины не надо было подогревать перед стрельбой — их выкладывали прямо на снег и стреляли безо всякой термической адаптации. И часы, смонтированные в боевой технике, также никто специально не грел, для их нормальной эксплуатации требовался лишь ежесуточный завод. Если бы работа часовых механизмов действительно зависела от температуры руки, то мы бы видели появление заметных погрешностей в показаниях часов при изменении температур даже на несколько десятков градусов (в условиях пустыни стрелки начинали бы «убегать вперед», а в зимних условиях — запаздывать). Ничего такого, однако, никогда в действительности не происходило, и советские часы в любое время года устойчиво демонстрировали свое важнейшее достоинство — стабильность работы.
Тем не менее легенда о часах, указующих момент смерти, до такой степени засела в мозгу части интернет-пользователей, что нашлись энтузиасты, проделавшие даже кое-какие натурные испытания. Продержав наручные механические часы в морозильнике, они убедились, что пребывание там никак не отразилось на их работе.
ГЛАВА 13 МЫ ВСЕ УЧИЛИСЬ ПОНЕМНОГУ… СУДМЕДЭКСПЕРТ ВОЗРОЖДЕННЫЙ КАК ЗЕРКАЛО СОВЕТСКОЙ СУДЕБНОЙ МЕДИЦИНЫ
Требования к полноте судебно-медицинского исследования тела погибшего человека менялись сообразно развитию
А медицины вообще и судебной медицины в частности. Сейчас в широком доступе находятся, например, протоколы вскрытия тел отца Наполеона (1785 г.), самого Наполеона (1823 г.) и Андрея Ющинского (1911 г.), того самого мальчика, чья трагическая гибель инициировала широко известное «дело Бейлиса». По этим документам можно проследить развитие судебно-медицинских представлений о полноте посмертного изучения человеческого тела и реконструкции причин смерти.
В царской России анатомирование погибших насильственной смертью с целью установления ее причин было введено законодательно в 1809 г. постановлением Сената (для военнослужащих эту дату следует отодвинуть почти на век — в 1716 г., — но в рамках нашего исследования подобное уточнение совершенно несущественно). В Советской России установление единообразия и наведение порядка в области судебно-медицинского обеспечения деятельности правоохранительных органов началось во второй половине 1920-х гг. В 1928 г. были опубликованы «Правила для составления заключения о тяжести повреждения», описывающие порядок прохождения судебно-медицинской экспертизы живым человеком. На следующий год появились «Правила судебно-медицинского исследования трупов». Чуть позже, в 1934 г., советская бюрократическая машина приняла «Правила амбулаторного судебно-медицинского акушерско-гинекологического исследования» — документ, ориентированный на борьбу с криминальными абортами. Дело заключалось в том, что тогда аборты были запрещены законодательно и, соответственно, все они стали криминальными (за исключением особо оговоренных случаев). В 1934 г. Наркомздрав РСФСР и Прокуратура РСФСР подготовили и ввели в действие весьма обширное «Положение о производстве судебно-медицинской экспертизы», в котором охватили не только и не столько медицинские, сколько административно-правовые вопросы: кто назначает судмедэксперта, кто оплачивает его командировочные, какова юридическая ответственность судмедэксперта, каков порядок назначения повторной экспертизы и т. п.
Приказом министра здравоохранения СССР № 643 от 14 июля 1951 г. в краях, автономных республиках и областях союзных республик были созданы бюро судебно-медицинской экспертизы. Именно в сформированном тогда Свердловском областном бюро и работал Борис Алексеевич Возрожденный.
Человек этот, практически сверстник Семена Золотарева (Возрожденный родился в 1922 г.), вряд ли мечтал о стезе судебного медика — уж слишком специфична эта работа, требующая частых командировок, малоприятной возни с трупами, налагающая большую персональную ответственность. Даже судмедэкспертиза живых людей больше напоминает работу тюремного доктора, нежели врача общей практики, поскольку значительная часть контингента, с которым работает судмедэксперт, — это уголовники. Так что хотя изначально хирург Борис Возрожденный видел себя спасителем человеческих жизней, судьба распорядилась иначе.
В военное лихолетье на ускоренный выпуск специалистов перестроились почти все учебные заведения СССР, как связанные непосредственно с обороной, так и нет. Коснулась эта практика и медицинских вузов — старшекурсники уже в 1941 г. досрочно получили дипломы и отправились по госпиталям и больницам, а студенты младших курсов доучивались по значительно сокращенным программам. Практика эта сохранялась и некоторое время после окончания Великой Отечественной войны. Лишь в конце 1940-х гг. началось возвращение к традиционному для высшей школы 5—6-летнему циклу обучения.
Это создало неожиданный и крайне неприятный парадокс в области здравоохранения — врачи, подготовленные по ускоренной программе военных лет, стали рассматриваться как «не вполне специалисты». В сравнении со своими коллегами, закончившими медицинский вуз с 6-летним циклом обучения, они получали меньшую заработную плату и практически лишались шансов на карьерный рост. Это было несправедливо и крайне обидно для людей, честно тянувших лямку в тяжелую пору военных и послевоенных лет, и вопрос об исправлении ситуации не раз поднимался на медицинских конференциях самого разного уровня. Однако проблема решения не находила. Оклады «полноценного врача» и «врача сокращенного цикла обучения» различались довольно существенно — 900 и 770 руб. соответственно, что для далеко не сытых 1950-х гг. было весьма ощутимо. Главная беда заключалась в том, что из ограничений тарифной сетки, как и из штанов на бегу, было никак не выпрыгнуть — административная система была устроена так, что каждый сверчок знал свой шесток. И обмануть систему было почти невозможно. Особенно лицемерно бюрократы от Минздрава повели себя в отношении медсестер, которые также в военные и первые послевоенные годы обучались по «сокращенному циклу» (4 месяца). В 1958 г. было объявлено, что они не могут работать медсестрами и подлежат либо увольнению, либо переводу в санитарки. Циничное отношение власти заставляло людей чувствовать себя обманутыми вдвойне — когда государству было нужно, оно использовало молодых и сильных людей, а когда потребность в них пропала — их выбросили вон, не предоставив даже элементарных возможностей по социальной реабилитации (переучивание другой профессии, повышение квалификации, выплата компенсации и т. п.).
Об этом сейчас не принято говорить и вспоминать, мемуары и кинофильмы обычно рисуют радужную картину «социалистического строительства», но реалии того времени изобилуют примерами совершенно наплевательского отношения власти к собственному народу. Увы, из песни слов не выкинешь…
Борис Алексеевич Возрожденный, однако, попытался выскочить из прокрустова ложа ведомственных ограничений. Не имея возможности получить второе высшее образование и радикально изменить род своей трудовой деятельности, он решился переменить медицинскую специализацию. После 6-месячного обучения на кафедре судебной медицины в Институте усовершенствования врачей в 1954 г. он устроился в Свердловское областное бюро судебной медицины. Именно этим объясняется сравнительно небольшой стаж работы по специальности, который имел 37-летний эксперт к моменту описываемых событий (менее 5 лет).
Слева: Борис Алексеевич Возрожденный. Справа: инструкции от А. И. Абрикосова, классика патологоанатомии, автора учебника «Техника патологоанатомических вскрытий трупов» (1948).
Жил Борис Алексеевич в доме № 6 по Коммунальной улице в Кагановичском районе Свердловска — совершенно депрессивном и мрачном месте на северо-западе города. До трех веток железной дороги на Нижний Тагил, Северодвинск и Москву было менее 400 м, так что грохот проходящих поездов можно было слышать целые сутки почти без перерывов, а вот расстояние до ближайших кварталов регулярной городской застройки превышало 1,5 км. Настоящие выселки! Место работы Бориса Алексеевича находилось в 1959 г., без преувеличения сказать, на другом конце города — пересечении улиц Карла Маркса и Розы Люксембург, так что Возрожденному приходилось сначала добираться по железной дороге до станции «Свердловск», то бишь центрального вокзала города, а затем уже городским транспортом до указанного места. Дорога в один конец занимала более полутора часов — нешуточная нагрузка! Вставать приходилось рано, работы было много, кроме того, Возрожденный мотался по всей области, не только производя вскрытия, но и участвуя в осмотрах мест преступлений. Он, кстати, выезжал к тому самому ручью у кедра, где были найдены тела последних четырех погибших туристов, присутствовал при извлечении из-под снега тел 6 мая.
В общем, Борис Алексеевич работы не чурался, с органами следствия ладил хорошо и, что особенно важно, — лишнего не болтал. Уже в 1970-х молодые работники Бюро СМЭ в неформальной обстановке — во время совместного распития спиртных напитков на рабочем месте — пытались его расспрашивать о гибели группы Дятлова, но Возрожденный, сколько бы ни выпивал, лишнего об этом деле не говорил. Что интересно, всех девятерых погибших он помнил по именам и фамилиям — это удивительно, принимая во внимание, что ему пришлось проводить вскрытия многих тысяч трупов, имена и фамилии которых запомнить просто невозможно. Но Возрожденный дятловцев помнил, хотя в ответ на все попытки разговорить его на эту тему лишь попивал коньяк да снисходительно посмеивался. И молчал.
Свою карьеру Борис Алексеевич закончил в должности заместителя начальника Областного бюро судебно-медицинской экспертизы, переехав в отдельный кабинет на втором этаже нового здания на Волгоградской улице. Это был потолок — дальше расти было невозможно. Должность начальника бюро была своего рода «номенклатурной», т. е. на нее назначались люди по согласованию с большим числом инстанций «сверху». Другими словами, вырасти «снизу» в начальники бюро было практически нельзя, поскольку начальник — это не столько специалист по судебной медицине, сколько политик, учитывающий интересы разных сторон и ведомств. Возрожденный стать начальником бюро не мог ни при каких обстоятельствах — к началу 1980-х гг. он уже много и тяжело пил, запираясь в собственном кабинете, набрал вес, располнел, стал отталкивающе грузным, неприятным в общении, брюзгливым. Знавшие его в тот период жизни вспоминают о странной манере Возрожденного шутить без улыбки и совсем не смешно, так что незнакомый с ним человек зачастую вставал в тупик от его парадоксальных изречений. Шутки Возрожденного требовалось переводить на понятный русский: «Это он так прикалывается, не обращайте внимания…». Впрочем, Борис Алексеевич любил пошутить и на тему спиртного и выпивки вообще — тут как раз перевод не требовался, все было понятно и так. Людей, которые ему чем-то не понравились или не угодили, Возрожденный преследовал остервенело и безудержно, переходя границы дозволенного и приводя в недоумение даже ближайших коллег. Вообще же, по воспоминаниям тех, кто работал с Возрожденным в 1970—80-е, Бориса Алексеевича не любили, за глаза называли «Босей» и «Незаконновозрожденным», о чем он, конечно же, знал и на что реагировал весьма болезненно.
Впрочем, это историко-биографическое отступление имеет весьма опосредованное отношение к вопросу профессионализма
На приведенных схемах показаны правила вскрытия с целью исследования состояния отдельных органов: сердца, легкого, мозга.
Бориса Алексеевича. Между тем правильная оценка компетентности Возрожденного как судебно-медицинского эксперта чрезвычайно важна для понимания случившегося с группой Игоря Дятлова. Акты СМЭ, подготовленные им, являются документами, которые без преувеличения можно отнести к самым информативным и ценным, содержащимся в уголовном деле. Не случайно поэтому уже в нынешние «двухтысячные» годы самодеятельные исследователи гибели группы предпринимали попытки представить акты судмедэкспертиз, подготовленные Возрожденным, современным судебным медикам и добиться от них прояснения картины случившегося с группой. Вот только попытки эти по большому счету были лишены смысла — названные акты надо читать и анализировать именно с позиций нормативной базы и научных представлений того времени. Это будет и объективнее, и честнее по отношению к эксперту.