— Но вчера сигнализация не сработала.
— Не сработала. — Казалось, его очень радовал этот факт. — Прошу прощения, но дальше я хотел бы разговаривать с вами наедине.
Сотрудников галереи это его желание несколько шокировало. Я невольно фыркнула, ну как же, так мило сидели, почти по-семейному, и вдруг такой пассаж… Но все приняли этот удар довольно мужественно, кроме Петечки, разумеется. Он снова что-то залопотал, замахал руками, задергался. Не обращая на него никакого внимания, Симонов встал, осторожно обошел хрупкий стол.
— Давайте пройдем в зал, — предложил он.
Мы поднялись и направились к выходу из комнаты. За нашими спинами поднялся шум. Петечка что-то кричал, остальные, похоже, его успокаивали. Я не стала оборачиваться и оглянулась, уже зайдя в зал, и то потому, что услыхала топот ног в коридоре. Как раз в этот момент мимо распахнутых дверей, словно заяц, промчался Петечка. Я пожала плечами и посмотрела на Симонова. Он махнул рукой, словно говоря: «Что с него взять!» — и подвел меня к стене, на которой висела большая искусственная лиана.
— Прежде всего я хочу сказать, Татьяна Александровна, что наша фирма довольно давно имеет дело с подобными небольшими организациями. И у нас накопился некоторый опыт работы с ними. Дело в том, что рано или поздно, если есть что стянуть, сотрудники начинают воровать. — Он развел руками, сожалея о порочности человеческой натуры. — Время от времени у нас из-за этого возникали сложности и различные конфликты. В конечном итоге мы, чтобы облегчить жизнь себе и тем, кто разбирается потом в этих кражах, милиции или вашему брату, частному сыщику, — он снова дружески мне улыбнулся, — стали применять небольшую хитрость. Вот эта штука начинает работать сразу, как только включают сигнализацию.
Симонов встал на цыпочки, поднял руку и отодвинул лиану в сторону. На меня уставился миниатюрный глазок видеокамеры.
— Вот это да! — ахнула я. — А Маслов не знает?
— Видите ли, — он пожал плечами, — были прецеденты, когда руководитель тоже злоупотреблял положением… Так что эта часть нашей работы не афишируется. Невидимый фронт…
— Вы хотите сказать, что мы просто-напросто просмотрим пленку и увидим преступника, который ворует «Талию»!.. — До чего же техника дошла, ну, Танька, если и дальше так пойдет, то через год-другой без работы останешься, это точно. — А с этого места хорошо будет видно? — на всякий случай уточнила я.
— Так здесь ведь несколько камер, — сказал Симонов, не уточняя, правда, сколько и где они спрятаны. По крайней мере лиан на стенах больше не было. — Ведется перекрестная съемка. Так что, я думаю, все будет видно хорошо.
Он с легкой усмешкой наблюдал за тем, как я верчу головой, пытаясь отыскать остальные камеры. Потом осторожно тронул меня за плечо.
— Пленки сейчас у нас, в лаборатории. Я позвонил туда, попросил, чтобы сделали фотографии: первые в момент включения камер, остальные с шагом в один час. И последний снимок, когда Елена Александровна выключила сигнализацию. После этого камеры отключились. Посмотрите фотографии, и все станет ясно.
— А если кража произошла в промежутке между этими часами?..
— Никаких проблем, Татьяна Александровна, — успокоил он меня. — Если возникнут какие-нибудь неясности, посмотрим пленки. У нас все на уровне… А сейчас, извините, мне надо идти. Через пятнадцать минут в агентстве совещание. Опаздывать не могу.
— Дисциплина у вас, — с уважением отметила я.
— Обязательно, — подтвердил полковник. — Если дисциплины нет, люди расслабляются, а в нашем деле этого допускать никак нельзя, сами понимаете, одно дело делаем, — это он признал во мне своего человека, потому и вел себя так располагающе. — Если ко мне вопросов нет, то я пойду. Через двадцать минут у вас здесь будет курьер. Примете пакет с фотографиями и распишетесь.
Вопрос-то у меня как раз был. Широко рекламируемое чудо техники — сигнализация — почему-то не сработала. Тому, на мой взглад, могли быть две причины: или она испортилась, или ее отключили. А может быть, она сработала, а мой бдительный и дисциплинированный полковник не услышал. Отлучился в это время куда-нибудь по своим личным делам? Такой вот интересный у меня был вопрос.
— Как вы думаете, Сергей Васильевич, почему сигнализация не сработала. Она у вас исправна?
— А вот этого, Татьяна Александровна, я понять не могу. После происшествия я ее лично проверил: с сигнализацией все в порядке. При открытии двери или окна должна была сработать. Но не сработала. Фантасмагория какая-то. С этим надо разбираться.
— Отключить ее на время кражи никто не мог?
— Ни в коем случае. Я как раз сижу возле нее.
— А вы никуда во время дежурства не отлучались? Хоть ненадолго, на пару минут? Вспомните, пожалуйста.
Вот тут я его достала. Этим вопросом я его явно обидела. Из добродушного и доброжелательного собеседника мой полковник мгновенно превратился в сухого формального служаку.
— На дежурстве, Татьяна Александровна, я никуда не отлучаюсь. Никогда! — И было в его словах столько достоинства, что я немедленно поверила. Мне даже стало неудобно. Теперь этот вопрос показался мне глупым и бестактным.
— Простите, Сергей Васильевич, если я была слишком назойлива. Вы как никто должны меня понять, работа у меня такая. Она иногда требует задавать неприятные вопросы. Спасибо вам большое. — Я пожала ему руку. — А если мне потребуется ваш совет, как мне вас найти? Или если пленки понадобятся, где ваше агентство?
Теперь он смотрел на меня уже не так сурово. Очевидно, благотворно подействовали мои слова о «работе» и о том, что она «требует». «Работа» была для него понятием серьезным, и на ее требования обижаться не следовало.
— На столике дежурного, под стеклом, все адреса и телефоны.
На этом мы распрощались, и я осталась одна.
Здорово все-таки получилось, что у них здесь камеры стоят. О такой удаче я и мечтать не могла. Еще едва-едва приступила к расследованию, а дело это уже, кажется, можно считать законченным. Причем все оказалось так просто. Даже скучно как-то… Осмотреть, что ли, пока место преступления, все равно надо ждать курьера…
Считается, что осмотр места преступления дело чрезвычайной важности. Так оно иногда и бывает. Случается даже при этом обнаружить такое, что здорово помогает в дальнейшей работе. Но чаще всего после осмотра места преступления оперативник уходит в великом унынии. Вместо разгадок во время осмотра возникают десятки новых вопросов, ответы на которые получить совершенно невозможно. А от вещественных доказательств, если их удается обнаружить, как правило, никакого толка.
Я добросовестно осмотрела подставку, на которой стояла «Талия», и никакого намека на личность похитителя не обнаружила. Потом я три раза обошла вокруг этой подставки, чтобы убедиться, что и на полу преступник не оставил никаких следов.
Убедившись в этом, я занялась осмотром окон и поняла, что окна эти не открывали по крайней мере полгода. Между двойными рамами пыли накопилось столько, что репу сеять можно. А больше осматривать в галерее было нечего: уж очень здесь было скудное поле для деятельности умного частного детектива.
Собственно, я и не рассчитывала найти что-нибудь важное, так что и не была разочарована. И осматривала все это для порядка, из профессиональной добросовестности. И чтобы время убить. А в действительности ожидала курьера с фотографиями, на которые и возлагала все надежды.
И вот он наконец явился. Молодой симпатичный блондин с голубыми глазами, тоже в камуфляже. Он лихо козырнул и пожелал удостовериться, что я именно и есть Татьяна Иванова. Дисциплина у них действительно основательная. Удостоверившись, что я — есть я, он отдал мне пакет из плотной коричневой бумаги. Потом попросил расписаться в получении, снова козырнул и убыл.
Я вынула из конверта стопку фотографий и положила на подоконник. На верхнем снимке в углу было пропечатано время съемки — девять часов четырнадцать минут. Почти в центре крупным планом была запечатлена пустая подставка с аккуратной табличкой «В. Осипов. „Талия“. 1896 г.». Ага, в девять четырнадцать Елена Александровна отключила сигнализацию и открыла дверь. Я взяла следующую фотографию. Изображение на снимке было то же, только цифры в углу были другие — восемь ноль пять.
— Найдите десять отличий на этих двух картинках, — вздохнула я, положив их рядом.
Я не стала рассматривать все фотографии по порядку: чувствовала, что главное должно быть в начале, а не в конце. И хотела побыстрей увидеть это главное. Так что я тут же достала нижний снимок, сделанный в момент включения сигнализации.
Да-а… Не то чтобы я этого совсем не ожидала, но все-таки… Цифры в углу — девятнадцать ноль пять. А «Талия»… Нет никакой «Талии». Пустая подставка с красивой табличкой «В. Осипов. „Талия“. 1896 г.» Точная копия всех последующих фотографий. Снимок сделан в тот момент, когда Петя закрыл дверь и включил сигнализацию. Ай да Петечка, ай да помощничка пригрел Игорь на своей широкой груди! Значит, когда закрывал, все было на местах? Я не слишком аккуратно сгребла снимки и запихала их обратно в конверт. Куда он там побежал, этот Петечка? Что-то у меня возникло сильное желание задать ему пару вопросов!
— Найдите десять отличий на этих двух картинках, — вздохнула я, положив их рядом.
Я не стала рассматривать все фотографии по порядку: чувствовала, что главное должно быть в начале, а не в конце. И хотела побыстрей увидеть это главное. Так что я тут же достала нижний снимок, сделанный в момент включения сигнализации.
Да-а… Не то чтобы я этого совсем не ожидала, но все-таки… Цифры в углу — девятнадцать ноль пять. А «Талия»… Нет никакой «Талии». Пустая подставка с красивой табличкой «В. Осипов. „Талия“. 1896 г.» Точная копия всех последующих фотографий. Снимок сделан в тот момент, когда Петя закрыл дверь и включил сигнализацию. Ай да Петечка, ай да помощничка пригрел Игорь на своей широкой груди! Значит, когда закрывал, все было на местах? Я не слишком аккуратно сгребла снимки и запихала их обратно в конверт. Куда он там побежал, этот Петечка? Что-то у меня возникло сильное желание задать ему пару вопросов!
В кабинете были только Игорь и Елена Александровна. Они сидели на диване и что-то тихо обсуждали. Когда я вошла, оба повернули головы и напряженно уставились на меня.
— А где Вера? — Я спросила машинально, просто потому, что оставила человека в комнате, а вернулась, его нет.
— К Петечке пошла. Может, сумеет поговорить с ним… — грустно ответила Елена Александровна и пожала плечами. — И что это на него нашло? Перенервничал, наверное. Он благоговейно относился к «Талии» и очень расстроен ее пропажей.
— Понятно, а вообще-то он у вас всегда спокойный, выдержанный, голоса никогда не подымет, — сочувственно покивала я. Она улыбнулась. — Ладно, бог с ним и с его нервами, но у меня тоже возникло желание пообщаться с вашим Петечкой.
— Почему именно с Петечкой? — Игорь вскочил, хотя заглянуть мне в глаза при его росте было удобнее с дивана. — Что такое вам сказал охранник?
— Спокойно! — Я сунула руки в карманы и сурово нахмурилась. — Уясните себе сразу, Игорь. Вы, как мой наниматель, имеете право на полную и правдивую информацию по вашему делу. И вы всю эту информацию получите. Но, — я подняла палец, — только по завершении работы. Будет написан подробный отчет, в котором я дам ответы на все вопросы. К этому отчету будет приложен счет. Если же вы собираетесь непрерывно заглядывать мне через плечо и требовать объяснений, то нам лучше распрощаться немедленно. Надеюсь, вы меня поняли?
Игорь опустил голову и вздохнул. Потом привычно, как для молитвы, сложил ладошки и сказал проникновенным пионерским голосом:
— Честное слово, я больше не буду! Рта не раскрою! Говорите: к Петечке, поехали, отвезу вас к Петечке. Здесь совсем недалеко.
— Игорь, — мягко спросила я, — разве я сказала, что мы поедем вместе? В разговоре с Петечкой я вполне обойдусь без вас.
— Ну, Танечка, не прогоняйте меня, пожалуйста! Я не буду мешать, обещаю! И потом, вы же без машины. Я вас сюда привез, давайте и дальше буду за шофера. Вы же не представляете, как мне сейчас тяжело сидеть, ждать и ничего не делать!
— Но у вас есть текущая работа…
— А с этим Елена Александровна вполне справится, мы обо всем уже договорились! И потом, вы же знаете, мы временно закрыли выставочный зал. Танечка, ну я прошу, вы очень энергичная, и мне около вас как-то спокойнее… Находясь рядом с вами, я все-таки и сам что-то делаю, участвую, так сказать, в поисках!
— Только чтобы под ногами не путаться и в разговоры не лезть, — предупредила я. — Будете мешать — немедленно прогоню. А теперь поехали. С вашим Петечкой мне очень надо поговорить. И чем раньше, тем лучше.
…Действительно, заместитель директора жил недалеко. Не прошло и десяти минут, как мы уже входили в подъезд старого пятиэтажного дома.
— Какой этаж?
— Третий.
— И то слава богу. Не выношу, когда приходится карабкаться по лестнице под крышу.
Мы остановились перед железной дверью, и я позвонила. Никакой реакции, мертвая тишина.
— Может, он не домой побежал, а к Алине? — пробормотал Игорь и тоже нажал на кнопку звонка. С тем же результатом.
— К Алине? — Мои пальцы сами потянулись к массивной ручке и повернули ее. Дверь легко, без скрипа, качнулась, я тут же отдернула руку.
— Что, не заперто? — удивился Игорь. Все-таки не зря я с первого взгляда окрестила его бегемотом, такой же толстокожий. Железные двери делают не для того, чтобы держать их открытыми. А она открылась, и это настораживало. Не могу объяснить, но у меня мурашки по коже побежали. Игорю же хоть бы что…
— Свет в коридоре горит, — продолжал он удивляться и, пока я думала, как теперь быть, вошел в квартиру. — Эй, Петечка, ты дома?..
Он замер на пороге комнаты и громко икнул. Медленно повернулся ко мне, не обернулся, а именно повернулся всем телом. На пепельно-сером лице огромные испуганные глаза, бледные губы кривятся в безуспешной попытке выговорить хоть слово.
— Там, — он наконец справился с собой, хотя голос его звучал неестественно тонко, — там Петечка…
Игорь всхлипнул и прижался спиной к стене, чтобы я могла пройти мимо него по узкому коридору.
Я была уже готова к тому, что увидела. Комната размером метров двадцать казалась меньше из-за большого количества мебели, в основном книжных шкафов. Книг здесь было очень много. На небольшом свободном пространстве скорчился на полу Петечка. Лицо искажено странной гримасой: отчаяние, удивление, гнев, испуг? Или все вместе? Джемпер в крови, на левой стороне груди, там где сердце, заметная дыра. Огнестрельное ранение…
Я вздохнула и для очистки совести коснулась безжизненной руки. Она еще не остыла, но это уже не было тепло живого человека. Я выпрямилась и оглядела комнату: в кресле у окна брошена книга, на подоконнике чашка, кожура от банана. На стуле висит женская шерстяная кофточка, стол завален бумагами, какие-то бланки, письма. На тумбочке у дивана стопка газет, блюдце, на нем пепел и окурок сигареты, испачканный губной помадой. Обыденный житейский беспорядок запущенного холостяка. Никто здесь не рылся, и вещей никто не трогал, это ясно… Только телефон кто-то ахнул об пол так, что пластмассовые брызги разлетелись по всей комнате.
Я машинально сунула руку в нагрудный карман куртки, в котором обычно держала свой сотовый. Карман был пуст. Нет у меня больше мобильника. Чертыхнувшись, я вытащила руку и снова стала разглядывать комнату. Но сколько ни тяни время, звонить все равно надо, что же теперь, бежать автомат искать?
— Игорь, — тихо окликнула я, — мобильник есть?
— Что? — Он тупо смотрел на меня.
— Ты же у нас «новый русский», крутой, — объяснила я. — Тебе положено с сотовым ходить.
— А-а… На. — Он достал телефон из кармана и снова привалился к стене. Слушая длинные гудки, я смотрела на часы, Мельников должен быть на месте. Наконец я услышала его громкий голос.
— Мельников, ты мне нужен.
— Танька! — радостно изумился он. — С чего это ты вдруг про меня вспомнила? Или труп какой нашла беспризорный?
— Точно, с первого раза угадал. Пришла к человеку поговорить по делу, а он лежит с дыркой в сердце и на вопросы отвечать отказывается. — Все-таки мой голос немного дрожал.
— А ч-черт! Ты там одна?
— Нет. Со мной начальник покойного.
— Ладно, сидите где-нибудь в уголке, сейчас приедем. И руки держите в карманах, а то залапаете все вокруг, замучаемся ваши отпечатки выделять.
— Не учи. Ты приезжай побыстрей.
— Ничего, напомнить никогда не лишнее. А то ты там расслабилась на вольных хлебах да без начальства… — Он тоскливо вздохнул. — Эх, Танька, если бы ты знала, какой вечер ты мне испортила! Дернуло же тебя этот труп найти.
— Я что, нарочно? Мне он, можешь поверить, тоже живой больше пригодился бы.
— Рассказывай теперь. — Андрей повесил трубку.
Бледный Игорь не шевелясь стоял у стены. Мне пришлось самой засунуть телефон во внутренний карман его пиджака, он все еще находился в полуобморочном состоянии.
— Пойдем, — я ухватила его за рукав и поволокла на кухню, — посидим здесь.
Он покорно шел за мной, а я чувствовала себя буксирчиком, который тащит тяжелую баржу. Наконец он рухнул на табурет, поставил локти на стол и спрятал лицо в ладонях.
— Вот так-то, господин Маслов, — грустно сказала я, — напросился ты со мной на свою голову. А то сидел бы спокойно с Еленой Александровной, пил бы кофе…
— Таня, — голос Игоря звучал глухо, — у тебя что, всегда вот так?..
— Через раз, — усмехнулась я. — Что ж ты думаешь, я так по трупам и гуляю все время? Как правило, мои дела гораздо проще — ребенка, сбежавшего от любящих родителей, отыскать, вещичку какую-нибудь пропавшую найти, мужа загулявшего, — я нежно погладила его по плечу, — выследить…
— Чего меня выслеживать, — нервно дернулся под моей рукой Игорь. — Я вот он, весь тут.
— Уговорил, не буду я за тобой следить, — согласилась я. — А что касается Петечки, то теперь ясно, что влип он в очень гадкую историю. И вероятность того, что это не он украл «Талию», стремится к нулю с потрясающей скоростью.