— Говори, — потребовал хозяин.
— Оба утверждают, что это был… Корчагин… — с такой натугой, словно он закатывал камень в гору, выдавил майор.
— Кто? — не сразу сообразил Леонид Константинович.
— Ну, Корчагин… Алексей Корчагин… Помните, его посадили девять лет назад…
Леонид Константинович вспомнил. Он не выдал своего волнения — самообладания хватало, но скулы напряглись, натянулась кожа, стала обретать землистый оттенок.
— Пузыкин, ты что курил? — фыркнул хозяин. — Корчагин чалится на зоне. Он отсидел половину срока, и что-то мне подсказывает, что из зоны он не выйдет НИКОГДА. Уж я об этом позабочусь…
— Он уже вышел, Леонид Константинович… — Пузыкин втягивал голову в плечи. — Корчагин сбежал из зоны полтора месяца назад — проходила информация по каналам нашего ведомства…
— Вы охренели? — зашипел хозяин, делая звериные глаза. — Почему мне об этом не доложили?
— Так это… — окончательно раскис майор. — Вроде погиб он при побеге… Свалился в речку с высокого обрыва, тело унесло… Там невозможно было выжить, Леонид Константинович, работники оперативной части все проверили… Мы решили вас не беспокоить по пустякам…
— Идиоты… — схватился за голову Рудницкий. — Какие же вы идиоты… Стоп. — Он опомнился, под черепом у элегантного господина завертелся мыслительный процесс. — И эти двое покалеченных уверены, что их отделал не кто-то, а именно Корчагин? Ты же говоришь, они избиты до полусмерти, с головой не дружат…
— Они уверены, Леонид Константинович… Он с ними говорил, прежде чем нанести увечья… Гаврилов и Осипчук узнали Корчагина — хотя он сильно изменился… Не думаю, Леонид Константинович, что оба ошибаются — он отделал их по отдельности, каждого — в своем доме… Он связал жену Гаврилова, все происходило у нее на глазах — она помнит тот процесс, тоже полагает, что это был Корчагин… И это еще не все, Леонид Константинович… — Пузыкин побелел, словно боялся, что его сейчас ударят (возможно, не напрасно боялся). — Те два инцидента… ну, когда на озере изувечили Кабана и его пацанов, а также случай с людьми Клопа, которых нашли в машине далеко в лесу… Имеются основания утверждать, что это также работа Корчагина. Он рядился под юродивого бродягу, его не раз засекали местные жители… Он просто использовал грим и накладные шрамы, никакой он не уродец… Леонид Константинович, по городу уже ползут слухи о том, что Корчагин вернулся, люди перешептываются…
— Та-ак… — зловеще протянул Рудницкий, и майор полиции невольно вытянулся по швам. Но хозяин поразмыслил и решил отказаться от показательной порки: не время. — И что же ты хочешь сказать, милый мой Пузыкин, — что Корчагин вернулся, чтобы мстить? Он объявил нам войну?
— По всему выходит так, Леонид Константинович… Он расправился с прокурором, с судьей — с теми людьми, которые упекли его за решетку… Он не остановится, Леонид Константинович. Имеется информация, что на зоне Корчагин время не терял — он усиленно качался, контактировал с заключенными, кое-что понимающими в единоборствах… по ночам с ним занимался некий Коврович — чемпион страны по боям без правил, осужденный за двойное убийство…
— Ладно, будет ему война, — скрипнул зубами Рудницкий. — Работай головой, Пузыкин, ты ведь сидишь на своем посту не за трусость свою, а за то, что временами у тебя работает голова. Думай, как его поймать. Охрану особняка я усилю, сюда он не проникнет, если только мышью не прикинется. Кто у него на очереди?
— Простите, Леонид Константинович, — бледные челюсти Пузыкина заиграли румянцем. — На самом деле у Корчагина в этом городе не так уж много врагов… До рядовых милице… полицейских работников, которые делали ему больно, он, разумеется, опускаться не будет. Следователь Гульберт умер несколько лет назад. Остаюсь лишь я… И вы, Леонид Константинович, — с убитым видом закончил Пузыкин.
— На этом месте я должен испугаться? — усмехнулся Рудницкий и стиснул кулаки. — А ты, Пузыкин, выбирай, пожалуйста, слова. Не выросла еще та ромашка… Где он может отсиживаться?
— Где угодно, Леонид Константинович. Наряды полиции прочесывают горы и окраины Аргабаша. Проверяют всех, кто не зарегистрирован в этом городе…
— Кретины, — поморщился Рудницкий. — Под боком зона отдыха, тут бродит масса незарегистрированного народа! Вы мне всех отдыхающих распугаете! Никакой навязчивости, Пузыкин. Работать по-тихому. Живо давай расклад, кто у Корчагина остался в этом городе. К кому он неровно дышит? Кто ему небезразличен?
— Тема проработана, Леонид Константинович, — оживился майор. — И список составлен. Во-первых, эта дурочка в психушке…
— Думаешь, он к ней пойдет? — сморщился Рудницкий. — Но что с нее взять, с этой калечной, слепой и ущербной?
— Это психология, извините, Леонид Константинович, — возразил Пузыкин. — Корчагин был по уши влюблен. Возможно, он еще не растерял своих чувств. Он просто обязан — хотя бы для «галочки»…
— Ну, допустим. Кто еще?
— Он может пройтись по своим корешам. Но тут проблема. Один из означенных корешей работает на вас…
— Знаю, — усмехнулся хозяин. — С этим парнем у него не выгорит. Дальше.
— Другой лежит в психушке — бесов гоняет, третий спился, уже не человек…
— Да уж, посиделки у друзей Корчагина не привлекут… — задумчиво пробормотал Рудницкий. — Есть кто-то еще? — и насторожился, заметив, как гаденько заулыбался майор полиции.
– Мать Корчагина умерла, но остался отец, – доверительно сообщил Пузыкин. – Проживает в Айтау, в занюханной хибаре. Сомнений нет, что Корчагин его уже посетил. Родителей посещают в первую очередь – так мне думается… Но уверен, что вторично он к отцу не придет. Для него это слишком рискованно. Что нам мешает прибрать родителя, доставить в изолятор, окружить охраной? Земля полнится слухами, а мы им только поспособствуем. Корчагин узнает, что его отца держат за решеткой и избивают каждый божий день. И будут избивать, пока сынуля не сдастся правоохранительным органам. Держу пари, этот черт сентиментален, он явится, сообразив, что прокололся.
— Может и прокатить, — пожевав губами, допустил Рудницкий. — Так работай же, Пузыкин, работай, чего мне в рот заглядываешь? Благодарности ждешь?
Районная полиция в эти дни работала, как никогда. Сумерки клубились над селом Айтау, когда два полицейских «УАЗа», прибывших из Аргабаша, прижались к обочине и тихо встали. Обе машины были под завязку набиты сотрудниками правоохранительных органов. Сотрудники ППС деловито спешивались, крались цепью до ближайшего переулка. Брать объект приказали без помпы, по всей полицейской науке — как особо опасного преступника. Люди не шумели, не курили. В доме старика Корчагина за кустами облепихи горел свет. Хрустнули штакетины в ограде — полицейские проникали в образовавшийся проем, рассредоточивались по участку. Несколько человек побежали, петляя между грядками, в обход строения, встали под окнами. Двое метнулись к летней кухоньке, трое подались к крыльцу.
«Почему такая конспирация? — недоумевали сотрудники. — Всего лишь взять за глотку доходягу-старика — отца «маститого» террориста. Не много ли чести? Начальство явно перемудрило».
Заскрипели ступени, прогибались под ногами — эти сомнительные поверхности были не с очень твердым покрытием. Со звонким треском переломилась доска, провалилась пятка, и молодой сержант завизжал от боли, когда ее зажало в узком коробе. К черту конспирацию! Полицейские взлетали на крыльцо, кто-то пнул по двери тяжелым ботинком, но дверь была не заперта — распахнулась, издав душераздирающий скрип. Трое работников вломились в дом, растеклись по тесным помещениям, которых здесь было очень немного: скромная горница, спаленка с одной кроватью, еще одна комната непонятного назначения, забитая «резервным» хозяйственным хламом. Похоже, старика в доме не было — какого черта? Вышел в туалет? На летнюю кухню? В горнице горел свет, значит, он где-то рядом. Обескураженные полицейские перерывали дом. Старик мог спрятаться, услышав грохот на крыльце. Один возился под кроватью в спаленке — там было много разных вещей, темная ниша, а фонарик очень кстати сломался. Другой воевал с досками и тазиками в комнате непонятного назначения. Долговязый старший сержант, набычившись, озирал горницу, в которой горела экономная лампочка. Спрятаться здесь было негде. Окна закрыты. Разве что в шкафу… Он подлетел к старинному «славянскому» шкафу, пережившему нескольких владельцев, распахнул дверцу, приготовив на всякий случай дубинку. Отступил, разочарованный. Богатством гардероба нынешний хозяин похвастаться не мог. Он споткнулся обо что-то, глянул под ноги. Сбился половик — старший сержант откинул его носком ноги. Он споткнулся о крышку подпола, которую криво положили в створ! Ехидная ухмылка перекосила физиономию стража порядка. Теперь понятно, куда мы так шустро подевались… Воображения у «полисмена» хватало, а вот IQ определенно исчислялся одной цифрой. Он предпочел не задумываться, как можно спрятаться в подвале, закрыться за собой, а потом постелить половик. Он сел на корточки, сдвинул крышку, решив не звать товарищей — сам поймает этого старца. Он не слышал, как над головой сдвинулась аналогичная крышка — но уже на потолке, объявились две ноги и стали медленно спускаться. Чердак в этом доме был крохотный, но был. Приставную лестницу заблаговременно удалили. Сержант различил вверху многозначительное покашливание — и подпрыгнул, одновременно задирая голову. Собственно, это от него и требовалось. Две ноги обхватили его за горло, сжали стальной удавкой. Физиономия копа посинела, глаза налились кровью. Он брыкнулся пару раз, испустил что-то свистяще-шипящее и обмяк. Шума избежать не удалось. Грузное тело свалилось на пол. За ним скользнуло гибкое тело, приземлилось почти бесшумно.
— Ванька, ты чего тут гремишь, ремонт затеял? — выбрался из спальни коллега. Но гуттаперчевое тело злоумышленника уже метнулось к выключателю, погас свет.
— Э, блин, ты чё тут? — И растерянного копа вдруг схватили за рукав, выбросили на середину помещения, и завертелась веселая карусель! Впрочем, недолгая: рубящий удар ладони, и ошеломленный служитель закона испытал потрясающую боль, когда с хрустом переломилась ключица! Он отлетел в сторону, чтобы не мешался. А из комнаты с хозяйским хламом, издавая встревоженный крик, уже ломился с фонарем третий. Неодолимая сила отобрала у него металлический фонарь и треснула им же по лбу. Раскололась лобная кость — и лишь резиновая оплетка спасла несчастного от летального исхода. Он хрипел, фонтаном брызгала кровь, и уже куда-то летел, вращаясь, сшибая стулья, стол, прочую неказистую мебель…
Шум услышали с улицы. Копы, стоящие снаружи, уже сообразили, что происходит что-то незапланированное. Старикан сподобился оказать сопротивление? В его-то возрасте? Топали подошвы, обитые стальными пластинами. Двое ворвались в дом, пробились через сени, учиняя немыслимый грохот, и ворвались в горницу. Вспыхнул свет — сражаться в темноте с превосходящими силами противника становилось неудобно. Двое перелетели через порожек, замерли в недоумении. Беспорядок, мебель разбросана, черный провал подпола, тела их коллег в «соблазнительных» позах… И снова заработала безжалостная мясорубка. Навалилось что-то сбоку, врезало по почкам полицейской дубинкой. Младший сержант с густыми бровями охнул, согнулся вопросительным знаком. А его напарник уже кувыркался к разверзшейся дыре в подполье. Промахнуться он не мог — именно туда его и направляли, ухнул в эту дыру, зацепился за края, истошно визжал. Злоумышленник был уже над ним, коп узрел над собой суровый каменный лик, пятку, летящую в глаза… Его буквально утрамбовывали в люк, ломались кости, кровь хлестала рекой… А злоумышленник уже летел к младшему сержанту, крайне медленно выходящему из «пике». Схватил его за грудки, встряхнул, провел подсечку и швырнул мордой о стену…
В дом ломились другие, но преступник решил не искушать судьбу. Достаточно для первого раза. Он распахнул окно, воспользовавшись смазанным шпингалетом. Упругое тело перекатилось через подоконник и выпало на улицу с задней стороны дома. Шарахнулась личность в погонах, стерегущая окно. Удары сыпались как из рога изобилия — по лицу, по корпусу… Он отступал, подломились ноги — последний удар четко в переносицу отправил копа в нокаут. А из-за угла летел еще один, рвал затвор короткого автомата, заполошно вертел головой. Злоумышленник сидел на корточках рядом с поверженным телом, нащупал кирпич, врытый в землю ребром — целая вереница ему подобных отгораживала садик от дорожки вдоль дома. Он расшатал его, вытащил, резко замахнулся…
Страж правопорядка увидел звезды — и не только в небе. Кирпич вонзился в голову, нанося увечья, несовместимые с дальнейшим прохождением службы. Коп упал на колени, что-то хрюкнул и завалился в кустарник. «Как дыней по хлебальнику», — подумал злоумышленник и рванулся с низкого старта к ограде. Он перелетел через штакетник, красиво приземлился и припустил по узкому переулку к опушке, которая была неподалеку. За спиной гремели выстрелы, будоража сонный поселок, метались люди — их осталось слишком мало, чтобы наладить погоню. А злоумышленник вырвался из населенного пункта, прыгал по кочкам, приближаясь к лесу. Ориентир — трехрукая береза, расщепленная молнией. Он вбежал в лес по заранее отмеченной тропке, перепрыгнул через гору бурелома и спустя минуту уже съезжал по склону лощины, балансируя руками. Сто метров на запад по рыхлой пади, изобилующей клыкастыми корнями, рухнул в пушистый вереск, плетущийся по склону, перевел дыхание. Неплохой забег. Из-под обрыва кто-то выбрался, пристроился рядом, стал его ощупывать.
— Все в порядке, отец, — прохрипел Алексей, избавляясь от излишков скопившейся слюны. И мстительно усмехнулся. — Семь покалеченных копов — ощутимый удар по закону и порядку в отдельно взятом районе… Сделал всё, как ты просил — все живы.
— Господи, сынок, как тебе удалось — против такой-то армии? — Дмитрий Иванович волновался, он тяжело дышал, усмиряя сердцебиение.
— Работала «система видеонаблюдения», батя, — засмеялся Корчагин. — Это не полицейские — это какие-то пробковые деревья. Ничего, в следующий раз будут умнее.
— Теперь ты их точно разозлил…
— Не спорю, батя. Империя зла. Теперь она конкретно зла…
Они смеялись — сначала робко, потом громче, хлопали друг друга по плечам. Отец издал протяжный вздох, опустился на колени.
— Это славно, Алексей, — резюмировал он, — что ты снова всыпал этим нелюдям. И что у нас дальше? — крякнул Дмитрий Иванович, исполняясь боевого духа. — Чем мы еще готовы удивить противника?
– Не мы, а я, – поправил Алексей. – Ты, батя, давно уже вышел из призывного возраста. Извини, но дальше работать буду сам. Имеется план, имеется сценический реквизит. Держи, – он покопался в рюкзаке, который временно таскал его отец. – Это сотовый телефон – зарядки хватит на несколько дней, мой номер – первый и единственный. И не говори, что забыл, как пользоваться этими штуками, – я помню, ты был крут, вы с мамой первыми в Аргабаше в конце девяностых обзавелись мобильниками. А сейчас думай – где мы можем тебя спрятать, чтобы не нашли плохие парни? Друзья, знакомые, заброшенные благоустроенные сеновалы? И пошли скорее отсюда. Как бы в этом теплом месте не стало жарко…
— Лев Михайлович, к вам посетитель, — сказала в трубку секретарша. — Пенсионер, его фамилия Нежданный, ему нужна консультация по поводу продажи дома…
— Хорошо, Нина Олеговна, пусть заходит, — раздраженно скривился мужчина. — Надеюсь, он сегодня последний. Не забудьте после консультации отправить его в кассу.
Он откинулся в кресле, на минуту закрыл глаза, потом издал прерывистый вздох, припал к монитору и принялся отыскивать нужный документ. Он носил неплохой костюм, но выглядел неважно — худой, с землистым лицом, практически состарившийся — все лицо господина сверху донизу изрыли мелкие морщинки. Он погрузился в документ, такая уж работа у человека — уметь заниматься несколькими делами одновременно. Скрипнула дверь, он покосился на сутулого пенсионера с палочкой, в заштопанной жилетке. Тот, прихрамывая, протиснулся в кабинет, улыбнулся высушенной улыбочкой — мол, простите, что отрываю.
— Здравствуйте, Лев Михайлович… — у него был трескучий, какой-то надломленный голос.
— Присаживайтесь, — буркнул хозяин кабинета, указав на стул. — Подождите минуту.
— Конечно, конечно, — забормотал посетитель. — Вы занимайтесь своими делами, я подожду… — Он сел на краешек стула и пристроил тросточку между колен.
Адвокат Курганов Лев Михайлович был сегодня не в духе. Слишком много мелких неприятностей, он плотно загружен делами, от которых не отвертеться — если он, конечно, не хочет вылететь из этого кабинета. Неприятные предчувствия, беспокойство. Еще эта благотворительная деятельность… Он бегло просматривал документы, делая мысленные зарубки. Затем потянулся к Уголовному кодексу, лежащему на столе, открыл страницу с закладкой, восстановил в памяти содержание статьи, задумался, позабыв о присутствии постороннего.
— Я тут временами задумываюсь, Лев Михайлович… — пробился через думу сухой, но уже изменившийся голос, — о происхождении слов «правоохранительный» и «правозащитный». Вроде бы похожие слова, этимологически близкие, а как ни крути, смысл у них диаметрально противоположный…
— Простите, что? — выбрался из задумчивости адвокат и рассеянно уставился на посетителя. Тот сидел, не шевелясь, придерживал тросточку между ног, посматривал на адвоката с виноватой улыбкой.
— Нет, нет, ничего, Лев Михайлович… Разве я что-то говорил?
Очень странно. Адвокат отбросил оцепенение, поморгал и снова воззрился на пенсионера. Что-то не так у мужчины было с лицом. Нижняя половина не соответствовала верхней…
— Гражданин Незванный, говорите? — он закашлялся, в горле пересохло.
— Нежданный, — поправил пенсионер. — Что, в общем-то, одно и то же. В отличие от упомянутых определений.
Произошла возмутительная метаморфоза! Он сдернул что-то с нижней части лица, неприятный звук, словно отдирали липучку, — и теперь на адвоката смотрел другой человек! Глаза сверлили насквозь, взирали насмешливо, в корень, злобная ухмылка поползла на сторону, коверкая лицо. Адвокат почувствовал, что захлебывается. Ужас хлынул из всех пор — он побагровел, натужился… и вдруг рывком распахнул верхний ящик стола, где хранил на особый случай травматический пистолет, выхватил его, нацелил на человека, сидящего напротив!
Человек засмеялся, а у адвоката задрожала рука. Он с изумлением уставился на то, что в ней держал. Это был не пистолет, а плоская коньячная бутылочка! Он хранил ее в ящике рядом с пистолетом и часто использовал по назначению, в отличие от последнего. Не то схватил! Рука тряслась, бутылочка выскальзывала. И не успел он исправить свою оплошность, как взлетела тросточка инвалида, ткнулась под ключицу и там застыла, доставляя сверлящую боль.