Девушка в очередной раз дернула Волка за руку, и он… едва не свалился под копыта боевому коню…
…Конница шла ровной колонной, поднимая клубы желтоватой пыли. По обочинам дороги сухая земля расползалась длинными трещинами, а мелкие камни из-под копыт могучих коней постукивали в стены домов. Улица была тесновата. Пыльная дорога, неглубокие канавы и сразу стены. Не улица, а желоб, по которому текла река из лоснящихся лошадиных тел, легких доспехов, островерхих боевых шлемов и круглых щитов. Пики в два человеческих роста тускло поблескивали стальными наконечниками и колыхались над пыльной кавалерийской колонной, словно туман над водой. Реке-колонне не было конца, Донгай, раскрыв рот, смотрел на это необычное для сонного захолустья зрелище и никак не мог оторваться. Всадников было удивительно много. Парень даже не подозревал, что где-то на свете живет столько людей. Да не просто людей, а воинов. Молодых, сильных, уверенных в себе. Охотники не раз приносили вести с дальних рубежей. Они рассказывали, что пастбища вокруг Ойлена давно не принадлежат жителям соседнего городка. Некоторые по секрету сообщали, что и городка-то там больше нет. Но на вопросы о новых хозяевах заливных лугов в устье Ойлы охотники предпочитали не отвечать. Это было нехорошим знаком. Молчание охотника, человека отважного по определению, означало, что он, мягко говоря, в себе не уверен. И ладно если бы охотники не были уверены потому, что плохо помнили об увиденном на дальнем рубеже. Например, как это бывало после посещения медовых дворов. Но на охоте они не пили меда. Значит, следопыты не желали ничего рассказывать по иной причине. По какой? Уж не потому ли, что напуганы? Кем? Кто мог напугать смелых охотников? До сегодняшнего дня понять это было сложно. Теперь же все стало очевидно. Тысячи хорошо вооруженных и сильных воинов входили в Гай Су походным маршем, и ни у кого из местных жителей не возникло мысли воспротивиться мерной поступи этой могучей армии… Наверное, не возникло… Во всяком случае, у Донгая точно не было подобных намерений.
Парень вдруг вспомнил, что, перед тем как живая река прижала его к стене, он шел по очень важному делу. Сколько он простоял, наблюдая за гипнотическим движением всадников? Час, два? Хозяин этого точно не простит. Быть ученику Донгаю сегодня крепко битым. Возможно, палкой. На аргументы вроде «не мог перейти улицу, поскольку по ней сплошным потоком идут войска» хозяин вряд ли отреагирует. Даже, наоборот, поддаст еще сильнее. Такой у него характер. И он, конечно же, прав. Донгай и сам не любил необязательных людей. А если они еще и оправдывались, то не любил вдвойне. Да, палки не избежать, но теперь дело было не в наказании. Теперь Донгаю был важен принцип. Перед ним стояла почти невыполнимая задача, и он должен ее решить. Не только оправдать доверие хозяина, но и не упасть в собственных глазах. Ему нужно обязательно побывать на той стороне улицы, отдать чужеземному ростовщику Аргонту двадцать монет и вернуться обратно. Парень почувствовал, как в душе разгорается искра азарта. Да, задачка была не для слабаков, но он и не слабак! Донгай прикинул, насколько реально проскочить между потными телами лошадей. Получалось, что почти нереально. Попробовать перепрыгнуть с крыши на крышу? Какой тесной ни была улица, четыре человеческих роста в ней умещалось даже в самом узком месте. Прыжок мог закончиться на пиках всадников. О тоннелях под городом Донгай и вовсе никогда не слышал. Попытка обежать хвост или голову колонны означала потерю еще как минимум часа…
«Выход один, — пришла звенящая от ледяной смелости мысль, — остановить эту проклятую колонну!»
Донгай вытер вспотевшие ладони о льняные штаны и выглянул из подворотни. До ближайшего всадника было подать рукой. В буквальном смысле. Юноша решительно шагнул на обочину дороги и протянул правую руку к узде. Схватить лошадь ему не удалось. Удар тяжелого древка пришелся по плечу. Рука онемела и повисла плетью. Как ни старался, воспользоваться ею снова Донгай не смог. Он поднял полный боли взгляд на всадника и потянулся к уздечке левой. Воин снова приподнял пику, чтобы ударить строптивого аборигена, но Донгай неожиданно перехватил древко и что было сил дернул вниз. Вырвать пику у всадника не удалось, но воин рефлекторно натянул поводья, и его конь встал, а за ним притормозили и следующие. Те, кто двигался рядом, тоже остановились, чтобы не нарушать строй. Передняя шеренга проехала еще несколько метров, но окрик одного из отставших осадил и ее.
Донгай держался за пику изо всех сил, но воин и не пытался высвободить ее из руки юноши. Он рассматривал паренька с нескрываемым любопытством. Словно заговорившую собаку.
— Мне надо перейти! — срывающимся голосом крикнул Донгай.
— Иди, — ответил всадник спокойно, с едва заметной усмешкой.
Донгай вдруг почувствовал, как замирает сердце. Он никак не мог разжать побелевшие пальцы, а уйти с пикой всадник ему бы не позволил. Как справиться с неожиданной судорогой, юноша не знал. Можно было разжать сведенные пальцы левой руки при помощи правой, но она по-прежнему ничего не чувствовала и не подчинялась приказам.
— Что же ты стоишь, смельчак? — Воин немного наклонился вперед, и в его зрачках вспыхнули зловещие огоньки. — Если смелости хватает лишь до середины дороги, твое место в канаве…
Он неожиданно высвободил ногу из стремени и пнул Донгая прямо в лицо. Пальцы разжались, и юноша рухнул в узкую канаву. Боли от удара почему-то не было. Онемела левая щека, губы и левая половина подбородка. Но боли не было. Донгай сел и рукавом вытер струящуюся из разбитой губы кровь. Колонна снова пришла в движение, но не успела продвинуться даже на один лошадиный корпус. Юноша, пошатываясь, поднялся на ноги и схватил все того же всадника за стремя.
— Мне… надо перейти! — с трудом шевеля онемевшими губами, повторил Донгай.
По колонне вновь пронесся негромкий приказ об остановке.
Теперь воин откровенно улыбался.
— Иди…
Донгай опасался, что опять не сумеет отцепиться, на этот раз от стремени, но пальцы легко соскользнули с металла, и он нетвердым шагом пересек дорогу перед фыркающими мордами коней. Стараясь держаться подальше от их угрожающих зубов, он слишком прижался к передней шеренге, и последний конь хлестнул Донгая хвостом по лицу. От неожиданности юноша отпрянул и едва снова не растянулся в канаве. На этот раз в противоположной. Как ни странно, реакции со стороны всадников не последовало. Никто не рассмеялся, не отпустил какую-нибудь шуточку… ничего. Донгай невольно обернулся. На него смотрели сотни глаз всех ближайших воинов. Смотрели внимательно, словно оценивали каждое его движение. Но самым цепким и каким-то леденящим был взгляд того, первого всадника. Он так и остался сидеть, чуть наклонясь вперед, чтобы трое товарищей не мешали ему следить за Донгаем. Парень заставил себя выдержать этот жутковатый взгляд. Когда по колонне снова прошла волна начавшегося движения, воин опять улыбнулся — одними губами — и бросил:
— Через час приходи в лагерь. Найдешь эскадрон Ориона, спросишь темника…
— Я… — Донгай растерялся. В его планы не входило посещение какого-то там лагеря…
Лагеря?! Воины устроили в Гай Су свой лагерь! И его приглашали в этот лагерь прийти! Зачем? Да разве это важно?! Главное, пригласили именно его и не потому, что он старейшина городка или важный человек, а потому, что всадники признали в нем своего! Почти равного себе! Да, именно так! Они — уважающие мужество воины, а он, Донгай, вот только что проявил это самое мужество, и теперь его приглашают в лагерь. Он сможет увидеть, как они живут, эти люди, послушать их рассказы, проникнуться духом великой армии, стать ее частицей… пусть на время, пусть не настоящей частицей, а лишь ее отражением… Донгая охватила гордость. Такого замечательного расположения духа он не ощущал еще никогда. Он, простой ученик оружейника из маленького поселения на юге провинции Су, удостоится чести побывать в лагере воинов… Донгай задумался. Воинов… Чьих воинов? Су? Или другого государства? Хозяин часто отправлял обозы с оружием на север и запад, но там везде лежали земли сородичей. Южнее Гай Су простирались степи, а после Ойлена вовсе не было никаких поселений. Оставался восток, где лежала загадочная страна Горных Богов, но до нее было сто дней пути. Разве могли эти воины совершить сто дневных переходов без обозов? Впрочем, если всадники собираются устроить лагерь, значит, будут и обозы. Сейчас они, наверное, где-то там, в хвосте бесконечной колонны…
Да к чему все эти гадания? В лагере все и выяснится. Донгай был готов броситься следом за темником эскадрона Ориона, но воин пригласил прийти через час, а следовательно, нужно проявить терпение. Это тоже одно из качеств настоящего бойца. Так говорил хозяин, а уж он знал толк в военном деле. Недаром он ковал лучшее в Гай Су оружие. Хозяин! Если Донгай не отнесет Аргонту эти несчастные двадцать монет, хозяин может объявить ученика вором! Начинать ратную жизнь с позора было никак невозможно. Выполнить последнее поручение и навсегда забыть о Гай Су и прежней жизни. Если темник Ориона возьмет Донгая в седельщики или даже оруженосцы… Сердце сладко замерло… Если это случится, простой подмастерье из маленького городка станет настоящим человеком. Воином. О чем еще можно мечтать?
Да к чему все эти гадания? В лагере все и выяснится. Донгай был готов броситься следом за темником эскадрона Ориона, но воин пригласил прийти через час, а следовательно, нужно проявить терпение. Это тоже одно из качеств настоящего бойца. Так говорил хозяин, а уж он знал толк в военном деле. Недаром он ковал лучшее в Гай Су оружие. Хозяин! Если Донгай не отнесет Аргонту эти несчастные двадцать монет, хозяин может объявить ученика вором! Начинать ратную жизнь с позора было никак невозможно. Выполнить последнее поручение и навсегда забыть о Гай Су и прежней жизни. Если темник Ориона возьмет Донгая в седельщики или даже оруженосцы… Сердце сладко замерло… Если это случится, простой подмастерье из маленького городка станет настоящим человеком. Воином. О чем еще можно мечтать?
— Неблагодарный щенок! — раздался из боковой улочки знакомый голос. — Ты решил украсть мои деньги?!
— Я? — Донгай обернулся и в полнейшем недоумении уставился на ковыляющего по переулку ростовщика Аргонта.
Длинные одежды пожилого барыги волочились по пыльной мостовой, а тяжелый посох отстукивал грозный ритм. Палку украшал тяжелый бронзовый набалдашник, которым не раз получали по спине нерадивые слуги богатея. Судя по их откликам, ничего приятного в этом не было. Донгай поежился.
— Разве хозяин не приказал тебе отнести долг?
— Я… да… я шел к вам, уважаемый, но меня задержали воины!
— Ты лживый воришка! Немедленно верни кошелек или отведаешь моего посоха!
Ростовщик гневно потряс палкой. Донгай неожиданно ощутил жгучее чувство обиды. Его еще никто не называл вором. Тем более обидно было слушать несправедливое обвинение из уст этого морщинистого чучела. Ему, уже почти воину могучей армии… этого… Ориона!
— Подавись своим золотом, скряга! — Парень швырнул кошель к ногам Аргонта.
— Что?! — Желтоватые глаза старика вылезли из орбит. — Ты смеешь проявлять непочтение?
Он остановился и направил на Донгая свой посох. Ученик оружейника похолодел. Про Аргонта давно ходила дурная молва. Поговаривали, что в стяжательском ремесле старику помогают потусторонние силы. А что, если старикашка и вправду дружен с демонами и его посох не простая палка с бронзовой дулей на конце, а магический жезл? Донгай невольно попятился.
Впрочем, ничего сверхъестественного не произошло. Гром среди ясного неба не грянул, и карающая молния из посоха не изверглась. По мановению Аргонта откуда-то сбоку выскочили трое молодчиков с тяжелыми мытарскими дубинками. Кто это такие, знал весь Гай Су. Во всяком случае, та часть горожан, которая хоть раз занимала деньги у ростовщика. Эти громилы приходили накануне срока расплаты и вежливо напоминали должнику о его обязательствах. При этом они красноречиво поигрывали дубинками и нехорошо ухмылялись. За это их не любили еще больше, чем настоящих мытарей — сборщиков налога в городскую казну.
Подручные Аргонта направились к Донгаю, и он наконец-то сообразил, что промедление может стоить ему сломанных ребер. А хворый седельщик темнику эскадрона Ориона наверняка без надобности. Придя к такому несложному выводу, ученик развернулся и побежал со всех ног в сторону трущоб Хитрой улицы. Там было где спрятаться, да так, что охрана Аргонта не найдет беглеца до конца времен.
Пробежав по лабиринтам спасительной улочки почти до пожарных конюшен, которые считались серединой Хитрой, Донгай перешел на быстрый шаг и оглянулся. Сначала ему показалось, что частнопрактикующие мытари отстали, но вскоре он услышал топот и убедился в обратном. Троица бежала не так быстро, но легко, без всяких признаков усталости. А еще вместо дубинок в их руках теперь поблескивали взведенные арбалеты. Маленькие, такие, что можно свободно укрыть под полой, но по силе боя вполне достаточные, чтобы убить не защищенного доспехами паренька.
Донгай на мгновение опешил. Ведь он отдал проклятые деньги, что еще было нужно от него Аргонту? Неужели одно нелестное слово стоило человеческой жизни? Да и слово-то пустячное! Подумаешь, назвал скрягой! Так ведь он скряга и есть. Ну, положим, пару ударов дубинкой за это отвесить вполне справедливо, но загнать обидчику между ребер арбалетный болт — это явный перебор! Или Аргонт решил припугнуть наглеца на будущее?
Один из бойцов поднял оружие, на ходу прицеливаясь Донгаю в грудь, и парень понял, что пугать его не будут. Скорее пугать собирались им, точнее, его подвешенным за ноги трупом. Пугать всех остальных недобросовестных должников.
Донгай заметался в просвете улицы, но сбить стрелка с толку ему не удалось. Тот держал прицел точно, будто блестящий наконечник и грудь жертвы связала туго натянутая нить. С достаточной силой малый арбалет бил шагов с десяти-пятнадцати, и до требуемой дистанции Аргонтовым подручным оставалось пробежать всего ничего. Ученик оружейника мысленно простился с радужными надеждами и прижался к потрескавшейся конюшенной стене.
— Идем! — Из подворотни соседнего дома вдруг вынырнула гибкая фигурка и ухватила Донгая за едва начавшую действовать руку.
— К ростовщику? — растерянно спросил парень.
Вопрос был глупый. Это Донгай понял, когда рассмотрел, кто его тянет в ответвление лабиринтов Хитрой. Еще два часа назад он пошел бы за этой девушкой куда угодно. А уж о том, чтобы сделать это, держа ее за руку, Донгай не мог и мечтать. Но теперь все изменилось. Даже если удастся убежать от мытарей, оставаться в Гай Су ученик больше не хотел. А значит… его чувства к этой завораживающей девушке, служанке из дома торговца специями Адиса, не имели права на существование. Донгай не хотел ее обманывать.
— Тебя уже огрели дубинкой? — Девушка снова дернула приятеля за рукав. — Идем же!
— Лавира… Что ты здесь делаешь? Тебе лучше, уйти. Здесь опасно.
— Не раскисай! — Девушка кивнула на приоткрытые ворота какой-то усадьбы. — Нам туда.
— Не ввязывайся в историю, Лавира, — заупрямился Донгай. — Эти парни не отстанут.
— А я что говорила? — Девушка усмехнулась, но тянуть Донгая за собой не прекратила. — Ноги, Волк!
— Ты рискуешь из-за меня? — не обращая внимания на странное обращение, спросил Донгай. — У тебя есть для этого причина?
— Не говори ерунды! — Девушка затянула его в низенькие двери.
Внутри здания было темно и почти так же пыльно, как на улице. Донгай сделал пару шагов и больно ударился плечом обо что-то железное…
— Анна! — вдруг посетило Волка просветление. — . Что это было?
— Первый эпизод, — пояснила проводница. — Будущий тиран Ориона знакомится со своим будущим генералом Донгаем. Мы с тобой выбрали удачное местечко, ты попал сразу на главную роль. Правда, насколько я помню, стычки с ростовщиком и его подручными в сценарии нет.
— А ты?
— По сценарию Лавира останется в Гай Су и погибнет в середине фильма, когда Донгай, уже став темником, будет вынужден штурмовать родной город… Но теперь это неважно. Мы пройдем под городком, развалинами крепости из шестого эпизода и выйдем наверх почти в конце фильма, в середине битвы двух тиранов. От поля сражения до окраины Черного города останется всего пять минут быстрым шагом.
— Это если нас не закрутит в карусели боя. — Волк усмехнулся.
— Сосредоточься, и все будет в порядке.
— Сосредоточиться? На чем?
— На том, что ты не Донгай, а в облике дерущихся с тобой врагов может оказаться кто угодно. Например, враг реальный, вооруженный не только мечом, булавой или арбалетом, но и лазерным излучателем. В формате фильма это могут быть колдуны или загадочные люди-змеи из армии тирана Цефея, которые по сценарию способны метать молнии и воскрешать павших, делая воинов бессмертными, покуда их не изрубят в куски или не кончится битва.
— Ты думаешь, ростовщик Аргонт и его бойцы… это спецагенты?
— Разве это не очевидно? Нам снова удалось уйти, оторваться, но если ты не будешь более внимательным, нить везения может оборваться.
— Нить везения… — с иронией повторил Володя. — Красиво. Я постараюсь. Хотя при таком отменном качестве фильма увидеть то, чего тебе не показывают, и в то же время не обращать внимания на основное действие очень непросто.
— Ты справишься. Иди за мной.
Подземелье игровой арены скрывало настолько много механических конструкций и приборов, что продвижение «под сценой», да еще на ощупь казалось просто неразрешимой задачей. Вокруг было полным-полно каких-то приборов, вовсю работали голографические и мыслепроекторы, щелкали и попискивали непонятные автоматы, гудели вентиляторы, срабатывали электромагниты…
А где-то там, наверху, сменяли друг друга города, пейзажи, сцены… И миллионы зрителей застыли в трансе, стараясь уловить все, что происходит на площади. Те же, кому посчастливилось войти в центральный круг и раствориться в потоке мысленного действа на главных ролях, еще и наслаждались тем, что стали марионетками, вынужденными думать репликами героев, жить их эмоциями и страстями. И эти люди, на малое время превратившись в подвластных сценарию кукол, лишившись индивидуальности и способности самостоятельно мыслить, были счастливы. Они оказались в роли «звезд», играющих героев картины. Такая удача была сродни автографу или снимку рядом с той самой «звездой», которую счастливчик «наполнял собой», бездумно лицедействуя под внушением киношного мыслетрека.