Когда раздались длинные гудки, Матвей, швырнув трубку, вдруг сильно схватил Анну за руку и, глядя ей прямо в глаза, неожиданно произнес изменившимся и каким-то вкрадчивым голосом:
– А хочешь, я сейчас же ударю себя бутылкой по голове? Она смотрела на него, ничего еще не понимая, а когда до нее дошло, ноздри ее затрепетали, и она снова, как много лет тому назад, почувствовала ворвавшийся в комнату вместе с запахами дождя и ветра аромат свободы… Она поняла смысл только что сделанного им предложения.
– Ты хочешь, – теперь уже и она перешла на это сближающее незнакомых людей и даже врагов “ты”, – ты хочешь, чтобы я ударила тебя бутылкой по голове? Сколько же ты просишь за то, чтобы дать мне возможность вернуться обратно?
– Немного. Совсем немного. Всего десять тысяч фунтов, в валюте, разумеется… И не в долларах, а именно в фунтах. Ты поедешь к себе и привезешь мне их. А встретимся мы через неделю здесь же, в три часа…
– Одиннадцатого? Но я не успею собрать столько денег, к тому же откуда возьмутся гарантии, что мое дело не будет возобновлено?
– Я отдам тебе папку с собранными нами документами в обмен на деньги.
Она смотрела на него и пыталась найти в его глазах хотя бы какой-нибудь проблеск интеллекта, но не находила. Она видела перед собой ИСПОЛНИТЕЛЯ. И как же она не поняла этого раньше? Ведь у него же лицо полного кретина!
Хотя нет, он даже красив, чрезмерно красив, но вот умом явно не отличается. Его кто-то нанял. Нанял для того, чтобы он сделал ей это вполне конкретное предложение. Ведь все тут – живые люди, которым хочется подержать в руках настоящие английские фунты. Все просто как день.
– Мне не нравится, когда меня принимают за дуру, – как можно спокойнее ответила она, поднимаясь с кресла и направляясь к прихожей. – У тебя нет и никогда не будет папки с теми документами, которые меня интересуют. В лучшем случае ты сделаешь с них ксерокопию, но ведь и я могу с таким же успехом принести тебе в сумочке ксерокопии фунтов стерлингов, и даже цветные…
– Ты привезешь деньги, и настоящие, а я отдам тебе настоящие документы. Иначе тебя найдут в океане с пробитой башкой, вот и все… Есть еще важная, на мой взгляд, для тебя информация: по просьбе моего руководства твоей компанией занимается Интерпол. И ты сможешь в этом убедиться, стоит тебе только вернуться домой… За твоим домом следят, машина запущена… Это не блеф, увы… – он развел руками.
– Тогда тем более, зачем ты предлагаешь мне какие-то вонючие документы, когда, по твоим словам, дело мое – труба?!.
От ее напускного спокойствия не осталось и следа. Ее било и колотило, она едва разжимала зубы, чтобы произнести слово. Что-то в ней надломилось…
– Мы В СИЛАХ ВСЕ ОСТАНОВИТЬ. Неужели ты думаешь, что все десять тысяч я возьму себе? Мне достанется в лучшем случае пять процентов. Так что – решай. Одно дело, когда тебя повяжут и передадут то, что ты награбила, государству, а другое дело, когда лишь незначительная часть твоих денежек попадет в карманы конкретных и вполне серьезных людей, которые потратили ох как много времени, прежде чем поймать тебя на этот крючок… И ты останешься на свободе! Ты же не маленькая девочка и прекрасно понимаешь, что даже с оставшимися деньгами ты сможешь ПОТЕРЯТЬСЯ в пространстве… Сейчас приедет человек, который не любит попусту тратить время. Для начала мы тебя повезем в баню, где с тобой попарятся наши друзья, которые всю жизнь мечтали о такой встрече.., тем более что некоторые из них были клиентами твоего “Норда”… Вот и представь, во что они превратят тебя.., ты просто не доживешь до утра!
Она содрогнулась, представив себе то, что ее ожидает в случае, если она сейчас же не даст согласие и не выберется из этой чертовой квартиры.
– Хорошо, я согласна. А теперь открой мне дверь, мне холодно, ты порвал мне чулки и все остальное…
– Для начала ты мне сделаешь вот так… – он причмокнул губами и принялся расстегивать свои брюки. Она ненавидела этот жест у мужчин. Расстегнуть брюки – это как зарядить оружие, чтобы потом убить, но предварительно унизить страхом, испугать, но потом-то все равно убить.
Но она понимала также, что стоит ей только отказаться делать эту мерзость, как то же самое ей придется делать другим мужчинам, о которых говорил Матвей… А так, если она подчинится, то уже через час или два будет на свободе. Она выберется отсюда, возьмет такси и поедет в гостиницу, где в первую очередь согреется в горячей ванне, а потом попросит горничную купить ей белье…
Он опустил ее на колени и положил свои руки ей наголову…
* * *Спустя полчаса она сидела в такси и широко раскрытыми глазами смотрела на проносящиеся за окнами черные дома и мокнущие под дождем деревья… Это была вечерняя Москва, сырая, холодная, кишащая такими вот подонками, как тот, что мучил ее целый день. Москва, пухнущая изнутри от зловонного смрада полуразложившегося человеческого месива, стонущего от боли и унижения…
Она вспомнила, как, поднимаясь с пола, корчась от боли и отвращения, спросила все-таки своего насильника о сестре, жива ли она и что это за история с ее похоронами, на что получила такой ответ, от которого долго не могла прийти в себя… Он сказал, что ни о какой сестре ему ничего не известно и тем более о ее смерти и похоронах.
– Но разве не вы меня вызвали сюда, вот по этому адресу? – Она непослушной рукой достала из кармашка жакета записку с адресом, который сообщил ей по телефону человек, назвавшийся мужем Милы, и протянула Матвею.
– Я не знаю, кто тебя сюда вызвал, но мы следили за тобой весь последний месяц, и адресок этот срисовал НАШ человек с этой твоей записочки… Кажется, так.
Его ответ был уже из категории абсурда, ведь, если ИХ человек и СРИСОВАЛ этот адрес, чтобы поймать ее, тогда становится непонятным, где же муж Милы, который и сообщил ей этот адрес. Но больше всего Анну мучил вопрос: КТО? Кто из ближайшего окружения предал ее, кто сообщил о том, что ее вызвали в Москву, кто ОТТУДА?..
"Неужели Гаэль?”
Глава 2
"Такси мчало меня к гостинице, и я понимала, что у меня нет ни единой минутки для того, чтобы заехать к Вику, а ведь эту нашу встречу я представляла себе много раз… Мой самолет вылетал в десять вечера, а потому у меня оставалось лишь часа полтора на то, чтобы привести себя в порядок, согреться, поужинать и позвонить Гаэлю, чтобы он меня встретил. Меня меньше всего волновал вопрос, как я стану ему объяснять свой столь поспешный и неожиданный приезд, поскольку голова была занята более серьезными вещами, такими, например, как предательство одного из моих подчиненных. Я не могла поверить в то, что это Гаэль, слишком уж подлым надо быть, чтобы подставлять человека, который так много для тебя сделал. Да и какой смысл было ему работать на них или на Интерпол, если мы с ним прокручивали операции, прибыль от которых исчислялась в последнее время прямо-таки астрономическими цифрами… Мы рисковали, это верно, но зато в нашей жизни был смысл – мы работали изо дня в день только на себя и, как все нормальные люди, строили планы на будущее. Мы, наконец, собирались жить вместе. И то, что я редко подпускала Гаэля к себе, вряд ли могло послужить причиной его предательства. Пресыщение еще никому не шло на пользу, и я, как могла, объяснила это ему в свое время. У него появились знакомые девушки, с которыми он проводил уик-энды, у меня – мужчины, с которыми я проводила ночи. Гаэль томился, и от сознания этого я любила его еще больше. Он копил свою страсть, свою нежность, чтобы однажды все эти чувства, достигнув пика, достались только мне и никому более, чтобы он в полной мере смог оценить ту восхитительную свежесть ощущений, без которых немыслим настоящий секс. И, как мне кажется, он понимал это…
Нет, это не Гаэль! Он слишком привязан ко мне, чтобы своими нежными руками упрятать меня за решетку. Он должен понимать, что не будет меня, не будет “MCAL” – этого финансового монстра, пустившего свои жирные метастазы по всему миру. Мы открыли свои филиалы в четырнадцати странах, и последний – в Эмиратах. Да никакая мировая идея не стоит краха империи, которую я создала своими руками. И даже не столько руками, сколько головой. В том мире, который я покинула три года назад, деньги не работали, они плесневели и гнили. И только на острове Мэн, на этой благодатной почве, я вырастила свои первые золотые всходы…
Поднимаясь в лифте на четырнадцатый этаж, где располагались мои апартаменты, я благодарила Бога за то, что Матвей не лишил меня кредитных карточек и что, пока я при них, моя жизнь находится вне опасности. Главное, чтобы ОНИ не перехватили меня по дороге в аэропорт…
И все равно я не могла тогда поверить в то, что со мной произошло на Солянке. Полумертвая от холода, боли и унижений, которым я только что подверглась, я несколько раз вполне серьезно пыталась проснуться, чтобы оказаться либо в самолете, либо, на худой конец, в гостинице, но ничего такого не происходило, и тело мое продолжало содрогаться под тоненьким костюмчиком…
И все равно я не могла тогда поверить в то, что со мной произошло на Солянке. Полумертвая от холода, боли и унижений, которым я только что подверглась, я несколько раз вполне серьезно пыталась проснуться, чтобы оказаться либо в самолете, либо, на худой конец, в гостинице, но ничего такого не происходило, и тело мое продолжало содрогаться под тоненьким костюмчиком…
На мое счастье, из обоих кранов шла вода: горячая и холодная. Я забралась в ванну и пустила горячую воду. Горничная, которую я вызвала по телефону, нашла меня в облаке пара и даже испугалась за мое сердце.
– У вас все лицо красное, вы не боитесь, что сваритесь?..
Я приоткрыла глаза и сквозь пелену пара увидела перед собой симпатичное создание в черном форменном платьице и белом переднике.
– Я долго стучала, но потом подумала, что вы в ванной комнате… Вам что-нибудь нужно?
– Записывайте… – и я продиктовала ей довольно внушительный список необходимых мне вещей. Если честно, то я, конечно же, забылась и поступила крайне неосмотрительно, взяв в дорогу лишь зубную щетку. Но я привыкла путешествовать налегке, поскольку в тех отелях Европы, где я останавливалась, у меня никогда не возникало проблем, где что взять или купить. Другое дело – Россия. Здесь, оказывается, с тебя могут в любой момент стащить чулки и разодрать белье…
Горничная, держа в руке список, смотрела на меня уже с большим интересом, чем прежде.
– Мне кажется, что вы забыли еще одну вещь, без которой вам придется довольно сложно… – произнесла она тоном человека, который знает, о чем говорит.
Я уставилась на нее, не скрывая своего удивления. Откуда ей знать, что мне может понадобиться в следующую минуту, и что она вообще имеет в виду?
– Вам нужен маленький дамский пистолет, – спокойно ответила она, глядя куда-то мимо меня. Я оглянулась и пожала плечами – я все еще не понимала ее.
– У вас такие шикарные бриллиантовые серьги, а вы ходите по улицам без оружия… Ведь вы же приехали сюда из Лондона и ничегошеньки не смыслите в НАШЕЙ жизни. Даже у меня есть пневматический пистолет, и им, между прочим, запросто можно уложить любого гада. Вы можете мне, конечно, не поверить, но у вас же лицо в ссадинах, а на шее какие-то пятна… На вас напали, и вы не хотите обращаться в милицию – себе дороже, ведь так?
– Приблизительно… Да, конечно, напали.., в метро… Но у меня скоро самолет, поэтому нет смысла куда-то обращаться…
– И что же они от вас хотели? Серьги-то на месте.
– Они не успели, – врала я, чувствуя, что сердце мое готово выпрыгнуть из груди, до того я распарилась. И тут мне по-настоящему стало дурно: я подумала, что она тоже имеет какое-то отношение к Матвею. А почему бы и нет? ФСБ – организация на редкость серьезная, в ней тысячи агентов, которые, как тараканы, готовы упасть вам на голову в любую минуту, и никакого дуста не хватит…
– Как вас зовут? – спросила я, делая попытку выбраться из ванны, и, придерживаясь за скользкую стену, потянулась за полотенцем.
– Наташа.
– Наташа, у меня очень мало времени, поэтому прошу вас поторопиться и принести мне все, о чем мы договорились… Деньги у меня в сумочке…
Я с трудом доползла, придерживаемая Наташей, до спальни, где лежали сваленные на пол вещи, и достала сумку.
– Вот деньги… И выключи, пожалуйста, свет… Когда Наташа ушла, я забралась в постель и укрылась одеялом. Меня знобило, захотелось выпить, и я, в темноте дотянувшись до телефона, заказала ужин в номер.
И в это самое мгновение, едва я положила трубку, дверь номера отворилась, и я увидела свою сестру. Милу. Она была совсем прозрачной. В спальне было темно, и только голубоватый призрачный свет, льющийся из окна, позволял различать очертания предметов…
– Ну, здравствуй, сестренка… – Она остановилась в двух шагах от кровати, на которой я лежала, и протянула ко мне руки. – Вот ты и приехала… А я уж думала, что никогда не свидимся…
Голос ее немного дрожал и звучал несколько неестественно, гулко и в то же время едва слышно.
– Мила? – Я судорожным движением натянула одеяло до подбородка и вся сжалась. Я понимала, что вижу перед собой если не привидение, то, во всяком случае, проекцию своего недремлющего подсознания, которое в течение вот уже двух дней цепко держало в своей памяти образ Милы. Живой или мертвой. Она немного изменилась, даже похорошела. Волосы у нее отросли и блестели на плечах, словно полиэтилен.
– Как поживает Вик? Ты заезжала к нему? Ты проведала его?
Мила всегда пользовалась одними и теми же духами, дешевыми, с карамельным запахом, и назывались они смешно – “Соло”. Вот и сейчас в гостиничном номере сильно запахло этими духами. Я резко включила свет – привидение исчезло. А запах остался.
В дверь постучали, и я тихо отозвалась. Тотчас в проеме показался черный силуэт, постепенно на глазах превращающийся в молодого человека, вкатывающего в комнату столик на колесах. Ужин прибыл.
Накинув на себя халат, я вышла из спальни, доплелась до кресла в гостиной и рухнула в него. Сил у меня уже почти не оставалось.
Я поблагодарила парня кивком головы, дала ему доллар и попросила зажечь верхний свет.
– У вас здесь водятся привидения? – спросила я, все еще не переставая щуриться от яркого света.
– Водятся, у нас здесь и домовые водятся…
– Хорошая гостиница, основательная. В плохих гостиницах домовые не водятся, они там завшивеют и умрут с голоду… – поддержала я его болтовню. – От вас пахнет женскими духами…
– Хорошо пахнет? – как-то уж совсем по-свойски спросил он полушепотом, почти интимно, словно он надушился специально для меня и теперь ждал моей реакции.
– Не очень-то… Как называются духи? Что-то до боли знакомое…
– “Соло”.
Я молча смотрела, как юноша сервирует стол, открывает сверкающие серебряные крышечки с блюд, нарезает мясо, наливает вино. Этот идиот, облившийся духами моей покойной сестры”.
* * *Гаэль встретил ее в аэропорту и, не в силах больше терпеть эту внешнюю холодность, сжал Анну в своих объятиях.
– Когда ты мне позвонила, я чуть с ума не сошел от радости… Ты опоздала? Твою сестру похоронили без тебя, и ты решила вернуться домой? Послушай, я.., у меня здесь новости, не очень хорошие, правда, но, быть может, виной этому только моя мнительность и ничего больше…
Они сели в машину, и Гаэль, нервничая, чуть не врезался в стоящее слева такси.
– Ты какая-то не такая… Что с тобой? – держа одной рукой руль, другой он обнял ее и даже нашел несколько секунд для того, чтобы прижаться щекой к ее плечу. – Ты уехала в черном костюме, а возвращаешься во всем белом… Откуда у тебя этот плащ? Эти брюки?
– Пожалуйста, Гаэль, не спрашивай меня ни о чем… Я не в настроении… – Анна сидела, выпрямившись, как застывшая кукла, и Гаэль не мог видеть ее глаз, спрятанных за стеклами темных очков.
– Что-нибудь случилось?
– Да. На меня напали бандиты в метро, шестеро, и все по очереди изнасиловали, прямо возле Красной площади…
– Ну у тебя и шуточки…
– А если серьезно, то дела мои плохи. И если ты работаешь на НИХ, то давай сразу же обсудим уже ТВОИ условия… Ты знаешь, деньги у меня есть, так что не стесняйся, назначай свою цену… – Она с тихого истеричного шепота постепенно перешла на нервные вскрики, еще мгновение, и Гаэль услышал, что она рыдает, уткнувшись ему в плечо, в голос, как никогда… Так выражает свои чувства человек, у которого уже ничего в жизни не осталось, кроме права разрыдаться на чьем-нибудь плече…
Никогда еще дорога не казалась ему столь долгой и утомительной. Никогда еще никто так не рыдал на его плече, доверительно склонив голову ему на грудь, почти заслоняя все видимое пространство; и он в конце концов сдался, остановил машину и принялся успокаивать закатывающуюся в истерике Анну.
– Ну все, ты уже почти дома… Все будет хорошо… Что случилось, Энн?
По-английски ее имя звучало как “Энн”, и она от этого нежного “Энн” начала потихоньку приходить в себя и принялась сбивчиво рассказывать Гаэлю о своей встрече с Матвеем, о его грубом к ней отношении, не признаваясь, единственно, в изнасиловании… Из ее рассказа выходило, что она приехала по указанному адресу, но вместо мужа Милы там оказался работник ФСБ по имени Матвей, который сначала избил ее, а потом предложил ей выкупить все собранные его организацией документы, подтверждающие ее преступную деятельность как на территории России, так и в других странах.
– Значит, мне это не показалось… – произнес, побледнев, Гаэль и тяжело вздохнул. – Я говорил тебе, что пора остановиться и сменить место жительства. Нет, ты прикипела к этому острову… Я ведь уже нашел квартиру в Цюрихе, помнишь, я звонил тебе оттуда и спрашивал тебя о задатке?..
– Послушай, – Анна достала носовой платок и высморкалась, растрепанные рыжеватые волосы делали ее сейчас похожей на подростка, заплаканного и обиженного на весь свет, – у нас все документы в полном порядке. Мы развиваемся, а разве это возбраняется законом? Вся наша работа вот уже полтора года как стала прозрачной и доступной для всех и вся; кому я помешала? Мы с тобой заплатили дорогую цену за этот покой, я уже сбилась со счета.., кому мы только не перечисляли деньги, кого только не подкупали… Пора бы оставить нас в покое.