Когда она произнесла заклинание, ударил гром, вокруг ее лачуги засверкали молнии, запахло паленой серой. Но явившийся ей дух был по-своему красив, ведь вступивший на порочный путь всегда видит в пороке красоту.
— Привет тебе, имеющий множество имен, Князь Тьмы, Гений Зла! — пав ниц, вскричала ведьма. — Исполни мое желание, и я уплачу тебе обычную цену.
Тот, к кому она обращалась, проговорил тихим, медленным, терпеливым голосом:
— Ты далеко зашла по пути, ведущему в мои владения, но пока что ты не моя. Милосердие Того, что на небесах, безгранично. Ты окончательно погубишь свою душу лишь тогда, когда сама отвергнешь Его прощение.
— На что мне прощение? Разве оно поможет отомстить убийце моих сыновей? Я готова отдать тебе душу, если ты предашь врагов в мои руки.
— Этого я сделать не могу. Зато я в силах доставить тебе средство самой заманить их в ловушку. Но, чтобы справиться с этим делом, ты должна превзойти их хитроумием.
— Я справлюсь.
— Но подумай, разве ты не отомстила уже Орму? Ведь благодаря тебе вместо своего сына-первенца он взрастил усилка, который, скорее всего, принесет ему в будущем немало горя и бед.
— Но ормов истинный первенец поживает себе, припеваючи, в Альфхейме, подрастают и другие дети. Я же желаю истребить все его проклятое семя, как он истребил мое. Старые боги тут мне не помощники. Он, чье имя я лучше не стану произносить, тоже. Помоги же мне хоть ты.
Гость устремил на нее долгий, холодный, как зимняя ночь, взор. В глазах его, казалось, мерцали крошечные язычки пламени.
— Как тебе, наверное, ведомо, боги уже занялись этим делом, — тихо промолвил он голосом, похожим на шелест листьев на ветру. — Один, провидящий судьбы людей, никогда не торопится, но, в конце концов, задуманное им исполняется. И все равно я не откажу тебе в помощи. Я дам тебе власть и знание, и ты станешь великой ведьмой. Потом я подскажу тебе, как нанести удар. Все должно удасться, если только твои противники не окажутся мудрее, чем тебе мнится.
— В мире существуют три силы, неподвластные ни богам, ни демонам, ни людям, как бы могучи они ни были и каким бы магическим знанием ни обладали. Это Белый Христос, Время и Любовь.
— От первой из этих сил ты можешь ждать лишь помехи в исполнении своих желаний, поэтому надо позаботиться о том, чтобы ни Он, ни его служители не вмешались в борьбу. Тут следует помнить о том, что Небо не стремится овладеть волей людей и заставить их поступать как угодно Ему, а дозволяет им поступать по своей воле. Даже чудеса творятся затем, чтобы дать человеку возможность полнее проявить себя.
— Вторая сила, у которой даже больше имен, чем у меня — судьба, фатум, рок, вирд, Норны, необходимость, брахман, — всех не перечтешь, не поможет тебе, поскольку не услышит твоей просьбы — она вообще ничего не слышит. Тебе не дано понять, как она может существовать одновременно со свободой воли, о которой я говорил, как не дано тебе постичь и тайну сосуществования старых богов и нового. Но, чтобы научиться творить могучие чары, ты должна непрестанно думать над этим, пока до самых глубин своего естества не проникнешься мыслью о том, что истина способна принимать множество форм, столько же, сколько существует умов, пытающихся ее постичь.
— Третья же из Великих Сил принадлежит к миру смертных, она способна как помочь, так и навредить, и вот ее-то тебе надлежит использовать.
Произнеся известную клятву, ведьма узнала от своего гостя, где и как получить необходимое ей знание. На сем их беседа и закончилась.
Впрочем, не совсем. Когда ее недавний собеседник вышел из хижины, она посмотрела ему вслед и увидела, что он уже совсем не тот, что был, когда говорил с ней. Уходящий от нее кутался в плащ, в руке держал копье и, похоже, был крив на один глаз: точно разглядеть было трудно из-за того, что на голове у него вдруг оказалась широкополая шляпа. Старуха содрогнулась: в былые времена ей случалось слышать о существе, которое любит менять обличил, странствуя по земле, причем всегда говорилось именно о его коварстве и вероломстве. Но вот гость исчез в темноте. Может быть, ей только почудилось? Может быть, свет звезд сыграл с ней злую шутку? Она не стала долго думать об этом: все ее помыслы были заняты лишь понесенной утратой и страстным желанием отомстить.
Имриков усилок хоть и оказался не в меру злобен и горласт, в остальном в точности походил на похищенного младенца, и, хотя Эльфрида дивилась порой странному поведению своего сынка, ей и в голову не приходило, что ребенка подменили. Она окрестила младенца, дав ему имя Валгард, как того хотел Орм. Она играла с ребенком, пела ему песенки, и ее материнское сердце радовалось. Вот только кормить его было одно мучение: он то и дело больно прикусывал ей грудь.
Орм обрадовался, когда, вернувшись домой, увидел, какой у него крепенький, здоровый сын. — Быть ему великим воином, — вскричал викинг. — Такому и с оружием управиться нипочем, и с конем, и с драккаром. — Он оглядел двор. — А куда подевались собаки? Где мой верный Грам?
— Грама больше нет, — ровным голосом проговорила Эльфрида. — Он бросился на Валгарда, хотел его разорвать. Я приказала убить сбесившегося пса. Другим псам наука пошла впрок. Когда я выношу ребенка на двор, они только рычат и прячутся куда-то.
— Странно, — сказал Орм. — У нас в семье все отлично ладят с собаками и лошадьми.
Но по мере того, как Валгард подрастал, стало ясно, что животные испытывают к нему неприязнь: завидев его, коровы разбегались в разные стороны, кони храпели и пятились, кошки фыркали и мигом забирались на дерево. Еще совсем маленьким ему пришлось научиться владению копьем, чтобы отбиваться от собак. У самого мальчика животные также не вызывали никаких добрых чувств: он, ругаясь на чем свет стоит, пинал их ногами, а когда вырос, пристрастился к охоте.
Был он замкнут и молчалив, непослушен и горазд на всякие дикие выходки. Рабы ненавидели его: в обращении с ними в полную меру проявился его зловредный нрав и тяга к всевозможным жестоким шуткам. Как ни боролась с этим Эльфрида, всякая любовь к Валгарду в ней постепенно угасла.
Орм же, напротив, был очень привязан к нему, хотя они и не всегда ладили. Когда ему случалось по-отцовски «поучить» мальчика, тот молча, не вскрикнув даже, принимал любой силы оплеуху. А когда во время урока боя на мечах ормов клинок летел вниз, готовый, казалось, раскроить Валгарду череп, тот и глазом не моргнул. Валгард вырос сильным, быстрым в движениях и легко научился управляться с оружием, как будто был создан для этого. Настоящих друзей у него не было, но зато немало нашлось таких, что признавали его своим вожаком.
Эльфрида родила Орму и других детей. У них было еще двое сыновей, рыжеволосый Кетиль и смуглый Асмунд, очень способные мальчики, и две дочери, белокурая Асгерд и Фрида, с годами все больше походившая на мать. Все они были дети как дети: то веселились, то горевали, когда были маленькие, играли подле матери, а как подросли, родительский двор стал им тесен. Их Эльфрида любила неизменной материнской любовью, за них все время болело ее сердце. Орму они тоже были по нраву, но его любимцем оставался Валгард.
Достигнув порога возмужания, Валгард по-прежнему отличался каким-то странным ко всему равнодушием и крайним немногословием. Внешне он был совершенно похож на Скафлока, разве что волосы у него были чуть темнее, кожа белее, а взгляд жесток и несколько туповат. Вечно угрюмый и недовольный, он улыбался лишь тогда, когда удавалось пустить кому-нибудь кровь или доставить боль каким-нибудь иным способом, и даже тогда это была не улыбка вовсе, а какой-то звериный оскал. Будучи гораздо выше ростом и сильнее, чем другие парни его возраста, он не желал их дружбы, а хотел лишь верховодить и не раз подбивал их всем скопом творить всяческие безобразия. В хозяйстве он совсем не помогал (изо всех видов работы ему нравился только забой скота) и часто по долгу бродил где-то в одиночку.
Орм так и не собрался поставить церковь, как когда-то хотел. Но когда церковь все же была построена (на деньги, собранные окрестными крестьянами), он не стал запрещать своим домочадцам ходить к мессе. Эльфрида позвала священника поговорить с Валгардом. Но в ответ на увещевания мальчишка рассмеялся ему прямо в лицо. — Я не стану кланяться вашему богу, потому что это не бог, а слюнтяй какой-то, — заявил он. — И другим богам я тоже не собираюсь молиться. Если просить богов о помощи и впрямь дело стоящее, в жертвах, что отец приносит асам, должно быть куда больше проку, чем в молитвах, с которыми вы пристаете к этому вашему Христу. Если бы я был богом, то, наверное, прельстился бы кровавой жертвой и послал жертвующему удачу, а скрягу, который кроме сладких, как патока, молитв и дать-то ничего не желает, втоптал бы в грязь — вот так! — И с силой наступил священнику на ногу кованым башмаком.
Узнав об этой его выходке, Орм расхохотался, Эльфрида же заплакала — но она была не в счет. Так что священник даже не услышал извинений за понесенную обиду.
Больше всего Валгард любил ночь. Ему часто не спалось, и тогда он потихоньку выбирался из дома. Он мог до самого рассвета волком рыскать по округе, его гнала вперед и вперед какая-то лунная магия, таившаяся у него в голове. Он сам не знал, чего хочет, не мог найти объяснения постоянно обуревавшей его тоске, которая покидала его лишь тогда, когда он убивал, калечил, губил. В эти мгновения он только и мог ощутить радость. Он весело смеялся, а троллья кровь билась у него в висках.
Пришло время, и он стал заглядываться на работающих в поле девушек, у которых платья липли к мокрым от пота телам. У него появилось новое увлечение. Сильный, видный собой парень, к тому же весьма бойкий на язык (в случае нужды он вовсю применял унаследованный от отца-эльфа дар красноречия), Валгард умел добиться своего. Пришлось Орму не раз и не два платить соседям пени за «попорченных» рабынь да дочек.
Это-то бы еще ничего, но вот однажды Валгард повздорил на пирушке с Олавом сыном Сигмунда и убил его. Орм уплатил виру, и дело было улажено, но с той поры он понял, что его старший сын может натворить такого, что всей семье не поздоровиться. В последние годы старый викинг все чаще оставался дома, а когда и ходил в море, то лишь мирным купцом. Но тем летом он отправился в викингский поход и взял с собой Валгарда.
Поначалу парень очень хорошо показал себя в деле, заслужив уважение дружины своей отчаянной смелостью в бою и мастерским владением оружием, хотя многим и не нравилось, что он безо всякого смысла убивает безоружных. Но потом на Валгарда стали накатывать приступы неистовства: перед боем у него вдруг начинались судороги, изо рта шла пена, он принимался грызть край своего щита, а потом с диким воем бросался в битву. Его окровавленный меч мелькал в воздухе так стремительно, что глазу невозможно было уследить, он не ощущал боли от ран, а вид его искаженного лица порой настолько ошеломлял противника, что тот падал под ударом валгардова меча, не успев даже поднять оружие. Когда приступ проходил, Валгард какое-то время ощущал слабость во всех членах, но к тому времени он успевал нагромоздить прямо-таки горы трупов.
Пойти в дружину к берсерку — дело на большого любителя, никому, кроме самых отпетых головорезов, такое и в голову не придет. Впрочем, Валгарду только самые отпетые и были нужны. С той поры он каждое лето ходил на викингский промысел, с отцом ли или без него. Больше без него, поскольку Орм вскоре навсегда оставил это дело. К тому времени как Валгард достиг полного возмужания, его именем было уже впору детей пугать. Помимо дурной славы, добыл он в тех походах и золото, чтобы прикупить еще драккаров. Он значительно увеличил свою дружину, причем набрал такого сброда, что Орм запретил ему высаживать свое воинство на берег вблизи усадьбы.
Другие дети в семье пользовались, можно сказать, всеобщей любовью. Кетиль пошел в отца: веселый здоровяк, он был горазд и подраться, и побалагурить, а когда вошел в возраст, стал мореходом. Но на викингский промысел он ходил лишь однажды. Тогда они вдрызг разругались с Валгардом, и после этого он уже плавал сам по себе, мирным купцом. Асмунд, худощавый, спокойного нрава парень, не любил рати, хотя и отлично стрелял из лука. С годами он все больше брал на себя управление хозяйством. Асгерд стала премиленькой, хотя и несколько крупноватой, девицей с голубыми глазами, золотистыми волосами и сильными прохладными руками. Фрида еще не достигла взрослости, но было ясно, что в ней суждено повториться красоте ее матери.
Так обстояли дела в то время, когда ведьма решила, что пора, наконец, захлопнуть поставленную ею ловушку.
ГЛАВА VII
Однажды, ненастным осенним днем, когда в студеном воздухе пахло дождем, а листья на деревьях окрасились в золотые, медные и бронзовые тона, Кетиль с несколькими друзьями отправились верхами на охоту. Не успели они как следует углубиться в лес, как увидели громадного, редкой красоты белого оленя. Они даже глазам своим не поверили.
— Ух-ты! Дичина прямо королевская! — вскричал Кетиль, пришпоривая коня, и помчался вслед за убегающим зверем, по камням и буеракам, перескакивая через бурелом, продираясь сквозь кусты, взметая в воздух целые охапки осенних листьев, так что ветер свистел в ушах. Вначале летящие навстречу древесные стволы были еще видны, потом все слилось в одном каком-то мелькании. Как ни странно, собаки отчего-то не рвались преследовать дичь, и, хотя конь у Кетиля был не из лучших, он вскоре далеко обогнал всю остальную охоту.
Белый олень все скакал впереди, его ветвистые рога четко вырисовывались на фоне неба. Сквозь голые ветви начал падать холодный дождь, но Кетиль почти не заметил этого: слишком велик был азарт погони. Не заметил он ни сколько времени прошло, ни сколько миль он проскакал, все казалось неважным, кроме одного: стремления настичь желанную добычу.
Наконец на небольшой полянке ему почти удалось поравняться с оленем. Уже темнело, и тот был едва различим, но охотник все равно прицелился и метнул дротик в белевшего на фоне деревьев зверя. Вдруг, в тот самый миг, олень стал уменьшаться, потом совершенно исчез, а на его месте оказалась крыса, которая тут же юркнула в опавшую листву.
Кетиль понял, что обогнал своих товарищей и заблудился. Вечерело, в лесу гулял пронзительно-холодный ветер. Конь дрожал от усталости, и не удивительно: в пылу погони они оказались в совершенно незнакомой Кетилю части леса, а значит, забрались далеко на запад от ормовой усадьбы. Странно, что, столько проскакав, конь вообще не упал, загнанный. Кетиль вдруг осознал всю жутковатую странность происшедшего, и по спине у него пробежал неприятный холодок.
И вдруг он заметил на краю поляны, под огромным дубом небольшой домик. Ему стало любопытно, кто это мог поселиться в такой глуши и чем они жили. Видно не крестьянским трудом, ведь земля подле дома была не возделана. Но, кто бы они ни были, хозяева этого деревянного домика с аккуратной соломенной крышей, верно, не откажут в ночлеге ему и его коню. Сквозь окна был виден свет, наверное, от огня в очаге. Он спешился, подобрал свой дротик и постучал в дверь.
Когда она отворилась, Кетиль увидел хорошо обставленную комнату, а за ней пустое стоило. Но стоило ему увидеть открывшую дверь женщину, как он уже не мог смотреть ни на что другое. Сердце его забилось так, как будто хотело вырваться прочь из груди. Так рвется на волю из клетки пойманная в силки дикая кошка.
Незнакомка была высока ростом, а облегающее, с большим вырезом на груди платье любовно подчеркивало каждую округлость ее роскошного тела. Темные распущенные волосы длиной ей до колен тяжелой волной ниспадали на плечи, обрамляя лицо, чей овал был совершенен, а цвет напоминал морскую пену. Полные губы красны, как кровь, нос точеный, ресницы длиннющие, брови красиво изогнуты. Но прекраснее всего были ее глаза, бездонные, зеленые, с золотистыми бликами. Они заглянули, казалось, в самую душу Кетиля. Потрясенный, он не мог понять, как это прежде никогда не задумывался о том, как может глядеть женщина.
— Ты кто? — спросила незнакомка тихим мелодичным голосом. — И чего ты хочешь?
У Кетиля отчего-то вдруг пересохло во рту, а в висках застучало так, что он ничего не слышал. Но он сумел-таки проговорить:
— Меня зовут Кетиль сын Орма. Я заблудился во время охоты. Хотел вот попросить ночлега для коня… Ну и для себя самого тоже.
— Добро пожаловать, Кетиль сын Орма, — проворковала она с улыбкой, от которой у него чуть сердце не выскочило из груди. — Сюда редко кто заходит, и я всегда рада гостям.
— Ты живешь одна?
— Вообще-то одна. А сейчас с тобой. — Она рассмеялась, и Кетиль, не сдерживаясь более, заключил ее в свои объятия.
Орм послал людей расспросить всех соседей, но никто не знал, куда подевался его сын. Прошло три дня с тех пор, как Кетиль пропал, и старик был убежден, что с ним случилось что-то неладное. — Может, он сломал ногу или повстречал разбойников, да мало ли что, — сказал он. — Асмунд, завтра мы отправляемся на поиски.
Валгард сидел, развалившись на скамье с рогом браги в руке. Он только два дня как возвратился из летнего похода. Как разместил драккары и дружину в купленной им усадьбе, неподалеку от ормовой, пришел пожить немного дома, больше потому, что там хорошо кормили-поили, нежели от желания повидать родню. Свет огня в очаге окрасил его угрюмую физиономию в кроваво-красный цвет. — Почему ты говоришь это одному Асмунду? — спросил он. — Я ведь тоже здесь. Вот он я.
— Мне казалось, что между вами с Кетилем нет особой любви, — ответил Орм.
Валгард ухмыльнулся и залпом осушил рог. — Так оно и есть. Но я все равно пойду искать его, и, надеюсь, именно мне удастся найти братца и привести его домой. Тогда он будет обязан мне жизнью, а для него это что кость в горле.