– А дрожжи?
– Нет!!!
– Ну, молодцы. И молочка налили?
– Да!
– Потом на одиннадцать рычажок повернули?
– Да!!!
– Ай, какие умницы, – захихикала я. – У вас обязательно бы получились великолепные сдобные пышки, жаль только, что вы сделали одну крохотную, но роковую ошибку.
– Какую? – завопили девочки, подпрыгивая от нетерпения. – Какую?
– Сущую ерунду. Заложили все не в хлебопечку, а в стиральную машину. «Пекарня» находится слева от плиты, а «прачка» справа.
– Ага! – завопила Маша Гаврюшина. – Говорила же вам, дурам, не так что-то! Ну зачем хлебопечке столько воды набирать, а вы: «Молчи в тряпочку, это она тесто замешивает!»
– Подумаешь, – приободрила я их. – Начните по новой, только больше ничего не перепутайте. Вон тот ящик с кнопками – телевизор, а если задумаете жарить яичницу, не выливайте яйца на эту гладкую штуку, потому что это утюг.
– Ладно тебе, – отмахнулась Лиза, – мы все-таки не полные идиотки.
С этими словами она схватилась за пакет с мукой. Я пошла к выходу. Если ничего не произойдет, к ужину я получу булочку.
Издательство прислало роскошную сверкающую иномарку с предупредительным, если не сказать настырным, шофером. За пять минут водитель поинтересовался, не холодно ли мне, не душно, включить ли музыку, какие песни предпочитаю, ехать быстрее или медленнее… Короче говоря, довел своей заботой почти до бессознательного состояния. Чтобы прервать поток вопросов, я поинтересовалась:
– Трудно управлять машиной?
– Этой нет, – охотно ответил парень. – Автоматическая коробка передач, всего две педали. Рычажком щелкнул и поехал, знай себе руль крути да тормози.
– А как тормозить?
– Просто, – засмеялся водитель и нажал безукоризненно вычищенным ботинком на педаль. – Всех делов.
– Надо же! – восхитилась я. – И поворачивать легко?
– Проще некуда, руль повернуть.
Так, болтая о способах управления автомобилем, мы добрались до небольшого особняка в центре города. Меня привели в роскошный кабинет с дорогой мебелью и снова окружили заботой и вниманием.
– Рад, просто счастлив с вами познакомиться, – потирал руки Михаил Галин, большой толстый мужик с упругим животом любителя пива.
Поток любезностей прервала тоненькая девушка с надменным лицом. В руках красавица держала подносик с крохотными чашечками.
– Прошу, – улыбался Миша, – кофе со сливками.
Потом, очевидно, посчитав программу знакомства исчерпанной, он сказал:
– Дорогая Евлампия, наше издательство оказалось просто в ужасающем положении, и вы единственный человек, который может помочь!
– Да? – изумилась я. – Только не говорите, что хотите заказать мне роман. Честно говоря, я не могу двух слов связать, даже письма с трудом кропаю, максимум, на что способна, – написать записку типа: «Обед на плите» – понимаете?
Михаил звонко расхохотался:
– Ну, насмешили. Хотя почему вы не хотите попробовать? Вдруг да получится?
– Нет-нет, ни за что. Почему вообще вы решили ко мне обратиться?
Он сразу стал серьезным:
– Понимаете, мы открыли для публики Кондрата Разумова и с тех пор печатали все его произведения. Кондрат был удивительный труженик, каждые два месяца появлялся с новой рукописью. Более того, даже став известным, популярным, маститым, он не загордился. Знаете, как бывает, выпустит автор одну книжонку, и все – гений, начинает права качать, запредельный гонорар требует, на любую маломальскую правку обижается, кричит: «Это мое авторское слово». А Кондрат всегда внимательно прислушивался к замечаниям, не предъявлял претензий к художественному оформлению, соглашался на смену названий. Его тут все любили. Кстати, он всегда с презентами появлялся. Девочкам букеты, коробочки конфет, даже в корректуру торт приносил, а уж о корректорах-то никто никогда не заботится. Получит свои бесплатные десять авторских экземпляров и всем подпишет. Очень приятный, интеллигентный человек, у нас прямо траур был, когда узнали о его кончине.
Я молча ждала, пока хитрый редактор доберется до сути.
– У нас существует такая практика, – откровенничал он. – Ведущим авторам мы выплачиваем часть гонорара вперед, за еще даже не написанные произведения, понимаете?
Чего же непонятного. Боятся, что пользующегося успехом писателя переманят другие издательства, вот и привязывают к себе всеми возможными способами.
– Кондрат писал одновременно несколько вещей, – как ни в чем не бывало продолжал дальше Михаил. – У него порой сразу по три-четыре детектива были в работе.
– Вот это да! – удивилась я. – И он не путался?
Галин покачал головой:
– Я сам удивлялся, а Кондрат объяснял: «Ну пришел в голову еще один замысел!» На момент его смерти мы оплатили ему как раз пять рукописей. Вот, смотрите.
И он протянул мне бумагу. Я пробежала взглядом по строчкам: ЗАО «Издательство «Фила-Пресс» в лице ведущего редактора Галина Михаила Львовича, действующего на основании доверенности от 05.01.2000 г., именуемое в дальнейшем «Издательство», с одной стороны, и Разумов Константин Федорович (псевдоним Кондрат Разумов), именуемый в дальнейшем «Автор», с другой стороны, заключили настоящий договор о нижеследующем…»
– Я не знала, что его зовут Константин, – протянула я.
– Да он последние десять лет иначе, как Кондрат, и не представлялся, – отмахнулся Галин. – Ну прочитали?
– И что? Вы теперь хотите забрать у Лены аванс?
– Ни боже мой, – замахал руками Михаил. – Мы хотим иметь рукопись романа «Загон с гиенами», а потом и других… И вы уж помогите нам, за соответствующее вознаграждение.
– Ничего не понимаю, – честно призналась я. – Где я возьму книги?
– Да в компьютере у Кондрата, – терпеливо разъяснил редактор. – Они там точно есть. Поищите, распечатайте и нам звякните. А мы, как только их получим, сразу заплатим вам, как литературному агенту, идет?
– И сколько же? – полюбопытствовала я.
– Десять тысяч рублей, – быстро произнес он.
Я обалдело закрутила головой – такую огромную сумму только за то, что я влезу в компьютер?
Но Михаил, очевидно, принял мое молчание за недовольство, потому что быстро добавил:
– Хорошо, пятнадцать.
Я продолжала соображать, что делать.
– Ладно, – вздохнул редактор, – двадцать, но, ей-богу, больше не могу, последнее слово.
Ко мне наконец вернулся дар речи, и я тихо пробормотала:
– Но вдруг она недоделана…
– Ерунда, – оживился Галин, – допишем, почистим, исправим, только найдите.
– Почему бы вам не подождать возвращения Елены Михайловны? – спросила я.
Собеседник запнулся, но потом быстро пояснил:
– «Загон с гиенами» уже разрекламирован, прошли анонсы в газетах, журналах и на телевидении, рынок ждет. Если в ближайшее время мы не выбросим роман на прилавки, считайте, что потратились зря на рекламу. Давайте так, сейчас я вручу вам десять тысяч, а вторую часть в понедельник, когда принесете книгу. Наверное, вам хватит выходных, чтобы разобраться?
С этими словами он открыл ящик письменного стола и выложил передо мной пачку розовых сторублевых купюр, перехваченных зеленой резинкой.
Я нежадный человек, но очень люблю хорошо зарабатывать. К тому же собственных средств у меня на сегодняшний день кот наплакал. Впрочем, я могу залезть в сейф и распоряжаться той суммой, которая лежит в нем, мне дано такое право. Но! Но это чужие деньги, и я не стану тратить их, как свои. Я записываю все хозяйственные расходы, считаю каждую копейку, как бухгалтер-зануда. Ведь если Лена останется в тюрьме и начнет отбывать, скорей всего, немаленький срок, то сумма, лежащая за картиной, принадлежит Лизе, и, очевидно, это все деньги, которыми девочка будет располагать. Правда, я до сих пор еще не влезла в «хованку», мы расходуем пока триста долларов, выданных мне еще до Лениного ареста. Тратить их на себя я не могу, а ведь только вчера облизывалась у витрины с новыми детективами.
Я взяла пачку и сунула ее в сумочку. Галин расслабился.
– В понедельник звоните прямо с утра.
– Хорошо, – ответила я, поднимаясь. – Надеюсь, Лена не рассердится на меня за «взлом» компьютера. Честно говоря, она велела мне даже близко не подходить к письменному столу.
– Елены Михайловны нет, – успокоил меня редактор, – и, как я понял, не будет долго, очень и очень долго…
Я посмотрела в его честные, абсолютно бесхитростные, лучистые карие глаза и поняла, что стала главной участницей хорошо поставленного спектакля. Михаил, естественно, знает, где Лена, и, скорей всего, в курсе того, что я всего лишь наемная экономка. Видно, рукопись им и впрямь нужна позарез.
ГЛАВА 14
За компьютер я села только поздно вечером, сначала слегка поругалась с Андрюшей. Наш бандит, почувствовав себя хорошо, рвался на работу.
– Бизнес, Лампа Андреевна, дело тонкое, – снисходительно объяснял он мне. – Только руль из рук выпустил, считай, пропало. Компаньоны надуют, как липку обдерут.
Напугав «бизнесмена» жуткими осложнениями, я накормила его и Лизу, попробовала булочки, вытряхнула из вазочки с вареньем Пингву, отняла у Рамика очередную пару колготок, вытерла цепочку весело блестящих на линолеуме луж, вымыла девочке голову, подписала дневник, выслушала последние школьные новости, пришила пуговицу к дубленке… В общем, когда я наконец оказалась у монитора, поясницу ломило, как у молотобойца, и мне пришлось подпихнуть под спину велюровую диванную подушку.
Честно говоря, компьютер я знаю плохо и немного даже боюсь. Мне кажется, что машина не может быть умнее человека, ну, во всяком случае, не должна. Потом, наш домашний агрегат, чувствуя, что мышку захватила неопытная рука, устраивал свадьбу с пляской, высвечивая всевозможные окошки и предупреждения, и мне приходилось звать на помощь Сережу, Юлю или Кирюшку.
Но сейчас бригада «Скорой компьютерной помощи» разгуливает по Майами, и мне придется справляться самой.
Кабинет у Кондрата шикарный. Огромный письменный стол, покрытый зеленой кожей, большой монитор «Сони», принтер, ксерокс и еще куча каких-то аппаратов, назначение которых мне неизвестно.
Помня, что кнопка включения компьютера самая большая, я смело ткнула в синюю пупочку на системном блоке. Мигом по экрану забегали строчки, мелькнуло окошко «Виндоуз». Наверное, у машины есть пароль! Но внезапно высветилась табличка – имя пользователя. Недолго думая, я набрала «Кондрат». Монитор на секунду померк, потом вспыхнул приятным бежевато-коричневым цветом и высветил кучу значков. Вот так. Разумов никого не боялся и не прятал свои произведения, но где они? Скорей всего, вот тут, где написано: «Папка писателя». Щелкнув два раза мышкой, я попала в нужную директорию. Перед глазами возник список. От радости я чуть не свалилась с гигантского вертящегося стула, обтянутого натуральной кожей. Господи, как просто. Может, у этого компьютера такой хороший характер?
Порядок в «Папке» царил идеальный. Я медленно ползла глазами по строкам. Так, «Гиблое дело», опубликован – июнь 1998 года, твердый переплет; декабрь 1998 года – покет; апрель 1999-го, дополнительный тираж июль 1999-го, «Чужие слезы», «Ищи скелет», «Тайные дела»… Потом стояло три названия: «Бег над пропастью», «Рука на пульсе» и «Прыжок с корабля». В скобочках рядом было указано: неопубликованное. Я влезла по очереди в каждый роман и обнаружила, что книги совсем готовы, хоть сейчас распечатывай, но «Загона с гиенами» нет. Целый час я искала по разным файлам, но нигде не нашлось ничего похожего. Потом в столе, в последнем ящике, я наткнулась на кучу дискет с романами, очевидно, Кондрат, опасаясь поломки компьютера, дублировал информацию. Но дискеты с интригующим названием про гиен не было.
Страшно расстроенная, я пошла на кухню.
– Тебе больше не нужен компьютер? – спросила Лиза.
– Нет.
– Тогда я пойду, доклад по биологии задали, надо набрать, – с тяжелым вздохом произнесла девочка.
– Поздно уже, скоро одиннадцать. Завтра в школу не идти…
– Там тридцать страниц, – пожаловалась Лизок. – В один день мне не сделать, вот я и решила писать страниц по десять в пятницу, субботу и воскресенье. Знаешь, как тяжело одним пальцем.
– Что же ты не научилась как следует?
– А не надо было, – бесхитростно пояснила она. – Раньше мне набирали, теперь, когда папы нет…
– Тебе папа помогал?
Лизавета рассмеялась:
– Знаешь, Лампа, это жуткий секрет, но тебе я, так и быть, открою. Папа только журналистам рассказывал, что лихо управляется с техникой, ну не хотел терять имидж. Понимаешь, пишет про крутого сыщика и сам крутой – машину водит, с компьютером одной левой… Все неправда. Джип он еле-еле водил, парковаться не умел, а компьютер ненавидел, называл его «дурацкий калькулятор» и, по-моему, просто боялся. Рукописи его машинистка набирала, очень старенькая, Леокадия Сергеевна.
Внезапно мне в голову пришла гениальная мысль.
– Фамилию ее помнишь?
Лиза хихикнула:
– Жутко смешная, Рюмочкина.
Быстрее молнии я сносилась в кабинет, схватила телефонную книжку. Вот оно, Леокадия Сергеевна, Подлеонтьевский переулок, десять, и телефон. Звонить, наверное, уже неприлично, Лиза говорит, машинистка дама пожилая, небось видит седьмой сон… Но палец уже тыкал в кнопки. Я просто не доживу до утра.
Трубку она сняла сразу.
– Алле, – пробормотал бесполый старческий голос.
– Позовите, пожалуйста, Леокадию Сергеевну.
– Хто говорит? – поинтересовалось существо с той стороны провода.
– Это от Лены Разумовой.
В мембране раздался грохот, очевидно, трубку положили на столик, потом воцарилась тишина, прерываемая шорохом и легким потрескиванием. Минуты тянулись и тянулись. Да что у них там, Останкинский дворец? Анфилада из сорока комнат и зал для бальных танцев?
– Алле, – донеслось внезапно до моего слуха, – слушаете?
– Да-да, – в нетерпении ответила я.
– Леокадия… Сергеевна… велела… – с ужасающими паузами между словами завел невидимый человек.
– Что? Что велела? – поинтересовалась я.
Боже, этого субъекта хочется пнуть, чтобы он говорил чуть побыстрей.
– Велела… сказать… приходите… завтра… в… восемь… утра.
– А… – начала я.
Но трубка противно запищала. Ну надо же! То еле-еле ворочал языком, а отсоединился в долю секунды.
Покажите мне человека, который со счастливой улыбкой вскакивает в субботу в семь утра. Если таковой найдется, он заслуживает памятника при жизни. Я же сползла с кровати, проклиная все на свете. Пингва и Рамик, спавшие в кресле, лениво подняли головы и сонно глянули на меня. Весь их вид говорил: ты что, хозяйка, с дома упала? Куда в такую рань?
Подлеонтьевский переулок находится в Замоскворечье. И стоят тут в основном древние двух-трехэтажные дома, характерные для Москвы девятнадцатого века. Когда-то они принадлежали купцам, традиционно селившимся в этой местности, но в 20-е годы нашего столетия особняки превратились в скопище коммунальных квартир, и дом номер десять не был счастливым исключением. Красивая лестница с витыми чугунными перилами привела меня к одиннадцатой квартире. Огромная обшарпанная темно-коричневая деревянная дверь щетинилась двумя звонками. Я нашла табличку «Рюмочкина», нажала три раза и стала ждать. Наконец где-то далеко загромыхало, дверь распахнулась, на пороге возник старичок, похожий на гриб-боровик, – маленький, кругленький, беленький, одетый в валенки, дубленую жилетку и вытянутый синий свитер.
– Мне Леокадию Сергеевну.
– Знаю, – бодро рявкнул «гриб» и приказал: – По коридору в сторону кухни шагом марш.
Я хмыкнула и двинулась на запах щей и кипятящегося белья. По извилистым коридорам мы добрались до последней двери, расположенной в углу.
– Прошу! – скомандовал старик.
Я толкнула дверь и очутилась в большой комнате, потолок которой терялся в небесах.
– Леночка! – радостно вскрикнула аккуратненькая благообразная старушка, сидевшая за письменным столом, где гордо возвышался компьютер. – Проходи, проходи. Как Ванечка? А Кондрат здоров?
Я в растерянности переминалась у входа. Похоже, милая бабуля не в курсе последних происшествий в семье Разумова. Она тем временем выудила очки, нацепила их на нос и разочарованно сказала:
– Вы не Леночка!
– Нет, но я ее двоюродная сестра.
– А, – вновь обрадовалась хозяйка, – вы работу принесли?
– Не совсем, – расстроила я ее. – Видите ли, какое дело, не припомните, не набирали ли вы роман Разумова «Загон с гиенами»?
Машинистка горделиво вздернула голову. В ее ушах были редкой красоты старинные серьги – розовые камеи в золотой причудливой оправе.
– Как тебя зовут, девочка?
– Евлампия.
– Ах, какое имя, старинное, чудесное…
Я терпеливо поджидала, пока улягутся восторги. Ей-богу, называться Таней, Олей или Наташей намного лучше, меня уже тошнит от восклицаний типа: «Ну надо же! И кто только дал вам такое имя?» Ответить честно: «Сама придумала» – так не верят. А объяснять всем подробно неохота.
– Милочка, – наконец утихомирилась бабуся, – я не просто перепечатываю рукописи Костика, вы ведь в курсе, что родители назвали его Константином?
Я кивнула.
– Я не одобряю смену имени, – трещала старушка, – ну да господь с этим. Небось Костя рассказывал, что я его открыла как писателя? Нет? Садитесь, садитесь.
В глазах пожилой женщины блеснул хищный огонек. Ну что остается делать пожилому человеку? Только вспоминать и хвастаться. «Старики так любят давать добрые советы, потому что не способны подавать дурные примеры», – ехидничал гениальный француз Ларошфуко. Но старушка должна проникнуться ко мне добрыми чувствами, потому я всплеснула руками и ахнула:
– Да ну? Вы открыли Кондрата?
Радостная, что наконец ей попался слушатель, Леокадия Сергеевна завела шарманку.
Двадцать лет тому назад в их необъятной квартире жила семья Разумовых – мать и сын. Татьяна Михайловна работала билетершей в кинотеатре, а Кондрат преподавал в школе русский язык и литературу.