Богдан обвел рукой комнату и прискорбно вздохнул, тем самым пророча другу большие проблемы. И от его слов, и от жеста, и от безнадежного вздоха, словно участь Болотова – котомка и тюрьма, Валерий Витальевич вскочил, вскипев от такой несправедливости. И прокричал, словно проштрафился не он:
– Нюша! Нюша! Достал ты меня со своей Нюшей…
– К сожалению, она твоя, а не моя, – поправил Богдаша. – Вспоминай, черт возьми, все про твою Инну, ругаться потом будем. Что ты о ней знаешь?
Валерий Витальевич сдулся наподобие резинового шарика, опустил голову, глядя под ноги, на паркете он видел хорошенькую Инночку, словно на мониторе. Что он о ней знает? Приехала из районного центра, поступила в университет на бюджет, что само по себе заслуживает восхищения, красный диплом получила. Не работала ни одного дня. Так сейчас никто никому не нужен – ни с дипломом, ни без. Богдаша паузу понял по-своему:
– Ты ничего не знаешь о женщине, с которой спал четыре года? Охренеть.
– Я же с ней не жил постоянно…
– А она жаловалась, мол, проблемы есть, враги объявились или завистники? Может, к ней приставали… Валера, убита молодая женщина в своей квартире. Это не случайность. А у всякой неслучайности есть подготовительный этап – угрозы, знаки, причины. Инна должна была поделиться с тобой. Ну? Вспоминай.
– Да! – вскинулся Валерий Витальевич, достал мобильный телефон, быстро нажал пальцем несколько раз на дисплей и протянул другу. – Вот, смотри.
– «Прошу тебя, возьми трубку, это очень важно. Меня пытались убить», – прочел Богдан Петрович. – Интересно. И что?
– М… я… – замялся Болотов. – Я воспринял это как примитивный ход, чтобы вынудить меня приехать… Каюсь, но я действительно не мог…
– Валера, конкретней. Я хочу знать, что с ней приключилось.
– Примерно неделю назад или больше… за ней гнался какой-то псих… Инна убежала. А в четверг… Да, это было в прошлый четверг ночью… значит, одиннадцатого сентября… А в пятницу она звонила, я не отвечал, вечером прислала эту эсэмэску…
Болотов коротко рассказал со слов Инны, как это было, вызвав бурю негодования у Богдаши:
– И ты не поехал к ней?! Не захотел узнать подробности?
– Нет! Я перевозил тещу на дачу!
– Теща могла подождать, ей все равно… Ты же в ответе за девчонку, которую засадил в трехкомнатный люкс, обязан был… Подожди, ты сказал, тот человек ждал Инну во дворе? Ждал?
– Она так говорила. А что тебя…
Болотов не успел договорить – раздался звонок в дверь. Несколько человек в форме и в штатской одежде начали рутинную работу, что было видно по их равнодушному отношению к лежащей на полу Инне.
* * *Константин остановил машину у особняка Сати, но, прежде чем она вышла, удержал ее за руку и вдруг спросил:
– А ты не хочешь меня пригласить… на чашку чая?
Удивить ее невозможно, или она знает наперед, что будет через час, день, месяц. Сати как будто ждала чего-то подобного (а по сути, это же предложение переспать) и не смутилась, нет.
– Не приглашу. Элла не спит, я не хочу показывать пример отношений, она же подражает мне во всем. И, бывает, в своих подражательных приемах становится неуправляемой.
– Тогда поедем в гостиницу? Там выпьем чаю.
Сати посидела с полминуты, глядя пред собой, потом открыла дверцу и попрощалась:
– До свидания, Костя.
И ушла в свой чертог, оставив Константина с носом. Он ничего не понимал! Ехал домой и высказывался вслух:
– Какого черта ей надо? Месяц достаточный срок, чтобы… сблизиться. Нет, чем я ее не устраиваю? Мы даже не целовались, она всякий раз уходит от этого. Кому рассказать – не поверят. Я что – кривой, косой, горбатый? Это у нее возраст, когда харчами уже не перебирают, а кидаются на первого встречного. Цену себе набивает, что ли?
За дорогу Костя принял решение немного потерпеть, мужчина обязан быть выдержанным, а потом… потом видно будет.
7 В преддверии разоблачения
День прошел… Второй прополз… Третий… Чтобы описать состояние Болотова, нужно просто попасть в его паршивую ситуацию, и тогда не появится вопросов: мол, как ты? Да плохо, разумеется. Нет, не плохо, а очень плохо. Он вздрагивал от каждого звонка, шума, шагов. На работе – меньше, дома – больше. Ведь если придут работники прокуратуры домой, дети и жена узнают об отце и муже много такого, что напоказ выставляют только придурки. Болотов так и не набрался духу, чтобы рассказать жене, в каком положении он (глупец) оказался. Каждую минуту вспоминал полицейских, обыск квартиры, собственное головокружение от бестактных вопросов. Инна развесила совместные фотографии – вот оба на Мальдивах (Болотов был там и с Нюшей), а вот – в Домбае, в Париже… Первый вопрос, который, каким тоном ни задай, будет ехидным, кинул старший группы:
– Вы отец убитой девушки?
И пошло-поехало. Две старых ведьмы прискакали и добровольно вызвались: «Мы согласны стать понятыми». Когда такое было? Народ рублем не затянешь, а тут сами навязались. Болотова и Богдана Петровича зачислили в свидетели, а что засвидетельствовать – не объяснили. Это была многочасовая пытка. Домой Валерий Витальевич вернулся в час ночи, наутро Нюша почему-то не поинтересовалась, где он околачивался, только дулась. И спасибо ей. Не готов Болотов к исповеди. И вряд ли будет готов. А долго-то скрывать факт убитой любовницы не удастся. Вот попал так попал!
Безусловно, думал он и об Инне – за что, почему, кто? Какую тайну она в себе хранила, наверняка эта тайна и убила ее? Он любил Инночку, с ней всегда был праздник, но невозможно праздновать вечность.
На четвертое утро за завтраком даже Артем заметил:
– Пап, ты че такой?
– Какой? – встрепенулся Болотов, опасливо покосившись на Нюшу.
– Как мешком из-за угла прибитый.
Сыну не откажешь в прямоте. И папе надо что-то отвечать, а он устал чертовски, измучился так – нет сил на лишнее движение!
– Полоса неудач, сын, – однако проговорился Валерий Витальевич и спохватился, испугавшись дальнейшего любопытства Артема, а потому уточнил, где именно образовалась полоса: – На работе.
– А… – понимающе протянул сынок, складывая вместе три бутерброда. Откусив от сооружения добрый кусище, пережевывая его с трудом, мальчик продолжил утреннюю беседу с папой: – Это пройдет. Па, можно тачу возьму?
– Конечно. Но бензина мало…
– Нет проблем, за ваши деньги бензином бак наполним.
Намек был понят, Болотов кинул на стол тысячу, потом подумал и кинул еще две. Это похоже на банальное подлизывание перед предстоящим разоблачением, обычно он сына не балует – хватит, дочь разбаловал донельзя. Валерий Витальевич тяжко вздохнул, ведь дожил: заискивает перед сыном, который цапнул купюры и, пока папа не передумал, схватив свой «биг бутер», удрал, как антилопа от тигра.
А Наденька вообще никакой реакции не выказала ни на болтовню сынули, ни на ответы мужа, ни на его внезапную щедрость. Она вся в себе, вон и морщинка углубилась между бровей, да и возле губ морщины стали глубже, жестче – это заботы отпечатались на лице. Он так мало уделял ей внимания…
– Надя, хочешь, подвезу тебя на работу? – предложил, заглаживая вину, а она обдала его холодным взглядом и притом молчала. – Что ты так смотришь?
– Дивлюсь на твое предложение, – сухо ответила Надя. – Странно, что ты забыл: у меня есть машина, я езжу на ней давно. Всюду езжу. И на работу.
Как же не любил он сухо-скрипучую тональность, одновременно скрытно враждебную, в которой слышится намек, что жена все про него знает и готовит беспутному мужу изощренную казнь. А что будет, когда действительно узнает? Впрочем, какая теперь разница?
На выходе Болотов столкнулся с Богданом – вот кому он искренне рад, вместе спустились вниз, сели в автомобиль. Вне дома Валерий Витальевич ощущал свободу и относительную легкость.
– Как там… насчет адвоката? – с ходу поинтересовался Богдан Петрович. Видя, что друг молчит, он применил тактику давления: – Не тяни. Адвокат нужен, как вода и воздух. Марьяна исключается, так как понимает в адвокатуре столько же, сколько и я, но в ее консультации есть толковые ребята…
– Да не могу я! Не могу взять никого оттуда! Марьяна узнает…
– Хорошо, бери своих, что на тебя пашут.
– Не знаю… Мне как-то неловко вываливать чужому человеку… тем более подчиненным… я же босс, безупречен для них.
– Босс мой, – хмыкнул Богдаша, сложив ладони, – ты же сам бахвалился, что иметь молодую любовницу в твоем возрасте престижно, поднимает тонус.
– Дурак был. И почему ты уперся в адвоката? Как будто меня уже в тюрьму сажают.
– На первом же допросе с твоим нетерпимым характером ты наделаешь кучу ошибок, а адвокат всегда направит, подскажет, защитит твои права, которых ты по большому счету не знаешь. Думай, Валера, быстрее.
Помолчали. А что говорить в этой непростой ситуации? Теперь все разговоры сведутся к одному – Инне, убийству и Болотову, над которым завис дамоклов меч.
– На первом же допросе с твоим нетерпимым характером ты наделаешь кучу ошибок, а адвокат всегда направит, подскажет, защитит твои права, которых ты по большому счету не знаешь. Думай, Валера, быстрее.
Помолчали. А что говорить в этой непростой ситуации? Теперь все разговоры сведутся к одному – Инне, убийству и Болотову, над которым завис дамоклов меч.
– Узнал, кто будет следствие вести? – спросил Валерий Витальевич.
– Дело отдали следователю по фамилии Комиссаров.
– Ууу… – протянул Болотов. – Фамилия крутая.
– Он тоже. Карьерист, хитрый и подленький, но прикидывается добряком. Коллеги его не любят, зато начальство благоволит к нему, такие люди умеют манипулировать теми, кто выше по званию. У него свои методы, зачастую негуманные. Да, Валера, не повезло нам.
– Откуда такая подробная информация? – совсем скис Болотов. – Нарисовал чудовище какое-то.
– У всех есть дети, Валера, и дети болеют, иногда тяжело. Ко мне очереди, потому что люди хотят качественного лечения. И люди умеют благодарить, вот и оказывают услуги по мере сил. А насчет чудовища… К сожалению, плохие люди размножились, осмелели. Сейчас быть плохим – модно, круто. И что значит – плохой? Всего лишь отступление от общепризнанной морали, теперь это называется красиво – свобода. Свобода от всего.
– Никогда мне не нравилось твое умничанье, только тоску нагоняешь, когда философствуешь.
– Еще бы тебе нравилось! Ты ведь тоже из породы Комиссарова – такой же свободный от всего. Но вот кто-то подставил твою персону, убив Инну, и тебя плющит. Ты потерян, взбешен, тебе все это не нравится. А убийца использует некую ситуацию, неизвестную нам, использует в своих целях, как и ты нередко используешь чужие слабости и обстоятельства. Не так радикально, разумеется, но тебя же тоже заботят лишь твои интересы.
– Будем ссориться? – пыхнул Болотов, не на шутку разозлившись. – Мне сейчас не нотации нужны, а помощь! И потом… твое сравнение некорректно! Я не убийца, не вымогатель… Слушай, Богдан, а этот… Комиссаров берет?
– Взятки? Лучше не предлагай.
– Честный?! Не верю.
– И правильно делаешь. Видишь ли, славу он любит больше денег. Однако иногда конверты кладет в карман. Но только со стопроцентной гарантией и когда уверен в невиновности подозреваемых.
– Понятно, – повесил нос Болотов. – Обычный мошенник, вдобавок тщеславный.
– Так что адвоката ищи, Валера. Наде рассказал?
Болотову не хватило мужества сказать слово «нет». Он просто отвернулся к окну и, подперев подбородок кулаком, с тоской смотрел на свой дом. И тут нежданно-негаданно появилось острое желание свалить куда подальше. Да, да, свалить – как говорит Артем. От жены, детей, следователя… Звонок помешал углубиться в переживания, номер был неизвестный, но Болотов ответил на вызов.
– Добрый день, – сказал в трубке мужской высокий голос. – Василий Витальевич Болотов?
– Он самый. А вы кто?
– Следователь Комиссаров вас беспокоит… (Валерий Витальевич живо включил громкую связь, чтоб и Богдаша слышал.) Я бы хотел встретиться с вами.
– Хорошо, – с кислой миной выдавил Болотов. – Где и когда?
– По положению я должен вызвать вас повесткой… Но поскольку мне хотелось бы увидеться с вашим семейством в полном составе, я согласен пойти на компромисс и приехать к вам. Сегодня. Скажем, в семь вечера.
– Хорошо, – согласился Болотов.
– А вы предупредите родных, чтобы к этому часу они были дома.
– Хорошо. – Кажется, Болотов из всего богатого русского языка сегодня помнил только это слово.
– До вечера?
– Хорошо.
Гудки сверлили виски, ввинчивались в лоб, затылок, и началась самая настоящая мигрень. Валерий Витальевич упал на спинку кресла, запрокинул голову и прикрыл веки. Через некоторое время спросил интонацией, какой обычно просят о помощи:
– Ты приедешь?
– Я не член семьи, – сказал Богдан.
– Да брось, ты больше, чем родственник. Мне будет очень трудно, Богдаша. Приедешь? Ну, пожа…
– В качестве моральной поддержки?.. Странно, почему он не вызвал вас поодиночке повестками? А знаешь, мне самому интересно, что он заготовил вам. Ладно, буду.
* * *В то же время, когда Болотов пикировался с другом, Прохор подходил к дому Инны с двумя наполненными пакетами. Он еще издали увидел трех старух на скамейке, те тоже его заметили и с этой секунды не отводили от молодого человека пытливых гляделок.
Две из них постоянные, кажется, их жилплощадь – скамейка у подъезда, третью он видел нечасто. Бесцеремонность старух умиляла Прохора, эти ведьмы смотрели на парня, как на родного, или как если бы у него выросли рога и копыта. И так всегда. Иногда это смешило, а бывало, что и раздражало. Но он ни разу не сделал бабкам замечания, дескать, какого хрена уставились, а ну, бегом к телику, а то кино пропустите. Видно, главное кино здесь, во дворе, в окнах чужих квартир, на этажах.
Прохор попал в затруднение: здороваться со старухами или мимо пройти? Но они просто-напросто кушали его глазенками. Кивнул, когда подошел. И тут же бабка, похожая на сучок в халате (она худющая и в махровом халате с чужого плеча) заговорила с ним:
– Вы к Инночке?
– А что? – ушел от прямого ответа он.
– Ее нет, – вздохнула бабка-сучок.
– Ну ничего… – Прохор шагнул к подъезду.
– Ее совсем нет, – сказала полная старуха, на что-то намекая, а лицо… преисполнено долга и скорби. Вдруг она огорошила: – Инну вашу убили.
Прохор, конечно, не поверил, усмехнулся:
– И откуда же вы это взяли?
– Понятыми были. Ее в понедельник вечером нашли, на кухне лежала прямо на голом полу. Зарезали. Кровищи-то сколько было… считай, всю кухню залила. Полиции понаехало… И врачи приезжали, но поздно.
Есть признаки, по которым легко определяешь, врет человек или нет. К ужасу Прохора, бабки явно не врали, однако в такую страшную новость поверить с ходу невозможно. Он поставил пакеты на скамейку, а сам налегке рванул в подъезд. Бежал вверх, перескакивая через несколько ступенек… И вот он у двери. А та опечатана. Неужели правду сказали старухи?
– Какое отделение приезжало сюда? – сбежав вниз, осведомился Прохор у старух. Худая без паузы, словно только и ждала его вопроса, подала карточку:
– А вот, телефон оставили…
Он взял и, читая ее, двинул на выход, забыв поблагодарить. Его догнали крики старушенций:
– Пакеты! Молодой человек, вы пакеты оставили!
Он отмахнулся, не оборачиваясь. Так и ушел. Старуха в халате сунула нос в один из пакетов, перебирая продукты, перечисляла:
– Курица… домашняя, не магазинная. Творог… с килограмм будет. Ух ты, колбаса, тоже домашняя. (Понюхала.) Свежая. А в этом… тут фрукты. Девчонки, пошли ко мне пировать, а? У меня и наливочка, и винцо, и водочка – все что душе угодно.
* * *Не пуская Артема дальше порога, Леся нагловато рассматривала юношу, почему-то его появление удивило эту бабищу необъятных размеров в синем фартуке в белый горошек и с оборками по всем краям. Он тоже рассматривал, но интерьер. Поскольку бабища в оборках не отходила от него, Артем напомнил ей:
– Эллу позовите. Я звонил ей…
– Знаю, она сейчас спустится.
И точно: по лестнице сбежала Элла, но остановилась на предпоследней ступеньке, бросив Лесе в приказном тоне:
– Свободна. – Когда та ушла, постоянно озираясь на Артема, девушка тоже переключилась на юношу: – Откуда у тебя мой номер мобильного?
– Твоя сестра дала, я попросил… Круто у вас тут.
– Ну, идем, раз пришел.
Она привела его в мансарду, немного осмотревшись (собственно, здесь глаз остановить не на чем), Артем поинтересовался:
– Это твоя комната?
– Это мое место. Есть комната, где я сплю.
Присев на корточки, где на полу в беспорядке лежали листы с рисунками, он взял несколько, пересмотрел. Затем повернул голову к девушке, стоявшей у двери, и, когда говорил, подбирал слова, а то ведь она придирчивая:
– Это ты рисуешь? (Элла не призналась, но он понял, что авторство принадлежит ей.) Странные рисунки. Но рисуешь клево. Честно.
Артем подошел к ней, прислонился плечом к стене, почесывая затылок и гадая, как она отреагирует на его предложение. Эта красивая девочка притягивала его необычностью, непохожестью на сверстниц, а все, что непонятно, хочется узнать и понять – почему это так, а не иначе. Ну любопытный уродился, правда, родные считают его пустопорожним сосудом, куда не попадают знания. Сосуд, типа, с пробоиной. Конечно, это их дело, но они не правы.
– Поехали гулять? Я на таче, махнем, куда скажешь.
– На таче? – озадачилась она. – А что это? Тачка?
– Ага. – Ну вот опять! Слово «тачка» она понимает буквально. Нормально, да? Не от мира сего, не про нее ли сказано? – Понимаешь, машину так называют. На колесах. Поехали?
– Не могу.
На этот ответ Артем не рассчитывал, девчонки ему не отказывают, стоит глазом моргнуть. Он выпятил нижнюю губу, его вид красноречиво говорил: во даешь, я че, не нравлюсь тебе? Но может быть, веская причина есть?