Три подхода к изучению мотивации индивидуальности
Превращение человека из объекта общественного развития в субъекта этого процесса выдвигается в центр исследования индивидуальности при изучении проблемы движущих сил ее развития. Веер подходов к решению этой проблемы чрезвычайно широк. Однако при всем многообразии этих подходов большинство из них в психологии, как это показано Л.И. Анцыферовой, основывается на двух методологических предпосылках, а именно на принципе стремления к равновесию и принципе стремления к напряжению.
Принцип стремления к равновесию как методологическая предпосылка изучения движущих сил развития личности роднит между собой различные и даже противостоящие друг другу направления, к которым относятся ортодоксальный и современный психоанализ, необихевиоризм и когнитивная психология. Для всех этих направлений – будь то представление о стремлении к компенсации дефекта как движущей силе развития личности в индивидуальной психологии А. Адлера, идея о редукции напряжения как источнике мотивации в теории К. Левина или представление о когнитивном диссонансе Л. Фестингера – характерен скрытый или явный гомеостатический адаптивный подход к изучению движущих сил развития индивидуальности.
Лишь другим лицом принципа стремления к равновесию, а не его антиподом является принцип стремления к напряжению как методологическая предпосылка изучения движущих сил развития личности в теориях, так или иначе связанных с гуманистической психологией. К числу этих теорий относятся концепция самоактуализирующейся личности А. Маслоу , постулирующая положение о тенденции к самоактуализации как внутреннем источнике развития личности; теория личности Г. Олпорта, в которой в качестве основной движущей силы выступает тенденция к самореализации личности.
Общими чертами в понимании движущих сил развития личности являются следующие: постулирование существования некоего единого « первоисточника » развития личности, неизменного и запрятанного в глубинах индивида, неважно, либидо ли это в теории З. Фрейда или же самоактуализация в концепции А. Маслоу (1); преобладание формального, чисто динамического описания движущих сил развития личности над содержательным их анализом и отсутствие адекватного подхода к изучению их общественно-исторической обусловленности (2); постулирование положения о подчиненности активности субъекта некоторой конечной, заранее предустановленной цели, а тем самым и понимание человека как преимущественно адаптивного существа (3).
Методологические представления о « самостоятельной силе развития » привели к выделению принципа саморазвития личности как исходного при изучении мотивации развития личности и определили общую стратегию поиска конкретных психологических феноменов и механизмов движущих сил развития личности. Для этой стратегии характерны, во-первых, выделение положения о роли борьбы противоположностей, противоречия и гармония этих противоположностей как движущей силы развития личности ( Л.И. Анцыферова, Б.В. Зейгарник ); во-вторых, положение о существовании источника саморазвития деятельности в самом процессе движения деятельности ( А.Н. Леонтьев, С.Л. Рубинштейн ).
Как конкретизировались оба этих положения в отечественной психологии? Первая продуктивная недооцененная попытка найти источник развития деятельности в ней самой принадлежит классику отечественной психологии Д.Н. Узнадзе. Критикуя гедонистические представления о мотивации К. Бюлера, Д.Н. Узнадзе вводит представления о функциональной тенденции как источнике развития поведения. Он пишет: «Понятие функциональной тенденции… делает понятным, что функция, внутренняя сила может активизироваться не только под давлением потребности, но и самостоятельно, автономно…» [137] . И далее продолжает: «…если же оно (удовольствие) возникает только в результате активации функции, принципиально невозможно рассматривать его как мотор-активность: ведь должен же быть когда-то в жизни организма случай такой активации моторной функции, когда ему еще было незнакомо удовольствие функции. Но что же тогда определяло факт активации этой функции? Несомненно, что функция движения сама по себе содержит импульс активации: функция, так сказать, сама по себе стремится к деятельности, сама имеет тенденцию функционирования» [138] . Именно функциональная тенденция, по мысли Д.Н. Узнадзе, является источником таких форм поведения личности, как игровая, творческая и спортивная деятельность.
Введение Д.Н. Узнадзе представления о функциональной тенденции как источнике саморазвития может служить теоретической основой для конкретных разработок проблемы движущих сил развития личности ребенка, проведенных Л.И. Божович и М.И. Лисиной. В работах Л.И. Божович были развиты идеи о потребности во впечатлениях как движущей силе развития личности. М.И. Лисина и ее сотрудники успешно разрабатывают представления о потребности в общении как специфически человеческой движущей силе развития личности. Эти работы, реально реализующие принцип саморазвития при изучении мотивации развития , – тот случай в развитии науки, когда новые представления облекаются в старые терминологические одежды. То, что потребности в общении, впечатлениях не возникают в виде импульса изнутри или извне, не являются адаптивными и гомеостатическими по своей природе, а имеют в качестве своего мотивирующего источника сам факт взаимодействия субъекта с миром, позволяет с уверенностью предположить, что мы имеем дело не с потребностями в ортодоксальном смысле слова, а как раз с функциональными тенденциями.
Дальнейшее углубление представлений о механизмах саморазвития деятельности осуществляется в работах В.Г. Асеева (1978) и В.А. Петровского. Так, В.Г. Асеев предполагает, что условием инициации развития является наличие некоторой неиспользованной резервной зоны функциональных возможностей, которые потенциально содержат в себе источник развития личности. В.А. Петровским на материале экспериментального анализа «бескорыстного риска» вводятся представления о « надситуативной активности » как источнике зарождения любой новой деятельности личности. В этих исследованиях показывается, что человеку присуща явно неадаптивная по своей природе тенденция, проявляющаяся в постановке различного рода сверхзадач, которая и названа «надситуативной активностью». С исследованиями надситуативной активности непосредственно соприкасаются работы, в которых вводятся представления об установках как механизмах, определяющих устойчивость динамики деятельности, ее развития. Если установки как бы пытаются удержать деятельность в наперед заданных границах, обеспечивая ее устойчивый характер, то надситуативная активность, взламывая эти установки, выводит личность на новые уровни решения жизненных задач. Противоречие между « надситуативной активностью » и установкой выступает в качестве одного из возможных механизмов развития деятельности личности.
Таким образом, разрабатываемые в русле различных направлений психологии положения о тенденциях к общению, восприятию, поисковой активности как источниках мотивации, возникающих в самом процессе взаимодействия субъекта с миром, предварительные гипотезы о механизмах процесса развития деятельности личности закладывают основания анализа мотивации развития человека в персоногенезе.
Глава 17 Психологический возраст и периодизация психического развития индивидуальности
Психологический возраст личности
Несмотря на свою кажущуюся очевидность, мысль о необходимости изучения специфических закономерностей созревания индивида и развития индивидуальности личности, о поиске соотношений между этими рядами с трудом пробивает себе дорогу в сознании исследователей. В реальности же без пристального анализа соотношения органического и культурного рядов в развитии человека вряд ли можно адекватно отразить закономерности периодизации развития личности, а также решить вопросы о психологическом и физическом возрасте и о критериях зрелости личности.
Прежде всего кратко остановимся на вопросе о психологическом возрасте личности. Если зрелость индивида – соматическая или половая – определяется биологическими критериями, а паспортный возраст – количеством лет, которые существует индивид, то с психологическим возрастом и зрелостью личности дело обстоит далеко не так просто. Нет необходимости доказывать, что органическое созревание индивида, например половое созревание, является одной из важных предпосылок формирования идентичности личности. Например, сорокалетний мужчина по своему психологическому складу может быть инфантильной личностью, в то время как шестилетний ребенок при определенных обстоятельствах воспринимает себя как взрослого человека. В качестве примера, иллюстрирующего историческую обусловленность «детства» и «возраста», В.В. Давыдов приводит строчки известного некрасовского стихотворения: «“Семья-то большая, да два человека всего мужиков-то: отец мой да я”. Мальчонка в шесть лет чувствует себя “мужиком чинным”, и не только чувствует – реально живет как трудовой человек. А ведь это “дошкольник” по нашему календарному сроку!» [139] Представления о специфике «психологического возраста», идущие от Л.C. Выготского, во многом пересекаются со взглядами Б.Г. Ананьева, который неоднократно подчеркивал, что « психологический возраст » и зрелость выступают как параметры особого исторического времени, в котором и ведется летоисчисление жизненного пути личности.
Прежде всего кратко остановимся на вопросе о психологическом возрасте личности. Если зрелость индивида – соматическая или половая – определяется биологическими критериями, а паспортный возраст – количеством лет, которые существует индивид, то с психологическим возрастом и зрелостью личности дело обстоит далеко не так просто. Нет необходимости доказывать, что органическое созревание индивида, например половое созревание, является одной из важных предпосылок формирования идентичности личности. Например, сорокалетний мужчина по своему психологическому складу может быть инфантильной личностью, в то время как шестилетний ребенок при определенных обстоятельствах воспринимает себя как взрослого человека. В качестве примера, иллюстрирующего историческую обусловленность «детства» и «возраста», В.В. Давыдов приводит строчки известного некрасовского стихотворения: «“Семья-то большая, да два человека всего мужиков-то: отец мой да я”. Мальчонка в шесть лет чувствует себя “мужиком чинным”, и не только чувствует – реально живет как трудовой человек. А ведь это “дошкольник” по нашему календарному сроку!» [139] Представления о специфике «психологического возраста», идущие от Л.C. Выготского, во многом пересекаются со взглядами Б.Г. Ананьева, который неоднократно подчеркивал, что « психологический возраст » и зрелость выступают как параметры особого исторического времени, в котором и ведется летоисчисление жизненного пути личности.
Подходы к пониманию природы психологического возраста только намечаются. В частности, в исследовании A.A. Кроника и Е.И. Головахи выделяются такие особенности психологического возраста, как его обратимость и многомерность. Личность в ходе своего развития не только стареет, но некоторые жизненные события могут вернуть ей молодость, и не в образном, а в подлинном психологическом смысле этого слова. Многомерность же психологического возраста проявляется в том, что в разных сферах деятельности личность взрослеет неравномерно. В одной сфере деятельности она воспринимает себя как зрелого мужа, а в другой – страдает от сознания собственного инфантилизма.
Следует подчеркнуть, что природу психологического возраста нельзя раскрыть, минуя представление о «временной перспективе» ( К. Левин ) и ее значении в жизни личности. Б.В. Зейгарник и Б.Н. Ничипоров на жизненном и клиническом материале показали, что психологический возраст личности зависит от направленности мотивации на прошлое (« ретроспективная направленность мотивации ») или на будущее (« проспективная направленность мотивации »). Так, ребенок в двенадцать лет может быть маленьким стариком. Именно к таким детям относится грустное высказывание Л.С. Выготского о том, что будущее вундеркинда в его прошлом. И в то же время человек семидесяти или восьмидесяти лет овладевает своим возрастом, если он полон помыслов о завтрашнем дне, если его мотивация устремлена в будущее. К таким людям по праву может быть причислена классик мировой психологии Б.В. Зейгарник.
Что же касается вопроса о психологической зрелости личности , то он не может решаться в отрыве от изучения конкретно-исторической фазы развития общества и той культуры, в которых происходит становление человека. Это та область исследований, где исторической психологии и этнопсихологии еще предстоит сказать свое слово. Наряду с поиском конкретно-исторических характеристик зрелости появляются исследования, в которых ставится вопрос о собственно психологических критериях зрелости личности. П.Я. Гальперин отмечает, что личностью может считаться лишь общественно ответственный субъект, то есть в качестве критерия зрелости выделяется ответственность личности за свои поступки. В связи с этим особенно важно, что в процессе жизненного пути развитие ответственности формируется в направлении от « объективной ответственности » к « субъективной ответственности ». Подобное развитие ответственности индивидуальности личности описано в цикле исследований Ж. Пиаже, посвященных изучению морального развития личности ребенка.
Признаки двух стадий морального развития
[140]
Б.С. Братусь пытается подойти к критерию вычленения зрелости через изучение тактики целеполагания и видит критерий зрелости личности в искусстве разводить идеальные и реальные цели, к которым стремится человек. Еще одним возможным критерием зрелости является осуществление личностью свободного личностного выбора. Какие бы критерии зрелости личности ни брались, во всех проступает мысль о действующей личности, ставящей новые задачи, о личности, стремящейся к различным целям и мотивам личности, – словом, о личности как субъекте противоречивого процесса ее жизненного пути.
Периодизация психического развития
Любые представления о движущих силах развития личности должны быть проверены на оселке проблемы периодизаций психического развития.
В настоящее время одна из самых разработанных периодизаций психического развития в детском возрасте принадлежит Д.Б. Эльконину. Опираясь на идеи Л.С. Выготского и А.Н. Леонтьева о зависимости развития психики от ведущего типа деятельности, ведущего отношения ребенка к действительности, Д.Б. Эльконин предлагает схему периодизации, отличную от индивидных периодизаций А. Гезелла, эпигенетической концепции периодизации Э. Эриксона, периодизации духовного развития личности Э. Шпрангера и периодизации интеллектуального развития ребенка Ж. Пиаже.
Двигателем развития личности в контексте этой концепции периодизации является возникновение несоответствия, противоречия между операционально-техническими возможностями ребенка и развитием его мотивационно-потребностной сферы. Эти несоответствия лежат в основе переходов от деятельности непосредственно эмоционального общения к предметно-манипулятивной деятельности, от ролевой игры к учебной деятельности, от интимно-личностного общения к учебно-профессиональной деятельности. Предложенная схема, как и любое другое схематическое изображение процесса психического развития, нуждается в дальнейшей конкретизации, в частности в уточнении специфики новообразований личности и условий их порождения на разных фазах развития. Схема периодизации Д.Б. Эльконина в отличие от схемы периодизации развития личности в социальных группах А.В. Петровского описывает психическое развитие, а не развитие личности.
Среди направлений разработки этой схемы в первую очередь хочется указать исследования, направленные на изучение особой роли общения в развитии и формировании личности человека ( Л.И. Божович, A.B. Запорожец, М.И. Лисина ). Так, М.И. Лисина, подчеркивая необходимость изучения форм общения, специфичных для ведущей деятельности в каждом возрастном периоде, развивает мысль об общении как своего рода « сквозном » механизме смены ведущей деятельности у детей. Она пишет: «Анализ общения ребенка с окружающими людьми не только обогащает психологическую характеристику каждого возрастного периода. Принимая во внимание общение, можно также приблизиться к пониманию механизмов смены ведущих деятельностей. Дело в том, что, общаясь по ходу деятельности со старшими детьми и особенно со взрослыми, ребенок действует на уровне, превышающем его обычную норму. Точнее говоря, он оказывается в пределах “зоны ближайшего развития”, где сотрудничество с превосходящими его по опыту и знаниям партнерами помогает ему реализовать свои потенциальные возможности. Следовательно, именно в ходе общения ребенок совершает первые вылазки в новые области, благодаря общению подготавливается смена предыдущей деятельности последующей, более высокой по своему развитию» [141] .
Изучение роли общения в онтогенезе является важной, но не единственной линией разработки представлений о периодизации развития личности ребенка.
Еще одно направление исследований личности в онтогенезе можно было бы условно обозначить как анализ изменений тех или иных новообразований личности «по вертикали», к которому относятся, например, исследования развития формирования у ребенка независимости, морального поведения, механизмов этической регуляции поведения, самосознания и т. п. ( A.B. Запорожец, Я.З. Неверович, С.Н. Карпова, Е.В. Субботский, С. Г. Якобсон и др.). Так, для того чтобы проследить развитие самосознания личности, недостаточно ограничиться указанием, что оно наиболее интенсивно порождается в интимно-личностном общении как ведущем типе деятельности юношеского возраста, а необходимо выявить общие «сквозные» закономерности его генезиса.