Странно, но почему-то именно ее я не боялся. Вероятно потому, что сопротивляться ее нападению я не мог совершенно. И отлично это понимал. Это воспринималось с нормальной обреченностью.
Я словно бы впал в беспамятство. Просто существовал, как в тумане... Зачем я нужен Либеру и нужен ли? И кто он? Я рылся в памяти, но не мог найти ни слова, которое бы проливало свет на его личность. Только общие россказни, сказки и тому подобная трескотня стариков, которых не гонят прочь от костра только потому, что язык у них неплохо подвешен и они об этом отлично осведомлены. Из рассказа в рассказ менялся его возраст, внешний вид, его действия приобретали совсем уж не реальный характер...
Поначалу я даже собирался сбежать, но вдруг обнаружил, что склад, который я уже успел неплохо изучить, переменился и выход исчез. Все было на месте. Кроме выхода, мимо которого я хромал каждый день и обращал на него внимания не больше, чем на ящики, стоящие вокруг.
Впрочем, может быть, это и к лучшему.
Вряд ли я бы ушел далеко в том состоянии... Значит и в этом я обязан Либеру. Обязан, но я очень хорошо помнил слова ночного визитера насчет домашней скотины, предназначенной на обед... То, что Либер был одно с тем, кто приходил ночью, я уже понял, но это настолько расходилось с тем, что я знал и все знали о вампирах...
Я достаточно стар, чтобы помнить тот кошмар, который последовал сразу после другого кошмара. Я помню, хотя и довольно слабо, как после войны за банку консервов люди рвали друг другу глотки, не хуже чем раньше за золото, а за литр чистой воды можно было купить все. И я помню, как из каких-то подземелий, черных и грязных подворотен, в которых даже нищие не отваживались ночевать, вылезли новые хозяева жизни. Раньше про них рассказывали сказки и никто в них не верил... никто не думал, что они могут стать такой же реальностью, как и война, смерть, страх.
Были моменты, когда вампиры гнали толпы перед собой, по незараженным местам, стегая людей плетью страха, как пастух гонит овец.
Я, конечно, могу сколько угодно тявкать на Лейбница, но из песни слов не выкинуть, такие властолюбивые ублюдки, как он, сумели сбить это человеческое стадо в какое-то подобие организации. Захватить несколько складов, поставить наблюдательные вышки и обнести свою территорию стенами. Заслуга Лейбница в том, что он создал Охраняемые Территории и отбивается от человеческих банд... да и от нечеловеческих тоже.
И, конечно, такие, как Либер. Люди, про которых ходили легенды, которые часто выдумывались прямо у костра, но основа в них было правдой. Они не боялись вампиров.
И вот теперь я узнаю, что Либер, как я понял из разговора его с ночным гостем, сам по сути тот же вампир.
Взошло солнце. Теперь и я чувствовал его словно бы кожей. Либер отправился спать...
- Эй! - кто-то пнул меня ногой, сквозь сон я еще успел удивиться этому факту. - Эй! Поднимайся...
Я открыл глаза. С одной стороны на меня скалилась зубастая морда Марты. С другой хмуро смотрел Либер.
- Вставай, - хмуро повторил он. - И убирайся. Если не ошибаюсь, твои раны зажили... Когда выйдешь за дверь, не останавливайся, что бы ты не увидел. И не сворачивай, там только одна чистая тропинка. Если, конечно, не хочешь заполучить пару десятков лишних рентген...
- Ты что, меня отпускаешь?
- Нет, недоумок, собираюсь приготовить из тебя фрикассе. Вали давай...
И Марта рыкнула на меня.
Я вскочил.
- Направо, - кинул мне Либер, уходя. - Направо выход...
Выход действительно был...
Я распахнул дверь и очутился в вечных сумерках. Я сделал только два шага вперед по той самой дорожке, про которую говорил мне Либер. И вернулся обратно. Пусть меня лучше он сам сожрет.
- Либер, - крикнул я. - Либер! Где ты?
- Тебе чего? - спросил он откуда-то. Голос раздавался неподалеку.
- Там... - слова почему-то застряли в моей глотке.
Но Либер вроде бы понял.
Таких прыжков я уже давно не видел. Он очутился возле окна-бойницы буквально в один миг. Оттолкнувшись ногами от пола...
Глянул в окно и зарычал...
- Придется остаться! - голос его перестал походить на старческий и потерял свою надтреснутость. - Любишь кататься, вот и катись себе...
Вероятно это была шутка. Но я ее не понял. Я вообще шуток не понимаю...
Странная заторможенность. Я вижу, как Либер одним ударом внезапно окрепшей руки разбивает близлежащий ящик и вытаскивает оттуда винтовку, всю в масле и в стружках... Кидает мне...
- Совладаешь?
Я молча кивнул. В конце концов пользоваться оружием это... Это просто в крови у человека. Вот только против кого? Против тех, кто обступил склад? Мне даже захотелось смеяться.
- Ты собираешься пулями... С ними? - я едва подавил глупый смешок, который прямо-таки рвался наружу.
- Нет, - ответил Либер. - Стрелять будешь ты. Я пойду ближе... Марта!
С потолка мигом свесилась Марта, широко разевая оскаленную пасть и находу меняя очертания тела.
Либер что-то выудил из своих лохмотьев и исчез с бесшумностью тени, затерявшись между ящиками... А я остался стоять, как последний идиот, сжимая в руках крупнокалиберную винтовку. Один против толпы вампиров, которые стояли за дверями склада. Все, что меня ожидало в ближайшем будущем, - это всего лишь два варианта смерти. В случае если меня разорвут низшие, грязные твари, бывшие когда-то людьми, можно будет считать, что я легко отделался. А если мною займутся Мастера... Значит мне не повезло.
От осознания этой мысли, мысли о близкой и достаточно грязной смерти, с меня спал весь ступор, какой случается с теми, кого осудили на смерть вместо оправдательного приговора.
Пришла мысль о самоубийстве. Просто мелькнула. Пропала, как не было.
Я словно раздвоился. Я со стороны наблюдал за собой, за тем странным состоянием, которое снизошло на меня... Голова вдруг очистилась, стала пустой и словно бы стеклянной. Ткни пальцем в висок, и все развалится... И я ткнул. Указательный палец оказался неожиданно твердым. В голове зазвенело... Посыпалось... Я словно бы взорвался.
Так было, когда мастер в шахте толкнул меня на камни. Я упал и сильно поранился... Ударился головой о выступ породы. Помню только звон в голове, и кирка словно живая скаканула мне в руки, а затем точно в голову мастера... Точно-точно.
Удивительно, но это воспоминание не оказалось таким страшным и неприятным, каким было всегда. Вспомнив тело мастера с торчащей из его головы киркой, я только рассмеялся. И развернулся лицом к двери...
Как раз вовремя, потому что ее сорвало с петель. Да так, что она влетела внутрь разбрасывая вокруг себя облако древесной щепы. В проеме стояла здоровая, поросшая седым волосом обезьяна, которая скалила клыки в омерзительной усмешке: голод, вот что было написано на ее морде. Можно было сказать, что существо стояло на двух конечностях, если не принимать в расчет руки, которые свешивались до земли и играли роль неких опорок при ходьбе...
Обезьяна пригнула голову и с хрипом втянула в себя воздух... Долгим, прерывистым, голодным хрипом. В моем сознании пронеслась картина, как Лейбниц в моем, казалось уже таком далеком прошлом, так же вдыхал запах разогретой еды, который поднимался над вскрытой консервной банкой. Так же... Протяжно, с хрипом, и тонкая струйка слюны тянулась вниз... Я просто видел, как воздух проходит через заросшие волосами ноздри... Твари, что стояла в дверях, Лейбница, голодного существа, мастера из шахты...
Ненавижу!!!
Я закричал! И вдавил курок... Винтовка зло рявкнула, плеснула огнем и подпрыгнула словно живая в моих ослабевших руках. Так подпрыгнула, что ударила меня стволом в плечо.
Меня развернуло, но я ясно увидел, как в груди у обезьяны образовалась здоровенная дыра размером с мои два кулака. И через эту дыру я могу видеть кого-то еще, кто стоит позади нее... Рана была сквозной. Обезьяна начала заваливаться на спину, и я увидел совершенно человеческое удивление на ее лице. Удивленно-обиженное выражение лица маленького ребенка, которого укусила плюшевая игрушка, которую он, до этого момента, безнаказанно таскал за хвост.
В тот же миг жадные лапы схватили обезьяну за плечи и утащили назад... Разрывать на куски. А в проем полезли новые голодные и озверевшие в этом голоде хари. А я выстрелил снова.
На этот раз мне не так повезло. Тварь, которая вырвалась вперед, лишилась кисти руки. Но зато той, что следовала за ней, пуля на излете ударила в пах... Уж что-что, а боль вампиры чувствуют так же, как и люди, можете не сомневаться.
Я стрелял и стрелял, а в проломленную дверь лезли все новые и новые хари... Все новые и новые, а я стрелял... Стрелял, стрелял!!! В стороны летели куски плоти, я перестал чувствовать свои руки, винтовка ощутимо нагрелась, и теперь прикосновение к металическим ее частям обжигало кожу. То, что она крупнокалиберная и достаточно мощная, я понял сразу, но я никак не мог предположить, что у нее такая убойная сила. Чтобы сдерживать ее, мне приходилось напрягать все тело. И некоторое время все мои мысли были направлены на удержание оружия в руках. И когда вместо грохота очередного выстрела прозвучал сухой щелчок... я его просто не услышал. А продолжал нажимать и нажимать на курок, давить на него, с ужасом глядя на окровавленные хари, что приближались ко мне...
Я стрелял и стрелял, а в проломленную дверь лезли все новые и новые хари... Все новые и новые, а я стрелял... Стрелял, стрелял!!! В стороны летели куски плоти, я перестал чувствовать свои руки, винтовка ощутимо нагрелась, и теперь прикосновение к металическим ее частям обжигало кожу. То, что она крупнокалиберная и достаточно мощная, я понял сразу, но я никак не мог предположить, что у нее такая убойная сила. Чтобы сдерживать ее, мне приходилось напрягать все тело. И некоторое время все мои мысли были направлены на удержание оружия в руках. И когда вместо грохота очередного выстрела прозвучал сухой щелчок... я его просто не услышал. А продолжал нажимать и нажимать на курок, давить на него, с ужасом глядя на окровавленные хари, что приближались ко мне...
Странно, но то, что у меня закончился боезапас, дошло до меня не сразу... Только когда в лицо полетела свежая обойма, а откуда-то сверху упал Либер. В самый центр набежавших обезьян. Каким-то отстраненным зрением я заметил на некоторых из них лохмотья одежды. Грязные и почти неузнаваемые тряпки, залитые старой, почерневшей кровью. Может быть еще их собственной.
Когда в центре стаи образовался Либер, возникла минутная пауза всеобщего замешательства, во время которой я успел поднять с пола обойму и выдернуть старую... А потом Либер нанес удар. Как будто диск бледного света мелькнул в его руках. Словно цветок прирученного белого пламени распустился в его руках, лизнул толпу вокруг, наискось перечеркивая тела и снова спрятался в темную оболочку черной палки. Секунды медленно тянулись, и я никак не мог решить, послышался мне легкий шелест и свист в момент движения Либера или нет. Послышался? Секунды толкались сильными ногами о неровности и шероховатости дороги-времени. Наступившую тишину нарушали только мои дрожащие руки, которым никак не удавалось вставить новую обойму в винтовку. Руки действовали словно бы сами по себе, потому что глаза мои были прикованы к той сцене, что застыла в нескольких шагах от меня. Либер, стоящий прямо с шестом в вытянутых руках. Одна ладонь на середине, а другая, правая, на оконечности шеста. И полулюди-полувампиры вокруг него в застывших позах. Либер в черном, но невыразимо чистый, и грязные, просто грязные вампиры вокруг.
Шестеро или семеро, те, кто успел пролезть в проем двери, в момент моего бездействия.
А затем время преодолело все барьеры и побежало по своей вечной дорожке. Что-то дрогнуло в сложившихся декорациях, поплыло, кто-то взмахнул руками, чья-то глотка издала протяжный вой, и я увидел, как в кошмарном сне, что тела вампиров просто напросто расползаются в том месте, по которому, как мне показалось, прошло на миг блеснувшее белое пламя. Рассеченные надвое тела с глухим стуком упали на пол вокруг недвижимого Либера. Кровь ударила вверх. Словно рисуясь, Либер сделал шаг назад и в сторону, а затем повернулся к оставшимся в живых вампирам спиной и ушел в темноту склада. Оставшиеся в живых не шелохнулись и только чей-то тихий скулеж достигал моего слуха в общей тишине. Эта тишина означала, что мои руки уже справились с тяжелой задачей установки нового боекомплекта и следущим звуком, который прервал затянувшееся молчание, был щелчок затвора. Так щелкает языком человек смакующий вкусную пищу.
И выстрел.
Когда позади заверещали, я позволил себе обернуться. И увидел, как пролезший в узкое окно вампир с визгом пытается отпихнуть от себя свалившуюся на него сверху Марту. Тут было все ясно, и, поворачиваясь обратно, я успел заметить, как тело вампира взмывает к потолку, увлекаемое зверем Либера.
В проеме двери никого не было. За время бойни я успел еще раз перезарядить винтовку, а Марта сожрала еще трех кровопийц, которые попытались проникнуть через окно.
Либер на моем фронте больше не появлялся, но я отмечал его действия угловым зрением, где-то позади меня иногда вспыхивало звенящее белое пламя.
Потом все кончилось. Как-то сразу. Вот я стреляю, а вот уже ничего нет. Тишина... И Либер кладет мне руку на плече.
- День. Солнце взошло.
- Днем они не нападут? - Голос совсем меня не слушается.
- Нет. Таковы правила.
Я вдруг понимаю, что у меня страшно трясутся руки. Винтовка дергается в задубевших ладонях, и я невероятным усилием разжимаю их... Винтовка не падает на пол. Ее подхватил Либер.
Пошли, солдат, - бросает он и уходит в полумрак.
Солдат. В послевоенные годы это слово было оскорбительным. Но сейчас я не могу на него обижаться... Я просто разворачиваюсь и плетусь за ним. Противная дрожь медленно, но верно переползает на ноги.
- Либер... - Спать совсем не хочется, точнее хочется, но не получается заснуть. Глаза остекленели.
- Либер!
- А? - Либер лениво откликнулся со своего места.
- А почему ты отсюда не уйдешь? - Сейчас от боевой истерики не осталось ни следа, только легкость в теле. И совсем не хочется вспоминать, как Либер отпаивал меня спиртом после боя. И как я кричал и плакал...
- А я уйду. Это впрочем не имеет значения.
- Почему?
- Что почему?
- Почему не имеет значения?
- Потому что я не хочу отсюда уходить...
- Понятно, - я окидываю взглядом окружающие нас ящики с едой.
- Ни черта тебе не понятно. Мне не нужно СТОЛЬКО еды. Я могу обойтись малым.
От мысли, чем может обойтись Либер, мне становится не по себе.
- Тогда что же?
Либер молчит.
- Либер...
- Что?
- Скажи.
- Я не хочу бежать. Побежишь один раз, будешь бегать всю жизнь. Если ты понимаешь, что я хочу сказать...
- Но ведь они знают, где ты.
- Они всегда знают, где я.
- Тогда я чего-то не понимаю...
Либер ничего не ответил, и я спросил снова.
- Послушай, а почему тебе не уйти... к людям?
На этот раз Либер даже приподнялся в темноте, я увидел его силуэт.
- Куда?
Я не понял его интонации и поэтому постарался пояснить:
- Ну... Ну например в Охраняемые Территории... Я понимаю, что Лейбниц то еще дерьмо, но...
Он не дал мне договорить.
От его тихого смеха меня пробрал холод. Вроде бы ничего в его смехе и не было, а вдруг из углов повеяло плесенью, страхом.
- Ты считаешь, что вы чем-то лучше тех тварей?
Я помолчал, а затем спросил:
- Что ты имеешь ввиду?
- Что? Хах... Ты думаешь, что ты уже достаточно пожил? Сколько тебе лет... Лет пятьдесят? Ну пятьдесят пять... Ты пережил войну и весь послевоенный кошмар без психотравмы только потому, что твои мозги недостаточно развиты для этого. В этом твое счастье. И ты считаешь, что все уже знаешь? Черта с два! Ты хотя бы отдаленно представляешь, сколько МНЕ лет? А? Ты когда-нибудь слышал про графа Влада? И даже если и слышал, то только те россказни, которые пустили о нем те, кого он убивал...
Я отважился подать голос:
- Он был... вампир, - сказал я полуутвердительно.
Либер выругался.
- Это именно то, про что я говорю. Не был... - произнес он и запнулся. Он не был тем, что о нем рассказывали. Он был... как я. И после того, как эти твари разделались с ним руками тех, кого он прикрывал... Они еще и опорочили его имя. Только они упустили один маленький нюанс, у Влада были дети. Конечно, не он основал Оппозицию. Он был только ее самым ярким деятелем. Только благодаря таким, как он, вы достигли того, чего достигли. Оппозиция позволила людям подняться от уровня кормового скота до уровня полноценного живого существа. До уровня хозяина этого мира... Оппозиция всегда стояла на границе. Не позволяя вашим же создателям превратить вас в то... чем вы и должны были бы быть, без нас...
Он надолго замолчал и я снова подал голос:
- Кого, "вас"?
- Бастардов, - голос Либера звучал устало. - Наполовину людей, наполовину... нелюдей. Когда стало ясно, что люди могут превратиться из скота во что-то... Ну в общем неважно. Правда в том, что ни та, ни другая сторона не смогла или не захотела полностью принять нас за своих. И чтобы уберечь одну свою половину от истребления, а вторую от вечного позора, мы были вынуждены основать Оппозицию. И поддерживать шаткое равновесие многие-многие годы. Однако случилось так, что нам стали противны и те и другие... Нам опротивела ваша дикость, ваши костры, ваша ненависть, и мы не могли принять замкнутость, черствость и отсутствие гибкости других. Те, другие, всегда считали вас скотом, продавая древние правила и законы. Вышло так, что мы что-то упустили... Есть ирония в том, что произошло...
Я понимал едва ли половину сказанного Либером. Я ощущал, что это важно, слышал в его словах боль за что-то прошлое, огромное и непознаваемое. Я просто слушал, поскольку Либеру кажется не требовался уж очень понятливый слушатель.
- Наверное, ты думаешь, что в том, чтобы уничтожить всю жизнь на планете нет ничего значимого. К чему вы пришли, руководствуясь своим разумом?.. На самом деле, все не совсем так. Разумом вы не руководствовались. От вас, от людей, вообще ничего не зависело. Войну начинают не землепашцы и не рабочие... Войны начинаются с благословления больших политиков, вождей и царьков. А к моменту катастрофы среди них уже не было ни одного человека. Большой политикой занимались Мастера. И когда мы это обнаружили, было уже слишком поздно. Смерть одного или двух ничего не решала... Были удачные покушения. Были бои, восстания. Но это приводило только к новой крови, к новой... еде. Пока, наконец, Мастера порешили сделать человечество кормушкой не только для избранных, а для всех. Ирония в том, что помогли им в том ваши же собственные ученые. Земля не погрузилась в вечную зиму, не перестала существовать, расколовшись на миллионы осколков... Она погрузилась во мрак. Нет. В сумрак. Нет дня, нет ночи. Вечные сумерки. Время для нелюдей. Но горячка первых дней и лет, лет крови, прошла, а, - Либер снова запнулся. - А поголовье сильно пострадало. Еды стало мало, тогда как ртов было уже достаточно много. Поэтому пришлось снова воззвать к вашему стремлению выживать в куче, сбиваться в стадо. Хороший инстинкт, полезный. И ведь, что забавно, такие, как ваш Лейбниц... Они люди. Не вампиры. Не новообращенные и уж тем более не Мастера. Просто люди. У власти. На территориях установлен порядок. Люди живут, как положено скоту, размножаются и иногда исчезают. Кто прямо из дома, кто вот так, как ты, находясь в поиске. А взамен поселение Лейбница не трогают и даже наоборот, он получает еду, женщин, которых тоже можно превратить в еду. Воду. Лекарства... Он правит своей маленькой империей и нету выше его. Он вашь царь и бог... Он может все продать и купить. Так чем же вы лучше вампиров? Вы, выжившие. Я знаю, те, кто был цветом вашего мира, великие художники, великие писатели, великие воины...