– Это обязательно? – восхитился я.
– Вообще-то, конечно, не обязательно. Но весьма желательно. Кырба-ате – звери Мараха. А с Мараха лучше не ссориться: ни с людьми Мараха, ни с животными, ни даже с деревьями… И потом, если ндана-акуса не будет кормить их на пирах, они повадятся на его огороды. Здесь земля добрая, урожай следует за урожаем: сегодня сорвал умалу, а завтра на ее месте уже новая пробивается… Но если кырба-ате начнут ходить на твой огород, можешь искать себе новое занятие, чтобы прокормиться: тебе ничего не останется!
– Страсти какие! – уважительно сказал я. – Настоящий рэкет!
– Ну, для ндана-акусы Анабана приглашать к себе десяток кырба-ате каждый вечер – не проблема, сам понимаешь, – заверил меня Хэхэльф. Зато он может хвалиться перед соседями своим богатством: говорит им, что кормит всех окрестных кырба-ате. Такое удовольствие мало кому по карману. А они за это не трогают огороды: ни его собственные, ни его людей… Ну, вообще-то, бывает, побезобразничают иногда, но только изредка, чтобы их уважать не перестали!
– Ну дела! – изумленно сказал я. И робко спросил: – А местные жители на них не охотятся? Они на вид такие славные… и совершенно беззащитные: ни клыков, ни когтей!
– Смеешься? – Хэхэльф даже на месте подпрыгнул от удивления. – Охотиться? На кырба-ате? Они же Мараха, дурень!
– Извини, забыл, – вздохнул я. – А в чем это выражается? Я имею в виду: они умеют делать какие-нибудь чудеса, как люди Мараха?
– Еще бы! – с энтузиазмом кивнул Хэхэльф.
– А какие? – не отставал я.
– Понятия не имею, – он пожал плечами. – Они никому об этом не рассказывают… Да ты жуй давай! Тетя Хондхо уже на тебя подозрительно косится. Наверное ей кажется, что ты недооцениваешь жареные плавники рыбы бесеу в сладком соусе из плодов улидибу… Зря я, что ли, столько масла сагыд на тебя перевел? Неужели уже наелся?
– Нет, конечно, – вздохнул я. – Просто эти удивительные зверушки… Глаз отвести не могу!
– Ты бы действительно лучше жрал, чем на нас пялиться. А то тощий такой – смотреть противно! – внезапно сказал один из мохнатых гостей, обернувшись к нам. Он говорил громко, четко и, судя по всему, на языке кунхє – по крайней мере, я его сразу понял.
– Ничего себе, – упавшим голосом сказал я. – Скажи, Хэхэльф, здешний повар добавляет кумафэгу во все блюда, или только в некоторые? Предупреждать надо…
– Никто никуда кумафэгу не кладет, ты что спятил? – он озадаченно покачал головой. – С чего ты взял?
– Они со мной разговаривают, эти зверушки, – пожаловался я. – Сейчас в беседу вступят мои ботинки… Знаешь, мне уже не смешно!
– А, ты решил, что тебе мерещится! – рассмеялся Хэхэльф. – Не переживай, кырба-ате действительно говорят, да еще и на всех языках, какие только есть в мире Хомана – как и все прочие Мараха… Правда, деревья Мараха крайней редко говорят вслух, но такое с ними все-таки иногда случается.
– Давай, давай, жуй, – снова ворчливо сказал мне пушистый кырба-ате, – и нам не мешай. Потом, когда мы поедим, можешь подойти поближе, если уж тебе так припекло.
– Слышал? – весело спросил меня Хэхэльф. – Экий ты, оказывается, обаятельный, Ронхул Маггот: даже кырба-ате согласны подпустить тебя поближе. Вообще-то, они нашего брата, человека, не слишком балуют вниманием…
Тут у меня случился очередной приступ обжорства и я наконец оставил его в покое. Все к лучшему: по крайней мере, тетушка Хондхо смогла убедиться в моей лояльности к жареным плавникам рыбы бесеу.
Ндана-акуса Анабан появился, как и предсказывал Хэхэльф, примерно через час. Оглядел всех присутствующих с таким выражением лица, словно оказался в обществе отравителей, клятвопреступников и предателей сотрапезников, и уселся на подушки между Хэхэльфом и своим старшим сыном, нданой – то есть местным принцем Уэльским – со странным трехступенчатым именем Рэй И До, молчаливым мужчиной средних лет, почти столь же величественным, как его отец, и таким же недовольным. Хэхэльф сообщил мне, что ндана Рэй И До – человек степенный и с правильным мнением – среди бунаба это считалось самым крутым комплиментом. Некоторое время ндана-акуса Анабан брезгливо разглядывал поставленную перед ним еду, потом все-таки снизошел до того, чтобы ее продегустировать, и что-то буркнул себе под нос.
– Он говорит, что еда не так отвратительна, как могла бы быть – если учесть, что все повара в этом доме – бездарные бездельники, – перевел мне Хэхэльф. И добавил: – На самом деле он так не думает, и все это знают, просто ндана-акуса должен все время быть недовольным – иначе его постепенно перестанут уважать.
– Будешь смеяться, но у него имеется куча единомышленников в любом из известных мне миров, – кивнул я.
Ндана-акуса внезапно заинтересовался нашей беседой и потребовал перевода. Хэхэльф тут же склонился к нему и что-то забубнил. Ндана-акуса выслушал его речи и удовлетворенно прикрыл веки. Мне показалось, что он остался доволен услышанным. Потом я снова набросился на еду: проклятое зелье действительно превратило меня чуть ли не в прету – несчастного обитателя мира голодных духов.
– Ндана-акуса весьма удивлен тем, что ты бывал в разных мирах и спрашивает, нравится ли тебе наш мир, – внезапно зашептал Хэхэльф. Я призадумался.
– Скажи, что поначалу, когда я попал в Землю Нао, он мне совсем не понравился, – честно ответил я. – Потом дело пошло лучше, и я начал находить в нем некоторую приятность – до тех пор, пока не повстречался со страмослябами… А потом я попал в Сбо, и решил, что этот мир – замечательное местечко. Ну а с тех пор, как моя нога ступила на Хой, я не перестаю благодарить судьбу за то, что она меня сюда привела, – признаться, в финале я слегка приврал: вежливость обязывала.
Хэхэльф принялся старательно переводить мое словоизвержение своему покровителю. На сей раз ндана-акуса переваривал информацию не слишком долго: по крайней мере, я не успел забыть, о чем мы говорили.
– Он сказал, что ты очень мудрый, хоть и демон, – сообщил мне Хэхэльф. – Ндана-акуса просил меня сказать тебе, что он с тобой согласен: Земля Нао вызывает у него величайшее отвращение – от себя добавлю, что это отнюдь не пустые слова: все бунаба терпеть не могут обитателей Земли Нао и лелеют мечты о том, как однажды с помощью Варабайбы займут их место на Мурбангоне. У них, знаешь ли, большие завоевательские амбиции… Потом ндана-акуса изволил добавить, что сама по себе земля Мурбангона – неплохое место, так что тут ты тоже прав. Что касается страмосляба, о таких гадостях здесь не принято говорить за столом… Кроме того ндана-акуса снисходительно согласился с тем, что Сбо – не самое плохое из поселений на Хомайге, поскольку добрую треть населения составляют его соотечественники, хойские бунаба. Ну и разумеется, похвалив Хой, ты обмазал медом его суровое сердце, сам понимаешь!
– По крайней мере, я на это надеялся, – удовлетворенно вздохнул я.
Ндана-акуса Анабан, тем временем, вошел во вкус: он жаждал общения. Он снова поманил Хэхэльфа и что-то забубнил. Когда Хэхэльф повернулся ко мне, он выглядел очень довольным.
– Ндана-акуса говорит, что ты так ему понравился, что он с удовольствием пригласил бы тебя поселиться в его доме и жениться на одной из его дочерей, или сестер – на выбор… Правда, не на твой, а на их выбор, но это не имеет значения, поскольку такое счастье тебе все равно не светит: ндана-акуса хорошо понимает, что тут есть два непреодолимых препятствия. Во-первых, ты демон и собираешься исчезнуть в конце года, а во-вторых, – Хэхэльф сделал драматическую паузу и с удовольствием закончил: – На его взгляд, ты слишком уродлив, так что с женитьбой все равно ничего не получится.
– Я слишком уродлив? – растерянно переспросил я. – Вот уж не думал! – Вообще-то, я никогда не был столь невысокого мнения о своей внешности, даже в юности, когда человек способен совершенно искренне впадать в продолжительную депрессию из-за формы своего носа, подбородка, или, не приведи господи, прыщика на щеке. Скажу больше: если когда-то у меня действительно были некоторые претензии к своей роже, то жизнь неоднократно пыталась убедить меня в обратном, и ей это в конце концов удалось. Поэтому заявление ндана-акусы показалось мне обыкновенным оскорблением, и я недоумевал: зачем ему это понадобилось? Еще один милый местный обычай – так, что ли?
– Не обижайся, Ронхул, – сочувственно сказал Хэхэльф. – Ндана-акуса говорил совершенно искренне, он не хотел тебя обидеть, более того: он тебе сочувствует. Видишь ли, по меркам бунаба ты действительно жуткий урод! У тебя круглые глаза, улыбчивый рот, слишком незагорелая кожа и слишком светлые волосы – именно то, что здесь считается самыми большими недостатками. Не переживай: я здесь тоже считаюсь не слишком красивым, мои друзья бунаба искренне мне сочувствуют и постоянно пытаются уговорить кого-нибудь из своих сестричек выскочить за меня замуж: они совершенно уверены, что я до сих пор неженат именно потому, что ни одна женщина в здравом рассудке не свяжет со мной свою судьбу… Но по сравнению с тобой я, конечно, почти красавчик! По крайней мере, кожа у меня загорелая, а улыбаться эти ребята меня давным-давно отучили.
– Ладно, переживем, – усмехнулся я. – В конце концов, все к лучшему, а то пришлось бы жениться – просто из уважения к хозяевам дома, и все такое…
– Я скажу ндана-акусе, что ты ценишь его заботу, но поскольку сам осведомлен о собственном уродстве, просишь его не хлопотать о твоей личной жизни, дабы не повергать в ужас женщин, живущих в этом гостеприимном доме, – решил Хэхэльф и повернулся к ндана-акусе. Тот внимательно его выслушал и посмотрел на меня с настоящим отеческим сочувствием, а потом наконец приступил к трапезе.
Я заметил, что кырба-ате уже опустошили свои миски и снова обернулся к Хэхэльфу.
– Меня не сочтут хамом, если я на время покину общество и подойду к этим говорящим зверушкам? А то они уже все съели, еще уйдут…
– Ну что ты, конечно обязательно к ним подойди, – кивнул Хэхэльф. – Когда я сказал ндана-акусе, что кырба-ате обратили на тебя внимание и согласились поболтать с тобой в конце вечера, твои ставки рванули вверх со страшной силой!
Я тут же отправился к кырба-ате. Всяческая живность – это моя слабость, неудивительно, что грозные собачки чару не стали вгрызаться своими крокодильими зубками в мою беззащитную задницу: я всегда отлично ладил с представителями фауны, даже с кусачими. Но кырба-ате были не просто очаровательными толстыми комками меха, а говорящими зверями Мараха, поэтому я здорово волновался: у меня был некоторый опыт общения с людьми Мараха, и я не мог назвать его таким уж позитивным.
– О, явился! А мы тебя уже ждали, все хотели спросить: с какой стати ты на нас весь вечер пялился? – тут же сварливо спросил один из пушистых холмиков.
– Вы показались мне очень красивыми, – совершенно искренне ответил я. – Красивыми и… удивительными!
– Да, мы красивы, – важно согласился он. – Но что в этом удивительного?
– Может быть, ничего, но я видел вас впервые в жизни, – смущенно признался я.
– Как такое может быть? – теперь пришла очередь кырба-ате удивляться.
– А я здесь совсем недавно, – объяснил я. – Не только на Хое, а вообще в мире Хомана.
– Вот так-так! Ну и как тебя сюда занесло, человек? – Ворчливо спросил один из мохнатых толстяков, тщательно вытирая свою вилку большим круглым листом невысокого кустика, росшего поблизости. – Только не говори, что ты не человек, а демон: самый обыкновенный человек, это невооруженным глазом видно. Нас не проведешь!
Я опешил от его словесной атаки и хлопал глазами, пытаясь сообразить, что бы такое ответить.
– Рассказывай свою историю, только коротко, – проворчал другой кырба-ате. – Или вовсе ничего не рассказывай: ну какая у тебя может быть история? А нам уже пора по домам: ужинать и спать.
– Ужинать?! – я не удержался от кривой усмешки. – А здесь вы что делали?
– Вот глупый человек! Какой же это ужин? Так, баловство одно! Сюда мы ходим только для того, чтобы дать хозяину дома возможность засвидетельствовать нам свое уважение, – объяснил он. – А настоящий ужин может быть только дома, в норке, под любимым одеялом…
– Ты давай, не отлынивай, рассказывай свою историю! – потребовал еще один кырба-ате. В десять слов уложишься?
Я растерянно помотал головой.
– Ладно, пусть будет больше слов, но не намного! – великодушно решили мохнатые толстяки.
Я старался изо всех сил. В конце концов мне удалось рассказать историю своих скитаний по миру Хомана за пять минут – своего рода рекорд, особенно когда такой болтливый парень как я то и дело попадает в столь причудливые обстоятельства.
– Ну вот, действительно ничего интересного! – вздохнул тот кырба-ате, который все это время старательно вытирал вилку. Он наконец счел ее достаточно чистой и положил в карман своего комичного цветастого передничка.
– Да ты не огорчайся, – сказал другой, – у вас, людей, почти никогда не бывает интересных историй! Так уж вы устроены… С тех пор, как на Хой приезжал акуса-па-хумха Малого Халндойна, который добавляет в острый соус яд морской змеи керадбы, я ни разу не слышал, чтобы из человеческих уст звучало что-то заслуживающее внимания!
– Люди вообще очень странные существа, – вмешался еще один. – Например у вас почти совсем не растет шерсть. Ну, это я еще кое-как могу понять: природа обидела. Но вы же – разумные существа! Почему вы не носите шубы, чтобы замаскировать свои голые бледные тела? – и он возмущенно умолк.
– Ладно, – проникновенно сказал я, – вы меня убедили: я непременно постараюсь раздобыть себе шубу. И буду ее носить, честное слово!
– Вот и умница, – снисходительно одобрили меня кырба-ате. – Вот ведь, какой молодец: вроде, человек – а соображает!
– Ты тут с нами зря время теряешь, – вдруг сказал одни из кырба-ате. – Вернуться домой мы тебе не поможем, хотя могу наперед сказать, что все у тебя рано или поздно будет хорошо, особенно, если ты действительно начнешь носить шубу… А теперь иди и ешь. А то такой тощий – смотреть на тебя противно!
– И щеки впалые! – с отвращением добавил другой. – Как можно так скверно обращаться со своим телом?! Оно же у тебя одно-единственное, казалось бы, о чем еще заботиться, а ты ни щек не наел, ни боков, ни задницы…
Я послушно вернулся на свое место, с трудом сдерживая запрещенную правилами бунабского этикета улыбку: комментарии кырба-ате касательно моей внешности здорово подняли мое настроение, слегка подпорченное официальным заявлением ндана-акусы Анабана о моем патологическом уродстве – как все-таки странно устроен человек: вроде бы, я отлично понимал причину такого недоразумения, тем не менее, мне все равно было обидно, и только беседа с пушистыми ворчунами кырба-ате поставила все на место.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Хэхэльф.
Я кратко пересказал ему содержание нашей беседы. Хэхэльф не обратил никакого внимания на рассуждения зверей о моей внешности, его заинтересовало совсем другое.
– Слушай, Ронхул, это просто здорово! – просиял он. – Если уж кырба-ате говорят, что у тебя все будет хорошо, значит так оно и есть: они редко что-то предсказывают, но никогда не ошибаются. На то они и Мараха! В свое время они так же небрежно предсказали мне, что я уеду с Хоя и буду возвращаться сюда только погостить – тогда это был большой вопрос, поскольку мой батюшка благополучно нарушил взятые им обязательства, и по правилам меня не то что отпускать домой – оставлять в живых не следовало… Разумеется, ндана-акуса не собирался меня убивать: к этому моменту он успел потратить слишком много времени на мое обучение, чтобы просто так взять и уничтожить результаты своих усилий. Но отпускать домой меня он тогда не собирался… Извини, Ронхул, но вечер воспоминаний закончен: я должен рассказать нашему хозяину о твоей беседе с кырба-ате.
Они довольно долго шушукались, потом Хэхэльф повернулся ко мне.
– Ты не поверишь, но ндана-акуса спрашивает, когда тебе будет угодно отправиться в путь, к Варабайбе. Обычно он сам принимает решения, и не дает себе труд советоваться с другими заинтересованными лицами – а тут спросил! Понимаю, что ты скажешь: завтра же! – и полностью разделяю твое нетерпение. Но я тебя умоляю: сделай несчастное лицо, чтобы ндана-акуса увидел, как тебе не хочется покидать его гостеприимный дом. А то затаит обиду, мне же потом и расхлебывать…
Я послушно скорчил скорбную рожу: никаких проблем! Достаточно было вспомнить суровых Вурундшундба и их прогноз касательно моего светлого будущего в каких-то неподдающихся описанию Гнездах химер, чтобы загрустить почти по-настоящему: невзирая на оптимистические пророчества мохнатых мудрецов, моя судьба по-прежнему висела на волоске… Пока Хэхэльф рассказывал ндана-акусе о том, какие чудовищные сожаления мы оба испытываем в связи с необходимостью отправиться в путь прямо завтра, я мрачнел все больше и больше, пока не понял, что еще немного, и какая-нибудь из бунабских красоток решит, что я вполне подхожу для семейной жизни: по крайней мере, мой основной недостаток – улыбчивый рот – был полностью ликвидирован.
– Он сказал: завтра – так завтра! – бодро сообщил мне Хэхэльф. – Пожалуйста, постарайся заплакать! Ндана-акусе будет приятно увидеть, что предстоящая разлука разрывает твое сердце.
– Заплакать сложно, – неуверенно протянул я, но сделал все, что мог: закрыл лицо руками и издал несколько сдавленных всхлипов, а когда отнял руки от лица, мои глаза были по-настоящему мокрыми – я ухитрился незаметно, но очень сильно надавить на их внутренние уголки.
– Сойдет, – похвалил меня Хэхэльф. – Ты просто на лету схватываешь!
Ндана-акуса с интересом посмотрел на мое несчастное лицо и, кажется, преисполнился сочувствия: во всяком случае, бедняга Хэхэльф был вынужден в течение получаса переводить мне его глубокомысленные рассуждения о мимолетности приятных мгновений, которые, тем не менее, можно сохранить в каком-то таинственном уголке своего сердца…