Все мои сны озвучивались исключительно на бунабском языке, так что я проснулся с ощущением, что теперь знаю гораздо больше, чем вчера. Думаю, так оно и было: пока я спал, разрозненные знания, полученные в течение вчерашнего вечера, как-то сами собой распределились по файлам, теперь ими было гораздо удобнее пользоваться.
– Как самочувствие, гений? – весело спросил меня Хэхэльф.
– Абада! – гордо сообщил я. Это бунабское слово является настолько универсальным, что вполне может заменить целый язык. Его многочисленные значения располагались в диапазоне между гораздо хуже, чем следовало бы и все не так плохо, как могло бы быть, поэтому сегодня я не буду никого убивать – в каждом конкретном случае следовало обращать внимание на выражение лица своего собеседника и уметь отличать нормальную бунабскую мрачность от ее экстремальных проявлений. Впрочем, с лицом у меня по-прежнему не очень-то получалось: непослушная рожа оставалась такой довольной, что драматическое абада вполне можно было перевести, как жизнь прекрасна. Да она и была вполне прекрасной, как ни странно… Вот уж не думал, что мне может понравиться неторопливое путешествие через бескрайние леса острова Хой, да еще и с такой сомнительной целью, как встреча с неким богом – до сих пор я ни разу в жизни не встречался с богами, и вообще не слишком верил в их существование… Впрочем, я не мучил себя размышлениями: есть ли в природе этот самый Варабайба, или он – просто очень популярный местный миф. Там видно будет, – равнодушно решил я и даже не потрудился удивиться внезапному приступу мудрости.
Вечером следующего дня на горизонте показалась вершина скалы Агибубы. Она действительно была очень высокой: ее странная вытянутая плоская вершина, придающая скале сходство с буквой Г, если и не утопала в низких пушистых облаках, то по крайней мере, здорово к ним приближалась.
– Почти пришли, да? – восхитился я.
– Завтра на закате будем у ее подножия, – авторитетно подтвердил Кугайна.
– А наверх взобраться сложно? – обеспокоенно поинтересовался я.
– Да нет, ничего сложного, – отмахнулся он. – Там есть хорошая широкая тропа от подножия к вершине, а на самых крутых участках даже ступеньки в скале выдолблены.
– Говорят, Варабайба сам их выдолбил, чтобы людям бунаба было удобно ходить к нему в гости, – вставил Хэхэльф.
– Что значит – говорят? – нахмурился Кугайна. – Так оно и было, готов спорить на свою агибубу!
– А как проверять будем, кто победил? – тут же загорелся Хэхэльф.
– Очень просто: у самого Варабайбы и спросим, – рассудительно ответил Кугайна. – А что ты поставишь?
– Куртку, – с достоинством ответствовал Хэхэльф. Впрочем, он и сам понимал, что его ставка смехотворно мала.
– Разве что вместе с порцией кумафэги, которую ты носишь в кармане, – фыркнул Кугайна.
– Ничего себе! Порция кумафэги и куртка… между прочим, очень хорошая, почти новая куртка из кожи муюбы! – за одну старую агибубу?! – взвился Хэхэльф.
Завязалась продолжительная дискуссия, в которую постепенно втянулся ламна-ку-аку Кект, охотно взявший на себя полномочия незаинтересованного арбитра, а его свита внезапно утратила свою индейскую невозмутимость и взволнованно прислушивалась к разговору – по их лицам было видно, что ребята умирают от желания дать парочку советов спорщикам. Даже равнодушный ко всему толстый жрец изволил поднять веки и с любопытством уставиться на происходящее. В конечном итоге было решено, что Хэхэльф тоже должен поставить агибубу – чтобы все было честно. Его приятель Кект согласился стать спонсором проекта, благо уж он-то вез с собой не меньше десятка сменных агибуб.
– Слушайте, ребята, а о чем, собственно, мы спорили? – растерянно осведомился Хэхэльф, когда переговоры благополучно завершились. – Вы мне так голову заморочили, что я уже забыл…
Если бы наши спутники не были людьми бунабской национальности, после его заявления наверняка раздался бы дружный хохот, но в данном случае мне пришлось смеяться в одиночку. Наградой мне стали снисходительные взгляды наших спутников. Честное слово, они смотрели на меня, как на дикаря! Впрочем, гнилыми овощами все-таки не закидали – и на том спасибо.
Следующий день стал для меня тяжелым испытанием. По мере того, как мы приближались к подножию скалы, во мне нарастало беспокойство. До сих пор мне как-то удавалось просто наслаждаться путешествием, не задумываясь о его цели – так можно зачитаться интересным детективом, пока сидишь в приемной у стоматолога, и вздрогнуть только тогда, когда начинает открываться дверь, ведущая в кабинет. Причудливые очертания скалы Агибубы были для меня сродни этой самой медленно открывающейся двери…
Вечером, когда мы разбили лагерь у самого подножия, я уже успел завести себя так, что сердце выпрыгивало из грудной клетки. Я прикладывал невероятные усилия, чтобы мои спутники не заметили, что со мной происходит: эти ребята были мне симпатичны, и мне ужасно не хотелось опозориться. С грехом пополам мне это удалось. Я вел себя вполне адекватно, даже с напускным энтузиазмом пожевал что-то за ужином, но вот уснуть мне не удавалось очень долго. Лежать и делать вид, что я сплю, еще худо-бедно получалось, но этой дешевой имитацией дело и ограничилось.
– Не спишь? – шепот Кугайны свидетельствовал о том, что мой любительский спектакль с треском провалился. Полагаю, грохот ударов моего сердца о ребра раздавался над всей округой, как своего рода колокольный звон. Я на всякий случай промолчал: вступать в беседу мне не очень-то хотелось – ну о чем можно говорить, когда судьба уже стоит за углом, и ты здорово подозреваешь, что в руках у нее скорее топор, чем букет фиалок…
– Знаю, что не спишь, – невозмутимо сказал Кугайна. – Я и сам не могу заснуть. Давай выйдем – все лучше, чем здесь в темноте сопеть.
– Давай, – вздохнул я. – А то еще Хэхэльфа разбудим…
– Его разбудишь, пожалуй! – хмыкнул Кугайна.
Мы наощупь выбрались из шатра на свежий ночной воздух – никакие слова не способны передать, насколько он был свежим!
– Хорошо как! – невольно вырвалось у меня.
– Да, неплохо… А чего ты не спал? Сердце не на месте? – мне показалось, что Кугайна говорит сочувственно, хотя чтобы хорошо разбираться в нюансах перманентно недовольных интонаций бунаба, надо провести рядом с ними куда больше времени. – Я и сам немного волнуюсь, – неожиданно признался он.
– У тебя тоже важное дело к Варабайбе? – понимающе спросил я.
– Важное, не важное – что ты в этом понимаешь? – проворчал он. И неожиданно предложил: – Знаешь что, Ронхул? Я тут подумал: чего мы с тобой будем изводить себя ожиданием? Давай поднимемся на вершину прямо сейчас!
– Прямо сейчас? – ошарашенно переспросил я. Его предложение показалось мне соблазнительным и совершенно безумным одновременно. Подняться на вершину не дожидаясь утра, действовать вместо того, чтобы сидеть в темноте и следить, как медленно, секунда за секундой утекает мое время – это было по мне! Но в то же время у нас имелась такая хорошая программа действий, согласно которой мне полагалось не рыпаться, а ждать, пока влиятельные люди, ламна-ку-аку Кект и пага Пикипых, замолвят за меня словечко, а уже потом соваться к Варабайбе со своими проблемами, скорее всего, глубоко ему неинтересными… Я попытался объяснить это Кугайне, но он сердито отмахнулся.
– Какая тебе разница, кто попросит Варабайбу оказать тебе помощь? Я и сам могу это сделать. Ясное дело, я не такой большой человек, как ламна-ку-аку Кект, но Варабайба с одинаковым вниманием прислушивается к любому из бунаба. А иначе он был бы не богом, а самозванцем! Сам подумай: если бы Варабайба считал, что одни его люди лучше других, он бы с самого начала не стал создавать тех, кто по его мнению хуже!
– Твоя правда, – растерянно согласился я. – А как я буду с ним говорить? Ты научил меня многим словам, но этого явно недостаточно… Ты мне поможешь?
– Ну ты и дурень, Ронхул! – изумленно сказал Кугайна. – Если уж у меня хватило ума выучить Кунхє – неужели ты полагаешь, что Варабайба глупее меня?! Он может говорить на всех языках, какие есть в этом мире, и еще на некоторых, хотя от них нет никакой пользы…
– Опять твоя правда, – я был настолько выбит из колеи, что только и мог соглашаться со всеми его аргументами.
– Решай скорее, – потребовал мой нетерпеливый спутник. – Я не собираюсь терять время. Если не можешь решить, спроси свое сердце: уж оно-то знает, чего тебе на самом деле хочется!
– Пошли! – Я решительно встал на ноги. По большому счету, терять мне было нечего, с самого начала, так что я вполне мог позволить себе роскошь временно отказаться от услуг разума и пригласить маленькую взбалмошную мышцу, обитающую под ребрами, взять на себя его нелегкие обязанности…
– Если так и дальше пойдет, мы будем наверху еще до первого рассвета, – бодро пообещал мне Кугайна после того, как убедился, что я не отстаю от него на подъеме. Он, конечно, был хорошим ходоком, но человек, которому довелось несколько дней кряду гулять по лесу в компании Вурундшундбы, вполне способен угнаться и за гепардом! Так что подъем в гору не представлял для меня серьезной проблемы – впрочем, он помогал отвлечься от мерзопакостных страхов: а вдруг этот Варабайба пошлет меня на фиг, и все?!, – и это делало меня почти счастливым.
– Опять твоя правда, – я был настолько выбит из колеи, что только и мог соглашаться со всеми его аргументами.
– Решай скорее, – потребовал мой нетерпеливый спутник. – Я не собираюсь терять время. Если не можешь решить, спроси свое сердце: уж оно-то знает, чего тебе на самом деле хочется!
– Пошли! – Я решительно встал на ноги. По большому счету, терять мне было нечего, с самого начала, так что я вполне мог позволить себе роскошь временно отказаться от услуг разума и пригласить маленькую взбалмошную мышцу, обитающую под ребрами, взять на себя его нелегкие обязанности…
– Если так и дальше пойдет, мы будем наверху еще до первого рассвета, – бодро пообещал мне Кугайна после того, как убедился, что я не отстаю от него на подъеме. Он, конечно, был хорошим ходоком, но человек, которому довелось несколько дней кряду гулять по лесу в компании Вурундшундбы, вполне способен угнаться и за гепардом! Так что подъем в гору не представлял для меня серьезной проблемы – впрочем, он помогал отвлечься от мерзопакостных страхов: а вдруг этот Варабайба пошлет меня на фиг, и все?!, – и это делало меня почти счастливым.
– Рассвет в горах – самое лучшее событие, какое только может случиться с человеком, – откликнулся я.
– Это правда, – уважительно поддакнул мой спутник. – Все-то ты понимаешь…
Какое-то время мы поднимались молча и не без некоторого спортивного азарта: когда два взрослых мужчины начинают проделывать какие бы то ни было физические упражнения, рано или поздно это превращается в обыкновенное мальчишеское соревнование под лозунгом: а не слабо! В конце концов мы убедились, что вполне стоим друг друга, и снова перешли на шаг – как раз вовремя: еще немного, и я бы позорно запыхался…
– Не хочу лезть в твои дела, Ронхул, но будет лучше, если ты все-таки расскажешь мне свою историю, – неожиданно заметил Кугайна. – Должен же я как-то объяснить Варабайбе, с какой стати тебе припекло с ним повидаться. Или это великая тайна?
– Может быть и тайна, – равнодушно откликнулся я, – но мне так не кажется. Я бы уже давно тебе все рассказал, просто мне показалось, что тебе это неинтересно.
– Не слишком, – спокойно согласился Кугайна. Он как-то ухитрился сказать это таким тоном, что его пренебрежение к моим делам не показалось мне обидным – ну, не интересно человеку, и все тут. Некоторые люди живо интересуются биографиями своих товарищей по биологическому виду, другие – нет, и мой спутник явно принадлежал ко второй категории.
– Но сейчас я должен получить хоть какое-то представление о твоей проблеме, – добавил он. – Это нужно для дела.
– Конечно, – кивнул я.
Моя история заняла не больше получаса: я постарался быть кратким и обойтись без нытья и живописных подробностей. Кугайна слушал меня не перебивая, но очень внимательно, даже шаг замедлил.
– Понятно, – кивнул он, когда я умолк. – Да, непростое у тебя дело, Ронхул!
– Как ты думаешь, Варабайба сможет мне помочь? – нерешительно спросил я. Вообще-то я понимал, что мой спутник вряд ли может быть квалифицированным консультантом по вопросам, связанным с потенциальными возможностями бога Варабайбы, но мне позарез требовалась хоть какая-то моральная поддержка.
– Откуда мне знать? – рассудительно отозвался он. – Могу сказать тебе одно, Ронхул: пока человек жив, ничего не пропало. Из любой ситуации всегда есть выход, причем не один, а несколько – и кто ты такой, чтобы оказаться первым человеческим существом во Вселенной, попавшим в действительно безвыходную ситуацию?!
– Логично, – растерянно согласился я. Честно говоря, его пафосное заявление с упоминанием Вселенной почему-то совершенно меня не успокоило, а наоборот – разбудило задремавшие было тревожные предчувствия. К счастью, Кугайна не обратил никакого внимания на перемену в моем настроении.
– Это очень важное правило, Ронхул: выход не просто есть, их всегда непременно несколько! – с явным удовольствием повторил он.
– У меня такое ощущение, что ты все-таки выучился на жреца, – вздохнул я. – Что бы ты там не рассказывал, а не похож ты на простого человека!
– Ну уж! Куда мне, – буркнул он. И задумчиво добавил: – А даже если и так – какая тебе разница? Ты – чужак, для тебя все мы должны быть равны…
– Ну не скажи, – возразил я. – Люди вообще не бывают равны. Дело не в званиях, конечно… Просто всегда есть люди, которые находятся рядом, и все остальные. Эти самые все остальные действительно в каком-то смысле равны – поскольку ты их не знаешь, и совершенно к ним равнодушен. А вот те, кто находится рядом…
Я так заболтался, что сам не заметил, что остался один в темноте. Куда подевался Кугайна – вот чего я никак не мог понять! Только что он был рядом, шагал впереди – и вот… Некоторое время я звал его, но мой собственный голос, орущий в густой тишине предрассветных сумерек его имя Кугайна, пугающе похожее на имя древнего ветра, который уже не раз демонстрировал мне свою нежную, но неумолимую силу, показался мне настолько неуместным, что я поспешно заткнулся. В любом случае, мой спутник не отзывался. Я даже начал думать, что он мне приснился – в этом не было бы ничего удивительного: в детстве я не раз просыпался, обнаруживая себя не в собственной постели, а на кухне, или даже во дворе, так что вполне мог допустить, что на сей раз сомнамбулические похождения загнали меня чуть ли не на вершину скалы. Если учесть, что я весь день был на взводе, я мог выкинуть еще и не такой фортель!
– И что мне теперь делать? – растерянно спросил я сам у себя. Разумный ответ напрашивался сам собой: спускаться вниз, благо широкая тропа не дала бы мне заблудиться. К тому времени, как я спущусь, мои спутники как раз проснутся и начнут собираться, а потом я поднимусь сюда снова, вместе с ними, и ндана Кект замолвит за меня словечко перед Варабайбой, а может быть и молчаливый пага Пикипых наконец-то разомкнет свои мудрые уста, так что все будет в полном порядке, или не будет – в любом случае, тут я ничего не могу изменить… Я еще немного потоптался на месте и решительно зашагал вперед – чистой воды безумие, но я откуда-то знал, что поступаю правильно. Донельзя глупо, но правильно: кто это говорил, что все самое интересное случается только с одинокими путниками?..
Рассвет я встретил, сидя на плоской вершине скалы. Плато оказалось очень ровным и совершенно голым: здесь не росло ни травинки, о деревьях и кустах я уже не говорю! Тропа, по которой я сюда добрался, была единственным путем, ведущим на вершину, со всех остальных сторон плато казалось совершенно неприступным. Рассвет действительно был великолепен: сегодня первым оказалось маленькое голубое солнышко, поэтому и зарево над горизонтом переливалось синевато-лиловыми сполохами. Но в настоящий момент все эти красоты природы были мне до фени: бессонная ночь и спортивные подвиги превратили меня в груду аморфной биомассы. Даже предстоящая встреча с Варабайбой сейчас не вызывала у меня никаких эмоций: я был абсолютно опустошен и посему равнодушен ко всему, в том числе и к собственной идиотской участи. Мне было немного неловко перед Хэхэльфом и его бунабскими приятелями, когда я думал о том, как они будут меня искать, когда проснутся, но к счастью, у меня не оставалось сил на настоящие угрызения совести.
– Смотри-ка, а ты все-таки решил идти дальше! – голос Кугайны не заставил меня подскочить на месте от неожиданности: в глубине души я был совершенно уверен, что он рано или поздно объявится. Какая-нибудь традиционная хойская шутка, или тест на мужика, дурацкая проверка – что я буду делать, если останусь один? Честно говоря, я был не в восторге от его выходки, но и обиженным себя не чувствовал: мало ли, как у них здесь принято обращаться с иностранцами…
– Ну и куда ты подевался? – как я не боролся с собственной челюстью, но мой вопрос завершился чудовищным зевком.
– Больше не нервничаешь, да? – снисходительно хмыкнул он. – Только и думаешь, как бы завалиться поспать? Это хорошо. Но спать будешь потом. Сначала поговорим.
– Можно и поговорить, – кивнул я. – Но я так и не понял: как ты ухитрился исчезнуть? И зачем?
– Это – далеко не единственное, чего ты не понял, – заметил он. И великодушно добавил: – Я исчез, потому что мне так захотелось. Взбрело в голову. Приспичило. В общем, называй как хочешь. Это был своего рода порыв. Ты должен меня понять, поскольку и сам склонен подчиняться душевным порывам, и это твое лучшее качество.
– Порыв, говоришь? – Усмехнулся я. – Ну-ну… Остается понять: как тебе это удалось?
– До сих пор ничего не понимаешь? – Кугайна недоверчиво покачал головой. – Ну ты даешь! Кто угодно уже давным-давно догадался бы, кто я такой. Это же так просто!
– Может быть, – снова зевнул я. – Но я так устал, что уже ничего не соображаю.
– Это заметно, – насмешливо согласился он. – Я вот все жду, когда ты задашь мне единственный вопрос, который имеет для тебя значение: да, или нет? Только не говори, что мне придется ждать до вечера!