На другом уровне рассмотрения проблемы внимание концентрируется не на индивидуальности, а на личности. Предпосылка такой постановки вопроса заключается в следующем. Индивидуальность складывается в определенных культурно-исторических условиях, и в одних обществах она себя осознает как таковую и заявляет о себе более или менее непринужденно и беспрепятственно, тогда как в других обществах доминирует групповое, родовое начало. Между тем личность – неотъемлемый признак человеческого существа, живущего в обществе. Но в разных социально-культурных системах личность всякий раз приобретает специфические качества. Личность – это человеческий индивид,
41
включенный в конкретные социально-исторические условия; независимо от того, насколько она оригинальна, личность неизбежно приобщена к культуре своего времени, впитывая в себя ми-ровиденье, картину мира и систему ценностей того общества или социальной группы, к которым она принадлежит. Исследование личности предполагает исследование в том числе ее ментально-сти, того содержания сознания индивида, которое в той или иной мере разделяется им с другими индивидами и группами.
Свою индивидуальность человек способен осознать лишь в обществе. Поэтому при изучении западноевропейского Средневековья следовало бы принимать во внимание оба подхода. Эти процессы – осознания человеком своего достоинства (самоутверждение личности) и осознания им собственной внутренней обособленности, индивидуальности – разные, но они неразрывно связаны, и на определенной стадии европейской истории первый переходит во второй. Но сводить личность к одной только индивидуальности было бы большой ошибкой. Это значило бы, что тот образ личности, который был выработан в Европе лишь к концу средневековой эпохи или даже по ее завершении, применили бы к собственно Средневековью, иными словами, пытались бы приложить к этой эпохе понятия и критерии, ей несвойственные36.
Поэтому историку, который приступает к изучению проблемы «личность и индивидуальность в истории средневекового Запада», нужно расширить поле своих поисков. Очевидно, повторю еще раз, он не может ограничить их одним только хрестоматийным рядом великих индивидов эпохи – ведь такой отбор a priori ориентирует его мысль на изучение единичного, уникального и заведомо малотипичного. Разумеется, в выдающейся, творческой личности находят свое выражение идеи, умонастроения и психологические установки эпохи, но великий человек – не рупор, в котором эти умонастроения лишь предельно усилены, – они получают в его сознании и творчестве субъективную интерпретацию и сугубо индивидуальную окраску. Достаточно сопоставить «видения» потустороннего мира (visiones), которые записывались на протяжении всего Средневековья, с «Божественной комедией», для того чтобы стала наглядной колоссальная разница между тем, что мог вообразить себе простой визионер, переживший транс и бесхитростно поведавший о содержании своего видения духовному лицу, которое и записало его речи, с одной стороны, и всесторонне обдуманным творением великого поэта, суверенно конструирующего космос, – с другой.
К тому же, поскольку мы говорим о Средневековье, стоило бы учитывать, что высказывания и идеалы гения в тот период от-
42
нюдь не всегда имели широкий отклик у современников, так как оставались достоянием относительно узкого и замкнутого круга посвященных, образованных. «История моих бедствий» Абеляра, как и переписка его с Элоизой, стали известны в следующем веке37, но кто знал об этих сочинениях при их жизни или непосредственно после их кончины? (Не отсюда ли, кстати, гипотезы о позднейшем создании этих произведений, которые были задним числом им приписаны?) Возможность «обратной связи» между индивидуальным творческим вкладом и средой в ту эпоху была принципиально иной, нежели в Новое время.
Но когда я говорю о необходимости для историка личности и индивидуальности расширить область поиска, я имею в виду и нечто иное (о чем уже было сказано выше, в предисловии). Культура Средневековья сложилась в результате синтеза античного наследия, включавшего как греко-римскую языческую ученость, так и христианство, с наследием варварским, по преимуществу германским. Ментальные установки и стереотипы поведения средневековых людей едва ли могут быть адекватно уяснены, если пренебречь варварским субстратом верований и ценностей. Между тем исследователи, которые пишут об индивиде Средневековья, как правило, почти все без исключения игнорируют эту сторону проблемы. Они исходят из молчаливой предпосылки, будто вопрос о личности и индивидуальности иррелевантен применительно к варварам. Убежденность в «первобытной примитивности» народов, которые на протяжении столь долгой эпохи пребывали на периферии античной цивилизации, препятствовала и все еще продолжает препятствовать охвату умственным взором историков более широкой европейской перспективы. Людей древнегерман-ского и скандинавского мира традиционно рассматривают в виде безликой массы, исключающей всякое личностное начало. Ниже я постараюсь показать, что это – глубочайшее заблуждение.
Изучение германских и в особенности скандинавских источников свидетельствует об обратном. Индивид в обществе языческой Северной Европы отнюдь не поглощался коллективом – он располагал довольно широкими возможностями для своего обнаружения и самоутверждения. Я убежден в том, что богатейшие источники, сохранившиеся на скандинавском Севере, должны быть привлечены для создания более объемной и сбалансированной картины развития и трансформации личности в средневековой Европе. Явно неправомерно ограничиваться, как это, к сожалению, принято в науке, двумя-тремя странами38.
Здесь кажется уместным вспомнить о точке зрения Альфонса Допша, сформулированной еще в первой трети XX столетия. Австрийский историк по-новому поставил ряд вопросов социальной
43
и экономической истории Европы на заре Средневековья. Его теория зарождения капитализма во Франкском государстве, в свое время вызвавшая оживленную дискуссию, была подвергнута во многом справедливой критике, и не о ней сейчас идет речь. Но существенно, что Допш подчеркнул роль индивидуалистического начала в жизни Запада в Раннее Средневековье. Он не ограничился исследованием хозяйственных основ общества и указал на целый ряд феноменов, свидетельствующих, по его убеждению, об односторонности господствующего взгляда на человека той поры как на безликую особь, якобы полностью растворявшуюся в коллективе, в типе и лишенную самостоятельности в своем поведении, во взглядах на мир. Возражая Карлу Лампрехту, который характеризовал Раннее Средневековье как период «типизма» в духовной жизни, Допш настаивал на том, что начало Средних веков отмечено «индивидуализмом» (отнесенным Лампрехтом, как и многими другими учеными, ко временам Ренессанса или даже к XVI-XVIII столетиям). Ограничения, которые налагались на проявление индивидуального начала в экономической и социальной жизни и сделались правилом в период развитого Средневековья (возникновение корпоративного строя, Stapelrecht – хозяйственное регулирование и монополизация контроля над торговлей, Zunftzwang – «цеховое принуждение», обязывавшее всех мастеров данной специальности вступать в цех и подчиняться его уставу, многостороннее ограничение прав крестьян и т.п.), – все эти тенденции отсутствовали в начале этой эпохи39.
Допш указывает на индивидуализм хозяйственных порядков и обособленность поселений германцев, отмеченные еще римскими авторами и подтверждающиеся археологическими данными. Проведенные в более позднее время (в основном в середине и второй половине XX века) исследования археологов, специалистов по исторической картографии, почвоведению, климатологии, палеоботанике, радиокарбонному анализу, аэрофотосъемке и в особенности по истории поселений (Siedlungsarchaologie), не оставляют сомнений в том, что в древней Германии и Скандинавии общинные порядки не имели того значения, которое им придавали приверженцы «марковой теории» XIX века. Показана несостоятельность представлений о германцах как о скотоводах-номадах: они вели вполне оседлый земледельческий образ жизни. У этих народов преобладала хуторская система поселений, и каждый владелец вел свое обособленное хозяйство. Лишь с уплотнением населения хутора превращались в групповые поселки40. По наблюдению Тацита, германцы устраивают поселки «не по-нашему» (не так, как было принято у римлян) и «не выносят, чтобы их жилища соприкасались между собой; селятся
44
они в отдалении друг от друга и вразброд, где кому приглянулся какой-нибудь ручей, или поляна, или лес» (Germania, 16). Археологам удалось вскрыть следы «древних полей» (oldtidsagre), разделенных межами и каменными валами41.
44
они в отдалении друг от друга и вразброд, где кому приглянулся какой-нибудь ручей, или поляна, или лес» (Germania, 16). Археологам удалось вскрыть следы «древних полей» (oldtidsagre), разделенных межами и каменными валами41.
Предположения Допша относительно хозяйственного строя германцев во многом подтвердились. Их образ жизни действительно был отмечен печатью личной инициативы. Ее нетрудно разглядеть и в «Истории франков» Григория Турского, и в памятниках права начального периода Средневековья, таких, как, например, «Lex Salica», и в записанных гораздо позднее, но отражающих примерно ту же стадию социального развития сводах скандинавского права.
А как обстояло дело с эпосом германцев и скандинавов? Какие модели поведения запечатлены в песнях «Старшей Эдды», в поэзии скальдов, в исландских сагах? Незачем вслед за Допшем сближать эти модели с индивидуализмом людей Ренессанса (он не находит различий, например, между Лиутпрандом Кремонс-ким, X век, и гуманистами42) или сопоставлять «дух капитализма» с хозяйственной этикой Каролингской эпохи. Самый термин «индивидуализм» с его современными коннотациями едва ли адекватно передает жизненные установки людей Раннего Средневековья. Но проблема остается: не предшествовала ли корпоративному и типизирующему классическому Средневековью эпоха, отмеченная иным личностным самосознанием, которое находило меньше стеснений для своего выражения?
* * *
Повторю мысль, высказанную в начале этого Введения: современное состояние медиевистики не дает возможности нарисовать связную историю человеческой личности на средневековом Западе. К этой проблеме приходится подходить с разных сторон, привлекая различные типы источников. Отдельные очерки трудно объединить в общую и непротиворечивую картину. Историку приходится переходить от одного уровня анализа к другим, меняя ракурс, в котором рассматриваются те или иные категории текстов, и не претендуя на достижение всеобъемлющего синтеза43. Все это привело к тому, что предлагаемая вниманию читателя монография состоит из серии более или менее обособленных и самостоятельных штудий. Feci quod potui, faciant meliora potentes…
Примечания
1Misch G. Geschichte der Autobiographic Bd. I-IV. 2. Aufl. Frankfurt / M., 1949-1962. Нижеследующий очерк историографии ни в коей мере не ис-
45
черпывающ. Конкретные вопросы, обсуждаемые в медиевистике, рассмот-. рены в ряде глав книги и в экскурсах, ее завершающих.
2Ullman W. The Individual and Society in the Middle Ages. Baltimore, 1966. Уолтер Уллмэн, исследование которого сосредоточено на политико-правовых аспектах проблемы соотношения индивида и социума в Средние века, также рассматривает ее в свете приближения к гражданскому обществу Нового времени. «Человечность человека*, согласно Уллмэну, постепенно выдвигается в центр внимания, и индивид приобретает приоритет перед обществом. Эти сдвиги, по его мнению, происходят начиная с XII-ХШ столетий. Ср.: Vogt G. Die Wiederbelebung der classischen Altertums, oder das erste Jahrhundert des Humanismus. Berlin, 1859. S. 80 ff.: Петрарка – «пророк новой эры, предок современного мира».
3Morris С. The Discovery of the Individual. 1050- 1200. L, 1972.
4 См. также: Брук К. Возрождение XII века // Богословие в культуре Средневековья. Киев, 1992.
5 Ламентации о кризисе и даже изживании индивидуализма в современном западном обществе ныне довольно распространены. Здесь нет ни возможности, ни необходимости входить в их оценку. Отмечу только, что наряду с рассуждениями подобного рода высказываются более здравые, на мой взгляд, суждения о том, что на протяжении истории индивидуализм менял и продолжает менять свой облик и что в настоящее время речь может идти не об его упадке, а о перестройке его содержания. См.: Reconstructing Individualism. Autonomy, Individuality, and the Self in Western Thought / Ed. T.C.Heller, M.Sosna, D.E.Wellbery. Stanford, 1986.
6Morris СOp. cit., p. 158 f.
7Bynum С W. Did the Twelfth Century Discover the Individual? // The Journal of Ecclesiastical History, 1980. Vol. XXXI, P. 1-17 (= Bynum С W. Jesus as Mother: Studies in the Spirituality of the High Middle Ages. Berkelev; Los Angeles, 1982. P. 82-109).
8Bynum С W. Jesus as Mother. P. 95-97, 101.
9 Ibid., p. 11. Цитата взята из работы Ив Конгар, опубликованной в Etudes de civilisation medievale. Poitiers, 1973. P. 159.
10Bynum С W. Op. cit. P. 88-90, 104 ff. Моррис отвечал на критику, продолжая отстаивать свой тезис об «открытии индивида» в XII веке. (Morris С. Individualism in Twelfth-Century Religion. Some Further Reflections // The Journal of Ecclesiastical History, 1980. Vol. XXXI, N 2. P. 195-206).
11 Benton J.F. Culture, Power and Personality in Mediaeval France. Ed. by T.N.Bisson. N.Y., 1991.
12Benton J. F. The Personality of Guibert of Nogent // Psychoanalytic Review, 1970-1971, Vol. 57, No. 4, p. 563-586; ejusd. Self and Society in Medieval France: The Memoirs of Abbot Guibert of Nogent. N.Y., 1970.
13Chenu M.-D. L'eveil de la conscience dans la civilisation medievale. Montreal-P., 1969. P. 14-15. Ср.: Chenu M.-D. La theologie au douzieme siecle. P., 1957.
14Chenu M.-D. L'eveil… P. 31, 32.
15Clanchy M. T. Abelard. A Mediaeval Life. Oxford, 1997. См. рецензию С. И.Лучицкой в «Одиссее – 1999».
46
16Эккерман И. П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. М.- Л., 1934. С. 463.
17Macfarlane A. The Origins of English Individualism: The Family, Property and Social Transition. Oxford, 1978.
18 См.: Bayer H. Zur Soziologie des mittelalterlichen Individualisierungsprozesses. Ein Beitrag zu einer wirklichkeitsbezogenen Geistesgeschichte // Archiv fur Kulturgeschichte, 1976, Bd. 58., H. 1. S. I15-153.
19 Personality and Social Systems / Ed. N.J.Smelser, W.T.Smelser. N.Y., 1967.
20 L'uomo medievale. A cura di J. Le Goff. Roma; Bari, 1987.
21Ladner G.B. Homo viator. Mediaeval Ideas on Alienation and Order // Speculum, 1967, Vol. 42. P. 235-259.
22 L'uomo medievale. P. 34.
23Castelnuovo E. L'artista // L'uomo medievale, p. 237-269.
24Vauchez A. Il santo // Ibid. P. 353-390.
25 L'uomo medievale, p. 29; Ле Гофф Ж. С небес на землю (перемены в системе ценностных ориентации на христианском Западе XII-XIII вв.) // Одиссей. Человек в истории – 1991. М., 1991. С. 25-47.
2" Schmitt J-С. La decouverte de l'individu, une fiction historiographique? // La fabrique, la figure et la feinte. Fictions et Statut des Fictions en Psychologie. Sous la dir. de P.Mengal, F.Parot. P., 1989. P. 213-236.
27Schmitt J.-C. La culture de l'imago // Annales, 1996, № 1, p. 7. См. также: Reconstructing Individualism. Autonomy, Individuality, and the Self in Western Thought. Stanford, 1986.
28Duty G. Guillaume le Marechal ou le meilleur chevalier du monde. P., 1984.
29 Ibid. P. 46.
30Le Goff J. Saint Louis. P., 1996. См. рецензию М.Ю.Парамоновой в «Одиссее – 1997».
31 Individuum: Probleme der Individualitat in Kunst, Philosophie und Wissenschaft / Hrsg. G.Boehm, E.Rudolph. Stuttgart, 1994.
32 Individuum und Individualitat im Mittelalter / Hrsg. J.A.Aertsen, A.Speer. Berlin, N.Y., 1996.
33 Естественно, здесь были упомянуты лишь немногие работы; более специальные исследования рассматриваются ниже в разных разделах книги.
34 О поиске итальянскими гуманистами собственной индивидуальности см. работы Л.М.Баткина «Итальянские гуманисты: стиль жизни и стиль мышления». М., 1978; «Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности». М., 1989; «Леонардо да Винчи и особенности ренессансного творческого мышления». М., 1990.
35Шкуратов В.А. Не позабыть вернуться назад // Одиссей. Человек в истории – 1990. М., 1990. С. 35.
36 В ходе проведенной в 1988 г. в московском семинаре по исторической психологии дискуссии на тему «Индивидуальность и личность в истории» (см.: Одиссей. Человек в истории – 1990. С. 6-89), в которой приняли участие специалисты разного профиля, был высказан ряд интересных Мыслей. Вместе с тем были продемонстрированы предельная разноголоси-
47
ца в интерпретации личности и индивидуальности и логическая непроработанность этих понятий историками. Подробнее см. экскурс Б.
37Dronke P. Abelard and Heloise in Medieval Testimonies. Glasgow, 1976.
38 Чуть ли не единственное исключение – «История автобиографии» Георга Миша, который посвятил целую главу личности и творчеству исландского скальда Эгиля Скаллагримссона. (Misch G. Geschichte der Autobiographie, Bd.2, T.l, H.l, S. 131-177).
39Dopsch A. Beitrage zur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Gesammelte Aufsatze. Wien, 1938. Статья Допша «Wirtschaftsgeist und Individualismus im Fruhmittelalter» впервые была опубликована в 1929 г.
40 Подробнее см.: Гуревич А.Я. Избранные труды. Т. 1. СПб., 1999.
41Hatt G. Prehistoric Fields in Jutland // Acta archaeologica, 1931, II; ejusd. Oldtidsagre // Det Kongelige Danske Videnskabernes Selskab, Arkaeologiskkunsthistoriske skrifter. Kobenhavn, 1949, Bd. 2. № 2; Jahnkuhn H. Archaologie und Geschichte. Vortrage und Aufsatze. Berlin, N. Y., Bd. 1, 1976; Haamagel W. Die Grabung Feddersen Wierde. Methode, Hausbau, Siedlungs- und Wirtschaftsformen sowie Sozialstruktur. Wiesbaden, 1979. См. также: ГуревичА. Я. Избранные труды. Т. I.
42Dopsch A. Op. cit. S. 164 ff.