Макеев — клинический идиот. Его место в психиатрической лечебнице. Когда-то давно Шостак ставил на него как на итог своей научной деятельности. Но опыт провалился. Теперь это просто существо, которое нельзя привести в суд и представить как свидетельство преступлений.
Но чему не поверит суд, то обязательно возьмет на заметку Никитин. Начальник убойного отдела уже вцепился в горло врача и разжимать пальцы не собирался. Напротив, доктор чувствовал, как они сжимались все сильнее и сильнее.
Поэтому есть веская причина рискнуть. Макеев должен исчезнуть. Странно, что он не подох за все эти годы. Видимо, каких-то результатов доктор Шостак в этом эксперименте все-таки добился.
Подвал. Вот что сейчас интересовало Витольда Романовича. У дома он осмотрелся. Ночь. Свет фонарей словно акцентирует нежелательное внимание на самых уязвимых участках местности. Да еще «Тойота» с двумя юнцами и открытыми дверцами. Они сидели в машине и слушали музыку. Негромко, не вызывающе, но звуки «Скорпионс» проникали, видимо, во все квартиры. Шостак жил в доме, двор которого был тихим. Когда кто-то не выключал магнитолу, музыка тотчас становилась достоянием каждого жильца.
— Выключи свой музон, козел! — послышалось откуда-то сверху.
Шостак узнал голос соседа. Этот крупный и неуравновешенный человек мог и спуститься. Тогда юнцам несдобровать. Но те, видимо, не были намерены вступать в конфликт. Вместо того чтобы приглушить звук, молодые люди закрыли дверцы, и заработал двигатель.
Спустя некоторое время после того, как стих шум отъезжающей машины, в подвале подъезда, закрытом снаружи на навесной замок, послышался едва различимый шорох. Одна из створок окна, расположенного на тыльной стороне здания, тихо скрипнула и отворилась. Через мгновение показалась нога, а следом и голова человека.
Словно подныривая под косяк оконной рамы, мужчина в костюме с оливковым отливом спустился на бетонный пол и, не выпрямляясь, прислушался к тишине. Он не заметил ничего подозрительного, представляющего реальную опасность, и стал пробираться в темноте меж перегородок.
Человек знал, куда идет. В угол, туда, где между стеной дома и последней из кабинок зияла пустота. На полу, небрежно брошенные друг на друга для удобства во время сна, лежали полуистлевшая фуфайка, женское пальто и рваное одеяло. Здесь жил тот, кто интересовал гостя.
Он присел над лежкой, вынул из кармана зажигалку, чиркнул колесиком и осветил угол.
Обертка от пачки печенья. Вскрытая упаковка йогурта.
Человек поднял упаковку, посмотрел число.
— Вчерашнее… — Он усмехнулся и откинул в сторону одеяло.
Под ним, поблескивая в тусклом свете зажигалки, лежали женское колечко, цепочка и заколка для волос.
Человек бросил заколку за трубу, остальное сгреб и сунул в карман. Когда идешь убивать того, кто к тебе привязан, нельзя оставлять не только собственных следов, но и свидетельств преступлений, совершенных твоей жертвой.
— Он скоро явится, — прошептал гость. — Не так часто ему удается разжиться едой, а йогурт едва тронут. Он будет помнить об этом все время.
Вдруг за одной из перегородок раздался шелест ткани, и человек мгновенно вскинул руку.
Свет электрического фонаря брызнул ему в лицо. Удар приклада автомата раздробил зубы и надорвал губу.
Не в силах держаться на ногах, человек повалился на грязный пол.
— Лежать, сука! Полиция!..
Удары ногами в пах и голову, последовавшие за этим приказом, судорогой сковали все мышцы. Невозможно было даже думать о том, чтобы сопротивляться. Человек в костюме почувствовал спиной пол и все же нашел в себе силы рвануть из-за пояса «ТТ». Раздался выстрел. Пуля срикошетила от бронежилета одного из спецов и с треском ударила в потолок.
— Ах ты сволочь! — Другой спецназовец, стоявший рядом, со всего своего двухметрового роста рухнул коленями на грудь стрелявшего человека.
Из окровавленного рта вырвался хрип. Он уже почти сдался и увидел… Никитина!
— Будь ты проклят! — Мужчина рывком сбросил с себя противника и направил оружие на майора.
Спецназовец опомнился, прижал руку, сжимавшую «ТТ», к земле и с размаху всадил кулак в подбородок незадачливого стрелка. Тот оскалился и, ощущая на себе тяжесть двух крепких мужиков, впился осколками зубов в плечо противника. Он чувствовал, как чужая кровь смешивалась с его собственной и наполняла рот, не воспринимал боли и все сильнее сжимал челюсти.
Очередной удар прикладом в лицо наконец-то прервал его мертвую хватку. Человек понял — все кончено. Свет бил ему в лицо. Он отвернулся, захрипел и оскалился.
Свет бил ему в лицо.
Вскоре спецы выволокли скованного наручниками человека из узкого коридора между кабинками, посадили на пол и привалили к наружной стене дома. Уже через мгновение к нему кто-то шагнул и присел рядом на корточки.
— Ну вот и все, доктор.
— Никитин, любопытства ради скажи, как ты узнал, что я приду в подвал?
— Я не знал.
Шостак обвел присутствующих недоуменным взглядом. Свет уже был включен. Теперь, после огонька зажигалки, скромная лампочка под потолком освещала подвал так, что он казался операционной. Стариков, Саморуков… Не хватает четвертого, этого… Черникова, кажется. С их лиц еще не сошла маска напряжения. За спинами оперов стоят трое спецов. Понять, насколько они напряжены, нет никакой возможности. Их лица закрыты масками.
— В каком смысле не знал? — глухо спросил Шостак, чувствуя, как рот заполняется кровью.
Он сплюнул себе под ноги, поднял тяжелый взгляд на Никитина и услышал:
— Я не знал, что ты сюда придешь. Я тебя здесь не ждал.
— Какого же черта здесь находишься ты и твоя кодла?..
— Я сюда пришел за другим человеком.
Доктор ошеломленно посмотрел на Старикова, который стоял над Никитиным. Опер улыбнулся уголками губ и кивком подтвердил правоту начальника.
— За кем? — прошептал Шостак.
Никитин посмотрел через плечо. Поняв команду, Саморуков подошел к одной из кабинок и распахнул ее дверцу.
На полу, прислонившись спиной к ящику для картошки, сидел Макеев. Развалив в стороны согнутые в коленях ноги, он словно уснул в этом положении. С нижней губы распахнутого рта свисала нитка слюны. На лбу еще не запеклась кровь.
— Пришлось вырубить его, когда ты появился у дома.
Шостак потер подбородок о плечо. Он пытался осмыслить происходящее, но пока у него ничего не получалось.
— Я пришел сюда за Макеевым. Твоим бывшим пациентом. Убийцей. Найти тебя в ближайшие года два я и не рассчитывал.
Шостак вдруг расхохотался на весь подвал, кашляя, сплевывая кровь на пиджак. Он дико хохотал в какой-то истерике, не обращая внимания на боль и людей, стоящих вокруг.
— А я потом посмеюсь, — заметил Саша. — Когда волна радости отойдет.
— Никитин, ты глупец! Я не знаю никакого Макеева, я спустился в подвал за картошкой!
— В костюме, в два часа ночи?
— Да какая тебе разница, когда и в чем я спустился в подвал! Это мой дом! О чем вы вообще говорите, товарищ? — Доктор уже окончательно пришел в себя и посерьезнел. — Вы что вытворяете?
— Подведите понятых, — приказал Никитин, не сводя глаз с доктора.
Шостак поднял голову и увидел, как в подвальный отсек входят двое — его бывшие соседи, Калмыковы, кажется. Из-за их спин появился оператор с видеокамерой.
Никитин сунул руку в карман пиджака доктора.
— Понятые, свидетелями стрельбы вы уже явились, теперь…
— А это я стрелял?! — взвился Шостак. — Это твои окурки в меня палили, чуть не убили!..
— Хорошо-хорошо, — согласился опер, вынимая паспорт и открывая его. — Понятые, как зовут человека, которого вы видите?
— Шостак, — тихо проговорил мужчина. — Витольд Романович. Сосед наш, врач.
— Тогда подойдите ближе и посмотрите на имя, указанное в этом паспорте. — Саша передал документ Саморукову, продолжил досмотр доктора, и вскоре в его руках оказались цепочка и кольцо. — Понятые, обратите внимание и на это. — Никитин склонился к доктору и тихо прошептал: — Знал бы ты, чьи это украшения!..
На улице Саша вынул пачку сигарет и закурил. Стариков заметил, как дрожали руки начальника.
— Ну что, доставим эту сладкую парочку в изолятор, а сами в управление? — спросил Саморуков, выходя из подъезда.
— Я очень хочу спать, — тихо пробормотал Саша. — Поеду домой. Оформите в управлении все как положено. Вы позволите мне два часа поспать? Если нет, то…
Стариков легонько обнял начальника и заявил:
— Иди домой и раньше девяти не появляйся.
Никитин спустился с крыльца, отказался от машины и пошел по улице. Он мечтал только об одном: дойти до квартиры, скинуть туфли, добраться до кровати и лечь. Теперь Саша был уверен в том, что та девочка из Арманского ему никогда уже более не приснится.
Стариков легонько обнял начальника и заявил:
— Иди домой и раньше девяти не появляйся.
Никитин спустился с крыльца, отказался от машины и пошел по улице. Он мечтал только об одном: дойти до квартиры, скинуть туфли, добраться до кровати и лечь. Теперь Саша был уверен в том, что та девочка из Арманского ему никогда уже более не приснится.
Концовка с лабиринтом
Глава 29
Возвращаться в квартиру было безумием. Даже сейчас, когда всем известно, что доктор в Заболоцке, его могла ждать засада. Но квартира — единственная приманка, на которую клюет тварь. Он приходит сюда, что бы ни случилось. Возвращаться в квартиру было безумием. Однако никто не станет выставлять посты у чердака и у подвала. А именно там тварь и обитала.
Между тем Шостак не был уверен в том, что Макеев жив. Череда убийств, совершаемых им, когда-то должна была прерваться. Не исключено, что тварь уже в морге или даже на кладбище. Но пока нет доказательств этого, следует исключить любую случайность.
Подвал. Вот что сейчас интересовало Витольда Романовича. У дома он осмотрелся. Ночь. Свет фонарей словно акцентирует нежелательное внимание на самых уязвимых участках местности. Да еще «Тойота» с двумя юнцами и открытыми дверцами. Они сидели в машине и слушали музыку. Негромко, не вызывающе, но звуки «Скорпионс» проникали, видимо, во все квартиры. Шостак жил в доме, двор которого был тихим. Когда кто-то не выключал магнитолу, музыка тотчас становилась достоянием каждого жильца.
— Выключи свой музон, козел! — послышалось откуда-то сверху.
Шостак узнал голос соседа. Этот крупный и неуравновешенный человек мог и спуститься. Тогда юнцам несдобровать. Но те, видимо, не были намерены вступать в конфликт. Вместо того чтобы приглушить звук, молодые люди закрыли дверцы, и заработал двигатель.
Спустя некоторое время после того, как стих шум отъезжающей машины, он распахнул подвальное окошко и опустил ногу на трубу отопления, покрытую мягкой изоляцией. Шостак изогнулся, оказался в подвале и тут же ощутил знакомый запах. Он пробивался сквозь все остальные. Так пах Макеев, когда являлся к нему домой.
Шостак остановился и прислушался.
Если Макеев здесь, то все будет кончено уже сегодня. Доктор вынул пистолет из-за пояса и перехватил его поудобнее. Выстрел в подвале никого не разбудит. Но если тварь еще не вернулась, есть смысл подождать. Все будет ясно через сутки. Если Макеев жив, он должен вернуться.
Ближе к рассвету я проверю и чердак
«Ближе к рассвету я проверю и чердак, — решил Шостак. — Часам к пяти. У них в это время сомнамбулический период».
Стараясь не издать ни единого звука, он стал пробираться в темноте меж перегородок.
Шостак знал, куда идет. Он уже дважды бывал в этом углу, приносил пищу твари. На полу, небрежно брошенные друг на друга для удобства во время сна, лежали полуистлевшая фуфайка, женское пальто и рваное одеяло.
Он присел над лежкой, вынул из кармана зажигалку, чиркнул колесиком и осветил угол.
Обертка от пачки печенья. Вскрытая упаковка йогурта.
Шостак поднял упаковку, посмотрел число.
— Вчерашнее… — Он усмехнулся.
«Теперь я точно знаю, что придешь».
Доктор откинул в сторону одеяло. Под ним, поблескивая в тусклом свете зажигалки, лежали женское колечко, цепочка и заколка для волос.
Доктор закинул заколку за трубу. К тому моменту, когда ее обнаружат, пройдет немало лет. Остальное Шостак сгреб и сунул в карман. Во-первых, глупо оставлять золото, во-вторых, не следует вещественными доказательствами привязывать свой дом к убийствам. Ведь ясно как божий день, что проклятая тварь опять кого-то прикончила!
— Он скоро явится, — прошептал доктор. — Не так часто ему удается разжиться едой, а йогурт едва тронут. Он будет помнить об этом все время.
Вдруг за одной из перегородок раздался шелест ткани, и Шостак мгновенно вскинул руку с пистолетом.
Свет электрического фонаря брызнул ему в лицо. Удар приклада автомата раздробил зубы и надорвал губу.
Не в силах держаться на ногах, доктор повалился на грязный пол.
— Лежать, сука! Полиция!..
Удары ногами в пах и голову, последовавшие за этим приказом, судорогой сковали все мышцы. Невозможно было даже думать о том, чтобы сопротивляться. Шостак почувствовал спиной пол и все же нашел в себе силы вскинуть «ТТ». Раздался выстрел. Пуля срикошетила от бронежилета одного из спецов и с треском ударила в потолок.
— Ах ты сволочь! — Другой спецназовец, стоявший рядом, со всего своего двухметрового роста рухнул коленями на грудь доктора.
Шостак почувствовал, как хрустнули его ребра, а легкие мгновенно освободились от воздуха. Словно кто-то поднес их к губам и резко втянул в себя содержимое.
В подвале вспыхнул свет.
Доктор захрипел и поднял прищуренный взгляд. Перед ним стоял Никитин.
«Этого не может быть, — пронеслось в голове доктора. — Какая-то ерунда, дурной сон. Я задремал на лавочке у вокзала и сейчас вижу сон…»
Если так, то пуля не причинит вреда Никитину! А если это явь, то случится то, чего Шостак так желал!
— Будь ты проклят! — Он рывком сбросил с себя противника и направил оружие на Никитина.
Спецназовец опомнился, прижал руку, сжимавшую «ТТ», к земле и с размаху всадил кулак в подбородок Шостака. Тот оскалился и, ощущая на себе тяжесть двух крепких мужиков, впился осколками зубов в плечо противника. Он чувствовал, как чужая кровь смешивалась с его собственной и наполняла рот, не воспринимал боли и все сильнее сжимал челюсти.
Очередной удар прикладом в лицо наконец-то прервал его мертвую хватку. Шостак понял — все кончено. Свет бил ему в лицо. Он отвернулся, захрипел и оскалился.
— Доброй ночи, господин Шостак, — услышал он над своей головой. — Чего это вам не спится?
Доктор сплюнул, отвернулся и заявил:
— Позвони моему адвокату.
— Я так и сделаю. Саморуков, приведи понятых. У нашего парня паспорт на имя Заградского и пара цацек в кармане. Да еще и «ТТ». Полный набор.
— Это все не мое. Я добропорядочный доктор, а ты — грязный мент. Кому поверит суд?
— В отношении добропорядочного доктора Шостака уже дает показания другой добропорядочный доктор — Штилике. Интерпол разрешил мне говорить с тобой в течение суток. Где Макеев?
— Кто это такой?
— Твой бывший пациент.
— Не помню. Нужно поднять архив.
— Понятно. Стариков! Веди его наверх!
Никитин откинулся в кресле и распорядился:
— Миша, прицепи к стене карту города.
— А кнопки есть? — спросил Саморуков, подходя к шкафу.
— Откуда я знаю? — поморщился Никитин. — Если нет, возьми в соседнем кабинете. Кстати, захвати у них и маркер. Я видел, он там точно есть.
Уже который день они питались прямо в кабинете. Когда подходило время обеда или ужина, Саша отправлял одного из оперов в гастроном за кефиром и булочками, а остальные продолжали работать.
Сейчас, пока Саморуков с Игорем пережевывали выпечку, уже ставшую ненавистной, он сидел на столе и смотрел на карту.
— Вот, смотрите, людоеды! — Никитин пометил жирной точкой место на карте. — Здесь совершено убийство Вирта. Здесь — Евы Милешиной. — На карте города появилась вторая точка. — Идем дальше. Здесь Макеев убивает Верника. Что мы имеем?
— Квадрат, — с набитым ртом выдавил Саморуков.
— Треугольник, дятел, — бросил Стариков.
— Он прав, — заметил Никитин. — Квадрат. Четвертая точка — психиатрическая лечебница. ЦПЛ.
— И что мы с этого, как ты говоришь, имеем?
— А ничего, — заметил Мишка. — Большой квадрат мы имеем со сторонами в километр длиной.
Саша, не жалея карту, провел в квадрате две жирных диагонали.
— Ну-ка, студент, напомни мой адрес!..
— Мельникова, дом два, квартира пятнадцать.
— Не новый. Тот, где я жил до развода.
В кабинете воцарилась тишина. Уже не было необходимости произносить адрес вслух.
— Волчья теория, ребята! Волк никогда не выйдет за границы своей территории. Я даже на карте ошибся всего на сто-двести метров. В центре этого квадрата стоит дом, где Макеев напал на мою дочь. Мой дом, где я жил раньше. Лежка! Подумайте сами, мужики! Он не может воспользоваться транспортом, купить что-то в магазине. Скот и на Машу напал только потому, что она хлеб купила!
— Черт, как вспомню… — пробормотал Стариков, растирая виски.
— Питаться он вынужден подножным кормом. Что это может быть? Пищевые отходы, подобранные на помойках, на задворках столовых. Он живет в городе уже длительное время, поэтому у него есть свои места питания, охоты на людей и животных, даже отдыха, как это ни страшно звучит. Или у кого-то есть другие мысли?