— Хорошо. Сделаю.
Никитин посмотрел другу в глаза.
— Пора заканчивать с этим.
Черников долго молчал, а потом осведомился:
— С чем, Саша?
— С тем, о чем я постоянно вспоминаю, ни разу этого не видев.
Глава 4
Сторож базы допил полстакана водки, оставшиеся в бутылке после бдительного дежурства, закусил подсохшим огурцом и вышел на свежий воздух. Почувствовав беспокойство в виде тянущих позывов в самом низу живота, он свернул за дальний от входа склад, расстегнул брюки и прицелился в куст сибирской конопли. Процесс облегчения застопорился на полпути, когда мутный глаз сторожа рассмотрел босую, перепачканную кровью человеческую ступню. Впопыхах окропив обе брючины, сторож развернулся и бросился в строительный вагончик. Там стоял телефон.
Сторож начал соображать в рациональном ключе только тогда, когда схватил трубку и набрал 02.
«А что ты делал, сторож хренов, когда на охраняемой тобой территории резали человека?!» — прогремел воображаемый вопрос.
«А на хера нам нужен такой сторож, из-за которого у нас с ментами рамсы начинаются?!» — протрубил бас Пети Самарского, хозяина всех складов.
«Стоп, — сказал сам себе сторож и покосился на опустошенную бутылку. — А не показалось ли мне чего?»
К складу он приближался очень медленно, словно боясь разбудить того, кто уже никогда не проснется. Каждый сторож в душе трус, если рядом нет телефона. Он никогда не пойдет на подвиг, если не имеет ружья.
Человеческая нога не исчезла, не испарилась. Она продолжала светлеть на фоне земли и серых кустов конопли.
Сторож сделал еще шаг и обомлел.
Прямо перед ним, на грязной земле, залитой за годы существования базы мочой сторожей и грузчиков, лежала обнаженная девочка тринадцати-четырнадцати лет. Ее длинные светлые волосы кровавыми клоками были словно ветром отброшены в стороны, открывая чудовищные раны и увечья.
Окаменевший и в мгновение ока протрезвевший сторож машинально перевел взгляд на лицо девочки, и его рот исказился в судороге.
У девочки не было лица. Содранная кожа, отрезанные нос и губы…
Сторож, пятясь, зацепился ногой за ржавый обод автомобильного колеса и рухнул на землю, не сводя остекленевших от ужаса глаз с девочки.
Ему в лицо смотрели пустые, окровавленные глазницы.
— Никитин здесь? — спросил Черников, едва успев войти в кабинет.
— Нет. Да и рано еще. Тебя тоже подняли? — Игорь сидел за столом и курил сигарету.
— А звонили ему? — не унимался Черников.
— Звонили, он едет.
— Ты на месте уже был? — Черников, казалось, состоял из одних вопросов.
— Тебя жду. Готов? — Стариков задержал руку с сигаретой над пепельницей.
— Поехали.
Игорь уверенно воткнул окурок в хрусталь и поднялся.
Через десять минут оба были у строительного вагончика.
Чуть поодаль толпилась толпа зевак. Черников окинул взглядом этих любопытных типов. Два мужика, один из них, кажется, пьяный, парень, мужчина в черной рубашке, еще двое в строительных робах с какими-то эмблемами на куртках…
— Кто обнаружил труп? — спросил Никитин Старикова, рассматривая тело и что-то чиркая в своем блокноте.
— Сторож. В пять утра.
— Следственный комитет уже в пути?
— Да, — ответил Саморуков, подошедший со спины Никитина. — Минут через десять будут на месте. Районная группа на заявку прилетела и сразу сориентировалась. Они отзвонились в ГУВД и комитет.
— Сторожа сюда приведи.
Через тридцать секунд данный персонаж, благоухающий спиртным, появился перед начальником отдела.
— Я как шум услышал, сразу бегом к складу номер восемнадцать! — без предисловий заговорил он. — Сначала подумал, что опять мальчишки двери ломают. Там шоколад хранится. А потом крики раздались. Я еще быстрее. Подбегаю — поздно! Как увидел, что творится, ринулся звонить в полицию.
— Не убегался, спринтер?
— Чего? — не понял сторож.
— Я спрашиваю, не уморился всю ночь бегать? — надавил Никитин, глядя прямо в глаза сторожу.
Саморуков и Стариков, подперев плечами противоположные стены вагончика, понимающе молчали.
— Я честно говорю. — Сторож пожал плечами.
— Ты свое «честно» к заднице прибей и всем, не считая меня, показывай. Кровь на трупе уже черная, засохшая, а это говорит о том, что смерть наступила вообще часов десять назад. На теле уже трупные пятна проступают, а ты меня тут фуфлом кормишь. Может, тебя встряхнуть немножко для просветления памяти? Какие ты тут крики два часа назад мог слышать, алкаш?
Сторож уже был твердо уверен в том, что переборщил с показаниями.
— Женские…
— Так. — Никитин повернулся к выходу и заявил: — Вот этих двоих сотрудников я стараюсь не оставлять наедине с людьми. Это всегда заканчивается печально для тех бедолаг. Но раз разговор не клеится…
— Ошибся я, наверное!
— Так. — Саша снова развернулся к сторожу.
— По нужде захотелось в пять часов, пошел к складу, а там…
Никитин посмотрел на покрасневшего Старикова, а сторож промямлил:
— В общем, наврал я. Боялся, что с работы выгонят. Меня посадят за дачу ложных показаний?
— Как на базу еще можно проникнуть, если не через центральный вход? Окажешь помощь следствию, замолвлю за тебя словечко перед генеральным прокурором.
— Пошли, покажу!..
Черников в течение всего дня регулярно отзванивался Никитину и сообщал, что он находится то в архиве УВД, то в картотеке УИН, то почему-то на квартире доктора исторических наук Муромова, о котором начальник не имел совершенно никакого представления. Приехал он лишь к пяти вечера. На нем кипела рубашка. Черников безостановочно обмахивался промокшим насквозь носовым платком.
Он рухнул на стул в кабинете Никитина, жестом фокусника бросил перед собой истрепанный ежедневник и заявил:
— Пивка бы сейчас. С литр!
Саша пронизывал друга взглядом, пытаясь понять, удался трюк с архивом или нет.
— Не томи. — Эти слова прозвучали как угроза.
— Пива, говорю, хочу. Пойдем, Никитин, в парк, по бутылочке зальем? А еще лучше — на розлив. Ты любишь, Никитин, пиво на розлив?
Александр молча поднялся, проверил наличность бумажника и взял со стола ключи.
— Да я и сам предложить хотел. В центральном пиво лучше, а в том, что за управой, народу меньше. Так куда?
— А мы возьмем в центральном, перейдем дорогу и там, за управой, будем почти в одиночестве пить хорошее пиво.
— Под окном начальника ГУВД в десять часов утра!..
— Первый раз прятаться, что ли?
Здесь никто не мусорил.
Через полчаса два офицера полиции сидели под деревом, в пятидесяти метрах от стены управы с бутылками пива в руках. Небольшая лужайка среди кустарника за зданием ГУВД являлась самой экологически чистой зоной в городе. Здесь никто не мусорил. В этих местах Никитин с Черниковым иногда размышляли о существе бытия за бутылочкой пива.
— Ну так что с архивом? — напомнил терпеливый Александр.
— Слушай. — Черников открыл бутылку ключом от кабинета. — А почему ты решил архив проверить?
Никитин почувствовал, как у него снова теплеют ладони.
— Накопал что-то?
— Накопал? — Сергей приложился к бутылке и в три глотка ополовинил ее. — Кха!.. Накопал… Мать-перемать, когда я тебе скажу, что накопал, ты рассудок потеряешь!.. Что-то пивко теплое, нет?
Глава 5
Буквально за час до приезда Черникова из кабинета Никитина вышла молоденькая девушка, сотрудница следственного комитета. Вряд ли она предполагала, закончив юрфак, что ей ежедневно придется описывать и переворачивать с боку на бок трупы, пахнущие кровью и нечистотами, допрашивать людей, превративших живую плоть в мертвую, и в ответ на вопрос: «Почему вы это совершили?» — слышать: «Черт его знает, так получилось». Однако кабинетная работа — не для следователя комитета.
Понимая все это, Никитин пошел на хитрость.
— Алло, здравствуйте! Следователя Бородулину можно пригласить к телефону? А, это вы?! Извините, не узнал. Я вот по какому поводу… Вы в ГУВД когда собираетесь? Сегодня? Замечательно! А я вот из кабинета вырваться не могу. Может, зайдете на пару минут, когда приедете? Вот и отлично! Я вас жду.
Этот разговор был утром, а в три часа дня Бородулина была у Никитина.
Поговорив о перспективах раскрытия и о том, стоило ли объединять в единое производство дела об убийстве Вирта и пока неустановленной девочки в одно, как это велел сделать начальник комитета, Александр перешел к сути, зачем, собственно, и добивался встречи:
— Виктория, вам нравится то, чем вы занимаетесь? Я спрашиваю так потому, что знаю: самое трудное — это начать. Следователями, как и оперативниками, не рождаются. Ими становятся. То, что они переживут на первых порах, отложится у них в головах на всю последующую жизнь. Вам, конечно, легче было бы, если бы пришлось расследовать дело о взятках или, скажем, о превышении кем-нибудь своих служебных полномочий. Потом, понемногу набирая опыт, перейти к более сложным в физическом и психологическом плане делам. Но получилось вот так. Первое ваше дело касается маньяка. Вы уверены, что справитесь?
— Да, — взглянув в глаза Никитину, ответила девушка.
Ему это понравилось. Люди, смотрящие в глаза, уверены в себе. Нет, они не самоуверенные. Между двумя этими понятиями лежит пропасть.
— Вика, будут еще смерти. Я уверен в этом. Если мы станем… — он чуть было не сказал, забывшись, «блевать в ванной», но вовремя спохватился: — Да, сидеть сложа руки. От вашего профессионализма зависит половина успеха всей общей работы. Если в нашей цепи выпадет по любым причинам хоть одно звено, то будет беда. Если вы чувствуете, что не справитесь, я найду выход на начальника комитета. Я смогу убедить его в том, чтобы отдать дела более опытному следователю.
— Я справлюсь, — неожиданно для Саши перебила его Виктория.
— Тогда мы партнеры, не так ли? — Никитин улыбнулся и протянул ей руку.
— Партнеры! — Она обрадовалась, пошла к выходу, но остановилась у двери. — Скажите как опер. Установлено, что смерть девочки наступила около девяти часов вечера. Какой смысл был перетаскивать тело через забор ночью и подбрасывать его на базу? Ведь это огромный риск. Обычно психи оставляют жертву на месте преступления. Человек без отклонений не будет так уродовать тело. Почему же он стал перемещать труп? Значит, у него есть какой-то мотив?
Никитин внимательно посмотрел на девушку. Кажется, она действительно справится.
— Что же ты мне такого расскажешь? — настороженно глядя на приятеля, спросил Никитин.
Его только что открытая бутылка еще дымилась пивными парами, но он про нее, казалось, забыл.
Черников старательно допил пиво, катнул бутылку, как шар боулинга, в куст и достал сигарету.
— Я буду краток. Сорок камней весом по три карата каждый из коллекции графа Муромова исчезли в неустановленном направлении в вихре революционных преобразований начала столетия. Таким же неустановленным путем указанные камни обнаруживаются в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году в коллекции одного из антикваров Харькова. После того как сотрудники местного уголовного розыска получают на эту тему оперативную информацию, камни вновь исчезают. В квартире антиквара совершена форменная высококвалифицированная кража. Опера не успели буквально на пару часов. Понятно, что антиквар молчит как рыба. В семьдесят восьмом году сообщить о том, что у тебя отобрали алмазы, — безумие. Можно было намотать срок самому себе. Но информация пролетела, и опера начинают отработку. Все держится только на словах, без официальных заявлений, поэтому оперативный интерес сыскарей в этом направлении начинает угасать. С тех пор известны лишь две вещи. Камни были — раз. Второе — к разбою причастен некто Степной, в то время гастролер без определенного места жительства. В ИЦ есть сведения, что существует законник с таким погонялом, но где он и чем живет сейчас, если еще не помер, — неизвестно.
Никитин сидел спокойно. Информация Черникова не несла в себе ни сенсации, ни подсказки. Просто всплыла история камней — не более того. Что тут удивительного? Раз есть камни, значит, должна быть и их история. Он продолжал молчать, придерживаясь своего старого правила: никогда не перебивай человека, который пытается связать свой рассказ логикой. Пусть закончит, подумает, вспомнит, добавит и скажет, что вот, мол, и все.
— Что ты ее держишь как микрофон? — Черников показал глазами на бутылку в руке Никитина.
Тот послушно отпил пару глотков.
— Так вот, дальше. Я на всякий случай протянул родословную этого самого графа Муромова. Очень интересный факт: его внук живет у нас в городе, иногда читает в университете лекции по истории. Доктор наук. Но пьет как сантехник. Оказался еще тем старичком! Пришлось сбегать за бутылкой «Арарата» в близлежащий гастроном. Убытки учти при начислении премии. Если она будет. Короче говоря, чувствую я неподдельный интерес деда к камешкам. Может, хочет помочь нам их найти, а потом, как это сейчас модно, унаследовать? У него мозги еще варят как надо! Помнит все чуть ли не по дням.
— Мы не камни ищем. Завтра созвонись с ним для опознания. Может, хоть здесь след какой потянется.
— Уже сделал. Завтра в одиннадцать он нас ждет. — Черников вздохнул. — Теперь ты коньяк покупаешь.
— Он что, алкоголик, что ли? — возмутился Никитин.
— Нет, алкоголики столько не живут. Но выпить рад. После второй стопки его речь ручейком в уши течет.
— Может, это после твоей второй стопки его речь тебе в уши ручейком побежала?
— Нет, Саша. — Черников не обиделся. — Ты не прав. Знаешь ведь, что меня и двумя бутылками не свалить, а уж парой стопок!.. Кстати, дед мемуары пишет и какую-то работу по развитию оружейного дела на Руси.
— Все?
— Все.
Никитин поднялся с травы и аккуратно, чтобы не звякнула, положил свою бутылку рядом с той, которую опустошил Черников.
— Завтра вместе поедем. Который час?
— Без пяти шесть.
— Пошли, сейчас ребята подтянутся.
Никитин и Черников миновали сержанта с «кипарисом» у бедра, стоявшего на входе, и стали подниматься по лестнице ГУВД.
Саморуков и Стариков были уже в кабинете.
Игорь поднялся и сообщил:
— Саша, там внизу, в дежурке, ребята из ППС мужика приволокли, подходящего по ориентировке. Пока мы его трогать не стали, тебя ждем.
— Напрасно не стали, — возразил Никитин, перекатывая языком мятную таблетку, раздирающую слизистую оболочку рта. — Давайте сюда этого гражданина.
Гражданин по своему образу и подобию являл собой объект, точно описанный соседкой покойного Вирта. На вид сорок пять лет, среднего роста, седина, едва заметная невооруженным глазом, коричневая куртка, черные брюки. Согласно рапортов двух сотрудников патрульно-постовой службы, данный гражданин был задержан в квартале от дома Вирта полчаса назад.
Никитин показал на него глазами Саморукову и Старикову, мол, поработайте, а сам сел в стороне и закурил.
Опера разместились так, чтобы после их вопросов человеку, отвечая, пришлось вертеть головой то вправо, то влево. После этого Саморуков стал крутить в руке часы, а Игорь защелкивать и снова открывать наручники. Это тоже не добавляет допрашиваемому субъекту ни уверенности, ни возможности сосредоточиться.
— Где живете? — спросил Стариков.
— В городе, — ответил задержанный.
— В каком? — поинтересовался Саморуков.
— В этом.
— Тогда, наверное, нужно просто адрес сказать, не правда ли? — заметил Стариков. — Вас ведь не в Суринаме задержали, да?
— Я на улице Ломоносова живу. В доме номер семьдесят.
— Еще бы квартиру узнать, — заявил Саморуков.
— Восемь.
— Все правильно, — объявил Стариков. — Все сходится. Квартира номер восемь.
— Что сходится? — спросил мужик. — Что может сойтись?!
— Да вы не нервничайте. Может, вам дать бланк, и вы нас допросите по всем правилам? Вы будете спрашивать, а мы отвечать. Когда мы захотим что-либо узнать, вы нам скажете: «Может, вы рот закроете, поскольку здесь спрашиваю я?»
Мужик понял и обмяк. Он решил молча дожидаться разгадки тайны своего задержания.
— Как давно вы знаете Вирта?
— Какую вирту?..
— Андрея Вирта, — уточнил Стариков. — Вы ведь двадцать восьмого мая последний раз с ним виделись.
Никитин понял, что Игорь прокололся. Не нужно было называть число. Если мужик знает Вирта и поймет, что его прижали, то он назовет любое число до двадцать восьмого. Тогда все будет в порядке. Можно крутить его дальше с надеждой на перспективу. А сейчас он станет бодаться до последнего, уверяя всех в том, что Вирта не знает, потому что на него конкретно пытаются повесить убийство, а не знакомство.
— Понятия не имею, о ком вы говорите. Я не знал никого с фамилией Вирт…
«Стоп!» — сработало в голове у Саши.
— А почему «знал», а не «знаю»? — Он вонзился глазами в переносицу мужика.
— Не знал до сегодняшнего момента. Впоследствии, может быть, узнаю.
— Тогда что вы делали в его квартире двадцать восьмого мая?
— Назовите адрес! Я много где бываю. Может, и был где-то двадцать восьмого мая, но я ведь не обязательно должен знать, кто там проживает.
— То есть? — удивился Саморуков.
— Вы кем и где работаете? — уточнил вопрос Никитин.
— Я опросом общественного мнения занимаюсь. От мэрии города. Вы вообще понимаете, что мое задержание и все эти разговоры незаконны? Я ведь буду жаловаться.
— Ваше полное право. — Черников согласно кивнул. — За пять лет работы в этом отделе я не помню ни одного человека, который уходил бы из этого кабинета без подобного обещания. Отдел все еще стоит, а я продолжаю в нем работать. Недавно звание генерал-полковника получил.
Никитин написал на листке блокнота: «Срочно тащи сюда старуху для опознания» и незаметно передвинул его Черникову. Тот скосил глаз, поднялся и вышел.